***
14 мая. Дневник! Мы расстались. Не знаю, как это отразится на нашей работе. Хочется сказать, что отношения не связаны с геройскими миссиями, но после этой ссоры мне будет тяжело смотреть в его сторону. Я не уверен, правильно ли мы поступили. Он ушел. Я его оставил. Хотелось кричать от боли и обиды. Хотелось его ударить, хотя куда уж больше. Это был наш последний май.***
16 мая. Дневник! Второе утро подряд я просыпаюсь один. Вчера я на автомате сказал: «Доброе утро», но не получил ответа. Снова думаю о том, что мы слишком гордые. Мы оба. Но я могу лишь улыбаться. В конце концов, меня ждет работа героя.***
20 мая. Дневник! Я начинаю привыкать просыпаться без его объятий и сонных ворчаний, без аромата приготовленного им завтрака. И засыпать без него тоже. Так интересно, что меньше недели назад мы были с ним самыми близкими людьми на свете, а сейчас мы далеко друг от друга настолько, что невозможно себе представить.***
21 мая. Дневник! Май считается дождливым месяцем. В том, что сейчас на улице хмуро нет ничего удивительного. С того дня с неба не упало ни одной капли. Непривычно, как думаешь? Зато сейчас, скорее всего, польет как из ведра. За окном довольно шумно. Капли с силой бьют по стеклу. А вот и гром. Сегодня первая майская гроза в этом году. Я только что увидел молнию, раскинувшуюся на все небо. Она напоминает мне о Каччане. Такая же опасная и прекрасная. Это первая гроза, которую я провожу один. Нет, мне не страшно, просто… Просто обычно рядом со мной сидел Каччан.***
27 июня. Дневник! Сегодня я встретил Каччана во время задержания злодея. Мы перекинулись парой слов. Со стороны выглядело так, будто ничего не произошло, но внутри что-то больно сжалось. Хотелось кричать. Лучше бы мы не встретились там. Лучше бы ты молчал. В тот момент я почувствовал, как сердце пронзили стрелы.***
30 июля. Дневник! Я стал писать реже. Совсем не хватает времени и сил. На работе я впахиваю больше обычного. Появились новые шрамы. Раньше меня бы хорошенько отчитали за это, а потом горячо поцеловали. Сейчас всем плевать. Я отвлекаюсь как могу. Отвлекаюсь от мыслей о нем. Это помогает, днем я действительно свободен от этого груза, но ночью я скучаю по нему сильнее обычного.***
14 сентября. Дневник! Прошло ровно пять месяцев с нашего расставания. Это действительно много, но меня это не успокаивает. Говорят, время лечит. Так почему мне по-прежнему больно? Помню, перед тем, как уйти, он сказал: «Для тебя, для меня так будет лучше». Возможно лучше тебе, Каччан, но я все ещё не уверен, что мы поступили правильно.***
3 ноября. Дневник! Раньше я писал много и часто. Мне было, что писать. В моей жизни происходили какие-то события, я постоянно что-то чувствовал и испытывал эмоции. Кажется, это называют эмоциональным выгоранием. Правда, я не совсем уверен, что мне можно приписать это понятие. Как объяснить? Я ни о чем не думаю. Ни о чем другом, кроме как о Каччане. Я не могу радоваться или сожалеть. Недавно на моих глазах погиб мужчина. Я не смог спасти его, но проблема в том, что мне было на это все равно. Я наблюдаю за жизнью города и не вижу красок. Вокруг все серое, гнилое. Самое поганое, что я герой. Мне приходится натягивать на свое лицо улыбку. Удерживать её труднее, чем бороться со злодеями. Она пропитана фальшью и пластиком, я вижу это в своем пыльном отражении. Интересно, люди игнорируют это, или они действительно настолько глухи и слепы, что не видят очевидного? Шучу. Меня вообще ничего не интересует.***
20 января. Дневник! Слышал, Граунд Зиро нашел себе девушку. Я рад за него (насколько могу. Я искренне стараюсь). В конце концов, Каччан не стал бы долго переживать о нашем расставании. Наверное, вообще не переживал. Я все также один. Я не собираюсь искать себе кого-то. Моя цель – стать лучшим героем, семья для меня не в приоритете. К тому же, я скучаю по Каччану…***
