Чужой

-Пора уже прекратить пропускать через Город всякую шушеру, - проворчал мужчина, стоя на пороге своего дома, - опять Чужой. -Не говори так громко, он может услышать, - тихо проговорила женщина, - ты знаешь политику Города, мы оказываем помощь всякому, кто приходит к нам. Поэтому на Город никто не нападает. -Чужие не в счет. От них ничего хорошего не жди! Странник поднял взгляд на пару. Его янтарные глаза с узкими полосками зрачков мягко сияли даже при свете солнца. Он ничего им не сказал, только перекинул на спину тяжелую толстую косу длинных волос платиново-серого или цвета дымчатого раухтопаза. Его байк на солнечных батареях блестел хромированными деталями, переливаясь как ртуть. Казалось, даже дорожная пыль не в силах загасить это сияние. Одежда с капюшоном из непонятного материала переливалась в оттенках окружающего мира, будто хамелеон. Мужчина на малой скорости проехал мимо. -Мне их даже жаль, - проговорила женщина, - их куда-то влечет, и они не могут остановиться. Ганнибал посмотрел наверх, небо стремительно теряло свой яркий цвет, он сбросил скорость. Разговор, что он слышал недавно, задел его, но в Городе нельзя охотиться. Это мирная зона, это Закон перемирия. Но это не помешает ему запомнить запах и съесть этого человека, если он встретит его вне Города. -Не пустите ли на ночь? – Ганнибал окликнул другого мужчину. -Нет, у нас нет мест, проси в другом доме, Чужой! – бросил человек через плечо и запер дверь. Пришлось продолжить путь. В следующем доме, здесь были стальные стены с иллюминаторами вместо окон. -Не пустите ли на ночь? – повторил Ганнибал без особой надежды. -Нет, моя жена и взрослые дочери уже беременны, мне некого предложить тебе на ночь, - отказал третий человек, встретившийся на малолюдной улице, - но… Ты можешь попросить ночлег в том доме, этот парень живет один, у него наверняка найдется место, - мужчина указал на дом в конце улице, где она разворачивалась на перекресток. Дом стоял обособленно, словно сторонился остальных. -Кто там живет? -Затворник, - последовал ответ. Мужчина скрылся за дверью. Ганнибал направил байк к указанному дому. Что ж, возможно и в самом деле удастся получить ночлег в этом доме. Это лучше чем проезжать все улицы, пополняя свой и без того немаленький список для меню. Ничего не поделаешь, Ганнибал, как и его предки, был свято убежден. Грубость лучше поглощать, чтобы она не давала плодов и не разрасталась, укореняясь в людских сердцах. Байк остановился у дома. На порог неохотно вышел кудрявый темноволосый мужчина лет тридцати с необычными пронзительно голубыми глазами и с щетиной на подбородке, и щеках. Его волосы были длиннее чем у всех жителей Города, которых Ганнибал видел до этого, перехвачены повязкой. В остальном те же военного покроя, куртка, штаны и ботинки как и у остальных, включая женщин и детей. После войны, разрушившей мир, оставившей лишь те жалкие разрозненные осколки людского общества, которые существуют теперь, все атрибуты мирной жизни канули в Лету вместе с прошлым миром. Пригодились старые склады с военной формой, которую перешивали, подгоняли множество раз. -Не пустишь ли на ночь? – который уже раз за сегодня повторил ритуальную фразу Ганнибал. Кудрявый неохотно и хмуро окинул взором Чужого, потом нехотя кивнул. -Я открою ворота, ты загонишь байк внутрь, ночью будет пылевая буря. -Откуда ты знаешь? – чуть удивленно спросил Ганнибал, сам он почувствовал бурю уже давно, оттого и искал приют с таким упорством, но этот человек… -Знаю, - отрезал Затворник. В комнате было много старых предметов, многие из них сломанные, они лежали на верстаках из старого авиационного металла. Ганнибал с интересом осматривал помещение. На стенах было много часовых механизмов, с маятниками и без, а также барометры: анероидные