Дело всей жизни

      — Сэр, — солдат постучал в дверь и заглянул — кажется, к вечеру он попривык обращаться не к Хэйтему, а к Шэю, не глядел уже так и не запинался.       Зато сам мистер Кормак уже мечтал свернуть ему шею. За целый день тот заглядывал множество раз, и все время чего-то хотел: то письмо доставить, то что-то сообщить. Хэйтем был прав, напиться захотелось уже к полудню, к файф-о-клок хотелось убивать, а после короткого ужина сил даже на злость не осталось, и Шэй чувствовал нечто схожее с покорностью судьбе.       — Доставка, сэр, — отрапортовался солдат.       Мистер Кормак поглядел на часы. Пора бы уже Хэйтему возвратиться? И тогда все дела можно будет спихнуть обратно на него... Но, с другой стороны, подпольная жизнь Нью-Йорка не зависела от присутственных часов представительств и времени суток, это Шэй знал по себе, так что Хэйтем может вернуться и ночью.       — Давай, — мрачно потребовал мистер Кормак и протянул руку.       В ладонь лег заклеенный пакет с гербовой печатью, и Шэй даже заинтересовался. Обычно ему приходилось иметь дело с иной корреспонденцией — той, которую запечатывали перстнями с крестом. Однако на пакете незнакомым почерком было выведено имя мистера Кормака, а вовсе не мистера Кенуэя, как было со всеми прочими доставками.       Шэй внимательно изучил пакет и сломал печать. Внутри обнаружился один-единственный лист, но какой! На толстой желтоватой бумаге наборными литерами было отпечатано, что Шэй Патрик Кормак из Нью-Йорка получает дозволение Конгресса на действия против британских судов по всему побережью от Гренландии до Джорджии. Более чем щедро... Символ на восковой печати плохо поддавался опознанию, но узнаваемая подпись главнокомандующего Джорджа Вашингтона не оставляла сомнений — документ подлинный. Шэй присвистнул и бережно убрал добычу во внутренний карман. Такая бумага ему явно пригодится.       Дожидаться Хэйтема стало еще сложней. Шэй уже всерьез раздумывал, не приложиться ли к бутылке, но останавливали два обстоятельства: бюро с бутылками было заперто на замок, да и Хэйтем будет не в восторге. И если с первым обстоятельством Шэй справился бы с помощью скрытого клинка, то вот со вторым ничего не сделаешь.       Хэйтем пришел, когда было уже почти девять — бледный и уставший. На скуле — свежая царапина и синяк. Шэй поглядел на это, но ничего не сказал.       — Ужин? — предложил он.       Хэйтем отрицательно помотал головой, стянул перчатки и плюхнулся в кресло для гостей прямо в плаще. А потом и разлепил спекшиеся губы:       — Я ужинал в том... заведении, где караулил Хики. Опасался изжоги, но вроде бы обошлось. Что-нибудь важное происходило, пока меня не было?       — Вроде бы нет, — Шэй пожал плечами, припоминая. — Все письма я читал, на самые срочные ответил сразу... С осторожностью, как ты велел. Сам бы я действовал иначе, но тебе виднее. Вот разве что...       Он потянулся за отворот сюртука и извлек бережно сложенный лист. Хэйтем не сразу понял, что это, нахмурился, развернул и начал читать, а потом отвлекся от текста, разглядывая только заголовок и подпись. А наглядевшись, вернул со словами:       — Можно подумать, отсутствие патента когда-то тебя останавливало. С одной стороны, это, конечно, неплохо — твоя сомнительная деятельность в момент стала почти законной. А с другой... Если попадешься британцам, мне кажется, статуса военнопленного ты все равно не получишь, повесят на ближайшем рее.       — Без патента меня тем более повесят, — фыркнул Шэй. — Но скажи, Конгрессу ведь британское снабжение очень даже пригодится?       — Разумеется, сами-то ничего не производят, кроме циркулярных писем, — вздохнул мистер Кенуэй. — А у меня... Странная информация. Хики я не дождался, и это меня тревожит. Его товарищи, — он машинально потянулся к разбитой скуле, — заверяли, что часам к шести всегда появляется.       — Почему тревожит? — мистер Кормак поглядел вопросительно. — Мало ли куда его могло понести.       — А много ли ему надо? — возразил Хэйтем. — Виски и... дамы есть и в его притоне, причем со скидкой. Куда ему еще идти? Но тревога, конечно, не на пустом месте, Шэй. Я был в комнате Хики и видел там стопки фальшивых колониальных билетов. Не верю, что такой пройдоха не распознал, если бы с ним ими расплатились. И потом, я не столько ему плачу. Соответственно, полагаю, что он как-то связан с деятельностью фальшивомонетчиков, но не нахожу для этого причин. Для Ордена такая деятельность откровенно вредна. А для лоялистов — чересчур сложна: добиваться ослабления колониальной армии с помощью обесценивания их денег... Для того, чтобы разбить эту армию, есть пути и попроще.       — Логично, — признал Шэй. — А при чем тут Коннор?       Мистер Кенуэй раздраженно поднялся из кресла, звякнул ключами и распахнул бюро. И только когда извлек стаканы и хороший бренди, ответил:       — Вот и я думаю, а при чем тут Коннор? Никакой связи с Коннором по вещам Хики выявить нельзя. Его друзей я старался расспрашивать аккуратно — чтобы в будущем избежать необходимости их убирать. Выяснил только то, что у Хики есть какие-то секретные планы. Настолько секретные, что даже их исполнители не знают, что и для чего они делают. Их такое положение вещей устраивает, а вот меня — нет. Но из их рассказов про какие-то хаотические перемещения никаких выводов я не сделал, кроме одного: надо поймать Хики и дать ему по лицу еще раз. Во-первых, в качестве компенсации за аналогичные действия его друзей; во-вторых, это положительно на него влияет.       — Это вполне в наших возможностях, — улыбнулся Шэй. — Выпей, станет полегче.       Мистер Кенуэй плеснул бренди в стакан и выпил залпом, а потом и шумно перевел дыхание:       — Возможно, следовало остаться там до прихода Хики, но я предполагал, что новости есть у тебя, раз уж Хики изменил своим привычкам. Ведь все новости стягиваются в этот кабинет... Но увы, придется завтра заниматься тем же самым. Отвратительно.       — Тебя там уже знают, второй «фонарь» поставить не должны, — утешительно заметил Шэй и даже за плечо приобнял.       — В этом у тебя, несомненно, большой опыт, — саркастически откликнулся Хэйтем, но плечи его действительно немного расслабились.       В дверь снова постучались, и Шэй едва успел убрать руку, когда солдат вновь заглянул и отрапортовался:       — К вам мистер Тёрнер, мистер Кормак... мистер Кенуэй?!       — Может, уже завтра? — несчастно вопросил Шэй, обращаясь к Хэйтему. — Кто это вообще? Я сегодня уже с кем-то говорил. Все заметки — у тебя на столе.       — Пригласи, — неумолимо бросил Хэйтем солдату, а едва тот исчез за дверью, с сожалением отставил стакан и нервно закрыл бюро, собираясь занять место за столом. — Посмотри на часы, Шэй. Никто не стал бы врываться с отчетом в такое время. Тем более что Тёрнер — агент колониальной разведки, который и поставляет мне сведения про Толмеджа. Все, что он расскажет, вполне вероятно, связано с Коннором.       Шэй немедленно спорить перестал. Теперь и ему стало не по себе.       — Магистр Кенуэй? — в кабинет заглянула небритая узкая физиономия с оттопыренными ушами. — Простите, что поздно, но дело безотлагательное. Мистер Хики — в Брайдуэлле.       Шэй удивленно вскинул взгляд. Новость была неожиданной.       — Что же он натворил? — сорвалось с губ у него. — Я много чего по юности делал, но за решетку ни разу не залетал.       — Понятия не имею, — отозвался Хэйтем, не среагировав на ностальгические воспоминания любовника. — Тёрнер, зайдите нормально. Ради таких известий вполне можно было бы меня и разбудить, а сейчас всего-то начало десятого. В самом деле, за что задержали мистера Хики?       Небритая физиономия убралась в коридор, а мигом позже ее обладатель шагнул на ковер и прикрыл за собой дверь. Несмотря на нескладную фигуру и не внушающее доверия лицо, говорил он ясно и четко:       — Мистера Хики задержали за сбыт фальшивых колониальных билетов. Он устроил драку на улице, а когда его задержали, нашли у него подделки. Пока это только подозрение, сэр, поскольку было уже поздно, комендант уже уехал. Его посадили под замок, а все вещи, которые были при нем и могут говорить за или против обвинения, заперли до утреннего возвращения коменданта. Если это важно, сэр, то мистер Хики был не один. Вместе с ним задержали еще одного человека... индейца.       А вот тут Шэя словно молнией прошило. Он распахнутыми глазами уставился на Хэйтема, и тот ответил таким же встревоженным взглядом. Но выдержку сохранил, произнес требовательно, но ровно:       — Что за индеец?       — Он назвался, когда пришел в себя, — агент запнулся. — Я даже слышал, но не запомнил, у них же странные имена. Раху... Радух... Ранду... Простите, не помню. Могу выяснить.       — Не требуется, — взмахнул рукой Хэйтем. — Этого довольно. Что-то еще?       — Обоих держат на верхнем этаже, — куда медленнее и задумчивей произнес мистер Тёрнер. — Хуже некуда, туда всех тащат, кого на улице соберут. Вшей подхватить или еще что похуже — легче легкого. Так что если нужно, я могу позаботиться о том, чтобы мистера Хики перевели хотя бы на второй. Правда, без коменданта не выйдет, так что эта ночь для него будет не лучшей.       — Но и не худшей, — скрипнул зубами мистер Кенуэй. — Ничего не требуется, мистер Тёрнер. Следите и докладывайте, я сам решу этот вопрос.       Агент понятливо кивнул, распрощался и удалился, и Хэйтем устало потер лоб и закусил губу. Шэй рискнул нарушить молчание:       — Отправляемся в Брайдуэлл?       Мистер Кенуэй вздохнул:       — Что мы сейчас сможем сделать? Любые наши действия будут незаконны, мы можем только навредить обоим. Обвинение не тяжкое, самое страшное им не грозит. А если мы сейчас ворвемся и освободим их силой, то не только поставим себя против закона, но и убедим всех, что обвинения оправданны. Завтра я отправлюсь поговорить с комендантом. Полагаю, деньги, связи или, на худой конец, угрозы позволят ему сквозь пальцы посмотреть на события. В конце концов, сбыт — еще не изготовление, Хики мог добросовестно заблуждаться относительно происхождения этих купюр.       — Черт с ним, с Хики! — Шэй поморщился. — Невелика потеря. Что там делает Коннор? Как они оказались вместе? И кто вообще сумел справиться с Коннором?       — Шэй, — Хэйтем вскинул голову и посмотрел серьезно, — я знаю не больше твоего. Но догадаться, в общем-то, можно. Если Хики действительно занимается изготовлением фальшивок, стало быть, задержали его оправданно. А Коннора я сам, лично, отправил выяснять, кто наводнил город этим дерьмом, прошу прощения.       Тут мистер Кормак понял, что любовник тоже изрядно нервничает, раз позволяет себе выражаться. Однако мысль уже стремительно летела дальше, и он закончил за мистера Кенуэя:       — Коннор его выследил и, видно, выдал себя или попытался что-то сделать... А может, и Хики попытался что-то сделать, раз следил за ним... Они, видимо, подрались, привлекли внимание, и их обоих запихнули в каталажку, не разбираясь, кто там прав, а кто не прав.       — Это не объясняет того, что кто-то сумел одолеть Коннора, — возразил Хэйтем. — В конце концов, что против него могли бы сделать пара-тройка не слишком ловких солдат? Возможно, конечно, это все было как-то подстроено Хики. Когда-то я сказал ему, что больше не потерплю его ошибок, и он вполне мог оболгать Коннора, понимая, что сына я пойду выручать...       — Не сходится, — возразил Шэй. — О том, что ты в любом случае пойдешь выручать Коннора, знаем ты и я. И, возможно, догадывается Чарльз. А остальные по твоему же приказу за Коннором охотились.       — Ты прав, — признал Хэйтем, но тут же подобрал иное объяснение. — Тогда Хики мог это сделать, чтобы привлечь мое внимание. В любом случае, я буду вынужден как-то отреагировать, хотя оставить мистера Хики в тюрьме было бы не таким скверным решением. Ему там вообще-то самое место, и это было понятно не сегодня и не вчера.       — Когда-то ты и про Коннора такое говорил, — несколько нервно усмехнулся Шэй. — Что-то насчет того, что посидит — поумнеет.       — Может быть, — буркнул Хэйтем. — А вот Хики не поумнеет, просто это единственный способ защититься от его вредительства. В любом случае, без коменданта или, возможно, без привлечения влиятельных лиц мы ничего сделать не можем. И даже заручиться поддержкой мы не можем, поскольку на дворе уже почти ночь, а выдать свою заинтересованность может быть опасно. Идем спать, Шэй. Завтра решим, и, надеюсь, все еще обойдется.       Мистер Кормак понимал, что не только у Хики и Коннора «ночь будет не лучшей». У них с Хэйтемом ночь тоже будет не лучшей, но заснуть — очень желательно, ибо завтра, возможно, понадобятся и силы, и внимание, и ловкость. Усталость — первый шаг к неудаче, а ставки слишком высоки, нельзя рисковать. И пить тоже нельзя, чтобы сохранить разум ясным на случай, если придется подняться ночью, и встать без похмелья. Да, ночь обещала быть... нелегкой.                            21 июня 1776, Нью-Йорк, тюрьма Брайдуэлл              — Мне нужен комендант, — Хэйтем решительно отстранил заступившую ему дорогу охрану. — Я — Хэйтем Кенуэй, член городского совета.       — Полковник сказал, что не принимает, — осмелился возразить ему один из солдат. — Сказал, что у него дело государственной важности.       — И именно поэтому я здесь, — высокомерно бросил мистер Кенуэй.       Солдат заколебался, а потом неуверенно кивнул на мистера Кормака:       — А он — тоже член городского совета?       Хэйтем что-то пробормотал, но Шэй не разобрал, что — и охрана, очевидно, тоже, они же дальше стояли... Но мистер Кенуэй и не стал ничего пояснить — просто прошел вперед, как будто даже не сомневался в своем праве, и Шэй торопливо его нагнал. Вот что значит — уверенность и приличный вид, даже местный конвой не рискнул связываться.       Мистер Кенуэй завернул за угол и вдруг остановился. И очень тихо спросил:       — Ты не знаешь, где в таких заведениях искать коменданта?       — Не доводилось бывать, — пожал плечами Шэй. — Но раз самые страшные камеры на самом верху, а на втором — немного получше, то, полагаю, комендант должен сидеть на первом. Камеры должны быть получше и почище, контингента поменьше...       — Профессионал, — ядовито бросил Хэйтем, но таким же широким шагом отправился дальше, уверенно проигнорировав лестницу.       Коридор привел их обоих к огромному помещению вроде театра или ипподрома, где роль ярусов исполняли этажи с бесконечными рядами камер. Между собой ярусы сообщались переходами и лестницами, и все вокруг было перекрыто решетками, из-за чего впечатление сразу складывалось... гнетущее. К тому же пахнуло гнильем, потом и запахом дешевого табака. Сбоку появился солдат с мушкетом, который, не раздумывая, толкнул мистера Кенуэя прикладом в спину, а потом вдруг попятился. Шэй уже разворачивался, чтобы разбить ему рожу, но Хэйтем остановил его одним коротким жестом и с холодной яростью бросил:       — Что вы себе позволяете, солдат?!       — Простите, — пробормотал провинившийся охранник. — Тут же только эти оборванцы. Вас-то как сюда занесло?! Если вы к коменданту, сэр, то вам не сюда. Вернитесь, а у лестницы поверните в противоположную сторону.       — Мило, — прокомментировал мистер Кенуэй, отправившись по указанному маршруту. — Интересно, а если бы сюда по каким-то причинам прибыл мистер Вашингтон, тоже бы по спине получил?       — Возможно, — хмыкнул Шэй. — Но он вряд ли отправится в такое место.       — Я тоже желанием не горел, — буркнул Хэйтем, но уже много спокойнее, потому как и обстановка стала получше.       Унылые и толстые мрачные стены, конечно, никуда не делись, но коридор уводил их в несомненно нужном направлении. Пахнуть стало получше, да и полы были почище. Вскоре на стенах появились подсвечники, а первая же встреченная дверь оказалась не с решеткой, а деревянной и вполне пристойной. Но Шэй уже видел цель: в самом торце коридора маячил вооруженный конвой, охраняющий дверь с континентальным флагом. Хэйтем зашагал шире.       Препираться с конвоем он счел излишним, и, не отвечая на их — довольно вежливые, впрочем — предложения заглянуть в другое время, постучал в дверь. А услышав невнятный ответ, отстранил охрану и вошел. Шэй приложил все силы, чтобы достаточно уверенно отправиться следом.       Навстречу поднялся усатый седой человек в потрепанном мундире с нашивками полковника. Он явно был недоволен, но оглядел визитеров внимательно, очевидно, что-то для себя решил и представился:       — Полковник Рид, комендант этого замечательного заведения. С кем имею честь, господа? Прошу, назовите цель вашего визита, потому что времени у меня нет, уж простите за откровенность.       Мистер Кенуэй представился так же, как при входе в тюрьму, представил Шэя и обратился прямо:       — Наш визит связан со вчерашним пополнением в вашем заведении. Вчера, уже после вашего отъезда, на улице задержали двоих мужчин, обвиняемых в сбыте поддельных билетов.       — Вот как? — мистер Рид указал обоим на стулья — скрипучие и обшарпанные — и тоже сел. Шэй почувствовал, что что-то идет не так. Комендант явно перестал стремиться выставить надоедливых посетителей и заинтересовался. Хэйтем сделал едва заметную паузу — тоже отметил изменившуюся ситуацию, однако продолжил решительно:       — Мистер Томас Хики и индеец Радунхагейду. Мне хотелось бы знать, в чем их обвиняют.       — Мистера Хики я мог бы отпустить... — задумчиво произнес комендант. — Но я бы предпочел подождать дознания. Впрочем, если вы, член городского совета, поручитесь за него, то я могу отпустить его под залог... А вот с индейцем все куда серьезнее.       — Вот как? — Хэйтем явно занервничал, потому что даже подался вперед. — У вас есть некие доказательства его вины?       — И самые веские, — кивнул полковник и понизил голос. — Раз вы пришли сюда, точно зная о заговоре, то, несомненно, понимаете, как важно сохранить тайну.       Шэй непонимающе свел брови. Какой еще заговор? И при чем тут Коннор и Хики?.. Он поймал взгляд Хэйтема, увидел там отражение собственной тревоги, но мистер Кенуэй и теперь оказался на высоте:       — С вашего позволения, для начала я бы хотел ознакомиться с доказательствами, — кивнул он.       Комендант достал из-под воротника небольшую связку ключей на цепочке и подслеповато прищурился, отыскивая нужный. То подносил их ближе к глазам, то отводил... Когда справился, потянулся к запертому ящику и заговорил:       — Мистера Хики можно будет отпустить, как только закончим с заговором. На нем, конечно, обвинение в подделке денег, но если вы за него поручитесь... В конце концов, по сравнению — это мелочь, мы можем проявить снисходительность. Что же до индейца, то смотрите сами. Кроме исподнего заключенным личных вещей не полагается, хотя, конечно, правила, бывает, и нарушаются. Особенно на первом этаже, там так называемые «чистые», даже и приличные люди бывают... Так что с этих голубчиков вчера все сняли и доставили ко мне в кабинет. Ну а я с утра как глянул... Помилуй нас, Господи! Дикарь есть дикарь, ничего святого.       Ящик глухо громыхнул, когда мистер Рид поставил его на стол. И продолжал сурово:       — Оружия-то, оружия! Ну, нож и пистолет — это понятно. А тут, глядите, и кинжалы, и топор какой-то нечеловеческий, и лук, и стрелы, и вот это еще, удавки, что ли... Еще перья, деревяшки, чьи-то кости; еще, извиняюсь, дамские бусы.       — Индеец, — пожал плечами Хэйтем. — Возможно, это ритуальные вещи. Так в чем доказательство, полковник? У индейских племен таких доказательств — у каждого первого.       — Не совсем же он дикий, раз на такое сподобился? — возразил комендант. — И английским хорошо владеет, но лучше бы не владел. Читайте, мистер Кенуэй. Я уже раз двадцать прочитал — и не знаю, что и делать. То ли на Ричмонд-Хилл бежать, то ли сразу виселицу готовить.       Шэй пренебрег всякими приличиями и встал за плечом у Хэйтема, торопясь прочитать «доказательство» неизвестного заговора. Просто никаких сил не осталось переживать. Что, в конце-то концов, могло у Коннора быть такого, что комендант городской тюрьмы впал в такое неистовство? Поименный список невинно убиенных? Что, черт возьми?!       Хэйтем развернул бумагу, и стало очевидно, что это письмо. Рука мистера Кенуэя слегка подрагивала, строчки прыгали у Шэя перед глазами, но он видел, что письмо написано рукой самого Коннора — и сильный нажим, и характерный наклон вправо, и даже готическая «a», перенятая у Хэйтема.       Обращения в письме не было. Точнее, оно было, но ни о чем не говорило, обращался Коннор к некому «другу». Подписи тоже не было. Впрочем, вчитавшись в само письмо, Шэй сразу понял, почему — под таким не подписываются. Коннор писал кому-то о том, что на днях собирается... убить главнокомандующего Вашингтона.       Тон письма был резким, негодование сочилось из каждого слова, но прочитав и уяснив для себя основное, Шэй начал сомневаться.       Разумеется, Коннор вполне мог вбить себе что-то в голову и счесть, что Вашингтон по каким-то причинам угрожает свободе или делу Братства, но... Уж слишком поспешная мысль. Да и письмо начало вызывать у мистера Кормака сомнения. Во-первых, он увидел в нем несколько орфографических ошибок, которых Коннор почти не допускал. Во-вторых, Шэй невольно припоминал те длинные послания, которые сын посылал ему самому — и у них с этим письмом не было ничего общего. Да Коннор даже говорил как-то не так! Ну и самое главное — на кой черт он носил с собой это? Почему не отправил адресату, если собирался?       Мистер Кенуэй положил бумагу на стол и осведомился:       — Отчего вы считаете, что эта бумага написана самим индейцем?       — У него она не одна с собой была, — пояснил мистер Рид. — А почерк узнаваемый. Думаю, мы легко получим образец почерка, но даже если писал не индеец, а ему, то он уж точно о заговоре знал.       — И что же вы намерены делать? — мистер Кенуэй выпрямился.       — А что тут сделаешь? Повесим, — вздохнул комендант. — Но сначала его нужно допросить. Вдруг захочет облегчить душу и рассказать, кому писал? Только это очень вряд ли. А вот сообщать ли мистеру Вашингтону, не знаю. Если пойдут слухи, то заговоры начнут расти, как грибы.       — Если вы не узнаете, кто адресат письма, то опасность останется, — возразил мистер Кенуэй. — Думаю, вешать индейца пока рано. Вы можете попытаться его допросить, но я бы сделал ставку на тех, с кем он сидит. Вы могли бы подобрать подходящего сокамерника, которому пообещаете что-нибудь, если он добудет сведения.       — Дельная мысль, — полковник Рид кивнул. — Хорошо, что вы пришли, а то я только про Вашингтона и думал. Пожалуй, подержу его тут несколько дней, вдруг и в самом деле повезет? Наши сидельцы обожают хвастаться. Вот только не грозит ли опасность Вашингтону со стороны его дружка?       — Если это письмо индейца, то он — по его же словам — собирается все сделать сам, — пожал плечами Хэйтем. — Попросите его что-нибудь подписать, и это станет ясно. Я со своей стороны тоже попробую что-нибудь узнать об этом заговоре. Дождитесь, пожалуйста, меня или генерала Ли, повесить всегда успеем. И распорядитесь, чтобы кто-нибудь проводил меня до камеры мистера Хики. Я бы не отказался сказать ему несколько слов. Кстати, возможно, вы согласитесь предоставить ему более удобную камеру, чем та, где его держат? Скажем, на втором этаже?       — Извольте, — комендант поднялся. — Спасибо, мистер Кенуэй. Когда я знаю, что этим занялись в городском совете, я спокоен. К вашим услугам, — он пожал Хэйтему руку и коротко распрощался с мистером Кормаком.       Один из солдат у двери взялся проводить посетителей до камеры Хики, но путь проделали в молчании. Пока поднимались, Шэй невольно оглядывался, и сердце сжималось. А еще с каждым этажом было все хуже — запахи усиливались, становилось холоднее, даже в июне.       Наконец путь подошел к концу. Солдат указал на камеру, но Шэй даже не поглядел на Хики, прильнувшего к решетке. Взгляд мистера Кормака был прикован к соседней камере, где на скверном матрасе свернулся Коннор — в грязной и мятой рубахе и исподних штанах. Узрев посетителей, он сел, но навстречу не поднялся. Не окликнул и никак не выдал себя, только посмотрел с надеждой.       — Мистер Хики? — раздался голос Хэйтема. — Вы опять меня подвели.       — Мистер Кенуэй, — тот зачастил, немного пришептывая. — Хорошо, что вы пришли. У меня есть новости, но обсудить их нужно не здесь.       — Разумеется, не здесь, — брезгливо бросил Хэйтем. — Но должен заметить, что я добрался сюда исключительно потому, что вы служите нашей идее. Хотелось бы надеяться, что это так.       Шэй почти не вслушивался в разговор. Убедился, что солдат глядит в другую сторону и попытался ободряюще улыбнуться, но выходило плохо. Коннор прислушался к отцовскому голосу и вопросительно поднял голову. Шэй понял без слов и отрицательно покачал головой — нет, Хэйтем не поможет. По крайней мере, не сейчас.       — Придется подобрать вам пристанище получше, — Хэйтем кивнул солдату. — Не вздумайте делать глупости, мистер Хики. Вы отправитесь с этим солдатом и разместитесь там, где он укажет.       — Чего? — Хики присовокупил к этому грязное выражение и недоверчиво воскликнул: — Я думал, вы решите эту проблему!       — Не теперь, — размеренно отозвался Хэйтем. — Комендант, мистер Рид, склонен для начала убедиться в вашей невиновности, так что вам придется потерпеть. В конце концов, это была ваша инициатива.       — А в чем это меня обвиняют?! — пока солдат со скрипом и скрежетом открывал дверь, Хики продолжал бессильно ругаться. — Я ничего не сделал! А с ассасином чего? Вот он, в соседней камере! Вы же сами велели!       — Я велел? — мистер Кенуэй приподнял бровь. — Я велел вам сорить поддельными деньгами? Вздор. А с ассасином решим. С ним еще сложнее, чем с вами, мистер Хики, но он хотя бы идеологический враг. А вот вы — такой союзник, с которым и врагов не надо.       Шэй терпеливо дожидался, пока солдат уведет сквернословящего Хики, а едва тот отошел, метнулся к решетке Коннора, но сын ближе не подошел. Только вздохнул и заговорил — тихо и очень грустно:       — Я действительно ничего не сделал. Начал с торговца в порту и довольно быстро вышел на фальшивомонетчиков. Но я не мог и предполагать, что столкнусь нос к носу с этим Томасом Хики! Он попытался от меня убежать, я его нагнал, мы подрались... Потом... потом не помню. Потому что очнулся я уже здесь. Меня, видимо, кто-то ударил сзади — до сих пор голова болит и слегка кружится. А еще никто так и не сказал, в чем меня обвиняют.       