Sweet Boy

** Он ненавидел никотин – его противную горечь и желтые пятна, которые оставались от него на ногтях и кончиках пальцев. Обветрившиеся губы, грубые прикосновения шершавых ладоней, всегда порочные и требующие большего. Оставленные ими отпечатки на его коже горели огнём, липкость на внутренней стороне бёдер причиняла унизительный дискомфорт. Большое настенное зеркало в ванной не раз «видело» его в самом неприглядном виде, в конце длинного тоннеля, на самом дне его падения: растоптанного и дрожащего. Невесомый опавший листок, подхваченный ветром и уносимый куда-то вдаль за невидимый горизонт. – Исчезни….исчезни, – шепчет он сухими губами, жадно вглядываясь в собственное отражение и эта «зрительная дуэль», кажется, длится уже целую вечность – торчащие в глубоком вырезе белой растянутой футболки острые ключицы, волосы цвета воронова крыла и мучительная полуулыбка кривящая безупречные, но бескровные губы. Треснувшая оболочка молодого человека. Мальчика, которого они отчаянно желали и которым до смерти хотели обладать. Он не искал прощения. Он не собирался ползать на четвереньках, вымаливая лишнюю сотку и снисходительное похлопывание по влажной щеке, пока его глаза сверкали бы подобно паре раскаленных углей. Ему не раз говорили, что слёзы делали его пугающе прекрасным: они подчеркивали его пленительную уязвимость фарфоровой статуэтки, поломанного манекена выброшенного хозяином за ненадобностью, но затем зачем-то подобранного каким-нибудь извращенцем для удовлетворения своих девиантных сексуальных потребностей. Он раздвигал ноги, он заполучал их души. Собственное отражение в зеркале завораживало его. Он изучал свои худые руки, тонкие синие венки, просвечивающие под его молочно-бледной кожей. На предплечьях и кистях не было шрамов, хоть это и казалось ему чем-то непостижимым и удивляло до глубины души. – Режь…режь! Ну, давай же! Что – слабо? – повторяет голос, от которого по спине бегут мурашки. – Падшие ангелы наиболее прекрасны. Ты – прекрасен. Рука, бесцеремонно скользнувшая между ног, чтобы настойчиво ласкать его твердеющую плоть сквозь тонкий хлопок спортивных штанов. Он часто специально старался выглядеть как можно хуже: непослушные черные вихры, мятая футболка на два размера больше, болтающаяся на нём как на вешалке. Поразительно, но ему всё равно удавалось заставлять других оборачиваться ему вслед, и их недвусмысленные взгляды скользили по всему его телу, и от затаенного в них голода его бросало в холодный пот. – Ты сводишь меня с ума, мальчик… * Белый прямоугольник аккуратно сложенной бумажки на гладкой поверхности барной стойки и одно единственное слово: «Сколько?» Он соблазнительно прикусывает кончик своего изящного пальчика, склонив голову набок и окидывая потенциального клиента оценивающим взглядом. Всего один томный взгляд, брошенный сквозь длинные ресницы прикрытых век и они, сами того не понимая, оказывались у него «на крючке». В его расширившихся зрачках плескалась ночь. – Знаешь, тебе стоит начать пить! Так намного легче. Но только нужно знать свой предел, свою дозу, чтобы случайно не заблевать чьи-нибудь дорогущие кожаные туфли! Клиенты ненавидят такое! Ха! В голосе Джонни V. скользили нотки подлинного участия, так как он очень старался помочь своему юному начинающему коллеге на выбранном ими нелёгком пути. – Они непременно разглядят в тебе ангелочка и сразу же пристрастятся. Будут хотеть ещё и ещё, станут снова искать встречи. С тобой иначе не получится, уж поверь, – глубокомысленно вещает Джонни V. с высоты своего богатого опыта, драматично заламывая руки. – Они