<~ ꃅꀤꉓꉓꀎᖘ ~>
— Стой! Стой, Иккинг! В тот момент, когда я уже готовлюсь пронзить остриём клинка ту, что смотрит на меня через сети, стекло которых разранило тело чуть ли не по всей поверхности, самым ненавистям и бесстрашным взглядом из всех, что мне когда-либо доводилось видеть, я вдруг слышу странный возглас Рыбьенога. Так и замерев с руками, сжимающими оружие над головой, я поворачиваю голову и удивлённо смотрю на фигуру парня, которая словно из неоткуда появилась рядом. Кажется, жест этот повторяют и все остальные ребята. — Подожди, — хмурится Эрет, возвращая взгляд к сетям и надавливая на руку сирене ещё сильнее, — дай сперва дело закончить, а потом поболтаем. Я, решив, что этот довод весьма верен, уже собираюсь прикончить морское отродье, что так и ёрзает на палубе, когда голос Ингермана слышится вновь, толко совсем рядом. Он почти умоляющий, в нём слышится что-то странное. — Стой… Может, не надо их убивать? Внутри всё замирает. Думаю, в моём взгляде, обращенным на парня, возникает такой неимоверный вопрос, что он замолкает и смотрит ещё более неуверенно, чем прежде. — Чего? — Задирака ковыряется пальцем в ухе. — Повтори, а то мне что-то невозможное послышалось. Я кидаю взгляд на светловолосую тварь подо мною, и на мгновение в голове мелькает мысль, озвученная Ингерманом. На меня глядит полный злобной ненависти взгляд морских глаз. Нет. Не стоит и задумываться о таком безумии. — Что за бред, Рыбьеног? — строго спрашивает Эрет, обращая голову в сторону парня, словно учитель, не одобряющий идею ученика. — Вы не ослышались, — говорит он, стараясь звучать уверенно, и нервно перебирает пальцы, как вечно делал, будучи подростком. — Иккинг, — обращается он ко мне, — это же отличная возможность… — …Быть съеденным? Убитым? — вновь протестует Эрет. — Да нет же! Это возможность их изучить. Воцаряется тишина. На палубе как будто бы становится безлюдно, только слышится безрезультатное мешканье сирены под сетями, в чьих глазах так и читается отвращение, отражение фразы «лучше убейте». — О чём ты, Рыбик? — в недоумении спрашиваю я, пытаясь поверить в то, что у парня появилось чувство юмора, и он решил пошутить. Но действия, позиция и выражение лица Ингермана говорят об обратном. Теперь смотрит как никогда уверенно, воинственно выставив правую ногу вперёд и даже сжав кулаки. Он хочет быть услышанным, и я готовлюсь попытаться осознать, почему он допустил возможность сказанного минуту назад. — Я понимаю, — начинает он, — Вы всегда убивали сирен, когда ловили их прежде, но задумайтесь, что будет, если изменить ход событий. Если мы не убьём их, но сможем удержать, у нас появится возможность их изучить. Это как с драконами, — бурно продолжал он, помогая себе жестами. Руки парня указали на ту сирену, что я готовился проткнуть клинком, — мы поймём их поведение, и… — И что? — без былого укора, с некой досадой наклонив голову, прервал Эрет. — Сможем с ними подружиться, как вышло с драконами? Они — наши убийцы, наши враги. Да только в добавок, в отличие от драконов, у них мозг схож с человечьим. У них есть свои чёткие цели, которые они самостоятельно моделируют, опираясь не только на инстинкты, но и на разум. И основная из этих целей — заманивать моряков в воду. — Друга держи рядом, а врага — ещё ближе, — спокойно произносит Рыбик, будто бы разъясняя малому ребёнку, почему идёт дождь. — Но ведь так поступают для того, чтобы узнать этого самого врага и выведать его планы, — вступает Задирака, — а нам их, — он кивает на сети, — планы давно известны. — Их не приручить, Рыбьеног, — кивает Забияка, — зачем же нам сохранять им жизнь? Он некоторое время молчит, потупив взгляд и, кажется, что-то быстро пытаясь сообразить. Его идея необычна и интересна, и я чувствую, что он ещё не высказал её полностью. А услышать продолжение отчего-то хочется. Однако, приходится