Патологические придурки

      Анализируя спустя годы, я никак не могла понять своего поведения. Связаться с двумя манипуляторами из одной семьи видимо умудрилась только я одна во всём мире.       Обаятельными манипуляторами, конечно, и может хотя бы это может меня немного оправдать. Такие похожие и различные одновременно, Стрелецкие с идентичными инициалами подвели меня к воплощению в жизнь моей самой большой фобии — страха перед выбором и выливающегося из этого отказа от выбора как такового.       Я, конечно, не сильна в психологии, но один хороший психолог сказал мне как-то, что всё дело в комплексах, берущих своё начало из детства. Банально, не правда ли? Но я знала, что он прав. Я знала, осознавала и ничего не могла с этим поделать.       Я была молоденькой глупенькой девочкой, учащейся в институте, когда посетила семинар по психологии, который вёл один из самых известных специалистов Москвы.       Нетрудно догадаться, что этим специалистом был Александр Андреевич Стрелецкий. Он тогда показался мне таким красивым… Это было давно, настолько давно, что я помню лишь только его глаза, пронизывающий взгляд психолога, костюм, в котором он был, его очки и его жестикуляцию, надолго, навечно въевшуюся в мою память.       Я не помню, как решилась прийти к нему на приём. Не помню, где нашла такие деньги, от которых он впрочем отказался, вспомнив девочку в первом ряду. Не помню, как выдумала несуществующую проблему, лишь бы только посещать его сеансы. Я помню аромат его парфюма, его движения, расположение каждого локона его тогда ещё чёрных кудрей, но не саму себя.       Он почти сразу понял, что моя проблема не в клаустрофобии, точнее даже в течение первых десяти минут сеанса. Но ничего не сказал о реальной проблеме — моей зацикленности на нём.       Он до сих пор красив, вот только я уже не глупая девочка, хотя временами кажется, что так могло быть намного проще.       Александр (только в мыслях так, наяву все эти годы Александр Андреевич) высказал своё предположение на четвёртом сеансе. Так как денег он с меня не взял, мне было даже лучше от того, что он не сделал этого раньше. Моей проблемой была любовь к нему.       Стрелецкий-старший поморщившись назвал это влюблённостью, а меня, не прямо, конечно, намёками, юной дурочкой. Было больно. До того момента, пока он непреднамеренно не коснулся меня.       Или же это было манипуляцией? Я не знаю.       Он сел рядом и попросил смотреть в его глаза. Долго. Слишком долго. Наконец, чувствуя усталость в глазах, я зажмурилась ненадолго. А затем он поцеловал меня. Он не настаивал, лишь проверял почву. Я извивалась в терапевтическом кресле, умоляя заняться со мной сексом. Пыталась коснуться его, но запястья мои вскоре были крепко сжаты над головой и всё, что могла делать, так это постанывать от его поцелуев и возбуждающей власти надо мной.       Мы переспали через несколько дней. Кажется, мы делали это всю жизнь — он знал каждую точку на моём теле, знал, как облегчить боль и успокоить душу после первого полового акта. Я подарила ему свою девственность, всю себя, он — обещание, что всегда будет рядом.       А через какое-то время он отдал меня, назвав то, что между нами токсичными отношениями. Однако, как и обещал, из жизни моей совсем не исчез.       Я не хотела, не думала даже влюбляться в его сына, подающего большие надежды, тоже психолога, Артёма Стрелецкого.       Но Александр настоял на том, чтобы я обратилась именно к нему. Я согласилась из уважения к Александру, не согласная с его мнением о токсичности.       Артём был похож. Они часто оба говорили, что он похож на мать, вот только я, женщина, вижу больше чем они оба даже без глубоких познаний.       И как открещиваются друг от друга.       И как оба любят меня…       Я видела это.       Когда я выходила за Артёма, то думала лишь о том, когда на этой чёртовой свадьбе я смогу станцевать с его отцом.       