будут готовы лизать ступни твоих прелестных ножек, но сначала тебе нужно обязательно научиться заставлять их умирать от вожделения. Как оказалось, ему и учиться особо не пришлось. Умение вселять в других страстное желание обладать им не составляло никакого труда и, кажется, было даровано ему самой матушкой природой с юных лет. Он беззастенчиво этим пользовался, взвинчивая расценку до небес. – Мы ещё встретимся? Хотелось бы ещё разок как-нибудь провести с тобой время, уж больно ты хорош! Но вместо ответа он лишь качает опущенной головой и его губы превращаются в тонкую линию. Той ночью он обессилено падает в свою холодную постель, и ему кажется, что из углов тёмной комнаты на него взирают безликие незнакомцы с зияющими дырами вместо глазниц и ртами искаженными презрительными усмешками. Он слышит их тихие жестокие смешки и ему хочется провалиться в сон, чтобы хоть на какое-то время забыться. * И вот он вновь стоит на пороге двери этого человека: человека с невероятно сексуальным испанским акцентом, человека, чьи руки и губы заставляли его забывать обо всём на свете, человека, от одного взгляда на которого его сердце начинало учащенно биться. Он всего лишь клиент. Он всего лишь клиент. Он всего лишь клиент. Сигаретный дым, выдыхаемый прямо в раскрытый рот. Он терпеть не мог, когда он так делал. В горле нещадно запершило и дыхание сразу же перехватило. Уже спустя минуту он зашёлся в приступе кашля. – Можешь звать меня Хавьер, милый мальчик. В глазах Хавьера плясали огоньки безумного веселья и его растрепавшиеся густые кудри липли к вспотевшему лбу. Он грубо сжал маленький чувствительный сосок, попутно царапнув ногтем и заставив тихо заскулить. – Назови мне своё имя. – У меня его нет, – с вызовом произносит он, терзая зубами заметно припухшую от поцелуев нижнюю губу. – Лжец. Пальцы сжимаются на нежной плоти сильнее, выкручивают, заставляя приглушенно вскрикнуть. – Мне нравится твой голосок, нравится то, как ты сладко стонешь. На это легко подсесть, знаешь ли… Но на этот раз он зло шипит: – Юзу… «З» превращается в «С» от впрыснутой в вены мощной дозы адреналина, от скрутившего низ живота приступа острого желания. Губы Хавьера расползаются в самодовольной ухмылке. – Перевернись. Я хочу смотреть за тем, как буду тебя трахать. Хочу видеть, как ты будешь принимать меня в себя, хочу наблюдать, как твоя маленькая узкая дырочка будет раскрываться для меня… Жаркое дыхание обожгло кожу шеи, и по телу пробежала дрожь. Больше всего его заводило непередаваемое ощущение предвкушения и таящиеся в нём обещание боли и удовольствия. – Я не буду подготавливать тебя. Сегодня ты не заслужил. Он прикусил язык и рот тотчас же наполнился вкусом меди, усиливая и без того почти болезненное возбуждение. – Ааа! – не смог сдержать крика. От пронзившей тело парализующей боли перед глазами поплыло, его мышцы судорожно сокращались вокруг скудно смоченного слюной члена. По пылающим от унижения щекам катились соленые слёзы, и верхняя губа мелко подрагивала. – Вот так…вот так…твою мать…будь хорошим мальчиком…вот так… да…ну, же…умница… Хавьер хрипло постанывал, и горячая узость сводила его с ума. От ощущения абсолютной наполненности было трудно сделать вдох, и любое подобие связных мыслей покинуло его разум. Казалось, всё его тело медленно плавилось. Он впился пальцами в мускулистое бедро Хавьера, инстинктивно пытаясь оттолкнуть или хотя бы заставить того прекратить свои размашистые движения. На покрытой испариной коже от его коротких ногтей появились красные полумесяцы. Уткнувшись лицом в постель, он лишь рвано всхлипывал, и