Проведи меня до дома

Хината отметила свой день рождения в уголках темной комнаты. Своей комнаты, которая уже природнилась за всю её жизнь так сильно. Эти стены знают больше чем кто либо.Её подушка впитала много слез. Хината часто говорила в пустоту, нет, она абсолютно здорова, но… Для неё это единственный способ выговориться. Раньше у неё не было такого. С появлением Саске, она все рассказывала ему, он как шкатулка, от которой ты часто забываешь ключик. Он всегда слышал её, и никому не говорил. Даже не показывал, что-то знает. Саске хороший слушатель, он умеет слышать, понимать, хоть и подаёт себя иначе, он, словно, сам того не понимая, заставляет тебя открыться ему. Невероятно. Сейчас Саске не с ней. Не рядом. Поэтому она говорит в ночную, едкую, холодную, пустоту. — Избегаю общения, игнорирую сообщения…— Хинату снова бросает в дрожь и злой шёпот: «Оставьте меня в покое, просто оставьте, чтоб вас, меня в покое…» Брюнетка обнимает себя, будто пытаясь согреться, и скрючивается «в три погибели» пытаясь успокоиться. Паническая атака вновь накрывает её с головой, и та, задыхается в собственных слезах. Снова. Снова и снова Хината плачет. Без всяких причин, просто так… Слезы такие тяжелые: глаза жгло, в горле стоял колючий ком, а руки предательски тряслись. Стало невыносимо холодно. Девушка поджала губы, обрывисто дыша. Как хочется кричать. Кричать об этой непонятной боли внутри, что рвёт её. Разрывает так медленно, задевая каждый миллиметр внутри. Помереть бы. Прямо на этой кровати, вслед за отцом, и покончить с этой чертовой болью. Да, она ещё скорбит по отцу, но уже смирилась. Тогда почему так дьявольски болит? Хината пытается успокоиться. Она поднимается на ноги, все ещё дрожа, достаёт успокоительное и глотает. Сев на кровать, поджимает ноги к себе, чувствуя утишение. Ещё одна таблетка. Ещё одна заглушенная боль. Тишина в сердце. Чувства вызывают страх, а нехватка этого — ненависть ко всему, даже к себе. Теряясь в желаниях, не понимаешь к чему ты так отчаянно бежишь: ощущения или тишина в сердце.   Тишина. В сердце. Вот чего она хочет. Значит ли это внутреннюю смерть? Или это просто отдых? От всего, даже от дыхания, из-за страха задохнуться. Ты больше не дышишь, чтобы не задохнуться. Глупо, банально, но мы все в конце-концов этого боимся и хотим. **** — Итак, до экзаменов осталось всего несколько дней, хочу напомнить… Куренай-сенсей рассказывала о важности подготовки, пока Хината сверлила её взглядом. Эти стены классной аудитории, в странном, бежево-горчичном оттенке, ей наскучили. Как и все происходящее. Это только второй урок, но она уже хочет поскорее прийти домой и лечь спать. Ничего нового. И так каждый день. Одно и то же. Надоевшие лица, учебники, еда, голоса. Все смешивалось кашей в её голове. В последнее время она слишком много думает. Головные боли стали уже привычными. Привычнее только — пить таблетки. — М-можно…выйти? — неожиданно прервала девушка, неуверенно поднимая руку. —Да, конечно, — отозвалась учительница.Боль в голове притупляла и без того мутный взгляд, и брюнетка чуть покосилась, проходя мимо одноклассников. Сакура провела Хинату встревоженным взглядом, переведя его на такого же Наруто. **** Коридор, похоже, был длинною в бесконечность. Хината плелась, еле переступая с ноги на ногу, и держась у стен, дабы не упасть посреди школы. Сердце учащённо билось, и девушка молила всех Богов, чтобы паника не окинула её голову вновь. Коленки тряслись, а в голове мерзко гудело. Взгляд, словно, потускнел, делая все расплывчатым. Прикоснувшись ко лбу, брюнетка не обнаружила жара. Она не простужена, но чувствует себя ужасно. Наконец дойдя до мед.кабинета, она тихонько постучала. Не став ждать, она аккуратно открыла дверь, входя внутрь. Никого. И то хорошо, она быстро найдёт таблетку и уйдёт домой. Хината начала копаться в стеллажах у стены, перебирая разные пачки таблеток. Нигде нет. Подойдя к столу медсестры, что стоял около окон, она начала смотреть в его шкафчиках. Шаги. Осторожные шаги, отдающиеся эхом. Этот звук от пожарной лестницы. Хината напряглась, а потом, быстро захлопнув шкафчик, развернулась к окну. Несколько сантиметров и она бы уткнулась носом в грудь Учихи. Все произошло так неожиданно и быстро, что даже невозмутимый Саске испугался, отпрянув назад. Сердце