Мистер Кенуэй опасливо стрельнул взглядом по сторонам и тоже шагнул к решетке. И говорил быстро, торопливо:       — Слушай меня, все очень серьезно. Наплевать на фальшивые деньги. Тебя обвиняют в заговоре с целью убийства Вашингтона, и этому есть доказательства. Скажи мне честно, ты действительно это планировал?       — Что-о-о?! — Коннор сорвался с места и силой рванул решетку. Вряд ли он осознавал, что делает. — Какие еще доказательства?! Шэй, я был у Вашингтона только вчера, еще с утра. Попросил его... Тебе присылали патент? Мистер Вашингтон был занят, но сказал, что займется этим сразу, как только позволят дела.       — Патент мне прислали в девятом часу, — отозвался Шэй.       — Видно, дел у него было много, — сделал вывод Коннор. — А оттуда я отправился в порт. Зачем мне убивать мистера Вашингтона, он единственная наша надежда на победу!       — Не единственная, — хмыкнул Хэйтем. — Но спорить об этом нет времени. В твоих бумагах найдено письмо, в котором прямым текстом написано о намерениях. Твоим почерком! Если это подделка, то настолько мастерская, что я бы не заподозрил обмана, если бы не знал тебя, твоих целей и того, что ты грамотно пишешь.       — Это... Это, наверное, Хики... — растерянно ляпнул Коннор. — Больше никто ко мне близко не подходил и ничего подсунуть не мог, а у меня такого точно не было. А с Хики мы были близки... То есть... Когда мы подрались, я прижал его к стене собой. Отец, ты ведь понимаешь?!       Шэй понимал, насколько... глупо это звучит, но ситуация была слишком серьезна, чтобы он нашел это забавным.       — Хики... — мистер Кенуэй напряженно свел брови. — В принципе... мог. Если он подделывал билеты, то, должно быть, очень неплохой имитатор. Если у него был образец... Или даже несколько образцов...       — Он за мной следил! — энергично воскликнул Коннор. — Наверняка мог раздобыть. Ну ведь не всегда же запоминаешь, где что-то пишешь? Мне бы в голову не пришло, что это кому-то может понадобиться.       — Логично, — признал Хэйтем. — Но пока я не знаю, что со всем этим делать. Обвинение серьезно, а защиты на том, что ты пишешь грамотно, не построить. Сам-то он правильно и трех слов написать не в состоянии... А у меня теперь связаны руки.       Коннор поглядел в стену и признался:       — Я просил одного тут такого передать записку мистеру Толмеджу. Но не могу даже быть уверен, что он ее передаст. И потом, если мистер Толмедж узнает, в чем меня обвиняют, он может не захотеть мне помочь. Правда, он знаком с Раксота...       — Нет времени выяснять, кто кому друг, — раздраженно бросил Хэйтем. — У нас всего несколько дней. В лучшем случае! К тебе, скорее всего, подсадят какого-нибудь глупца, который будет пытаться вывести тебя на признание. Я сделал все, чтобы отсрочить казнь, но все может пойти не по плану в любой момент. Может, оставить тебе хотя бы кинжал?       Коннор покачал головой:       — Бесполезно. Найдут. У меня даже сапоги отобрали.       — Наденешь пояс под рубаху, — вклинился Шэй.       — И они, — Коннор не уточнил, о ком речь, — если увидят, то сразу поймут, кто его передал. Не Хики же! Нет, Шэй, лучше... Лучше позаботься об отце, если все... пойдет не по плану.       — Не смей даже думать такого, — вспылил Хэйтем. — Мы тебя вытащим! Борись, ассасин, иначе чего твое Кредо стоит?!       — Может, выкрасть это письмо? — поразмыслив, предложил Шэй. — Я не связан никакими политическими обязательствами, а комендант по вечерам уезжает.       — Это худшее, что мы можем сделать, — отрезал мистер Кенуэй. — Письмо уже видели. Если его не станет, мы лишимся даже призрачной возможности доказать, что оно фальшивое.       — Выкрасть письмо и убрать коменданта? — скорректировал план мистер Кормак.       — Как только мы вышли из кабинета, этот план не сработал бы, — безжалостно отозвался Хэйтем. — Мы не можем знать, кому и что он сказал, как только мы вышли за порог. Кстати, почему ты назвался своим первым именем, Коннор?       — Не хотел, чтобы меня связывали с тобой, — юноша опустил голову. — Но тогда я, конечно, еще не знал про обвинение. Теперь это послужит дополнительным доводом. Меня здесь все зовут «дикарем» или «краснокожим».       