Суета вокруг дублей

Началось все после того, как вернулся из командировки в Советский Союз младший научный сотрудник отдела изучения Неживых Сущностей Якоб Вильгельм Каулитц. Полгода, проведенные в достославном Научно-Исследовательском институте Чародейства и Волшебства, произвели на молодого мага неизгладимое впечатление, окрылили и открыли перед ним новые горизонты исследований. Он как сумасшедший носился по Магдебургскому Исследовательскому Центру Темной и Светлой Магии им. братьев Гримм, фонтанировал идеями новых исследований, заражал ими всех, кто попадался у него на пути, писал диссертацию, которая грозила перерасти в многотомную монографию и, кажется, никогда не отдыхал. Томас Трюмпер, устроившийся работать в Архив Центра за месяц до возвращения Каулитца, только диву давался. – Что с ним там сделали, в этом Советском Союзе? – поинтересовался он шепотом у мэтра Хоффманна, главного архивариуса и своего наставника в магических делах, после того, как Каулитц словно муссон пронесся по архиву, собрав нужные документы, и, едва успев поблагодарить работников, исчез за дверью. – Он всегда был немного ненормальным, – ответил Хоффманн. – Поэтому его и послали в Советский Союз. Нормальные люди, как известно, там не выдерживают. А ему – ничего не сделалось. Только еще более шибанутым на голову стал. – Что ж они там делают-то? – удивился Томас, никогда не выезжавший за пределы ГДР. – Работают, – пожал плечами Хоффманн. – За интерес. И без денег. – А живут-то на что? – еще больше удивился Томас. – А это ты Каулитца спроси, – посоветовал Хоффманн. – Я-то там не был и с русскими не общался. Я даже всю войну просидел в этой башне, следя, чтоб охранные заклинания правильно работали. Этот архив же, считай, главное достояние Германии, а ну как бомба бы сюда попала? Все бы потом себе волосы повыдирали на головах. А чья голова бы с плеч полетела? Старика Хоффманна… – Вообще-то сейчас головы уже не рубят, – напомнил Томас, с неудовольствием понимая, что старик сейчас опять начнет о былом рассказывать вместо того, чтобы поговорить про Каулитца. – Сейчас не рубят – завтра рубят, – философски заметил архивариус, переживший не одно поколение самых разнообразных по характеру правителей. – Поэтому ухо надо всегда держать востро, а архив – в порядке. И пущать только по особому разрешению… – Знаю, знаю, – поспешил сказать Томас, испугавшись, что старик опять начнет цитировать ему инструкцию работы в архиве, которую молодой человек ни разу в глаза не видел, но уже выучил наизусть. – А иностранцам ох как сложно-то получить это разрешение! – глаза Хоффманна хитро сверкнули, и Томас сразу понял, что большинство сложностей были придуманы именно им. – Мы, конечно, подписали договор о дружбе и сотрудничестве с НИИЧАВО, но тому еще и пяти лет нету, а значит, пока что и на их сотрудников действуют обычные правила. – А потом-то все равно придется смягчить, – сказал Томас. – А потом… – старик усмехнулся еще хитрее. – Зря, что ли, молодой Вильгельм у них полгода жил? Эээ! Он мне давеча понарассказывал, как у них там все устроено. «Бюрократия» называется. Чтобы одну плевую бумажку получить, надо неделю по разным инстанциям бегать! – Герр Хоффманн, но вы же не будете?.. – А он у нас для чего ездил? Для обмена опытом! Так в подорожной написано. То есть в документах. Вот мы опыт-то и переймем! Томас неодобрительно покачал головой. Временами ему было не понять логику стариков. – Неужели больше перенимать нечего? – Мне нечего, – отрезал старик. – Мне Вильгельм больше ничего не привез. То ли дело его тезки были… Столько нужного для архива собрали! Поэтому-то наш центр и назвали в их честь. Каулитцу до них далеко. Шебутной он слишком. Суета от него одна. То ли дело раньше были люди… И старик все-таки пустился в пространные воспоминания о былых временах, которые Томас тоже уже слышал не по одному разу, только в разных вариациях. Видимо, с головой у герра Хоффманна не все было в порядке, и он периодически забывал, какие события к каким людям и к какому времени относятся. – Да, Каулитц совсем изменился, – подтвердила слова старого архивариуса и ведьма Наташа, ведущий сотрудник лаборатории Красоты. Они с Томасом стояли рядом в очереди в кафе, и, когда