Мне есть в чём винить себя. Я почти полюбила Артёма, но видимо недостаточно для женщины, муж которой больше занят проблемами своих пациентов.       Я понимала тогда и понимаю сейчас абсолютно отчётливо и ясно, почему Александр Андреевич так планомерно топил сына на суде. Если бы ему дали условный срок, запретили практику — мы могли бы быть счастливы. Я смогла бы сконцентрироваться на Артёме.       А получилось, что я снова чаще была со своим свёкром, чем с мужем.       Александр ясно дал понять, что никаких интимных отношений у нас более быть не может, потому что я уже была женой его сына. И заботился он так по-отечески, лишь позволяя целовать меня в щёку при встрече чуть дольше, чем было должно.       Когда Артёма посадили, а мы пили, пили, пили вино, то крыша съехала абсолютно. Стрелецкий-старший почти не пил, видимо, боялся того, что тоже не сможет контролировать себя, чувствовал, что к этому оно всё и идёт. Искать утешения в объятьях друг друга было не лучшей идеей, но ничего поделать уже нельзя, ничего не вернуть.       Сколь угодно можно сейчас обвинять его, что он воспользовался мной, пьяной и, что уж говорить, доступной для удовлетворения своих низменных желаний. Кажется, я даже иногда и пытаюсь себя в этом убедить, однако, мы оба прекрасно знаем правду.       Он нужен был мне. И в тот момент особенно сильно. Кажется, мы занимались любовью до утра, несмотря на то, что я периодически засыпала, от алкоголя, от той нежности, которой не было с Артёмом…       Я не хотела, не могла ему говорить. Мы перестали общаться после этого. Совсем. Даже не перезванивались. Но однажды встретились.       Он как ребёнок уставился на слегка выпирающий живот, в его глазах будто мелькали цифры, попытки подсчёта. Я молчала. Не могла сказать ни слова.       Александр Андреевич предположил, что именно поэтому я не могла зачать ребёнка с Артёмом, что-то типа психологического блока.       Кажется, он был прав. Я считала, что родив ребёнка Артёму, я полюблю его сильнее. Вот только подсознательно хотела ребёнка не от Артёма, а от Александра Стрелецкого.       Я запретила ему приближаться к нам, боялась, что он заберёт моего ребёнка. Моего. Александр Андреевич спорить не стал. Не спорил, не настаивал. Лишь сказал, что я могу обращаться к нему в любое время.       Я не ждала Артёма спустя 4 года, да и уже смирилась с тем, что он вернётся через 8 лет. Однако я не успела покинуть город, как мечтала. Я и сын. Кирилл Соловьёв.       Александр Андреевич смотрел на меня долго и пронзающе, не произнося ни слова. А я только могла опустить голову, как нашкодившая девчонка.       Но и отдавать сына свалившемуся на голову родственнику я не хотела. Эта парочка психологов могла бы сказать, что я подсознательно хотела бы возобновить отношения со Стрелецким-старшим, вот только я не знала, чего хочу.       Артём стал более спокойным, кажется, более заботливым даже. И показалось даже, что я смогла бы наладить с ним отношения, или хотя бы постараться создать семью. Чем старше он становился, тем больше был похож на отца, я говорила уже это кажется.       Но и скрыть происхождение Кирюши я не могла. Во-первых, не имела права, во-вторых, мне хотелось побыть честной с бывшим мужем. Я не успела сказать. Александр не смог — нет, я не виню его, это не проявление слабости. Дурацкая попытка защитить старшего сына от правды о младшем. Защитить так, как защищал всегда, чтобы себе там Артём ни думал.       Сохранить хорошие отношения удалось, хотя Артёму пришлось через много пройти для этого. Но я всё равно ему благодарна. Не вылечил, конечно, но пытался. Даже после того, как узнал правду о нас с его отцом, пытался, но быстро вынес вердикт — любовь. Почти приговор.       