отвлечься, ведь Задираку резко толкает в сторону. Сирена, улучив момент, молниеносно выдирает руку из-под ноги задумавшегося парня, пытается просунуть её через сеть, давая жизнь новым подрезам, хочет ухватить меня за ногу, и это у неё почти получается. Я ощущаю резкое жжение чуть выше стопы и осознаю, что когти морской твари порвали мою кожаную экипировку в два счёта. Сирена хочет вцепиться в мою плоть, но я успеваю отскочить. Клинок, отведённый в сторону, я тут же навожу на блондинку, но её это не то, чтобы не пугает, она даже внимания на это не обращает. Впрочем, угрожать ей остриём тогда, когда она брыкается под сетями, переплетёнными со стеклом, глупо и, главное, — бесполезно. Торстон пытается настигнуть её руку вновь, но выходит плохо. Морское отродье яростно пытается вырвать вторую конечность, но Эрет непреклонен. Я не знаю, каким образом, но я вижу, что когтистая ладонь прорывается сквозь дыру и хватает Задираку за лодыжку, заставляя его вскрикнуть от боли и неожиданности. Она вцепляется настолько сильно, что его глаза грозятся вылететь из орбит. Когти проникают в плоть, хватка продолжает усиливаться. — Отпусти! — восклицаю я. — Иначе я убью её. Я вижу, как блондинка вдруг отрывает взгляд от изнывающего Задираки и поворачивает едва заметно лицо. Думаю, если бы не громкий тон моего голоса, она и не дёрнулась бы. Однако это даёт свой результат. Я вижу проблеск изумления и ужаса в её глазах. Секундный, едва заметный. — Она ещё может быть жива, — добавляю я. Я стою, приблизив к горлу второй сирены, чьи волосы тёмно-русые, клинок, занесённый над свободным пространством. Стараюсь вложить во взгляд столько уверенности и твёрдости, сколько не бывало там раньше. — Вы ведь всё равно убьёте нас, — с презрением произносит в ответ мне блондинка, с которой я встречаюсь глазами. И всё же хватка её едва заметно слабеет. Из дыр, что проделали ногти в плоти, начинает сочиться кровь. Задирака падает на колени. Всё происходит слишком быстро. — У вас появился шанс, ты не слышала?! — бешено восклицаю я. — Отпусти его! Иначе ей конец во всех исходах! И она отпускает. Помешкав, поколебавшись, почти убедив меня в том, что мой план не сработал, но отпускает. Легко вынимает пальцы из плоти и скрывает руку под сетью, на которую я тут же спешу нажать ногой. Значит, у неё есть чувства привязанности. Значит, ей есть, что терять, тут, на корабле. Задирака сидит на палубе, сжимая рану и пытаясь остановить кровь. Болезненно шипит, зажмурившись, корчится, но не пикает. Лет пять назад он катался бы в конвульсиях по палубе, однако годы, посвященные охоте, закалили его и научили терпению во всех отношениях. Тому подтверждение многочисленные шрамы. Теперь в его коллекции появился ещё один, новый. — Ты как? — бросает Эрет, глядя лишь на монстра под ногами. — Жить буду. Глубоко, но не далеко. Не отпадёт стопа, порядок, — не размыкая глаз, отвечает он. — Ну что, Рыбьеног? Надеюсь, теперь единственный вопрос, что тебя мучает, — это почему эти твари ещё живы, да? Тяжёлый взгляд нахмуренной Забияки парень не выдерживает. Он опускает глаза и с неким сожалением смотрит прямо, то ли на деревянные доски, то ли на ту сирену, что не движется вовсе. Молчание прерывает Эрет. — Всё. Заканчиваем представление, — произносит он и поднимает на меня глаза, кивая на сети. В тот момент, когда я делаю шаг вперёд, снизу доносится ядовитое «лжец». Синеглазая сирена смотрит с отвращением и небывалой ненавистью. Насколько я успел понять, они — существа гордые, и вряд ли она опустилась бы до того, чтобы просить пощады, вымалевать жизнь. Но и удержаться от едкого, презрительного укола у неё не вышло. Да и сказать, что она о том жалеет, нельзя. И я чувствую, что в какой-то степени она права. Я не говорил, что не убью её, и тут я чист. Но шанса я тоже так и не дал. — Но это будет продолжаться, — пылко