Дело всей жизни

«Мы его, можно сказать, на помойке нашли, отмыли, очистили от очисток — а он нам фигвамы рисует!» Кот Матроскин, «Зима в Простоквашино»

      Хэйтем недовольно побарабанил пальцами по столу. Он не любил непунктуальных людей. Еще меньше он любил людей необязательных и ненадежных. Да и в целом людской род был не слишком в его вкусе.       Напольные часы, нарушавшие тишину покачиванием маятника, отбили четверть пятого, и Хэйтем поднялся на ноги. Извлек из шкафчика красного дерева бутылку бренди и снова устроился в кресле. Теперь он уже следил за минутной стрелкой с интересом — было любопытно, на сколько именно опоздает соратник.       Мистер Кенуэй успел выпить полтора бокала, заполненных на треть, когда в кабинете прозвенел звоночек, а солдат из охраны дома появился на пороге с докладом. Хэйтем милостиво его отпустил и дождался, пока Чарльз соизволит появиться перед магистром Ордена.       И тот появился — но в каком виде! Костюм не чищен, сапоги почти до колена в грязи, на полах плаща застыла буро-коричневая корка. Хэйтем поморщился. Неаккуратных людей он не любил тоже.       — Что так задержало вас, мой друг? — обратился он к соратнику, даже не попытавшись скрыть брезгливых ноток в голосе.       — Прошу прощения, — шумно отдышался мистер Ли. — Я опоздал, а также принес не слишком утешительные вести.       Мистер Кенуэй раздраженно дернул уголком губ. Он догадывался, что все пошло не по плану, но все-таки надеялся на хоть сколь-нибудь успешный итог. Похоже, надежды были напрасны.       — Садитесь, — щедро предложил Хэйтем, указав на гостевое кресло, а сам подумал, что потом нужно будет непременно отдать приказ вычистить обивку. — Отдышитесь и расскажите. Бренди?       — Не откажусь, — Чарльз упал в кресло и вытянул ноги. — Ну и дела творятся, господин магистр!       — Вы нашли поселения ганьягэха? — поинтересовался Хэйтем. Частное мнение соратника по поводу происходящего не слишком его интересовало.       — М-м-м... — тот тут же замялся. — Не совсем.       Мистер Кенуэй, который уже успел извлечь из шкафчика еще один бокал, нахмурился и резко развернулся, буравя собеседника взглядом:       — Что значит — «не совсем»?       Мистер Ли раздраженно мотнул головой, а потом, видимо, не сдержался:       — А то, что нас опередили, господин магистр! Люди Вашингтона, приклад им в задницу!       «Частное мнение» о людях Вашингтона Хэйтем тоже пропустил мимо ушей. Сейчас его волновали другие вопросы.       — Что значит — «опередили»? Расскажите толком!       Чарльз с благодарным кивком принял бокал из рук предводителя и выпил бренди залпом, запрокинув голову и обнажая небритую грязную шею. Крякнул, выдохнул и начал рассказ:       — Мы были уже совсем рядом, сэр. Я и мои ребята. Сначала шли по вашим указаниям, потом по указке следопытов. Ирокезы неплохо прячутся, но спрятать деревни не под силу даже им. В лесу мы встретили мальчишку... Смешного такого, в перьях. Он отказался выдавать нам расположение своей деревни, но я приметил, куда он косится, и направил отряд туда. Но когда мы подходили... Кенуэй, там зарево стояло чуть не до неба! И повсюду солдаты-повстанцы. Мне с моим отрядом было бы не пробиться, да и к чему, если деревню сожгли?       Хэйтем вздрогнул. Попытался было убедить себя, что индейских селений во фронтире — как грязи, но все равно на душе стало тяжко и муторно.       — Сожгли? Вы уверены в этом? Возможно, пожар возник сам собой?       Чарльз усмехнулся, грубо и презрительно:       — А повстанцы билеты на представление взяли?       