мимо них пробежал Вильгельм, Наташа помахала ему рукой, но он даже не обернулся в ее сторону. – Мне говорили, что он и до этого был странный, – осторожно вставил Томас, надеясь услышать что-то более определенное от девушки, которая явно хорошо знала молодого мага. – Все мы здесь со странностями, – ответила Наташа. – Он всегда был немного помешан на работе, и всегда разрывался между несколькими направлениями. Хотя и для нас странно смешивать, кажется, никак не связанные области… Ты же знаешь, что он в прошлом году всерьез занимался исследованием зависимости степени магнетизма взгляда вампира от макияжа? – Что? – переспросил Томас, чувствуя, как ползут наверх брови и открывается рот. – Я не помню точную формулировку, – сказала Наташа, – но он провел в нашей лаборатории пару месяцев, выясняя, какие способы макияжа существуют – с древности и до наших дней. И какие из них лучше подходят вампирам. А поскольку мы у себя вампиров и прочую нечисть не очень-то приветствуем, то все пробы он делал прямо на себе. Я лично помогала ему… Томас присвистнул, вмиг представив себе невзрачного в общем-то Вильгельма с ярким макияжем вокруг глаз. Получилось как-то не очень. – Кажется, результаты исследований он собирается вставить отдельной главой в свою диссертацию, – добавила Наташа. – Надеюсь, хоть ссылки на нас поставит, что на защиту пригласит – я и не думаю даже! Несколько дней после этого Томас ходил под впечатлением и со все более возрастающим интересом приглядывался к необычному сотруднику. Несколько раз с ним сталкивался в коридорах или в самом архиве, но заговорить не успевал. Каулитц был вечно занят, и все, что не касалось работы, просто пролетало мимо его ушей. Правда, нельзя сказать, что Томас сильно переживал по этому поводу. Просто он от природы был человек любопытный, и когда неудовлетворенное любопытство глодало его, он стремился приложить все усилия, чтобы его удовлетворить. И примерно через неделю случай ему представился. Магистр Йост, выловив его в коридоре, поинтересовался, очень ли спешит Томас, получив отрицательный ответ, быстро сунул ему в руки пухлую папку и попросил сбегать на пятый этаж, где располагалась лаборатория Отдела изучения Неживых Сущностей, и срочно вручить папку Вильгельму, который очень ждал изложенные там материалы. Томас помчался туда со всех ног, притормозив у самой двери, за три секунды унял сбившееся дыхание и постучал. Ему долго не открывали, так что дыхание его снова сбилось уже от предчувствия того, что сейчас придется бегать по всему Центру с этой папкой, спрашивая всех подряд, не видели ли Каулитца… А герр Хоффманн будет злиться, что его помощник так надолго пропал… И Томас наудачу толкнул дверь. Она оказалась незаперта и распахнулась настежь. И Томас обомлел. Перед ним стояло неземной красоты создание – высокое, стройное, с пышной гривой черных волос с редкими белыми прядями, и обалденно красивыми глазами, ярко и очень искусно подведенными. Томасу сначала показалось, что это девушка, но немного отойдя от первоначального шока, он сообразил, что судя по отсутствию груди, общим пропорциям и одежде, перед ним представитель одного с ним пола. А еще пристальнее приглядевшись, он узнал самого Якоба Вильгельма Каулитца. – Герр Каулитц… – окликнул Томас и понял, что голос у него куда-то пропал. Прокашлялся и повторил уже погромче. – Это вот… Для вас… Вильгельм, словно очнувшись, посмотрел на него и подошел. Бережно обеими руками взял папку из рук Томаса. И кивнул в знак благодарности. Томас как зачарованный смотрел на него и поражался, почему же раньше он никогда не думал, что такая красота работает рядом с ним… Каулитц, наклонив голову, тоже его изучал. И, как вдруг показалось Томасу, в его глазах промелькнул интерес. Томас инстинктивно подался чуть вперед, и тут же оказался сжат в цепких объятьях крепко целующего его Каулитца. Папка с грохотом упала на пол, но Томас этого даже не заметил. Томас-то и с девушками целовался мало – сначала учеба, потом работа не давали ему отвлекаться на личную жизнь, да и не хотел он отвлекаться, пока не нашел свою единственную любовь. А уж с парнями-то не целовался вообще никогда. И то, что сейчас он целуется именно с парнем, почти