черничный пирог

      на часах семь тридцать утра. витрины блестят, с начищенных до скрипа полов можно есть без опаски, выпечка расставлена самым выигрышным способом. роты пирожных красуются шахматным построением, отряды тортов сияют безупречными кремовыми вершинами, батальоны эклеров смешались с полками макарун в безупречном сладком хаосе. стойка сияет, на фартуке ни единой складочки, все столики готовы принять посетителей. значит, можно с чистой совестью открываться.       урарака с довольной улыбкой оглядывает своё небольшое царство: кафе-кондитерская, продающая собственную выпечку. выглядит неплохо, уютненько так. даже лучше, чем до того, как урараку направили сюда работать. чёрт. может, ну её, эту полицейскую карьеру? отбатрачить ещё лет эдак пять и уйти в кондитерский бизнес? у неё неплохо получается.       тихая фоновая музыка включена, табличка на двери перевёрнута — зажёгся зелёный свет для постепенно оживающих горожан. утренняя тишина растворилась, будто её и не было. сменилась шарканьем ног, негромкими голосами, отзвуками ревущей в наушниках музыки и мелодичным перезвоном повешенных над входной дверью колокольчиков. урарака засуетилась за прилавком, благодушно улыбаясь постоянным клиентам. ещё до поступления в полицейскую академию она частенько подрабатывала в магазинчиках, и быть в такой роли ей не впервой. одна из причин, почему её сюда и назначили.       офисные работники в мятых костюмах хватают булочки в дополнение к обжигающему кофе в стаканчиках. они уже выглядят так, как будто отпахали три двенадцатичасовые смены, а вечером, когда зайдут за хлебом или за утешительным пирожным, будет только хуже. урарака старается не улыбаться при них слишком жизнерадостно. она сама не раз бывала на их месте, когда тянешься за работу будто бы с горой на плечах, и всё вокруг раздражает своей беззаботностью и беспечностью.       толпа, видная сквозь огромные окна и стеклянную дверь, становится гуще. поток офисного планктона разбавляют студенты, умудрившиеся перещеголять взрослых по состоянию убитости. урарака всерьёз думает о том, что некоторые из них могли бы загружать покупки в мешки под глазами. одна из студенток, с огромным тубусом и кисточками, торчащими из рюкзака, несколько минут тыкает в витрину с отсутствующим взглядом, а на вопрос урараки невозмутимо отвечает, что пытается настроить цветопередачу. мол, у вас слишком сильно контраст выкручен. неестественная палитра получается.       когда на часах щёлкает без десяти восемь, привычно заваливается киришима. он маскируется под студента, но уж больно выбивается из их унылой толпы, сверкая загаром, осанкой и улыбкой во все зубы. он берёт шоколадный кекс и чай, подмигивает урараке и садится у окна, утыкаясь в телефон. помимо него посетителей, пожелавших остаться за столиками, нет, но он умело сливается с обстановкой, почти не двигаясь, и вскоре и сама урарака забывает, что он пришёл и сидит где-то в зале.       ровно в восемь, как по расписанию, под тонкий перезвон колокольчиков заходят те, ради кого урарака и киришима играют весь этот дешёвый спектакль. эта компашка как раз-таки отлично вливается в поток полумёртвых работников и студентов, похожих на зомби. если бы урарака была простой продавщицей, точно бы приняла их за студентов-неформалов, но она была полицейской под прикрытием, а её визитёры — скорее-всего-частью одной из самых опасных городских банд.       на этот раз их трое: даби, самый высокий, кутается в длинное пальто, лохматит и так стоящие дыбом волосы длинными пальцами. в его взгляде вся ненависть и раздражение этого мира, в ушах — столько металла, что на его месте урарака опасалась бы проходить мимо магнитов: так можно и без куска уха остаться. он выглядит откровенно недовольным, взъерепененным. кажется, зажги рядом с ним спичку — и полыхнёт взрывом.       