вдруг произносит Рыбьеног. Он бросает грустный взгляд на Забираку, — война будет продолжаться. — Я не понимаю тебя, — явно выходя из себя, прерывает Эрет, — чего ты добиваешься? Войну не закончить, помиловав двух сирен! Они вернутся в море и продолжат распевать свои смертельные песни. — А я и не предлагаю отпускать их в море, — возражает парень, — и тут уже все, включая морскую деву, обращают на него взгляды. — Озеро Ларсона. То, где жил Беззубик пять лет назад. — Они будут жить там. Мы сможем наблюдать за их поведением, изучим повадки. Это поможет вам в охоте. Неужели вы не понимаете? Убить вы их сумеете в любой момент. Предложение это весьма странное, но я задумываюсь над ним. Даже бушующие вокруг волны не привлекают на нас своего внимания. Море немного затихает. Молчат все, даже Эрет. — В озеро? — вдруг удивлённо вопрошает Забияка. — Какое им озеро? Они водой управляют! Кто знает, на что они способны? Затопят Олух, и пиши пропало! Она сказала это таким образом и тоном, будто бы мы уже все дружно посовещались и решили в пользу жизни. Осталось только выбрать, где держать подопытных. — Установим защиту по периметру! Придумаем ещё что-нибудь! — Твоя тяга к науке и исследованиям похвальна, Рыбьеног, — с сожалением произносит Эрет. — Но это очень опасно. Следующее предложение, слетающее с губ блондина, настолько чувственно и неожиданно, что самого брюнета поражает до глубины души. — Мы же викинги, — произносит Рыбьеног, грозно глядя на Эрета, что сдавливает сиренью руку, — нам не чужда опасность. — Ты говоришь, это поможет нам в охоте? — интересуется Забияка. — Конечно, — с надеждой кивает Ингерман, — нам бы только разузнать о них побольше. О тех, кто всегда был для нас далеко, под водой. А сейчас они могут оказаться близко, и это будет нам на руку. Забияка с чувством оглядывает каждого из нас. Я выдыхаю. — Что ж, — говорю, — в этом есть смысл. Поражённый Эрет поднимает брови и судорожно начинает искать доводы, обращённые резко против плана Рыбьенога. — А в чём мы их повезём? Плыть несколько часов, не станем же мы так стоять над ней! А вдруг вторая очнётся? — Мы можем их связать и поместить в бочки, предварительно наполненные водой, — предлагает Задирака. — Твою ногу чуть не оторвало, а ты за эту идею?! — изумляется Эрет. — Ну да, — пожимает плечами блондин, продолжая стискивать рану, уже гораздо менее кровоточащую, — я просто тоже отчего-то увидел смысл в плане Рыбика. — Сам ты очутишься в месте похуже бочки, — язвительно ширит сирена, обращаясь явно к Торстону. — Весьма грубо и неблагодарно, — обиженно отзывается тот. — Это безумие, — Эрет отворачивает голову в сторону тёмного моря и выдыхает, — мы все — безумцы. — Да. Но ведь не рискнёшь — не попробуешь. А результат и впрямь может быть полезен. Все смотрят на меня по-разному. Эрет, чьи вылившиеся из причёски волосы треплет ветер, всё ещё слегка удивлён. Задирака и Забияка в неком предвкушении, а Рыбьеног нескрываемо рад. Тёмная ночь вступила в свои права давно, но звёзды замерцали только сейчас. Их свет белеет на бледной коже сирены, на которую я смотрю и которая смотрит на меня сквозь сети. Я вижу лишь часть её израненного лица. — Вот видишь, — произношу я, — не такой уж я и лжец. Я не знаю, зачем произнёс эти слова, но чувствую, что в такие не нуждаюсь. Я разворачиваюсь и вспоминаю, что всё это время корабль стоял на так называемом автоматическому управлении, которое являлось посредством закрепления штурвала в едином положении. Однако способ этот не особо длителен, а потому стоит проверить штурвал. Я как раз направляюсь к нему. — Дайте им экстракта Совнига*, — кратко оборачиваюсь, — так всем будет легче. Позаботьтесь о том, чтобы вода была рядом, чтобы они не на кого не напали, и чтобы наше безумство не рухнуло, едва начавшись. Беру на себя корабль.<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>