Стрелецкий-старший избегал встреч со мной почти полгода. Мы общались по телефону, как прежде, подчёркнуто вежливо. Он оставлял подарке Кирюше под дверью или передавал со своими детьми.       Я же не могла прийти сама! Я правда не могла явиться к нему на порог. Что бы я сказала? Александр Андреевич, давайте продолжим сеансы? Ну как это можно было представить?       Ты смотришь на меня, качаешь головой, а в мыслях крутишь пальцем у виска. Да, я понимаю, но не могла иначе.       Снова вмешался Артём. Просто вынудил его прийти на день рождения Кирилла. Не знаю, шантажом или как ещё. Александр Андреевич пришёл с игрушечной многоэтажной автостоянкой каких-то немыслимых размеров, а Кирюша впервые при всех назвал его папой.       Александр Андреевич побледнел и посмотрел на меня. Я покачала головой — это не я, я не говорила этого сыну. Мы оба уставились на Артёма, на что он попытался отговориться, что, мол, мальчишка умный, Стрелецкий же!       Когда все уже разошлись, Стрелецкий-старший всё ещё оставался у нас, уснул с Кириллом на руках в кресле.       Это было… как будто так и должно было быть.       И меня можно сколько угодно долго обвинять в геронтофилии, хотя с Александром Андреевичем у нас вполне нормальная разница в возрасте, меня уже нельзя было обвинить в том, что я хочу и могу жить с отцом своего сына. С тем человеком, которого я любила уже много лет…       — Мам, — протянула девушка, едва ли только не закидывая ноги на стол психолога Стрелецкого, — когда я просила тебя рассказать о своей жизни, я хотела найти проблему, которую я, как психолог, могла бы решить. Но не целую же эпопею!       — Сядь ровно! Психолог не может так крутиться на месте! — строго, но с улыбкой произнесла Дарья. — Ты нашла проблему?       — Нашла, конечно, — усмехнулась девушка. — Вы с папой — полные придурки. Столько лет проср… профукать из-за каких-то стереотипов и страха общественного осуждения.       — Боже, за что мне это? — Дарья сжала голову. — Всю жизнь с психологами…       — София Александровна, — раздался низкий хрипловатый голос, следуя лёгкому скрипу двери. — Освободите, пожалуйста, моё место. И о чём вы шептались?       Девушка рассмеялась, спрыгнула с кресла, а когда Стрелецкий-старший занял его, осторожно села на его колени.       — Я только что говорила о том, что вы с мамой абсолютные придурки.       — Это точно, — согласился он, смеясь и целуя дочь в щёку. — И давай-ка спать, тебе ещё завтра на вручении диплома блистать.       — Ох, третья Стрелецкая с дипломом психолога. Пап, а Катя и Кирюша точно твои дети?       Стрелецкий посмотрел на жену и тихо произнёс:       — Если бы не Кирилл, то и тебя могло бы не быть. Так что попрошу не оскорблять меня и маму и не сомневаться в том, что вы все Стрелецкие.       — Я же пошутила, — насупившись произнесла девушка и, спрыгнув с колен отца, кивком указала на него матери. — Старшим надо уступать, теперь твоя очередь.       Супруги Стрелецкие переглянулись и уставились на дочь.       — Вот только не надо спектаклей. Я знаю, что мама тоже сидит у тебя на коленях. И я даже не ревную.       Девушка, смеясь над выражением их лиц, поспешила удалиться за дверь. Но через минуту, без стука, открыла её — родители, несмотря на их возраст, целовались как робкие подростки.       — Я только вот что хотела сказать, — прокашлявшись сказала она, — вы тут это, братика или сестрёнку мне не заделайте, а то уже правнуки скоро пойдут, а вы всё туда же.       Александр Андреевич Стрелецкий, известный психолог, с полным безразличием и равнодушием на лице схватил подушечку и швырнул в дверь, за которой, заливаясь смехом, скрылась их дочь.       Дарья Стрелецкая, супруга известного психолога Александра Андреевича Стрелецкого, уткнулась в его плечо и рассмеялась куда-то в шею.       — Придурки, — произнесла она, глотая смех.       Он усмехнулся в ответ и провёл ладонью по её волосам.       — Патологические придурки.