позади него тащится бубаигавара (вслух его все называют твайсом, видимо, опасаясь случайно кого-нибудь или что-нибудь призвать). он как всегда уныл, еле плетётся следом за возглавляющей процессию тогой, сцеживает зевки в кулак. на нём уже висит несколько пакетов. судя по данным, собранным другими наблюдателями, по утрам каждого вторника и четверга тога таскает пару своих товарищей по магазинам, оканчивая променад пекарней. для возможно-всё-же-преступницы её уровня странно иметь такие стабильные привычки. то ли она настолько беспечна, что не боится слежки, то ли настолько самоуверенна. имеет все основания: в конце концов, для того, чтобы достать весомые доказательства вины на неё и её подельников, пришлось дойти аж до цирка с работой в пекарне.       тога идёт, пританцовывая, роется в карманах на ходу. волосы забраны в два неаккуратных узла, под глазами то ли полтюбика растёртой туши, то ли результат череды бессонных ночей. очень долгой череды. в одном ухе торчит пиявка беспроводного наушника, оттуда гремит что-то, наверняка способное расплавить барабанную перепонку в два счёта. нашарив несколько мятых купюр, она с довольной лисьей улыбкой приваливается к стойке и смотрит на урараку сияющим взглядом.       — доброе утро, пончик! — жизнерадостно говорит она. от неё пахнет ядрёной клубничной жвачкой, назойливыми фруктовыми духами, и, возможно, кровью. но урараке могло и показаться.       — доброе утро, — отвечает очако с кислой улыбкой, глотая «пончик» так же беспрекословно, как сотни «дорогуш», «булочек» и «солнышек» до этого. клиент всегда прав и всё такое, обслуживание должно быть на уровне, раз уж она отыгрывает студентку на подработке. даже если клиент — клиентка — скорее-всего-королева местной преступности. — чего желаете на этот раз?       — хочу черничный пирог.       улыбка урараки становится ещё более натянутой. в глазах мелькает — нет, не раздражение — усталость.       — вы же знаете, уважаемая, что у нас…       — как так! — от высокого голоса тоги, кажется, вот-вот лопнут стёкла. звучит настолько наигранно, что у урараки сводит зубы. — вы всё ещё не начали делать черничные пироги?       — нет.       — но я же просила вас! — тога картинно всплескивает руками. бубаигавара падает за ближайший столик. его лицо искажает улыбка, но поникшие плечи и усталый взгляд красноречиво говорят: это надолго. даби закатывает глаза и надевает наушники, приваливаясь к стене долговязой тощей тенью. — неужели даже ради постоянной клиентки вы не можете постараться?       — мы делаем всё возможное, — улыбка урараки теперь нервная искажённая маска. всё её чутьё вопит: вот оно. сейчас начнётся.       тоже почувствовав надвигающуюся бурю, киришима за своим столиком вытягивает длинную шею. даби вынимает один наушник. во взгляде бубаигавары просыпается интерес. урарака в панике осматривает пекарню, но, как назло, в очереди нет никого, кроме тоги: все потенциальные клиенты либо уже на работе и учёбе, либо ещё даже не проснулись.       — ты разбиваешь мне сердце, мой пирожочек. впрочем, ради тебя я смогу немного потерпеть, как думаешь? — вздыхает тога и переваливается через стойку, заглядывая урараке в глаза. голос её становится насыщенней, говор — медленней. вкрадчивые, заигрывающие нотки раскрываются в полной мере.       началось.       урарака судорожно выдыхает. она будто стояла перед девятым валом, застыв от ужаса, и волна, помедлив, наконец-то обрушилась на неё во всём своём чудовищном великолепии.       — душа моя, — мягко говорит тога, и не подозревая (или всё же?..) о своём сходстве со смертоносным цунами, — не подскажешь, как мне пройти к твоему неприступному сердцу?       