и ртутные. Компасы. Впрочем, после смены полюсов они стали бесполезны, потому что все спятили как Мартовский Заяц. Секундомеры, хронометры, даже астролябии. На столе лежали совсем уж узкоспециальные граммометры, спидометры, тахометры и амперметры. Лоты. Неужели этот парень рассчитывает найти где-нибудь хотя бы сколько-нибудь глубокий водоем? Или они используют это для колодцев? Инструменты и детали. Разобранные моторы и солнечные батареи. Люди редко разбираются в технике сейчас. Ничего удивительного, что он предпочел стать Затворником. На первый взгляд все это представляло ужасный беспорядок, но приглядевшись Чужой сумел уловить закономерность, это порядок хозяина дома, согласно его замыслу. Такой человек ему еще не попадался. Интересно. Обычно люди не вызывали любопытства, но этот… Его глаза были такими яркими… О, а вот еще. Жизненно необходимые дозиметры, радиометры, pH-метры, термометры, TDS-метры, шумомеры, люксметры и нитратомеры. Любознательный молодой человек… Ганнибал с интересом разглядывал обстановку. Кудрявый вернулся с алюминиевым баллоном, в котором плескалась вода. Он открыл пробку и опустил внутрь измерительные приборы, а потом внимательно посмотрел на цифры. Похоже, показатели устраивали его, потому что он понес воду в угол, где, по-видимому, готовил себе еду. -Садись, - то ли приказал, то ли бросил хозяин дома. Ганнибал огляделся. Рядом со стопками развернутых карт стоял бидон, переделанный под сиденье. -У меня есть своя еда. Нет нужды готовить, - сказал он. Кудрявый хмуро оглянулся на него. -В моем доме никто не будет есть человечину, - отрезал хозяин дома. -У меня есть брезаола из безногих ящериц, - с готовностью предложил Ганнибал. Хозяин дома был колючим как молох, но в отличие от остальных он хотя бы пустил его. Снаружи по обшивке дома зацарапали первые предвестники надвигающейся бури. Он приблизился к гостю и молча протянул руку. Чужой протянул вяленое мясо. Кудрявый понюхал его, а потом, видимо сочтя безопасным, часть нарезал в свой котелок, а остальное вернул. -Ты механик? – спросил Ганнибал, - Большинство приборов мне знакомы. Я не знал, что среди людей остались техники. -Даже Чужие могут чего-то не знать, - ответил молодой мужчина. Воцарилось молчание. Ганнибал почти сожалел, что не предпочел встретить песчаную бурю за городом, когда хозяин дома наконец подал голос. -Местные имеют обычай принимать всех как гостей в своих домах. Одна из женщин дома детородного возраста ложится с гостем. Это нужно для оживления генофонда. Иначе Город ждет вырождение. Но дети от Чужих всегда уходят, когда начинается Зов. Поэтому никто не зовет их в свой дом. Они никогда не возвращаются. Что движет вами и куда вы идете? Ваши глаза такие странные… Вы так отличаетесь от людей, – заметил хозяин дома. -Как твое имя? – неожиданно спросил янтарноглазый. -Уилл. -А я Ганнибал. У нас обоих есть имена. Значит, разница между нами не так уж велика. Хозяин дома впервые внимательно посмотрел на гостя. Он долго смотрел, а потом, спохватившись, стал мешать еду. Воцарилось молчание. Ганнибал решил, что стоит его нарушить. -Чужие - это мутировавшие люди, что приспособились к новым условиям окружающей среды после войны. Мы можем контролировать состояние зрачков. Я предпочитаю не скрывать их. Так удобнее, можно ехать ночью при минимальном освещении, а днем не слепнуть, кода песок как снег отражает солнечные лучи. Мы не стрижем волосы, они все равно слишком быстро отрастают снова. Зов – это вроде миграции рыбы на нерест. Так как нас мало, мы слышим, когда приходит наше время искать себе пару. Нас тянет в определенные места, а после того, как пара образовалась, Чужие уходят дальше, чтобы найти подходящее место для семьи. Все, что было до – теряет свое значение. Поэтому никто не