забилось сильнее. Внезапно стало жарко, и Хината почувствовала, как спину обжигает огнём. — Ты? — Саске спрашивает так, будто видит её впервые. Хината лишь опускает удивленный взгляд, вновь обретая спокойный вид. Лишь вид. Внутри неё все сворачивается, и выворачивается. Девушка поворачивается к Саске спиной, продолжая, дрожащими руками, рыскать по шкафчикам. Учиха, сунув холодные руки в карманы школьных брюк, медленно обошёл Хинату, сажаясь на кушетку, застеленную белой тканью. Он внимательно наблюдал за тем, как Хината судорожно мечется от одного ящика к другому, по всей видимости, в поиске таблеток. Её грудь тяжело вздымалась, и челка была немного слипнувшийся, взмокшей. Лицо у неё было неважное. Хмурые брови, почти белая кожа, впавшие щеки, фиолетовые, почти синие, круги под глазами. Совсем больной вид. Даже не так, скорее, отчаянно уставший. Она вдруг берет в руки пачку таблеток, почти с надеждой смотря на неё, а потом резко хватается за голову. Саске еле сдержался не примкнув к ней. Не стоит. Снова посмотрев на пачку таблеток в своих тонких руках, Хината понимает, это не то. Почему в этом, чертовом, медпункте нет медсестры? Почему тут нет обычных таблеток от головы? Что за обращение к учащимся? Её все злит. Все не так. Она раздраженно упирается бёдрами о край стола, все ещё стоя к Саске спиной. Закрыв лицо руками, она тяжело выдыхает. Боль продолжается, что хочется плакать. Снова плакать. Саске все видит, и, понимает. В последний месяц он достаточно напился обезболивающих, поэтому они всегда с собой. Найдя стакан и кувшин рядом с ним, он налил туда воды, а после, достав из кармана рубашки, пачку таблеток, встал перед Хьюгой. — Что ты чувствуешь прямо сейчас? Ни с того, ни с сего, спросил Саске, стоя с протянутой рукой стакана и таблетки. Он оперся о какой то стеллаж с книгами, внимательно смотря на Хинату, что ни за что не поднимает на него взгляд. — Потерянность, наверное, даже, пустоту… Её голос такой тихий. Он видел, как дрожали её руки, когда она клала таблетку на язык. Её губы такие же бледные. Вся она, какая то, другая. Не его.Что ли? — Пустоту? — Саске нахмурился. Он понимает, о чем они говорят. Точнее, о ком. Ему жаль. — Да, я ничего не чувствую.Будто… теперь… мне плевать.Я хочу объяснить, как истощена.Даже во сне.Как я просыпаюсь разбитой, но я не могу описать.Вижу всё, только в черном цвете… — она сначала обхватила себя руками, а потом, наконец, взглянув на Учиху, встала со стола, подходя ближе. — Хината… — Я ничего не чувствую. Значит… я сломлена? Исправь это… — она подошла к нему, взяв за воротник пиджака.Будто о чем то умоляет. — Вот ведь ирония, не так ли? Я нихрена не чувствую, вообще ничего. Мы считаем боль худшим ощущением. Это не так. Что может быть хуже этой бесконечной тишины внутри меня? Тебе никогда не кажется, что ты исчезаешь? Мне постоянно… почему же я не могу жить долго и счастливо? Почему я в это не верю? Потому что, я уже не знаю, во что верить… —Ты просыпаешься утром и боишься жить дальше…? Я не могу поверить, что всё повторяется. — Думаешь, я сама этого хочу? Я не здесь.Вы меня видите, но я пуста.Я всё время думала, что если бы я была нормальной, в моей жизни не было бы столько проблем. Когда я думала о смерти близких людей, думала, что будет невероятно больно… но я ничего не чувствую. — Да что с тобой не так? — Саске немного нагнулся, заглядывая ей в глаза, и крепко сжав пальцы на её хрупких плечах. — Слишком много… слишком много чего не так. В этом и беда, да? Много чего не так и тебе этого не изменить.Никак. Я бы отдала, всё, что у меня есть, лишь бы снова чувствовать… Даже боль. Меня, как будто бы не было… В смысле, была, но и как будто бы не было. Была в каком-то пьяном измерении, как будто во сне… — Я не всегда такой была. — Я знаю. Хината опускает руки вдоль торса Учихи, обхватывая его и крепко обнимая. Саске мнётся, не зная, как правильнее поступить. Что делать? Он даже не пытается её обнять, опустив руки. Так лучше, правда ведь? Хината прижимается, с горечью давая эмоциям верх. Плакать в присутствии Саске — это уже что то обыденное. Она снова высказала все ему, хотя совсем считала, что у неё никого нет. Снова он, снова ей помогает, сам об этом не задумываясь. Саске дышит тяжело. Густой воздух окутывает обоих. Это уже не те объятия для него.