киришима ожидаемо сыплется первым. он прыскает, зажимая рот руками, роняет голову на стол. урарака мстительно представляет, как спихнёт на него часть своей бумажной работы. и не будет покупать его любимые пончики в кондитерской возле её дома целую неделю. да, вот именно!       — к сожалению, мне это неизвестно, — вежливо отвечает она. строить в воображении злобные планы мести, оказывается, неплохой способ отвлечься.       — ладно, но есть кое-что, в чём ты точно сможешь мне помочь! понимаешь, пончик, мой телефон сломался. и я знаю, из-за чего! мне нужна одна малюсенькая деталька, чтобы его починить. твой номер! а, ну как? что скажешь? звякнешь мне?       от переполняющих его эмоций киришима принялся качаться на стуле. урарака щурится. нет, не часть. она спихнёт на него всё, что можно будет, и ещё у мидории с иидой что-нибудь найдёт. что-нибудь особенно занудное. и месяц без пончиков, о да, целый месяц! но не полтора — она всё-таки не чудовище.       — мой телефон, к сожалению, тоже неисправен, и номер я недавно сменила, так что не смогу припомнить, — с холодком отвечает урарака. профессионализм и опыт не пропьёшь! она держалась молодцом на переговорах с террористами и даже пережила вечеринку в честь дня рождения бакуго. после таких испытаний что для неё какой-то там навязчивый флирт! она уж как-нибудь справится. справится же? да? справится?!       — хорошо, хорошо, — тога на мгновение отстраняется, без малейших сомнений достаёт изо рта жвачку и лепит под стойку. у урараки от гнева перехватывает дыхание. нет, ну это уже слишком! — знаешь, я недавно листала словарь и заметила, что под словом «самая прекрасная девушка в мире» была твоя фотография! ты не в курсе?       — это даже не слово! и немедленно убери свою жвачку в мусорку, иначе я за себя не отвечаю! — коротко взрывается урарака. киришима бесстыдно хрюкает и едва не валится под стол. вдох-выдох. терпение. это всё работа. нельзя срываться. держись в образе. держись! — вы будете что-нибудь покупать или нет?       тогу, казалось, ничуть не смутила такая реакция. с каждой попыткой она всё больше и больше распалялась, оживлялась. даже глаза начинали блестеть, затмевая мёртвенную бледность лица.       но жвачку она всё-таки отлепила. и сунула в карман. о, великие боги, помогите!..       — буду! два кекса с изюмом и шоколадной стружкой, одно клубничное пирожное, молочный коктейль «ежевичное утро» и твой юзернейм в твиттере.       с каменным лицом под фырканье даби и откровенный смех киришимы урарака упаковывает заказ, стараясь не обращать внимание на сияющую улыбкой тогу. та уже достала перемазанную салфетку и карандаш с погрызенным кончиком. ну уж нет!       — у меня нет твиттера, — быстро говорит урарака и тут же спешит добавить: — с вас…       — ладно, если нет твиттера, телефона и так далее, можешь одолжить хотя бы свой поцелуй? — тога хлопает ресницами, как мультяшка в диснеевских сериалах, и, подперев щёку рукой, виснет на стойке, едва не прильнув к вовремя отпрянувшей урараке. — обещаю его вернуть! может быть даже с процентом? как тебе два поцелуя за секунду задержки?       — нет!       — тогда, может быть, твои родители инопланетяне? если нет, почему ты такая…       — хватит! — урарака хватается за голову под беспардонное хрюканье сползающего по стене даби. — это ужасно! просто ужасно!       — но ведь в том-то и смысл, — хитро подмигивает тога, как будто смысл и вправду имеется. — чем хуже, тем лучше!       — вовсе нет! ты хоть представляешь, как тупо это звучит? — урарака, не выдержав, ложится на стойку животом в той же манере, почти утыкаясь тоге в плечо. на её лице сама собой возникает гримаса, будто срисованная с рекламы курсов пикапа. голос становится мягче, говор — медленней, развязней. — я не донор органов, но готова отдать тебе своё сердце. что скажешь?       