Хэйтем признал справедливость замечания и... Налил себе еще и выпил так же, залпом, хотя еще пару минут назад отворачивался, чтобы не видеть подобного отношения к отличному бренди. Горло обожгло, Хэйтем втянул воздух носом и поинтересовался — уже сдавленно:       — А индейцы? Погибли все?       Чарльз задумчиво потер подбородок:       — Вряд ли, сэр. Эти лесные крысы слишком умны, чтобы сидеть и ждать, пока их перебьют. Многие наверняка погибли, но остальные наверняка сбежали. И, держу пари, они еще напомнят о себе.       Мистер Кенуэй думал долго. Если прихлебатели Вашингтона решились на такие меры, то следовало незамедлительно дать отпор, однако воспоминания не позволяли мыслить исключительно здраво и бесстрастно.       — Вот что, — Хэйтем наконец решился. — Отдохните и приведите себя в порядок. Завтра же вы отправитесь обратно. Приказ остается прежним: вам нужно вступить в переговоры с ганьягэха или любым другим племенем, которое их приняло. Меня интересует член племени по имени Гадзидзио. Это женщина, сейчас ей должно быть около тридцати лет. Она поговорит с вами, если вы назовете ей мое имя. А дальше все зависит от вас. Если она поверит, что наши намерения не навредят ирокезам, она сможет убедить остальных. Я надеюсь на вашу дипломатичность, мой друг.       Мистер Ли выслушал приказ, не скрывая удивления, а потом усмехнулся:       — Может, передать ей какой подарок от вас? Ну, со словами, что она по-прежнему в вашем сердце? Глядишь, поможет нашему делу?       Мистер Кенуэй круто повернулся на каблуках и ожег собеседника ледяным взглядом:       — Не забывайтесь, мистер Ли. Эта женщина никогда не была в моем сердце, и подарки здесь не помогут. Но она знала, что я никогда не наврежу индейцам без действительных на то причин. Когда-то я спас ей жизнь.       Кажется, даже циничный и язвительный соратник задумался, услышав пространную речь. Чарльз кивнул и с трудом поднялся — видно, устал так, что ноги едва держали его.       — Тогда пойду, Кенуэй. Если завтра отправляться обратно, то мне надо как минимум принять ванну, хорошенько поесть и выспаться. Но не ждите меня слишком скоро. Несколько недель займет путь туда и обратно, а отыскать могавков теперь будет втрое сложней. Дайте мне еще парочку следопытов потолковее, а то мы так до зимы прошатаемся.       — Вы получите все, что вам потребуется, — обещал Хэйтем и не удержался. — Только возвращайтесь с новостями получше, чем в этот раз.                            Осенним вечером мистер Кенуэй перебирал многочисленные бумаги и вздыхал. С тех пор, как в этот кабинет ворвался Чарльз со своим невеселым отчетом, бренди стал постоянным спутником Хэйтема. Это не радовало, но так действительно было проще.       Мистеру Кенуэю слегка претило то, что он только рассылает членов Ордена на задания, а сам занимается исключительно руководством и бумажной работой, однако он не мог заставить себя взяться за любое серьезное дело. Любое серьезное дело потребует внимания, сосредоточенности, а самое главное — для этого необходимо покинуть ставшие родными стены. Хэйтем чувствовал неприятную обеспокоенность даже тогда, когда был вынужден покидать дом по неотложным делам хотя бы на пару дней. Все казалось, что именно в это время вернется Ли с докладом — и, возможно, промедление будет смерти подобно.       Думая так, мистер Кенуэй бессменно сидел над бумагами и решал даже те вопросы, которые в другое время непременно бы делегировал кому-то из младших членов Ордена.       Надо сказать, что подобный подход привел к меньшему количеству операций, но к большей дисциплине и сплоченности — и это по-своему было не так уж плохо. Чарльз рано или поздно вернется, а вот дисциплина — останется.       Однако даже с бренди Хэйтем четко знал меру. Уже сейчас взгляд его стал менее внимательным, а акценты начали смещаться. Еще пара писем — и на сегодня работу придется прекратить. А дальше — ужин и одинокая постель, в которой только и можно, что выспаться.       