незнакомым, ослепительно красивым, заставляло его сердце бешено стучать. А целовался парень, надо сказать, весьма умело, и Томаса довольно быстро «повело». Захотелось вдруг чего-то большего. Чего Томас сам и не понимал, и не знал, как воплотить. Но как-нибудь бы воплотил, если бы дело дошло. Только вдруг Каулитц прервал поцелуй и отвернулся. Томас так и остался стоять с нелепо растопыренными руками, открытым ртом и безумными глазами. – Вильгельм? Мне уйти? – спросил он, когда наконец горящие губы смогли повиноваться ему. Тот не отвечал. И кажется даже не шевелился. Томас сначала сделал осторожный шажок к нему, но вдруг услышал, как где-то в коридоре хлопнула дверь, и пулей вылетел из лаборатории. И еще с полчаса провел в туалете, дожидаясь, пока с щек сойдет излишний румянец, и брюки будут нормально сходиться на причинном месте. Несколько дней после этого Томас никак не мог прийти в себя. Этот поцелуй выжег ему душу, не хуже, чем каленое железо выжигает клеймо на коже. Томас мучился, маялся, страдал и понимал, что никто и никогда в жизни не будет нужен ему так, как Якоб Вильгельм Каулитц. Беда была только в том, что означенный Якоб Вильгельм про существование Томаса словно забыл. На утро Томас увидел его в холле, и он был снова собой – высокий, несколько нескладный молодой человек с короткими темными волосами и совершенно заурядным лицом, полностью погруженный в себя и свои проекты, здоровающийся только с теми людьми, к которым у него есть дело, и не замечающий остальных. Томаса он не заметил. Как не заметил и на следующий день. И еще через день. Хотя Томас прикладывал все усилия, чтобы только попасться ему на глаза. Он даже пару раз случайно заглядывал к нему в лабораторию. Но Вильгельма там либо не бывало, либо он в своем обычном облике был занят какой-то работой и, не поднимая головы, просил, чтоб ему не мешали. Томас бы долго так терялся в загадках, что же с ним произошло, и уже готов был после работы пойти в лабораторию к Каулитцу и серьезно с ним поговорить, но в тот день на обед он пошел с молодым магом Георгом Хагеном Листингом, приятельствовавшим с Каулитцем. И он-то ему все и объяснил. Как обычно, Вильгельм прошел мимо них, не поздоровавшись, но Георг, в отличие от Наташи, даже не обратил на это внимания. – Вы же друзья? – удивленно сказал Томас, надеясь, что Листинг не заметил, каким взглядом он проводил загадочного мага. – Так это же не он, – пожал плечами Георг. – То есть? – от удивления Томас чуть не пронес ложку мимо рта. – А ты не знаешь? А, ну да! Он же просил никому особо не рассказывать… Но тебе так и быть скажу. По секрету. Томас всеми возможными жестами показал, что он будет нем, как рыба, как могила, да отвалится его язык, и тому подобное. – Штука в том, что русские научили его делать дублей. – Дублей? – Да. Это все равно, что твой двойник, только созданный специально для определенной цели. И ничего, кроме того, для чего он создан, не умеющий. Вот этого дубля Вильгельм создал, чтобы не тратить самому время на поход за обедом. Он пришел сюда, купил еды, сейчас принесет ему и исчезнет. А Каулитц будет обедать, не отрываясь от работы. – А есть сам будет? – хмыкнул Томас. – Сам, – серьезно ответил Листинг. – Такого способа, чтобы от одного существа питательная энергия передавалась другому, пока не изобрели. Но если изобретут, Каулитц воспользуется одним из первых. А может, сам разработает… Кто его знает, какие он эксперименты на своих дублях делает? – А он на них делает эксперименты? – Вроде бы. Он не говорит толком. Но то, что использует их не только для «подай-принеси» – это точно. – А скажи… – Томас замялся, не зная, как лучше сформулировать вопрос, чтобы не выдать себя. – Эти дубли… Они должны быть полной копией того, кто их делает? Или он может их изменять? – Наверно, может, – неуверенно сказал Георг. – Вильгельм пытался научить меня. Но видимо, я еще недостаточно практиковался. У меня всё кривые дубли получаются. То количество пальцев ненормальное, то нос кривой. А то один раз волосы до пола получились… Каулитц тогда еще заржал и заявил, что разгадал загадку Рапунцель… В общем, я к чему это… Если у меня по неумению получается менять внешность, то умелый маг наверняка может это делать