Ночь, одержимая белизной

«Ночь, одержимая белизной кожи. От ветреной резеды, ставень царапающей, до резной, мелко вздрагивающей звезды…» И.Бродский

      В этом году весна пришла резко. Так резко можно только умереть или, скажем, влюбиться. Просто в один день все заметили, что новым чувством расцвела черёмуха. Как румянец влюблённости на щеках побелели небеса. Деревья покрылись листвой в такт учащённому биению сердца. Но теплее всего была ночь.       Окурок сигареты истлел между пальцев Егора и вскоре закономерно полетел на потрескавшийся асфальт. Молодой мужчина привычным движением растрепал волосы, стараясь не сводить взгляда с раззявленной пасти парадной. Скейт смотрелся странно в сочетании с его небрежно расстёгнутым бежевым пальто и брендовыми вещами. Как постмодерн. С каждым вздохом весна отравляла лёгкие Егора своей остротой нового времени. И всё тело пыталось перестроиться, чтобы успеть за этим переменчивым сезоном.       Когда в парадной мелькнул силуэт, Егор весь подобрался как гризли, услышавший шум рыбной реки. Он уронил скейт на землю и проехал на нём пару метров, чтобы потом снова подкинуть в руку. Он дождался его. Сашу. Тот вылетел из парадной стремительно, как и всегда. Старые знакомые, наверное, опешили бы от такого вида своего серого мудреца. Он был в жёлтом дождевике, очередной странной шапке и со своим скейтом в руках. При виде Егора он заулыбался и кивнул головой.       — Поклон, проход и даже без приветствия? — усмехнулся мужчина, потянувшись вслед словно привязанный. — Что за странные слова у тебя вместо «привет»? — Саша встал на скейт и хотел поехать, но Егор схватил его за запястье и притянул к себе для объятия. А поскольку он был намного сильнее, это было совсем несложно. Другая рука легла на талию, не давая упасть. — Это из одного стихотворения вообще-то, — Егор опустил подбородок на чужую макушку. Благо, рост позволял.       Всего лишь пару секунд всё вокруг замерло в тонкой дрожи момента, потом Саша оттолкнул своего спутника. Слишком рискованно было обниматься посреди города. И даже ночь и карантин не смогли бы спасти положение. — Поехали? — он постарался расправить плечи, чтобы казаться чуть повыше. Егор, улыбаясь во весь рот, кивнул и встал на свой скейт.       Ночной город ласково раскинул свои крылья-проспекты под звук переката колёс. Редкие прохожие как картонные декорации скользили в сторону. От них требовалось лишь уступить дорогу. Машины рассеянным светом фар добавляли таинственности позднему часу, а фонари наблюдали сверху словно терпеливые зрители перед началом спектакля. Егор старался смотреть на весь этот пейзаж, чтобы не концентрировать внимание на одном только Саше. А поскольку ехали они молча, всё казалось нелепым и неловким.       — Я долгое время думал о радостях, — Саша нарушил молчание. — Что может стать в наше время глобальной радостью? — А что такое глобальная радость? — уточнил Егор, чуть замедлив ход. — Ну, смотри. Знаешь, что было в шестидесятых с людьми? Они жили как-то более общим сознанием. Присутствовало нечто единое. Вот, Гагарин в шестьдесят первом полетел в космос. Новость об этом разлетелась по Союзу. И знаешь, что было? Люди, едва заслышав о первом человеке в космосе, бросали все дела и начинали кричать, танцевать, обнимать друг друга. Старшеклассники срывали уроки, потому что прыгали по партам и ликовали. Это была глобальная радость. Не гордость даже, а попросту счастье. Знаешь, почему? Потому что единство.       Егор пожал плечами, даже не зная, что ответить. Они доехали до небольшого сквера похожего на природную родинку на теле города. Гравий дорожек зашуршал под колесами скейтов. Деревья и кусты здесь скрывали людей от взглядов улиц. Местом для привала послужила скамейка в самом укромном уголке тихого сквера. — Ты задаёшь интересные вопросы, Искандер, — Егор уселся на скамейку, вольготно развалившись на ней. — Не надо так, — ответил Саша. Он аккуратно опустился на самый краешек и поставил скейт под ноги. — Мне нравится другая вариация имени. Обычная. — Саша? — Да. Саша лучше. Звучит как будто я нормальный.       Они помолчали. Егор пару раз вскидывался, намереваясь резко доказать, что его собеседник абсолютно нормальный и так. Но потом он замолкал, лишь бы не прерывать философского молчания. Задумчивого и многозначного. — Шестидесятые были интересным временем, Саша. Ты верно сказал о единстве, тогда СССР пропагандировал это. Мол, союз нерушимый только в случае, если люди будут единым механизмом. Поэтому и за Гагарина радость была общей. — А что может сейчас заставить людей чувствовать подобное? — Не знаю, — Егор поймал взгляд собеседника и улыбнулся. — Может телепортация русского человека в другое измерение?       