Однако стоило Хэйтему написать последнюю резолюцию, заверив собственной личной печатью, чтобы завтра передать письмо срочной почтой, как в доме раздался шум. Шумели на первом этаже — хлопали двери, раздавались чьи-то голоса. Хэйтем держал в доме не так уж много слуг: экономку, которая к тому же была неплохой кухаркой, прачку, двоих горничных, старого Фрэнка — на все руки мастера, да еще охрану.       Такой шум могло наделать только что-то... значимое.       Хэйтем немедленно вышел в коридор. До лестницы было не меньше сотни футов, и за то время, что пришлось идти, Хэйтем успел много чего «хорошего» надумать. Чарльз вернулся? Только ему мистер Кенуэй дал беспрецедентное право прийти сюда в любое время дня и ночи, а сейчас уже дело к ночи, пожалуй...       Однако не успел Хэйтем даже ступить на верхнюю ступень, как разобрал в шуме один очень знакомый голос — и даже замер, не успев донести ногу до ступеньки. Да это же...       Мистер Кенуэй с трудом удержался, чтобы не сбежать по лестнице. Неужели нельзя было обставить визит... с меньшим треском?!       Хэйтем как мог сдержанно спустился и уже у подножья лестницы заметил и знакомую фигуру — сразу четверо солдат заступили гостю дорогу, а тот, кажется, пытался им что-то втолковывать. Ну, не убил — и на том спасибо...       — Мистер Кормак, — Хэйтем произнес это не слишком громко, но все услышали. И повернулись к нему. — Мистер Кормак... Какими судьбами? Только не говорите, что вы успешно справились с порученным вам заданием. Не поверю, — мистер Кенуэй не удержался от улыбки.       Шэй отмер и опустил голову:       — Не справился, сэр, но это дело времени. Я прибыл... м-м-м... меньше часа назад. Собирался заночевать на «Морриган», но подумал, что не следует откладывать. Но если у вас нет возможности выслушать меня сегодня, я могу подождать. Если бы дело было срочным, я не вернулся бы в Америку. Боюсь, мне потребуется помощь. Ваша и наших друзей.       На Хэйтема с любопытством пялились солдаты, а потому он выдержал характер и широким жестом указал:       — Прошу. Я выслушаю вас, раз уж ваши сведения столь интересны, что вы появились у меня на пороге в такое время.       Шэй опустил голову еще ниже и змеиным движением проскользнул мимо охраны. Стоило им отвлечься — и они уже не представляли для него никакой угрозы.       Хэйтем даже не поворачивался. Отправившись обратно в кабинет, он постоянно слышал за собой знакомые шаги и не мог не думать... лишнего. Это все из-за бренди, иначе бы мистер Кенуэй в первую очередь озаботился тем, что Шэй вообще вернулся в Америку. Что же случилось?       Едва за гостем хлопнула дверь кабинета, как мистер Кенуэй указал на кресло (отлично отчищенное после визита мистера Ли), но не уселся напротив, а демонстративно запер дверь и встал рядом, скрестив руки на груди и всем своим видом демонстрируя, что теперь отсюда гость так просто не выйдет.       — Выпить не предлагаю, — бросил он довольно сухо. — Шэй, как ты... Зачем ты приехал? А уж если приехал, то неужели было так трудно прислать хотя бы записку?       Поскольку гость молчал, Хэйтем возвысил голос, внимательно, однако, следя, чтобы за пределами комнаты его не смогли бы услышать:       — Молчишь? Последнее твое письмо пришло из Великобритании, а потом — тишина на два месяца. В Лондоне что, все бордели закрылись, что тебе и пойти было некуда?       — Магистр Кенуэй, — Шэй заговорил чуть хрипловато, но на кресло не сел, остановился рядом. — Я подумал, что вы будете рады увидеть меня, но если это не так, то я доложусь и завтра же снимусь с якоря.       — Нет, видеть тебя я, конечно, рад, — Хэйтем чуть сдал позиции. — Но еще я был бы рад понять, что все это значит. Есть вести о Шкатулке Предтеч?       — Немного, — Шэй кивнул.       — Рассказывай, — Хэйтем почти успокоился и даже собирался дойти до своего кресла, чтобы выслушать соратника со всеми удобствами, но... не дошел.       Мистер Кормак ловко перехватил его по пути, развернул к себе и крепко прижал, а потом, не давая опомниться, и поцеловал — глубоко, жадно. Хэйтем сразу ощутил, что сердце застучало втрое, и, отвечая на поцелуй, не мог не чувствовать, как нахальные руки спускаются с пояса ниже.       Пора было положить этому конец.       — Нет, — Хэйтем вырвался и отступил на шаг. Губы горели, и на них ощущался холодок — от слюны. — Сначала доклад, мистер Кормак, потом все остальное.       Шэй печально вздохнул, но приказа послушался — уселся, а потом и заговорил:       — Я нагнал ассасинов, которые доставили груз в Великобританию, но поздно. Когда выходили, они опережали меня на две недели, а когда я дошел до английских берегов, мне не хватило буквально двух дней! Весь Лондон взбудоражен вестями из колоний, и это было мне на руку, когда нужно было действовать, и серьезной преградой, когда нужно было говорить. Мне удалось настичь ребят из местного Братства, когда Шкатулка уже покинула Лондон. Они были не очень-то разговорчивы, эти ассасины. Пришлось применить... фантазию. И я выяснил то, что Шкатулку надеются укрыть в Италии. Там всегда Братство было довольно влиятельным.       Хэйтем раздраженно плеснул себе еще виски и поинтересовался:       — Так почему ты не в Италии, а в Америке?       Шэй вздохнул:       — До Италии морем — едва ли многим меньше, чем до Америки. То есть... меньше, конечно, но до Америки — вся Атлантика, а до Италии придется проходить куда менее удобным путем. А ассасины собрались перевозить Шкатулку сушей из Кале. Это и того дольше. И я подумал... Что давно не видел вас. А поиски все равно придется начинать почти заново — по пути из Англии много чего может случиться.       Мистер Кенуэй очень медленно вдохнул, так же медленно выдохнул, а потом нашел в себе силы язвительно заметить:       — С такими темпами тебе действительно потребуется на поиски вся жизнь.       — Куда эта Шкатулка денется, — махнул рукой Шэй. — Италия — так Италия. Говорят, там отличные вина.       Хэйтем только глаза закатил:       — А что же Гист? Как он воспринял приказ выдвигаться к американским берегам?       — Гист? — Шэй несколько смутился. — Ну, он...       — Говори, — потребовал Хэйтем, потому что тот замолчал.       — Совершенно не был против, — отозвался мистер Кормак, но по-прежнему несколько неуверенно. — Сказал, что... законное желание — доложиться магистру лично.       — Вот как, — Хэйтем даже зубами скрипнул, особенно отчетливо ощущая тень прикосновений и поцелуев. — Доложиться. Лично.       — Я отпустил команду в город, — пояснил Шэй. — Но если надо, соберу в несколько часов. Мистер Кенуэй... Позвольте мне провести здесь ночь — и я отправлюсь выполнять волю Ордена. Вашу волю.       Мистер Кенуэй много чего мог и хотел бы на это сказать, но один взгляд нахальных карих глаз мистера Кормака не позволил. Вот же... ассасинское воспитание! Если что-то можно трактовать вольно, он и...       — Мне кажется, я достаточно четко выразил волю Ордена в марте этого года, — заметил Хэйтем. — Необходимо завладеть артефактом Предтеч, который и тогда, и сейчас находится в руках ассасинов. Но почему-то ты здесь, а не там, где может быть артефакт.       Шэй окончательно сгорбился и даже не возмутился тем, что Хэйтем пьет, причем один.       — Я... понял, мистер Кенуэй, — теперь Шэй в глаза не смотрел. — Очевидно, я сам себе... напридумывал. У меня такое бывает. Завтра я соберу команду и выдвинусь к берегам Италии. Рад был вас видеть, сэр.       Хэйтем вдруг осознал, что его воспитательная деятельность, очевидно, дала сбой — Шэй явно собрался отправиться куда-то на ночь глядя. Скорее всего, на «Морриган». Там он отдаст приказ Гисту собирать команду, а завтра и впрямь покинет Нью-Йорк.       — Стой, — бросил Хэйтем, хотя мистер Кормак уже успел подняться и направиться к двери. — Раз уж ты был столь недальновиден, что предпочел личный отчет поискам, было бы неразумно не воспользоваться результатом этой недальновидности.       Шэй остановился, обернулся. На лице его отобразилась сложная работа мысли.       — Что это значит, сэр? — недоверчиво произнес он.       — Тебе непонятно? — Хэйтем вздохнул и деловито убрал со стола в первую очередь бумаги, а потом и бутылку с бренди.       Шэй с заметным возрастающим интересом проследил за его действиями и несмело улыбнулся:       — Я вас правильно понял, мистер Кенуэй?       — Откуда же мне знать, что ты понял? — возразил Хэйтем вопросом на вопрос. — Иногда мне кажется, что если ты способен что-то понять неправильно, то ты поймешь это неправильно. Возможно, все дело в твоем... прошлом.       — Нет, сэр, — мистер Кормак усмехнулся. — Просто характер такой. А что, прямо здесь? Вы же говорили, что вам не нравится на столе.       — А я о чем? — хмыкнул мистер Кенуэй. — Ты опять все понял неправильно. Я говорил о том, что в кровати удобнее, а не то, что мне не нравится на столе.       — Но если в кровати удобнее, то отчего бы не пойти в кровать? — с нажимом произнес Шэй.       Хэйтем сдвинул и письменный прибор, придирчиво оглядев освободившуюся поверхность, и четко и даже резко пояснил:       — Потому что своим появлением ты наделал немало шума. В иное время я бы охотно пригласил тебя в спальню, но если теперь сделаю это, то завтра... Завтра последний солдат и даже прачка будут судачить о том, что мы с тобой любовники. Тебе это надо?       — Да мне, собственно, все равно, — Шэй пожал плечами. — Но вам это вряд ли понравится, а я предпочитаю, чтобы вам все нравилось.       — Тогда не спорь, — Хэйтем вскинул подбородок. — Или, быть может, ты предпочтешь, чтобы тебя препроводили в гостевую комнату?       Шэй ожидаемо среагировал на провокацию — резко сорвался с места и в несколько шагов достиг стола. Обхватил за плечо, даже толкнул...       — Нет, сэр, — буквально в губы выговорил он. — Разве что тогда, когда сил у меня останется только на то, чтобы поспать.       — Ну так и чего же ты ждешь? — Хэйтем сощурился.       Собирался насмешливо добавить что-то еще, но не успел — сильная рука обхватила за плечо, и с губ сорвался только невнятный стон, слов в котором уже было не разобрать. Шэй целовал жестко, почти жестоко — видно, его здорово раздразнило все сказанное ранее. Но Хэйтем не спорил и не сопротивлялся. Чувствовал запах соленой воды, крепкий дух выделанной кожи, и целовал Шэй так, как будто уже остановиться не мог. Придерживал за подбородок свободной рукой и — Хэйтем был уверен — стоило бы попробовать ему возразить, как эти огрубевшие от канатов и соли пальцы сожмутся сильнее, не позволяя сомкнуть рот.       Хэйтем прерывисто вздохнул, опираясь на стол, и потянулся любовника раздеть. Сам тот вполне может счесть, что расстегнуться будет довольно, но Хэйтем предпочитал более близкий контакт. Другое дело, что одежды и оружия на любовнике столько, что снять все в горячке долгожданного единения просто не получится.       