специально. Только я не знаю, зачем. Весь смысл-то в том, чтобы все были уверены, что это ты… То есть он. – Ну да. Конечно. Ты прав… – ответил Томас, спешно принимаясь за еду, чтобы хоть так скрыть то смятение, которое охватило его. Судя по всему, тогда, в лаборатории, он наткнулся именно на дубля Вильгельма, с измененной внешностью. Поэтому тот был так молчалив… Только вот почему он поцеловал Томаса?.. Ответ на этот вопрос, как и на другие схожие, не находился. И Томас страдал все больше. Все-таки одно дело – страдать из-за человека, и другое – из-за его дубля. Даже неодушевленного! Все равно что в куклу влюбиться! А сам Вильгельм, наверняка, и не знает о том, что случилось в лаборатории. Дубль ведь не робот, и давать полный отчет о произведенных действиях не будет. Поэтому-то оригинал и не обращал никакого внимания на Томаса. И вряд ли обратит… Последнее соображение, хоть и было логичным, нагоняло на несчастного Трюмпера такую тоску, что хоть вешайся. И он даже проштудировал несколько старинных манускриптов о повешенных и о привидениях, в которые они превращаются, но так до конца в этом вопросе и не разобрался. Идея стать Неживой Сущностью и поселиться в качестве лабораторного экспоната у Вильгельма под боком при всей своей привлекательности имела два ощутимых минуса. Во-первых, не хотелось становиться посмешищем всего Центра, а во-вторых, он не был уверен, что Каулитца заинтересует любовь привидения. Да и вообще хотелось человеческих отношений. И Томас стал действовать. Не может же быть, чтоб молодой человек все свое время посвящал работе, рассуждал он. Значит, надо узнать, чем он еще занимается помимо работы. Томас шпионил за ним неделю, однако ничего нового так и не узнал. Единственный маршрут, которым, похоже, пользовался Каулитц, был: холостяцкая квартира – Исследовательский Центр и обратно. В магазины, если ему вдруг нужно было купить что-то, чего он не мог сотворить, ходили его дубли, которых Томас довольно быстро научился различать по отсутствующему выражению на лице. Гости никакие, кроме сотрудников Центра, к нему не ходили, да и сотрудники ходили не просто в гости, а обсудить интересные насущные рабочие вопросы. Девушки же его не интересовали вообще. Томас однажды набрался наглости и напросился вместе с Наташей и еще парой ведьмочек из ее отдела на посиделки в лабораторию к Каулитцу. Тот притащил вампира и парочку привидений, чтобы поразвлекать гостей, но в итоге все равно все кончилось научно-популярной дискуссией, из которой Томас вынес для себя только одно: правильно, что он не стал привидением… Впрочем, и магом он еще не был. И это его больше всего расстраивало. Умей он неплохо колдовать, хотя бы как тот же Георг Хаген, можно было бы незаметно отправлять Вильгельму подарки. Цветы там какие-нибудь, или обед… Но Томас и себе-то ничего съедобного еще сотворить не мог, а уж отправлять подобные поделки предмету своего обожания, да еще и такому умелому магу, было и вовсе стыдно. Так и получалось, что Томас топтался на месте, не продвигаясь ни на шаг к своей цели, и ни на йоту не переставая желать достичь ее. Идея пробраться в лабораторию Каулитца пришла ему в голову совсем уж от безысходности. Пробраться, покопаться в документах и записках, выяснить, над какими вопросами работает младший научный сотрудник в данный момент, и завтра, как только он заявится в Архив, принести ему на блюдечке с голубой каемочкой готовые решения. Это было наивно, но ничего другого на ум все равно не шло. И Томас, убедившись, что Вильгельм вечером покинул здание Центра, отправился за добычей. Он заранее запасся всякими открывающими заклинаниями, которые только смог найти в Архиве, однако, прежде чем пользоваться, решил просто подергать дверь (как в прошлый раз). И дверь опять оказалась незаперта. Томас вдруг запаниковал. Неужели он обманулся, и здание центра покинул не сам Каулитц, а его дубль? Быть не может. Он уже хорошо научился отличать их друг от друга. И чтобы Каулитц вернулся – тоже не может быть. Он бы не смог незаметно для Томаса проскочить в свою лабораторию. Скорей всего, по рассеянности забыл запереть ее… И, воодушевленный этим соображением, как добрым знаком, Томас вошел. Плотно прикрыв за собой