возвращается. Зов непреодолим. -С помощью воли можно преодолеть все, - отрезал Уилл и поставил перед Ганнибалом тарелку. Они ели в полном молчании. -Есть этиловый спирт, - предложил Ганнибал. Таким тоном, как будто говорит о самом изысканном вине. Кудрявый заинтересованно кивнул и принес пару жестяных кружек. Чужой налил спирт на два пальца, и Уилл разбавил его водой. Мужчины выпили. -Чем ты занимался до того, как услышал Зов? – спросил кудрявый, чувствуя, как тепло разливается по телу. Хороший спирт. -Я изучал довоенные книги, был хирургом. Уилл усмехнулся. -Ирония судьбы проходить лечение у людоеда. -Мы едим не всех, а только грубиянов. Все готовы поглотить грубость, но только Чужие делают это в буквальном смысле. -Своего рода, чистка генофонда, - хмыкнул Уилл. Он отвык от крепких напитков и даже от разведенного спирта быстро почувствовал легкий хмель. Он отпил еще, совсем неплохо наконец расслабиться. Начавшийся как обычно день оказался самым, что ни на есть, уникальным в его жизни. Прежде Чужие никогда не просили у него приют. За иллюминаторами быстро темнело. Буря набирала обороты, песок уже терся о стены как наждачная бумага. -Пора спать, - Уилл потянулся. Теперь его колючесть ушла из его голоса, он звучал просто устало. Должно быть, ему уже давно не приходилось ужинать в компании. -У меня нет женщины, так что могу предложить только самого себя, - проговорил кудрявый. В его голосе блеснула настороженность, он был напряжен, готов к отказу. Но Ганнибал кивнул, молодой мужчина был интересен, он чем-то отличался от остальных людей, но назвать конкретные отличия Чужой затруднялся. Что-то особое, слишком общее, чтобы быть выделенным, словно весь он был иным, другим. Кровать была сбита из старых ящиков, в каких раньше перевозили патроны. Уилл лег первым, увлекая за собой своего гостя. Ганнибал нежно коснулся обветренных губ. Секс в это суровое время это одновременно и больше, и меньше чем прежде. Удовлетворение потребности тела, без похоти, без избалованной прельщающей развратом страсти, без порнографических картинок. Просто удовлетворение физиологической потребности, как помочиться, поесть или поспать. Но одновременно это стало и большим. Снять напряжение с тяжелой головы, в которой пульсом бьется мысль, как выжить. Удивительно, что даже в этих условиях, человек так хочет жить. Думал бы он об этом раньше, прежде чем устраивать войны… Секс помогает хотя бы в секунды оргазма и некоторое время после ни о чем не думать, не сойти с ума от отчаяния. Объятья – это самообман, что ты не один, что тебе помогут, поддержат. Прекрасная ложь самому себе. Хотя бы на одну ночь. На пол скользнул зеркальный комбинезон, потрепанная военная форма. Белый пепел волос и освобожденные кудри рассыпались по плечам. Почему Затворник не стрижет волосы как все остальные в этом городе? Ганнибал отложил все мысли на потом, пропуская кудри сквозь пальцы как песок, глядя в эти пронзительные глаза цвета ясного неба. Он коснулся губами шеи, Уилл откинул голову назад, открывая доступ. Я бы мог загрызть его и уехать, прежде чем, кто-то заподозрит неладное. Но я не хочу… Кудрявый притянул Чужого к себе, провел по длинным волосам. Поцелуй становился все более жадным. Ганнибал обхватил оба члена, плоть стремительно твердела, посылая волны теплоты по всему телу как прежде разведенный спирт. Уилл судорожно вдохнул, подаваясь вперед. Они двигались будто на волнах, отзываясь на движение руки вверх и вниз. Сбившееся дыхание, тиканье часов, да шорох песка снаружи. Люди разучились стонать и кричать, заявляя всему миру, что им хорошо. Теперь они всегда должны настороженно прислушиваться, не грозит ли опасность. Но в голове трепетало, и стучали барабаны пульса. Уилл развел ноги, приподнимая таз. Ганнибал откинул волосы на спину