Отчего-то Саша засмеялся, и было это так заразительно, что Егор присоединился к нему. А потом смех резко затих как в шаблонных фильмах о любви. Таких, где герои похожи один на другого и делают какие-то очевидные вещи. Саша вскинул брови, а Егор чуть наклонил голову. Чтобы дотянуться друг до друга им хватило одного удара сердца. Поцелуй. Короткий, но опасный как электрический разряд.       — Что это было? — голос Саши был очень серьёзным. — Мы поцеловались. — Егор, что это было? — Саша дрожащими руками достал сигареты из куртки и попытался закурить, но уронил зажигалку.       Егор достал её быстрее. Он перехватил руки своего спутника, чтобы помочь ему прикурить. Огонёк пламени отразился в чёрных глазах. — Зачем? — после первой затяжки Саша стал говорить со спокойной невозмутимостью, какая была присуща ему во всё остальное время. — Ты гей что ли? — А ты? — парировал Егор и снова сжал чужую ладонь в своей. — Ты, по-моему, был не против поцелуя. Почувствовал ли ты, если не глобальную, то хотя бы обычную радость? Ответа не последовало.       Егор тоже закурил, и некоторое время они оба молча вдыхали табачный дым. Звёзды над их головами мелко дрожали, едва видимые за непреодолимым засветом города. Больше не хотелось ни говорить, ни кататься, ни даже моргать. Важно было только украдкой смотреть друг на друга, ожидая хоть какой-то реакции.       И вновь Егору пришлось действовать первым. Он взял Сашу за руку в третий раз и посмотрел на него прямо. Так, словно ему хотелось заверить, что всё обязательно будет хорошо. — Саш, я испытываю к тебе неоднозначные чувства. Я уже давно не молоденький студент, чтобы бросаться словом «любовь», но я и не выживший из ума старик, чтобы отрицать привязанность, уважение, нежность, в конце концов. Мы все сейчас в подвешенном состоянии, весь мир с ума сходит. Но я хочу рискнуть. Мне остаётся надеяться, что и ты в глубине души что-то ко мне ощущаешь. Что тебе хорошо и комфортно рядом со мной. Если это так, мы можем попробовать… — Да, Егор, тебя не зря назвали Отважным, — впервые Саша не попытался выдернуть свою ладонь из тёплых объятий чужой руки. — Ты смог сделать то, что долгое время не удавалось другим. Ты заставил моё сердце буквально расплавиться. Как свечу.       Егор коснулся поцелуем пальцев Саши, не говоря ни слова. Им было важно помолчать ещё немного. В конце концов, каждого устраивало происходящее. Бледная кожа под горячими губами. Тёплый ветер, запутавшийся в волосах. Белый запах черёмухи. Если бы им позволили остаться так навсегда, они бы согласились. Но была «скорая», проехавшая мимо. Были приближающиеся голоса молодёжной компании. Был багаж вековых предрассудков, нетерпимости и непонимания. Егор оставил руки своего спутника в покое, поднимаясь со скамейки.       — Поехали домой? — улыбнулся он. Они встали на скейты и совсем медленно поехали обратно. Торопиться не хотелось, а путь назад был лишь формальностью. Всё из-за того, что глупая ночь решила присвоить себе свойство кончаться. Обоим не хотелось ехать в тишине, поэтому они начали обсуждать всякие глупости. Дискуссия о котах, о грифонах и о новом поколении увлекала их как будто не было ничего интереснее всех этих вещей. На самом деле, Саше было неловко обсуждать произошедшее в сквере, а Егор до смерти боялся разрушить момент и веру своего спутника в чувства Отважного. Поэтому они продолжили говорить о людях, о студентах. Обо всём.       Так они и добрались до дома Саши. Снова тот же двор, только теперь ещё тише и ещё меньше людей. Перекат колёс скейтов был подобен грому в акустике нависающих стен. Егор затормозил у парадной. — Спасибо за эту поездку, — он, не спрашивая разрешения, порывисто обнял Сашу, и коснулся его щеки в невинном поцелуе. — Егор…       Егор задержал дыхание, обнимая ещё крепче. Не хотелось, чтобы всё кончалось. Ведь завтра, может быть, они не смогут вернуть эту близость. И пусть сердце Саши и плавилось свечой, но рабочая серость всегда могла задавить робкое чувство влюблённости. В конце концов, на «можем попробовать» Егора ответа так и не последовало. А намёки ему вдруг стало очень сложно и страшно вычленять из стройной речи собеседника.       Но кончились и объятия. После тепла соприкосновения тел даже самая чудесная ночь казалась прохладной. Егор поёжился. Дома его ждали холодная постель и очередное столкновение со своими мыслями. Но выбирать не приходится. Нельзя рушить эту ночь каким-то неправильным завершением, пусть даже в памяти останется лишь пара лёгких поцелуев. Он встал на скейт и махнул Саше на прощание.       Тот сначала сделал шаг к парадной, но потом развернулся, чтобы поймать руку мужчины. — А знаешь, Егор, у меня такой кофе дома вкусный. И про глобальную радость мы не договорили. Может, зайдёшь?