дверь, он сотворил светящийся шар – одно из самых первых простых заклинаний, которое он освоил, – и подошел к столу Каулитца. Однако не успел зарыться в его беспорядочно лежащие бумаги, как услышал позади себя какой-то шорох. Резко обернулся и… обомлел. Перед ним снова стоял дубль Вильгельма, опять красиво наряженный, накрашенный и с новой прической – черные волосы от лба до затылка стояли дыбом по всей длине, а по бокам головы были коротко выстрижены, практически выбриты. Томас только и мог, что хватать ртом воздух, он уже и забыл, насколько совершенным может быть этот человек. Дубль молчаливо рассматривал его, чуть склонив голову набок, и ничего не делал. Томас, наконец, оправившись от шока и напрочь забыв про свое первоначальное намерение, подошел к нему сам. Стоило ли говорить что-нибудь дублю? Поймет ли он? Томас был не уверен. По словам Георга, дубль мог делать только то, для чего он был создан. И для чего же был создан этот дубль? Томас приблизился к нему вплотную. «Зачем я это делаю?!» – промелькнуло у него в голове перед тем, как дубль сграбастал его и поцеловал – как и в прошлый раз. Думать о том, что, как и почему, Томасу больше не хотелось. Он перехватил инициативу и подтолкнул дубля к столу в поисках опоры, тот покорно уступил. Целовался дубль превосходно, во всяком случае, на не слишком-то опытный взгляд Томаса, ласкал его языком, прикусывал, посасывал… У Томаса от этого кружилась голова, дрожали колени и нетерпимо горело в паху, и он хватал дубля за бока и плечи, прижимал к себе и неистово терся об него. А когда дубль Каулитца выдернул у него из брюк рубашку, просунул туда свои прохладные пальцы и несколько раз провел ими по напряженному стволу Томаса, он не выдержал и с громким то ли стоном, то ли рычанием кончил, наваливаясь всей тяжестью на дубля. Только дубль вдруг неожиданно под ним исчез, и Томасу пришлось спешно подставлять руки, чтобы не рухнуть лицом на стол. И потом так же спешно ретироваться из лаборатории, едва успев вспомнить, что нужно погасить за собой шар, и молясь, чтоб никто его не увидел. Что это было, Томас смог нормально обдумать только на следующий день, ближе к вечеру, когда работа и прочая рутина немного вытеснили из его головы слишком яркие картины случившегося накануне, и к нему вернулась способность мыслить аналитически. Если Георг рассказал ему правду, и дубли действительно могли делать только то, для чего они были созданы, и после того, как исполняли задание, исчезали, получалось, что того красивого дубля создали специально для того, чтобы доставить кому-то сексуальное удовольствие… Томас аж покраснел от мысли, что внезапно стал обладателем страшной тайны и без того загадочного сотрудника. И стал придумывать, как бы получше воспользоваться ситуацией. Он по-прежнему здоровался с Каулитцем, когда они случайно сталкивались в коридорах Центра, Каулитц по-прежнему рассеянно кивал в ответ, не удостаивая особым вниманием, и, кажется, вовсе не замечал хитрого огонька, появившегося теперь во взгляде Трюмпера. В результате, можно сказать, все вернулось на исходные позиции, кроме того, что теперь Томасу все больше хотелось еще раз повторить маленькое приключение в лаборатории. Хотя бы с дублем. Да и лучше с дублем. Оригинал при всей своей загадочности внешне проигрывал собственному дублю всухую. Томасу снились длинные черные волосы и огромные глаза с жирной черной подводкой, и вызывающе откровенная одежда, облегающая изящное стройное тело. Он, конечно, понимал, что и глаза у настоящего Каулитца такие же большие и красивые, только из-за отсутствия косметики кажутся не столь выразительными, и фигура не менее стройная, хотя от сидячей работы у него есть привычка немного сутулиться. Но именно образ его дубля заставлял Томаса мечтать о нем и рукоблудить по ночам. Тем более что оригинал был по-прежнему недоступен. Разговор у них не клеился, поводов никаких Каулитц не давал, а шантажировать его казалось Томасу последним делом. И, промаявшись дней пять, он снова остался после работы в Центре, проследил, чтобы Вильгельм ушел домой, и направился к нему в лабораторию, надеясь на удачу. Удача его ждала. На этот раз снова с длинными волосами, сплетенными в тугие черно-белые жгуты. Томас