и спустился к розоватому сжимающемуся бутону ануса, скользнул языком. Член кудрявого судорожно вздрогнул. Ласкающими движениями мужчина прошелся по всей длине, а потом надавил пальцами на пульсирующее отверстие, помогая себе раскрыть его больше для языка. Палец по фалангу вошел внутрь, Уилл зашипел от болезненного ощущения, Ганнибал переключил внимание на член, заглатывая. Буря набирала силы, стены едва слышно вибрировали. Мужчина не спешил, терпеливо растягивая. Уилл часто дышал. Было что-то завораживающее в крепкой груди с напряженными сосками, которая поднималась и опускалась от частого дыхания. В старых полуистлевших газетах часто писалось о гомофобии, они с презрением отзывались о тех, кто сношается с человеком своего пола. Забавно, что для того, чтобы это исчезло, достаточно было одной войны. Полномасштабной войны, лишившей возможности выбирать с кем. Если женщин на всех не хватает, никто и не станет жаловаться на гомофобию. В прошлое ушло не только это, споры о границах, взрывная волна стерла их. Мирные улицы, детские площадки, смех – тоже. Внизу живота было горячо и тяжело, и твердо. Ганнибал наслаждался этим нарастающим желанием, позволяя ему повышаться до боли, до потолка разума, чтобы запомнить таким максимальным, на пике. Возможно, Зов приведет его туда, где он обретет женщину, семью, но этот мужчина будет выжжен в его Дворце Памяти на каждой стене. Чужие годами собирают знания о прошлом, чтобы контролировать будущее. Это также послужило причиной ненависти людей. Никто не любит, когда есть кто-то, кто знает больше чем ты, никто не любит контроля. Щетина на подбородке, приоткрытые губы, частое дыхание. Их можно было бы нарисовать, сфотографировать, воспеть и описать. Этот человек… Ганнибал сплюнул на ладонь и растер по члену. Отверстие, блестящее от слюны, призывно дрожало, сжимаясь и разжимаясь. Мужчина приподнял бедра и плавно вошел внутрь. Уилл судорожно выдохнул, обхватывая стенками член. Чувство наполненности было болезненным, но приятным, когда член во что-то уперся, проскальзывая дальше. Ганнибал наклонился за поцелуем, входя глубже, когда же он выпрямился, вид Уилла под собой совершенно очаровал его. Растрепанный мужчина следил за ним с шалыми глазами. -Давай… - выдохнул кудрявый, подаваясь бедрами навстречу. Темп, сначала размеренный, глубокий, вскоре усилился. Ганнибал вбивался внутрь так, как уже никогда не будет. Ни с кем другим не может быть так, как с ним… Непокорные голубые глаза смотрели на него, заставляя разгораться еще больше. Кажется, если бы он их закрыл, то все было бы не таким ярким. Но то, что Уилл смотрит, заводило, хотелось показать ему еще больше. Словно бы в ответ на его мысли, голубоглазый мужчина скрестил ноги на пояснице Ганнибала, заставляя чуть сбавить скорость. -Помедленнее, ночь только началась… - раздался тихий голос. Он мог бы показаться лишь слуховой галлюцинацией, но затянутые паволокой влечения глаза, подтверждали услышанное. -Тебя надолго хватит? – поинтересовался Ганнибал, чуть заметно улыбнувшись. -А тебя? – парировал Уилл. Песок свел обзор в иллюминаторах к нулю, было слышно, как он царапает толстое стекло. На всех часах близилась полночь. Потные разгоряченные мужчины не спали. Даже кончив дважды, они все еще льнули друг к другу, ласкаясь словно впрок. Чтобы хватило, пока один доедет до того места, куда ведет его Зов, пока второй вновь не погрузится в работу механизмов, забывая о теле. Колючий молох оказался горячим как полуденный песок. Чужой был счастлив, что именно Затворник открыл перед ним свою дверь. Других дверей… не надо… Уилл оседлал Ганнибала сверху и теперь энергично двигался с поддержкой лежащего. Движения теперь совершались легче, сфинктер сдался, приспособившись под размеры гостя, а внутри было скользко