Здесь темно. И ничем не пахнет. Хотя, нет. Я чувствую сырость, но к ней я уже давно привыкла. А вот от той неимоверно пахучей штуки из банки, которую поднесли к моему носу, несло за милю. Это после неё я очутилась в том небытие, в котором нахожусь сейчас. Я не знаю точно, где я нахожусь, но знаю, что моя новая мечта — впиться в горло тому «не лжецу». Я не верю в то, что мы так ужасно оплошали. Я не собираюсь искать отговорки и пытаться оправдать то, что дочери Морского Властителя попались в лапы охотников. И в то, что мы в самом ближайшем времени станем людскими рабынями. Это мерзко и отвратительно. Уж лучше смерть. Но волнует меня сейчас не это, а то, что с моими сёстрами. Хоть в море нас и учат быть лишь за себя, от них я отвязаться не могу. Мы слишком много времени провели вместе, слишком многому меня научила мать, и все эти годы я пыталась сохранить это, чтобы о ней осталось как можно больше памяти. Что с Рэн? Вдруг она угодила под киль корабля? Если нет, спокойно ли она доплывёт до дома в такую неспокойную погоду? И что ей скажет дома отец, когда узнаёт, что две его старшие дочери попались в людские сети? С Коббер ситуация не лучше. Она вообще жива? Сирены много более выносливы и живучи, нежели люди. Иначе все мы погибли бы ещё в раннем детстве от нападения акул. Потому я не особо переживаю за то, что мои руки похожи на кровавое месиво, не лучше, наверное, и лицо, но это временная ситуация. Но вдруг тот бешеный лучник лишил её жизни, задев жизненно важные органы? Что мне делать? Куда нас везут? Что с нами будет? Коббер оставила меня? Что сделает отец, когда всё раскроется? А если он выместит всю злость на Рэн?.. Или Ванн? А если Скум?.. Нужно срочно как-то выбираться. Я не знаю, как. Но это необходимо. Мысли о том, как я впиваюсь в глотку веснушчатого, придают сил. Какой-то неожиданный прилив энергии даёт мне возможность приподнять веки. Мне кажется, что с момента, когда я последний раз видела краски, прошло не меньше времени, чем вечность. Я вижу воду. Неужели я дома? О, да, это наверняка был очередной дурной, весьма реалистичный сон. Сейчас я увижу и Рэн, и Коббер. Я часто моргаю и вижу безупречный голубой вокруг. Это не моё место для сна. Вдруг я просто уснула не дома, а на песке близ дворца? Я поднимаюсь со дна и слишком, слишком быстро достигаю поверхности. Это озеро. Я резко осматриваясь, верчу головой, стараясь не дать панике захватить меня. Озеро окружено скалами, но есть вокруг и зелень. Я не понимаю, как нас затащили сюда. Нас… Коббер. Я не вижу её наверху и молниеносно ныряю вниз, обшаривая дно не такого большого водоёма, что кажется песчинкой в пустыне под названием «океан». Тут растительность на дне, какие-то камни и песок, но на них я не обращаю никакого внимания. Наконец, в облаке песка, что я создала, снуя туда — сюда, я вижу яркое пятно. Мгновенно оказываюсь рядом и замечаю свою сестру. Она лежит на песке и не двигается. Кажется, это происходит уже так долго, что вода вокруг идеально прозрачная: весь песок успел осесть. В её правом боку алеет рана, но кровь уже, благо, не течёт. Её жабры на шее едва заметно колышатся, а это означает, что она ещё жива. Но легчает мне совсем немного. Я хлопаю по её лицу, трясу за плечи, но она не шевелится. Она слишком слаба. Хорошо, что в детстве меня обучили травяному делу. Я повторно обшариваю дно в надежде на то, что основное лечебное растение, которое мы собирали в море, растёт и в пресной воде. Я нахожу едва заметное его количество, благодаря всех богов, и тут же закрепляю его над раной сестры с помощью длинных водорослей, что произрастают тут в обильном количестве. Есть в озере и рыба. Ещё одно напоминание о доме, весьма утешительное, учитывая то, что раньше я никогда не бывала нигде, кроме океана. Но есть сейчас совсем не хочется. — Я спасу нас, — произношу