— Скучаешь, значит? Как же Мидория ошибался, полагая, что Кацуки бесчувственная мразь. Весь этот год он переживал. Да, сначала забил и злился, но со временем понял свою ошибку. Он пытался утопить боль в удовлетворении. Ночи он частенько проводил с левой девушкой или проституткой, о которой утром уже не вспоминал. Он пытался отвлечься засчет работы. Он так ничего и не смог сделать. — Каччан? — за спиной раздается слабый голос. После травмы Деку не успел полностью оправиться. В чужих руках он замечает свой дневник. — Что ты делаешь? — плохо скрывая волнение, чувствуя, как по венам течет нарастающая злость. — Деку… — Ты все прочитал, верно? — Деку, я пришел приглядеть за твоим домом. Ты долго лежал в больнице, я подумал, тебе пригодится моя помощь. — Я пока не инвалид и сам могу позаботиться о себе и своем доме, спасибо. Теперь уходи, — сжимая забинтованные пальцы в кулак, он держался, чтобы не начать кричать. Но Бакуго не уходил. Он продолжал смотреть в раскрытую тетрадь, над чем-то раздумывая. — Больше года, — начал негромко он. — За это время многое произошло, и я о многом думал. — Уходи, — чуть громче сказал Изуку, делая шаг навстречу. Его дневник прочли. Все его чувства раскрылись против его воли. — Наш с тобой мир никогда не был устойчивым. Он был похож на песочный замок, который рассыпался в прах, — он медленно повернулся, смотря прямо в зеленые омуты.— Но мы в силах построить новый. — Ты сам его построил когда-то, сам и разрушил, — дрожащим голосом, сжимая руки, он говорил. Его глаза начинали наполняться влагой. Он чувствовал, как горящие стрелы пронзают его тело. — Наши отношения не были нормальными, нет смысла повторять их, — переводя взгляд то на тетрадь, то на Бакуго, он говорил. — Проваливай из моего дома. — Изуку, — Кацуки медленно подошел к парню, трясущемуся от ненависти и обиды, — мне тоже было непросто, — он проводит рукой по веснушчатой щеке. — Я тоже чувствую эти стрелы. — Заткнись! — он отбил руку от себя, прожигая глазами человека, стоящего перед ним. — Мне не нужна твоя жалость! Что было, то прошло! У тебя новая жизнь, Бакуго! Оставь меня в покое! — его мучительное прошлое преследовало его в мыслях. Теперь оно стоит перед ним, что-то говоря о чувствах. Оно прочло его дневник и нагло смеется в лицо. Он не может этого вынести. — Лучше умереть, чем возвращаться к моей новой жизни. — Да ты просто издеваешься надо мной! Что, думаешь, если прочел мой дневник, то я тебя сразу так и простил? Да после этого я тебе даже доверять не смогу, — он кричал, кричал до боли в горле. Кричал, стараясь удержаться на дрожащих ногах. Кричал, захлебываясь непрерывным потоком слез. — Да! — и тут Кацуки не выдержал. — Да, я совершил много дерьма! Да, это я во всем виноват! Да, я прочел твой дневник, но знаешь почему? Весь этот год я проклинал тот день, тот час, когда началась та гребанная ссора! Я не знал, куда мне деться от чувств, что нахлынули дурацкой волной! Думаешь, ты один тут страдаешь? Как бы не так, принцесса! Я пытался, я делал все, чтобы забыть, но мне не нужен никто кроме тебя, слышишь? А из-за гребанной гордости, нет… Из-за идиотского страха я не подходил к тебе! Я боялся, что тебе без меня прекрасно живется, и ты посмеешься надо мной! Но твои записи сняли с меня этот груз. Изуку не мог поверить во все то, что ему сказали. Он не мог и предположить, что чувствовал все это время сам Кацуки. Но он знал, что эта исповедь ни на грамм не пропитана ложью. Держа Мидорию за руки, он смотрел сквозь влажную пелену на зеленые, переполненные эмоциями изумруды. Он выдержал мучительно долгую паузу, чтобы спокойно и уверенно, дабы не спугнуть, сказать: — Давай начнем всё с начала.