на мгновение урараке показалось, что тога взорвётся на месте. её лицо сияет широкой улыбкой, даже румянец проступил, сползая по бледным щекам на тонкую шею, прячась за мятым воротником рубашки. переполненная чувствами, тога хватает урараку за плечи, пытаясь обнять через стойку.       — беру! то есть согласна! то есть беру! — не долго думая, тога залезает на стойку, обнимает урараку, повиснув на ней, как обезьяна. — могу я сделать с тобой селфи, чтобы доказать друзьям, что ангелы существуют? то есть, я имела в виду, ты, наверное, очень занята, ведь у самых красивых девушек во вселенной всегда так много дел, но освободи в своём расписании вечер для меня!       багровея от смущения — то есть возмущения, возмущения! — урарака выпутывается из цепкой хватки и резко поправляет фартук, едва не сорвав его. киришима за спинами ликующей тоги, уныло лежащего на столе твайса и катающегося по полу даби резко машет руками, привлекая внимание. поймав взгляд урараки, он одними губами говорит «соглашайся. слежка». урарака гневно набирает воздуха в лёгкие и-       осекается.       может, если ей удастся заметить что-то компрометирующее на свидании, не придётся терпеть этих утренних пыток, этого цирка с нарочито неумелыми подкатами? если она окажется достаточно хороша, чтобы вытянуть из тоги нужные сведения или заметить достойную улику... можно взять с собой диктофон или типа того. и комплект маячков. и рацию. и...       — хорошо, — с тяжёлым сердцем говорит урарака. тога тонко пищит от восторга. — сегодня. в семь вечера. встречаемся здесь, у входа. и чтобы ни на секунду не опоздала, понятно?       — так точно! — тога шутливо отдаёт честь. пока она расплачивается, сгребает покупки и уходит, успевает послать урараке сотню воздушных поцелуев, смущающих взглядов и странно поиграть бровями. вот за ней громко хлопнула дверь. обернувшись, тога шлёт очередной воздушный поцелуй и манит пальцем зазевавшихся товарищей.       бубаигавара едва ли не ползёт следом, выглядя самым несчастным человеком на свете, хотя это звание должно по праву достаться урараке! даби выходит последним, вытирая выступившие на глазах слёзы. ну, хотя бы у кого-то сегодня было весёлое утро.       стоит двери хлопнуть под мелодичный перезвон колокольчиков, киришима тут же поднимается, перевоплощаясь из скучающего студента в профессионального полицейского. его лицо суровеет, взгляд становится цепким. пришла пора и ему взяться за дело. он подходит к двери, натягивая чёрные очки, и на мгновение останавливается.       — слушай, я понимаю, что она, возможно, толкает органы на чёрном рынке, распространяет наркоту, пьёт кровь девственниц и всё такое, но, похоже, она серьёзно в тебя втюрилась.       — о, ты сама наблюдательность, — гневно говорит урарака. каждое слово — молоток, забивающий гвозди в непутёвую голову напарника. — как же я бы без тебя это заметила. спасибо за просвещение, шерлок. это же было так…       — понял, понял, — со смешком отмахивается киришима и бежит следом за подозреваемыми. тихо звенят подвешенные возле двери колокольчики.       урарака остаётся одна. потратив пять минут на успокоительную дыхательную гимнастику и ещё десять — на гневный монолог в сторону молчаливо принимающего ругань холодильника, она шлёт сообщение с отчётом о встрече (от силы нажатий едва не трескается ни в чём не повинный экран) и уходит на второй этаж, в кабинет к временному начальству.       просить внести в ассортимент черничный пирог. ещё одной попытки тоги выпросить любимый десерт она не переживёт. или тога не переживёт. тут уж как повезёт.