я, обхватив ладонь Коббер, волосы которой парят в воде, щупальцами обрамляя лицо, своей рукой. — Ты только не умирай раньше времени. Не умирай без меня. Стоит осмотреться вновь, но уже не бегло, а существенно. Всё-таки, какое-то время я точно проведу здесь. И нужно понять, где это — здесь. Дно особого интереса не вызывает: ровная поверхность с некой живностью, растительностью и камнями. Оно покрыто песком, но он вовсе не такой, как дома: более тёмный, грязный. Здесь нет ничего интересного, а потому я решаю осмотреться на поверхности. Быстро преодолев расстояние в где-то четыре метра, я вдыхаю воздух, свежий, но не солёный, как над морем. У меня создаётся такое чувство, будто бы картина за то время, что я пробыла на дне, немного изменилась. По периметру озера, словно окантовка, тянется странный заборчик. Я верчу головой, создавая едва заметный плеск, и осознаю, что он замыкается. Что-то мне подсказывает, что прикасаться к нему не стоит. — Доброе утро, — слышу я вдруг, отчего вздрагиваю и оборачиваюсь на источник голоса. Моим глазам предстаёт тот самый шатен, чьё лицо всё в веснушках. Он стоит, скрестив руки, и, как тогда, на палубе, свысока смотрит на меня. Но в выражении его нет победоносности, гордости, самодовольства, злорадства или ещё чего-то, что присуще обычно охотникам. Я вообще не могу понять, что таится в его голове. Я не понимаю, как не заметила его сразу. Тут откуда-то сверху раздаётся предупреждающий рык животного происхождения, и я, надеясь на то, что через миг на человека нападёт хищник, сделав всю работу за меня, вскидывая подбородок. Дракон. Я, конечно, знала о существовании сухопутных, но видела их прежде весьма редко и издалека. С водными, коих я изучала в детстве, мы вели мирное сосуществование: никто никого не трогал. Только у отца было несколько десятков в армии, но в основном мы полагались на силы тритонов. Тот, которого я вижу перед собой, весьма красив. Он выглядит величественно, спускаясь с каменного выступа на земле, словно бы с самих небес. Его чёрная, как ночь, чешуя отливает на солнце синеватым, а зелёные, точно у викинга рядом, глаза глядят весьма воинственно. Но я не могу сказать, что это глаза убийцы. Вопреки моим мечтам и ожиданиям, к великом удивлению, дракон мирно проходит рядом с человеком, кажется, и не думая на него нападать. Моя агрессия сменяется вопросом, и это, к сожалению, не утаивается от шатена. — Не удивляйся. Тебя здесь ожидает еще множество сюрпризов. — Что тебе нужно? — резко спрашиваю я. — Зачем мы здесь? Будете опыты на нас ставить? — Тише, тише! Спокойнее, — он поднимает руки, а затем зачем-то усмехается. — А я думал, ты не такая нервная. — Моих нервов хватит на ещё одно убийство, — не ведя бровью, отвечаю я, заставив его замереть. Думаю, это после «ещё». — Никого вы больше не убьёте, — грозно произносит он. — Лишить жизни могут только вас самих. В любой момент, вы только дрогнете. — Браво, — безразлично произношу я, — весьма угрожающе и грандиозно сказано. — Вы будете отныне тут, - заключает он, приподняв голову, — посмотрим, к чему это приведёт. Но, в случае чего, мир потеряет не так много. Он отворачивается и делает несколько шагов вперёд. Чёрный дракон пристально смотрит на меня всё это время. — Не пытайся выбраться, — бросает викинг, сложив руки на груди и кратко обернувшись, — этот забор вокруг состоит из весьма острой проволоки, пропитанной пыльцой Ветряного цветка. — Ядовитый для нас цветок, и он, прохвост, об этом знает. — Даже если тебе покажется, что никого нет рядом, знай: ты ошибаешься. Я буду следить за всеми твоими действиями. И, — тут он устремляет глаза прямо на меня. В них читается непомерная угроза и решительность, от которой на моём затылке привстают корешки волос, а кровь закипает от гнева, — и если я решу, что сохранить жизнь сиренам — было ошибкой, я тут же её исправлю.