Хэйтем точным движением разомкнул застежку перевязи, и та, громыхнув, свалилась под ноги. Духовое ружье, с которым Шэй не расставался, тот скинул сам, а вот чтобы расстегнуть сюртук, уже нужно было постараться. Хэйтему пришлось даже прикусить слишком ретивого любовника за губу — подождет.       Смутно мелькнула мысль о том, что Шэй так всегда. Стоит ему вернуться из плавания или еще откуда, так каждый раз утерпеть или даже просто остановиться и подумать он уже просто не может. За этой мыслью высветилась и следующая — не менее логичная...       Хэйтем вырвался, отклоняясь, и бросил насмешливо:       — Я был неправ.       Шэй, который охотно помогал избавлению себя от одежд, даже приостановился:       — Это в чем, сэр?       Хэйтем сначала окончательно стянул с него сюртук и только потом закончил мысль:       — До борделей ты, очевидно, не дошел. Иначе бы не...       Что иначе бы не, он договорить не успел. Мистер Кормак возмущенно глянул, а потом резким движением опрокинул его на стол, прижимая за плечо. И проговорил тихо, но очень веско:       — Я вспоминал вас, а не шлялся по борделям. Я искал частицу Эдема и стирал руки, думая исключительно о вашей заднице.       — Это, несомненно, лестно, — хмыкнул Кенуэй. — Руки-то о штурвал стирал?       — Да, — язвительно бросил Шэй. — В поисках Частицы Эдема.       Хэйтем — редкий случай — не нашелся, что сказать. То ли от того, насколько двусмысленно прозвучал ответ, то ли оттого, что мистер Кормак уверенным и точным движением уложил удобнее, а потом и потянулся к штанам. Хэйтем дернулся — снять штаны, не стягивая сапог, будет проблематично, и это не говоря уже о том, что хотелось раздеться хотя бы до рубахи, чтобы чувствовать горячие ладони, близость чужого тела...       Кажется, Шэй понял. Он много чего понимал превратно, но в таком деле почти никогда не ошибался. И сейчас не поленился наклониться, чтобы помочь Хэйтему избавиться от сапог. И явно одобрительно отнесся к тому, что и штаны мистер Кенуэй расстегнул сам.       Хэйтем невольно громко вздохнул, когда поверх тонкой ткани белья легли уверенные пальцы, но поддаться не пожелал. Слишком много одежек еще оставалось.       — Мистер Кормак, — ровно произнес Кенуэй, даже в таком положении не теряя самообладания. — Я бы предпочел большее удобство. Или на «Морриган» заведено иначе?       Шэй яростно свернул глазами. Искренний и по-своему честный, он никогда не умел просчитывать во время такого времяпрепровождения. Это забавляло и позволяло испытывать... нежность. Хотя, конечно, резкие движения, что помогли Хэйтему избавиться от жилета и штанов, нежными назвать было никак нельзя.       Несмотря на то, что мистер Кенуэй был уже почти обнажен и распластан на полированной поверхности стола, он определенно имел больше выдержки, чем было у мистера Кормака. А потому он не замедлил этим воспользоваться:       — Вы своевольно прервали возложенную на вас миссию, — негромко произнес Хэйтем, словно не замечая того, что колени ему разводят довольно резко. — Позже ворвались в дом к магистру тамплиеров... И до сих пор одеты. Если вы так же вели себя в Братстве... Кажется, я понимаю, отчего вас изгнали.       Шэй даже приостановился:       — У меня не было любовников в Братстве! И я немало сделал для Ордена.       — В самом деле? — Хэйтем устроился удобнее, но ноги разводить не спешил — с этим Шэй и сам справится. — Так, может, сделаешь что-то еще? Для Ордена? Разденешься, например?       Шэй нахально вздернул подбородок:       — Думаю, Орден в вашем лице вполне оценит.       Хэйтем охнул, хотя хотелось улыбнуться. Шэй, несомненно, осознавал, что это своеобразная игра, но понимал ли, насколько? И настолько это было игрой для него? Мистеру Кенуэю определенно нравилось дразнить любовника, и тот не разочаровывал. И сейчас, ощутив в самых сокровенных местах чужие пальцы, Хэйтем привычно сомневался — а не зря ли злил?       