Песнь сирены

<~ ꍏꌗ꓄ꋪꀤꀸ ~>

      — Ну здравствуй, дочь.       Это конец. Нам просто конец. Он убьёт нас всех. Он вообще всех здесь убьёт.       — О…отец…       Мысли о нашем исходе успевают пробежать в голове ещё до того, как я ощущаю боль в ней. Такую ноющую, что я хмурюсь. Наверное, от удара о каменные поверхности дворца.       — У тебя что-то повреждено?       Тон, не позволяющий задуматься о каком-то подтексте или скрытом смысле. Бьющий прямо по ушам ледяной тон. Я смотрю на него. Он не отрывает от меня своих синих глаз, что властно смотрят сверху, прикрытые веками.       — Нет… да. Немного. Я почти не пострадала.       — Где Коббер?       — Она… Она… — глаза мои бегают по полу дворца.       — Она… — едва заметный надлом, — жива?       Я резко поднимаю на него взгляд.       — Жива! Жива, конечно жива, — киваю я, — но… лишний раз её лучше не тревожить. Ей нужен покой. Она истощена.       Отец впервые за все это время отводит взгляд, направляет его в сторону. Я повторяю за ним и вспоминаю, что в помещении мы вовсе не одни. Вокруг, разумеется, множество стражников, чьи серые хвосты, широкие браслеты на руках и спрятанные за масками лица делают их так похожими друг на друга. Морской Властитель делает им знак, и они вмиг приходят в движение, показывая: они готовы исполнить любой его приказ. Отец на миг закрывает глаза, сжимая свой скипетр… А потом хмурится и вонзает в меня недовольный взгляд. В голосе блестит раздражение.       — Я не чувствую её присутствия в море. Где она?       На секунду я облегченно выдыхаю: викинги не выкинули её в море, хотя в одном из наихудших продуманных мною вариантов так могло бы произойти.       — Где она, Астрид? — с заметным напором повторяет отец, уперев руки в подлокотники своего каменного трона.       Что говорить? Что мне ему говорить?! «Она там, на поверхности, в облике человека, без чувств, среди людей»?!       — Она над водой… Случилось невероятное, отец!       Какой-то неведомый порыв заставляет меня сказать последнюю фразу, причём воодушевление так резко наполняет меня, что я нахожу в себе силы подняться с морского дна и вновь парить в воде. Как прежде. Но я тут же об этом жалею. Можно ли рассказать отцу всю историю? Она явно ему не понравится.       — Что же? — он, немного умерив пыл, приподнимает косматую бровь.       — Дары Нептуна! Они правда существуют…       Моё нутро, кажется, искренне верит, что воодушевление, льющееся изнутри, передастся и отцу, и дворцу… но разум всё же осознаёт реальность.       — Конечно они существуют, Астрид. Все сирены знают это с малолетства. Иначе никто бы не пел и все бы умерли с голоду или от рук людей. Что за излишнее напоминание истины?       — Нет-нет, все они существуют, отец! Даже…       …Даже тот, что якобы способен обратить нас в человека. Человека… Иккинг.       Я резко замолкаю и оборачиваюсь в поисках шатена, впервые за всё это время оглядывая знакомую с детства залу. С высокими потолками, она имеет большие окна, через которые виднеются очертания морского пейзажа. Позади меня — мощные двери, ведущие в другие помещения дворца.       Но всё это перестаёт существовать, когда я вижу Иккинга. Его тело покоится на полу, он лежит спиной вверх. Руки и ноги распластаны по поверхности. Я не вижу его лица за растрёпанными волосами.       Отец явно следит за моим взглядом. Об этом кричит его яростный тон.       — …Даже какой? Даже какой, Астрид?!       — Даже третий…       — Что?!       Он отталкивается руками о подлокотники трона так резко, что и я, и даже стражники, и даже стены дворца вздрагиваем. Один Иккинг лежит замертво…       Он слишком быстро догадывается.       — Хочешь сказать, ты всё это время провела в обличии человека?! Немыслимо!       Скипетр в его руке дёргается, и в стену летит разряд энергии. Особого вреда он не наносит, и Морской Властитель даже не обращает на это внимания.       — Ты врешь мне, признайся! Где твоя сестра?!       — Отец, я…       — Где она?! Кто это?! — бросает он в сторону Иккинга, — где вы были всё это время и почему появились только сейчас?!       От ледяного спокойствия не осталось и следа; он яростно выплёвывает свои гневные речи прямо в море. Морской Властитель так многогранен…       Меня тянет ко дну. Всё, о чём я могу сейчас думать, так это то, как сказать ему про Коббер и что же сделать, чтобы он не лишил жизни Иккинга. Всё мешается у меня в голове, я не нахожу в себе силы мгновенно ответить, что его неимоверно злит.       — Отвечай!       