В коридоре послышалось мерное бряканье — солдат возвращался, и от решетки пришлось отступить. Коннор вернулся на свой матрас, мистер Кенуэй принял скучающий вид, да и Шэй собрался с мыслями. Не время отступать, Хэйтем прав.       — Отчитайтесь полковнику Риду, солдат, — хладнокровно приказал мистер Кенуэй. — Мы завершили дела и уходим.       Тот, однако, взялся проводить — и это было нелишним, учитывая, что обитателей Брайдуэлла выпустили на сомнительную «прогулку» — им дозволялось размяться и побродить по коридорам. Большинство использовало эту возможность, чтобы сбиться в стайки и поговорить. Разговоры разнообразием не отличались — обсуждали былые успехи, выпивку и женские прелести.       И только когда мрачное и приземистое серое здание тюрьмы осталось позади, мистер Кенуэй позволил себе сбросить маску отстраненной заинтересованности. Он свернул в ближайшую подворотню и с силой ударил кулаком в стену — да так, что сверху что-то посыпалось. И произнес ожесточенно:       — Я его вытащу. Любой ценой! А потом узнаю у Хики, какого черта!.. Это ведь план, примитивный план! Но несмотря на его примитивность, он сработал! Честно говоря, пока я даже не представляю, что делать.       Шэй не рискнул приблизиться, хотя любовника хотелось обнять. Просто для того, чтобы тот сейчас не стоял так и не смотрел в никуда. И Шэй негромко предложил:       — У Коннора есть друзья. Друзья-ассасины. И пусть это одно название, но, возможно, они могут помочь? Можно подбросить им информацию.       — Нет, — ровно отозвался Хэйтем. — Во-первых, я все еще магистр Ордена. Во-вторых, мне сейчас только неумелых ассасинов не хватает, у которых в голове одно Кредо — и больше ни черта. Ситуация неуправляема, но с ними она станет катастрофической. Шэй... Я понимаю, что ты переживаешь не меньше, чем я, но у тебя сегодня идеи — одна разрушительней другой. Нам нужно действовать ювелирно, иначе Коннора ждет площадь и петля.       Мистер Кормак поразмыслил и твердо проговорил:       — Нам может помочь сам Вашингтон. Мы не можем открыть имя Коннора до того, как избавим его от обвинений, и не можем избавить от обвинений, не выдавая связи между нами и Коннором. Но если заставить Вашингтона прийти на казнь, он узнает Коннора. И наверняка захочет разобраться, как так вышло, что один из самых преданных его сторонников замыслил убийство.       — Шэй, ты... в своем уме?! — Хэйтем развернулся, и стало видно, что он бледен, а глаза блестят болезненным блеском. — Довести до... казни?! Смотреть на то, как Коннора выводят на помост? Я до этого говорил тебе, что твои планы разрушительны, но этот превзошел все остальные. Я свяжусь с Тёрнером, вытрясу все, что можно, из дружков Хики... Даже если мне придется медленно разрезать их на части. Я не собираюсь доверить жизнь своего сына человеку, которому сам бы не доверил чистить выгребную яму!       — Тогда приказывай, — четко произнес Шэй. — Потому что я тоже не могу стоять в подворотне и ни черта не делать, когда над Коннором уже висит петля. Мне проще пробраться в Брайдуэлл, перебить там всех и освободить Коннора, чем ждать.       — А придется именно ждать, — яростно бросил мистер Кенуэй. — Я сегодня же отправлюсь к приятелям Хики, а ты займешься тем же, чем занимался вчера. Любые дела, кроме британской армии и Коннора, сейчас могут подождать. Если получишь вести про британцев, отправишься к Чарльзу. Если... про Коннора... то ко мне. Без самодеятельности, Шэй. Я знаю, как ты действуешь, и знаю, что тебе невмоготу выжидать. Но сейчас это единственное, что мы можем себе позволить.       Шэй принял приказ, сжав зубы. У Хэйтема хватало не самых приятных особенностей характера, и в тяжелые времена выносить его было нелегко. Но в конце концов, чувства проверяются не во время развлечений, или страстных ночей, или даже «увеселительной» охоты на китов. Хэйтем — такой, как он он есть, он не изменит себе. Но и Шэй изменять себе не собирался.       Вот только... Это действительно будет тяжело. Время будет тянуться, как любимые конфеты Коннора, и каждый миг будет мучителен. А вечером еще нужно будет найти в себе силы, чтобы заставить Хэйтема отдыхать. Тот обладал скверной привычкой с негодованием отвергать отдых, когда дело касалось лично его. Однако теперь дело касалось и мистера Кормака. И он был полон решимости победить. Не впервой.