всё его тело сотрясалось от мощных толчков. Хавьер ускорился, и, казалось, в сознании не осталось ничего кроме развратных звуков соединяющихся в первобытном ритме тел, которые отбиваясь от стен небольшой комнаты дешевого мотеля, заполняли собой всё пространство, соревнуясь с атакующими ноздри запахами – терпкий мускус пота и ни с чем несравнимый аромат мужского возбуждения. – Хватит! С его искусанных губ сорвался протяжный стон. Пожалуй, он даже мог бы устыдиться его, но только когда-нибудь в другой жизни. Сильнее. В конце концов, его тело приспособилось, так как было слишком хорошо знакомо с тем, что с ним в данный момент делали. Хавьер приблизился к заветной черте до постыдного быстро. Тогда, пряча болезненную улыбку в смятых простынях, он сжался изнутри, заставив мужчину громко вскрикнуть от пронзившего тело острого наслаждения. Пальцы Хавьера сжимали узкие бёдра с такой силой, что в том что останутся синяки сомневаться не приходилось. Хавьер кончил, содрогнувшись. Руки отказывались держать, и он рухнул всем весом, вжимая юношу в кровать. Всё ещё стараясь выровнять сбитое дыхание, до Хавьера донёсся его настойчивый голос. – Слезь с меня…сейчас же! От внезапной пустоты он поморщился, явственно ощущая, как из него медленно вытекает сперма. К своему полнейшему удивлению он обнаружил, что у него до боли стоит. Хавьер довольно хмыкнул, впиваясь бесстыжим взглядом, и его глаза опасно сверкнули. – Иди ко мне, Юзу! Не тут-то было. Получив резкий толчок в грудь, и ошарашено охнув, Хавьер растянулся на спине. Он же ловко переместился в изголовье кровати, возвышаясь над лежащим мужчиной, и уже в следующее мгновение лицо Хавьера оказалось в ловушке его стройных, но сильных бёдер, зажатое между ними, а его острые коленки уперлись в постель по обе стороны шеи своего внезапного пленника. Он властно запустил пальцы в волосы Хавьера, заставив запрокинуть голову назад и сразу же начав вбиваться в покорно открытый манящий рот. От яростного возбуждения голова шла кругом, в крови плескалась неразбавленная похоть. Он сладострастно стонал, пьянея от чувства собственной власти и пошлых влажных звуков, которые проникали ему под кожу, сметая все преграды, оставляя по себе лишь необузданное желание обладать. Хавьер шумно дышал через нос, и его грудная клетка хаотично вздымалась. От недостатка кислорода в ушах начало шуметь, кончик его носа щекотали нежные лобковые волоски. Казалось, что ещё немного, и он потеряет сознание. Но Хавьер не привык сдаваться без сопротивления – он грубо сжал упругую задницу, нахально проникнув средним пальцем между двух половинок. Сделав ещё несколько рваных движений, он кончил, раскрыв рот в немом крике и глубоко толкнувшись в расслабленное горло. Его пальцы потянули за влажные от пота кудри Хавьера с такой силой, что костяшки побелели. Он заставил Хавьера проглотить всё до последней капли и тот невольно закашлялся. Он же любовался его пылающими щеками и непристойно яркими припухшими губами. Прошли минуты, прежде чем Хавьер вновь обрёл способность говорить. Он, не отрываясь, смотрел на вольготно раскинувшегося рядом с ним мальчишку: на его точеный профиль и чувственный капризный рот, на его чёрные ресницы, фарфоровую смутно сияющую в свете ночника гладкую кожу и красивые миндалевидные глаза. Он выглядел совсем ещё юным. – Ну, ты и чертёнок… За расцветшую на его прекрасном лице ангельскую улыбку Хавьер готов был провалиться прямиком в гребанную геенну огненную. – Знаю... На вершине блаженства, на самом дне порока. Он был таким, каков он есть и не намеревался меняться. Sweet boy. **