от спермы. Янтарные глаза, что смотрят на него с таким восхищением и обожанием. Это они виноваты. Я точно уверен, что это они. И эти приоткрытые губы, если бы существовали чертежи, способные повторить эти изгибы, то я бы потратил все запасы, чтобы достать их. Так не хочется, чтобы эта ночь прекращалась. Ведь по утру Зов уведет Чужого прочь, и он так ничего и не узнает… Уилл опустился до основания, сжимаясь внутри, и Ганнибал почувствовал, как огонь снова разливается по жилам, он вжался внутрь, кончая. Резко и яростно дроча, молодой мужчина вскоре присоединился к нему, обрызгав спермой живот. Затворник устало опустился рядом. Семя подсыхало, неприятно стягивая кожу, но Чужой даже не морщился. Забавная мысль, может и не стирать? Оставить как клеймо на память. Он уже забыл куда и зачем вел его Зов, только помнилось, что надо куда-то ехать… Завтра утром… Кудрявый склонился над ним, вылизывая собственную сперму, а потом лег снова. Язык щекотал вкус семени и пота. Запах этого Чужого обволакивал как сонная истома, в этом запахе можно было бы наверное купаться как в самом прекрасном источнике в мире. Ганнибал поднялся для ответной услуги, вылизывая молочные подтеки на внутренней стороне бедер и внутри. Уилл чувствовал восторг, наблюдая столь волнительное зрелище. Когда мужчина снова лег, Затворник приник к его губам, чувствуя собственный вкус и запах. Значит, когда он будет там, возможно те, другие, тоже это почувствуют… Слов не было, хотелось молчать и смотреть в эти голубые глаза. Молодой мужчина, утомленный, медленно остывающий от секса как ящерица от дневного жара, уже ничем не напоминал колючего молоха. В нем проявилось что-то свое… Должно быть все дело в линиях засосов, что расцветали на шее и груди или в собственном запахе, которым он пометил Затворника. Наверное, в этом… Он прижал к себе кудрявого, плавно соскальзывая в сон. Утром они не сказали друг другу ни слова. Словно первое же слово, что сорвется с губ, нарушит таинство прошедшей ночи, заставит солнце двигаться быстрее и унесет все в прошлое. Тряся землю, проехали переоборудованные под расчистку катерпиллары на солнечных батареях. Песок покинул улицы города, возвращаясь туда, откуда прибыл. Ганнибал вывел байк из гаража и, взглянув на Уилла, уехал. Затворник почувствовал, как вновь становится колючим молохом и снова завязал отросшие кудри. Не всякий Чужой может проявить волю. И остаться. Солнце клонилось к закату, когда Уилл услышал рокот подъезжающего байка. А затем раздался стук. Он отложил паяльник и открыл дверь. На пороге стоял Ганнибал. Сердце затопило волной нежности и сладкого волнения, но внешне колючий молох взирал на гостя холодными голубыми глазами. Чужой внимательно смотрел и будто видел насквозь. -Две недели назад, когда я покинул тебя, - заговорил он, - я перестал слышать Зов, тогда я не обратил на это внимания, я знал место и доехал туда, но когда я оказался в обществе себе подобных, то снова услышал его. Он звал меня сюда. И тогда я понял, что ты имел ввиду, когда сказал, что некоторые Чужие могут проявить волю и противиться Зову. Уилл кивнул. -Мой отец проезжал через город, и согласно обычаю моя мать возлегла с ним. Она была Затворницей, и когда я услышал Зов, то не смог оставить ее одну. Ни в тот год, ни в следующий, а когда она умерла, не подчиняться ему стало привычкой. -Я больше не слышу Зова, я там, где я должен быть, - проговорил Ганнибал, глядя в голубые глаза, в которых зрачки изменили форму, да… Теперь скрываться больше нет нужды… - Не пустишь ли на ночь? -Я открою ворота, а ты загонишь байк… - заговорил Уилл, но замолк, прерванный жадным поцелуем. Задыхаясь, он ответил на него, позволяя безумному языку блуждать у себя во рту, сплетаясь своим собственным. Зов… Я тоже… больше… не слышу его…