Впрочем, Шэю это только на пользу. Если его не отчитывать, то он очень быстро возьмет в оборот и перестанет вообще обращать внимание на приказы. Такой соратник — и благословение, и проклятие. Такой любовник — Хэйтем прикусил губу — ни то, ни другое...       — Доверьтесь мне, — вдруг брякнул Шэй. — На «Морриган» больше тысячи галлонов масла, нам с вами хватит.       — Не то чтобы это меня волновало, но я ценю, — насмешливо бросил Хэйтем.       Пальцы надавили сильнее, и мистер Кенуэй смирился с тем, что раздеваться Шэй явно не собирается. Надо было все-таки поменьше злить... Не рассчитал. Зато сейчас Шэй и впрямь был на высоте — некоторые вещи он действительно делать умел. Например, убивать. И еще... вот это. Хэйтем невольно приоткрыл губы, но не издал ни звука. Пальцы правильно давили и легко скользили, но Хэйтем не успел даже уловить момента, когда любовник успел воспользоваться обещанным маслом. Значит, заранее припас. То есть шел сюда — а зная любовника, Хэйтем даже предполагал, каким был этот путь: по крышам, и хорошо, если не убил никого — и прекрасно знал, чем займется в ближайшие часы. За подобную самоуверенность хотелось отвесить Шэю подзатыльник, как юнцу, но Хэйтем знал, что этим все равно ничего не добьешься.       Краем глаза Хэйтем видел, как нетерпеливо расстегивается любовник. Ну, в самом деле, будто в бордель пришел! Для полного сходства мог бы еще из стакана отпить, не отрываясь от процесса, так сказать.       Однако как бы Хэйтем ни возмущался, все это, он знал, можно сказать и позже. Во-первых, потому, в голове у Шэя сейчас ничего не отложится; во-вторых, это же еще нужно внятные слова найти и их выговорить, а мистер Кенуэй уже сомневался в своих способностях. Что уж греха таить, он действительно скучал...       Только мистер Кормак мог внаглую наплевать на приказы магистра, ворваться в дом, когда приличные господа уже готовятся ко сну, и при этом уложить хозяина дома на ближайшей поверхности. Мистер Кенуэй определенно испытывал к любовнику... слабость.       А Шэй, конечно, этой слабостью охотно пользовался. Расстегнулся, стянув штаны до середины бедра, перехватил полу рубахи влажной от масла рукой. Хэйтем даже приподнялся, с интересом оглядывая любовника. Мелькнула мысль доставить ему удовольствие ртом, в этом случае Шэй быстро сдавал позиции, однако этим можно было лишить удовольствия себя — выдержкой любовник не отличался.       Хэйтем откинулся обратно на столешницу. Пусть старается. И этого еще мало будет за самодеятельность.       Шэй словно почувствовал его мысли. А может, и впрямь чуял, что так просто не отделается... Во всяком случае, действовал он аккуратно, ласково. Не так, как в начале их более близкого знакомства, когда Хэйтему пришлось внятно и четко объяснить, что близость и абордаж — вещи разные.       Мистер Кенуэй удовлетворенно прикрыл глаза. Чувствовал, как любовник входит, придерживает за бедро... Ругается, конечно, сквозь зубы, и хорошо, что слов не разобрать. Самобытных моряцких выражений и восторгов Хэйтем от Шэя тоже еще в самом начале наслушался.       Теперь, по крайней мере, если с губ Шэя в процессе и срывалось крепкое словцо, то обычно тогда, когда Хэйтем уже был готов ему это прощать.       Хэйтем чувствовал, как плечо упирается рука, как к бедрам прижимаются чужие бедра, и запрокинул голову. Лента на собранных волосах за что-то зацепилась, и теперь неприятно тянула, но поправить ее возможности не нашлось — стоило Шэю войти полностью, как сдерживаться дольше он уже не смог. Хэйтем звучно выдохнул, когда ощутил, что тот выскальзывает и входит снова. И темп набирает быстро — ему же все сразу нужно... Не то чтобы Хэйтем был против.       