Не знаю, когда, но он, видимо, успевает дать какой-то знак стражникам, потому что через полминуты меня подхватывают под руки и тянут ближе к нему. Я не успеваю и вдохнуть.       — Отвеча-а-ай, Астрид! — рычит он, и в глазах его сверкают молнии.       Я даже думаю: он сейчас просто убьёт меня, если не своей силой, то просто трезубцем. Но нет, ещё нельзя, я ещё не успела спасти Иккинга…       Не знаю, что ещё сказать кроме правды. На правдоподобную ложь ушло бы время.       — Мы попали на остров, поэтому ты не чувствовал нас в воде! — выкрикиваю я с то и дело поднимающейся и опускающейся грудью, в которой бешено колотится сердце, всё ещё удерживаемая стражниками.       Прежде я просто возмутилась бы: они не имеют права и пальцем меня касаться, а тут… А тут приказ Морского Властителя.       — И потом, да, мы каким-то образом трансформировались, оказавшись на суше… Третий дар существует… Да, нас поймали люди, — рискованно, но делать нечего. А то, что я говорю дальше, и вовсе может быть равнозначно приглашению на казнь. — Но они не причинили нам вреда! Честно, они помогли нам! Они помогли мне спасти Коббер…       — Хочешь сказать, поэтому мои силы принесли сюда тебя вместе с ним, — он показывает на Иккинга, — потому, что он и другие мерзкие твари с земли помогали тебе, сирене, в том, чтобы найти другую сирену, и пальцем тебя не тронули?!       Один из стражников делает мне больно, и я выворачиваюсь, впервые поднимая глаза на отца. Его рука вытягивается. Конец длинного трезубца упирается мне в шею, поднимает мой подбородок.       Какой позор… — подумала бы я раньше. Издеваться надо мной прямо перед своими подданными.       — Не смей мне лгать, Астрид.       Я выдыхаю от возмущения:       — Послушай, это всё правда! Мне нет смысла тебе…       — Тихо.       Весь дворец, кажется, замирает в ожидании его слов.       — Способность говорить ложь не есть то, что может характеризовать будущего правителя. И ты это знаешь, Астрид, — чеканит он, начиная приподниматься на своём троне. — Скажи мне, я столько лет воспитывал тебя для того, чтобы ты в итоге, пропав на такое время, стала защищать людей?!       Он, опустив трезубец, который наконец перестаёт впиваться в мое горло, продолжает сверлить меня сверху-вниз взглядом, полным злобы. Моё сердце начинает биться ещё чаще. Он смотрит и молчит, и секунды начинают тянуться как часы. Вдруг черты его лица смягчаются, он немного расслабляется и приподнимает подбородок, не переставая смотреть на меня.       — Я не знаю, где ты была, Астрид, и что вдолбили в твою прежде светлую голову, — спокойно, как и в начале нашей встречи произносит Морской Властитель, — но ты всё ещё являешься моей главной наследницей. И хотя ты успела наговорить совершенно непозволительной чуши, за которую любая другая сирена уже поплатилась бы жизнью, я закрою на это глаза. Однако я ничего не забуду. Ты немедленно ответишь, где Коббер, и мы доставим её домой. А пока…       Моя только-только проблеснувшая надежда, заставившая меня затаить дыхание, трескается, не успев толком и возникнуть.       — Киньте это, — он с отвращением несильно бросает руку в сторону Иккинга. — Киньте на растерзание акулам.       В моей голове будто раздаётся какой-то дико громкий удар. Я перестаю себя контролировать, замечая, как стражники тут же приходят в движение.       — Нет! — кричу я так, что стражники дергаются.       Непонятно откуда взявшиеся силы наполняют меня. Я бью хвостом стражника, сжимающего мою левую руку, а из лап второго вырываюсь так, что он едва не отпускает меня.       — Астрид… — рычит отец, но его голос теряется среди других в моей голове.       Вырваться все-таки получается. Я с невероятной скоростью рвусь к телу Иккинга, даже не думая о том, а жив ли он вообще, учитывая невероятное давление на дне и отсутствие кислорода. Как будто как только я коснусь его хоть пальцем, он тут же очнётся…       Но за секунду до на меня налетают чужие когти. Их обладатели оттаскивают подальше от человека.       — Нет, отец! Нет, прошу, отец! — истошно воплю я. Удивительно, как, учитывая силу хватки стражников и мои сумасшедшие порывы во все стороны, мои руки ещё остались при мне.       Но сейчас я готова отдать всё. Только не трогайте его…       — Да-а-а, Астрид, — пуще прежнего заводится отец, и с каждым новым словом напор и ярость его тона активно возрастают, — у тебя был шанс, но ты уничтожила его! За такое тебя и саму стоит скормить морским тварям!       Он, прожигая во мне дыру своими ледяными глазами, наклоняется надо мной, а я сжимаюсь, словно испуганная рыба, замершая меж водорослей при виде хищника.       — Они убили твою мать, а ты говоришь такое …       Он отворачивается, давая понять, что я разочаровала его сильнее, чем кто-либо еще на белом свете. Его рабы тем временем уже хватают Иккинга. Я забываю, как дышать.       — Его мать тоже убили. Сирены…       Я произношу это настолько тихо, настолько слабым голосом, что и сама едва слышу. Отец прав, пусть меня растерзают акулы. Тогда я не узнаю, что он убил Иккинга.       Он останавливается. Вместе с ним замирает и округа. Я уже и не думаю, что он собирался когда-либо ещё тратить на меня свои слова. Но он все же одаривает меня одной-единственной фразой.       — Что ж. Значит, он погибнет той же смертью.       Конец.       Всё внутри сжимается и разрывается одновременно. Голова становится такой тяжелой, что хочется припасть ко дну. Может, случайно упасть на остриё копья?       Слабо приподняв подбородок, уже совершенно не пытаясь брыкаться и повиснув в «объятьях» слуг я смотрю на то, как из коллеги тянут куда-то человека, из которого я и сама не так давно мечтала высосать все соки. Тащат за руки, так, что его голова свисает вниз и непривычно плавно дергается, когда они совершают рывок в перемещении, заставляя волосы танцевать в воде.       Почему всё изменилось? Почему мне так больно?       Вдруг именно эта боль словно ток морского угря прошибает меня. Моя грудь наполняется водой. Мне нечего терять.       — Коббер, она на корабле у людей, отец! А он их вождь! Если они узнают, что ты убил его, они могут причинить вред ей!       Это работает: стражники обращают неуверенные взгляды к своему повелителю. Я вижу лишь его спину, но заметить легкий поворот головы всё же получается.       — Тогда они все умрут. — Твёрдо произносит он. — Так будет почти в любом случае.       — Что? Хочешь сказать, твоя гордыня не позволит тебе увеличить шансы на спасение твоей дочери?!       Он поворачивается сильнее.       — Да, я знаю, что ты готов уничтожить вообще всех людей суши! Но неужели ты готов убить человека только ради убийства, зная, что это навредит Коббер?! Ты говоришь, что я творю немыслимое… Но ты сам… Ты… Ты меняешь её жизнь… жизнь Коббер на жизнь человека!       Мои слова повисают в воде. Кажется, мы все одновременно их осознаём.       — Ты внезапно так борешься за жизнь этого выродка, ты противоречишь нашим принципам. Ты, родная дочь Морского Властителя, — морщась, напоминает он. — Откуда мне знать, что это не уловка, чтобы спасти…       Это возмущает меня в полной мере этого слова. Я всё-таки дочь Морского Властителя.       — Кем бы ни был он, Коббер моя сестра. А я отношусь к своим сестрам независимо от степени их претензии на трон.       Стражники мгновенно обращают головы к Морскому Властителю. Я не вижу, но уверена, что они напуганы, ведь мои речи — почти что самоубийство. А если отец зол, это ощутят на своей чешуе все, не только тот, кто смел вывести его из себя.       Он медленно, очень медленно поворачивается. Кажется, никто не дышит.       Я, уже не замечая боль от «нежных прикосновений» рабов своего отца, смотрю ему в глаза. Он делает то же самое. На секунду мне кажется, что его брови дрогнули: может, он увидел во мне себя? Но ощущение это тут же пропадает.       Он скользит средь толщ воды, плавно, величественно, подплывает ко мне, двигаясь так, что ни у кого не будет оставаться сомнений: он — повелитель мира.       А ещё сомнений нет вот в чём: похоже, сейчас мир лишится главной претендентки на Морской Престол.       — Ты так многое себе позволяешь, Астрид, где ты такому научилась? — сощурившись, низким голосом произносит он.       — Я всего лишь хочу спасти свою сестру… И того, кто спас меня.       Он смеряет меня долгим, очень-очень долгим взглядом, таким, что я уже думаю: он превратил меня в статую, отчего я не могу и шевельнуться, а сам застыл, сосредоточенный на том, чтобы каждая частичка моего тела заледенела.       Но нет, двигаться я все же могу. Убеждаюсь в этом, когда резко выдыхаю, ведь слышу твёрдый голос повелителя всех морей мира:       — Найдите людской корабль по следу, который оставила Астрид. Если Коббер жива, не трогайте людей; обменяйте этого на мою дочь, — имея в виду под «этим» Иккинга, это ясно по тону, вдруг говорит отец, не сводя с меня глаз.       Стражники не решаются исполнить приказ сразу; однако его грозный взгляд лишает их сомнений.       — А с тобой, — он вновь обращается ко мне, — нам предстоит очень серьёзный разговор наедине.