Вот чего у мистера Кормака было не отнять, так это того, что он один умел заставить Хэйтема не думать ни о чем. Не просчитывать мысли, шаги и действия; не анализировать, не подводить промежуточных итогов. Движение быстро нарастало — и Хэйтем наконец полностью отдался ему. Движению, любовнику, медленно нарастающему наслаждению.       Шэй больше не опирался на его плечо. Перехватил ладонь, переплел пальцы со своими. В этом была странная нежность — Шэй вообще не слишком умел выражать чувства, но стремился к этому, и это было порой наивно, а порой и трогательно. Хэйтем действительно ценил, потому что говорить об этом не умел и сам.       Чужая рука заставила приподнять голову. Хэйтем приоткрыл глаза, но вопросительно поглядеть не успел тоже. Ленту Шэй высвободил сам, но в глаза не смотрел — продолжал двигаться, сопел и сжимал зубы. Хэйтем благодарно коснулся его руки щекой.       Шэй вздрогнул. Он всегда ловил одобрение на лету, и сейчас явно вдохновился. Хэйтем даже застонал от участившихся толчков и горячего жара, разливающегося по телу. Теперь уже сил держать спину не осталось и Хэйтем позволил любовнику не сдерживаться — шире развел ноги, побуждающе сжал пальцы на ладони Шэя.       Шэй хрипло перевел дыхание и выпалил:       — Мистер Кенуэй, я...       Хэйтем на слова сил не нашел, только утвердительно застонал. После долгой разлуки несколько минут — уже выдержка, дольше явно не удержаться. Шэй крепче прижал к себе, коснулся дрожащей, все еще скользкой рукой естества и дразнящие провел пальцами вдоль. Хэйтем почувствовал, что воздуха в груди не хватает, и невольно выгнулся, хотя стол мало подходил для встречного движения. Слишком много всего: ритмичное сильное движение внутри, невесомое — на плоти... Он не любил уступать любовнику, но в этот раз уступил. И, еще зажимаясь от резко накатившего наслаждения, слышал, как ругается Шэй — мучительно и облегченно одновременно.       Шэй подал ему руку, помогая встать, а стоило Хэйтему потянуться за отброшенными штанами, как любовник плеснул ему в стакан бренди, а сам нахально приложился к горлышку. Мистер Кенуэй раздраженно влез в портки — теперь все равно стирать — и выпил предложенное до дна. И только потом высказался:       — Мог бы взять чистый стакан, а не лакать, как матрос-забулдыга.       — Да ладно тебе, — Шэй перевел дыхание и отерся тыльной стороной ладони. — После поцелуев глупо брезговать бутылкой.       — А я и не брезгую, — парировал мистер Кенуэй, — а надеюсь привить тебе хоть немного манер. Ты джентльмен или моряк?       — Смотря когда, — фыркнул Шэй.       — Сейчас ты не на борту, — напомнил Хэйтем. — А кроме того, ты капитан, а значит, должен быть образованным человеком. Ничто не мешает капитану быть джентльменом, и наоборот — тоже.       — Я вполне образован, — запротестовал Шэй, — иначе бы давно потопил «Морриган».       — А ведешь себя порой так, что, кажется, не со штурвалом управляешься, а с ведром и шваброй, — оставил за собой последнее слово в споре Хэйтем. — Подбери оружие, незачем пугать Лиззи. Она придет убираться с утра.       — Выполню, — Шэй сразу заулыбался, как его перестали отчитывать. — А куда мне отправиться? Или, раз уже сделал дело, то чесать на «Морриган»?       — Мистер Кормак, — Хэйтем раздраженно вскинулся, — я собирался предложить вам разместиться у меня, чтобы не будить горничных, но раз вам хочется «чесать» на корабль, успешно «сделав дело», то не буду вас задерживать.       Шэй сразу притих:       — Если вы позволите остаться...       Мистер Кенуэй только вздохнул:       — Что уж с вами делать... Позволю. Раз уж вы прервали вашу миссию, то я... Рад видеть вас у себя.