улыбнулся ему и поманил за собой к стоявшему в углу лаборатории дивану, на который в прошлый раз он не обратил внимания. Дубль безмолвно подошел. Томас сел и похлопал рукой рядом с собой, приглашая присоединиться. Однако дубль вместо этого опустился на колени между широко расставленных ног Томаса и расстегнул его ремень, а затем и ширинку. Томас, замеревший от предвкушения, позволил спустить брюки с трусами к самым лодыжкам и еле успел подавить стон наслаждения, когда дубль, облизнувшись, коснулся губами его члена. В оральном сексе дубль оказался не менее умелым, чем в поцелуях. Его упругий влажный язык так ловко скользил по вмиг напрягшейся плоти Томаса, что выдержать это долго не было никакой возможности. Томас и не выдержал, довольно быстро излился ему в рот, успев только где-то на краю сознания пожалеть, что дубль сейчас исчезнет, а ему одного раза будет явно мало… Однако дубль не исчез. Когда Томас распахнул глаза, обнаружил его сидящим между его ног и преданно глядящим на него. На нижней губе и подбородке у него ясно виднелся белесый след, который он под взглядом Томаса медленно слизнул. И Томас почувствовал, что снова возбуждается. Он немного скользнул по дивану вперед, подаваясь навстречу дублю. Тот встал на четвереньки, отклячив зад, и вопросительно посмотрел на Томаса, потянувшись к нему. Томас без слов – зачем их тратить на какого-то дубля? – взял его за волосы и придвинул к себе. Дубль не возражал и снова взял его в рот. И наконец-то Томас смог прочувствовать всё сполна! Радуясь, что не надо сдерживаться, не надо бояться причинить боль или какой-то дискомфорт, что не будет сопротивления и ненужных споров, он с наслаждением вбивался в открытый влажный рот, мгновенно подстраивавшийся под его ритм. Крепко держа за волосы, натягивал почти до основания, не давая соскочить, и млел от щекочущих движений губ и языка. И от того, как извивается, прогибаясь в пояснице, тело дубля, как разъезжаются его колени и поджимается задница, как будто от сильного желания, хотя, конечно, вряд ли дубль что-то чувствовал. Его почти не ощутимый ритм дыхания не менялся, что бы Томас с ним ни делал, он не проронил ни звука, и не изобразил даже намека на оргазм. Впрочем, Томасу в тот момент было на это наплевать. Исчезновение дубля он пропустил, откинувшись без сил на диван. И только пожалел, что не увидел, как тот снова облизывает губы. Зато на следующий день увидел, как это делает оригинал. Томас не поверил своим глазам, когда обнаружил Каулитца собственной персоной в кафе. Но это действительно был он, немного растрепанный, небритый, недовольный, словно невыспавшийся. Он о чем-то вполголоса говорил с магистром Йостом и пил молочный коктейль. Длинные тонкие пальцы нервно постукивали по трубочке, через которую медленно тянулся напиток, и, видимо, ему это надоело. Он выкинул трубочку и допил коктейль в два больших глотка. И тщательно облизал оставшийся на губах молочный след, не сводя внимательного взгляда с объяснявшего ему что-то магистра. Томас, совершенно забыв, зачем он сам сюда пришел, пулей вылетел из кафе. И еще полдня приходил в себя от увиденного. Оказывается, и в своем обычном облике Вильгельм вызывал у него не меньшее желание, чем его прекрасные дубли. И теперь Томас совершенно не знал, что делать. Он мучился еще пару дней, всеми силами стараясь как можно чаще сталкиваться с Каулитцем. И сталкивался. Но все с тем же успехом. Каулитц с ним здоровался, перебрасывался ничего не значащими фразами и более никакого внимания на него не обращал. Томас злился, работа валилась из рук, зато заклинания, которые раньше не получались, теперь отлетали от пальцев, особенно те, где требовалось что-то разрушить. Только проблемы это не решало, и Томас уже был готов отправиться к Вильгельму в лабораторию, если и не завалить его, так хоть признаться во всем, или хотя бы попросить научить делать дублей. Тогда бы он сам себе делал его дублей, каких хочет, и развлекался с ними, раз уж оригинал такой сухарь! Только все равно в лабораторию он пришел опять почти что под покровом ночи, удостоверившись, что Каулитц ушел домой. То, что дверь была открыта, и то, что его опять встретил дубль, Томаса даже не удивило. Он только заметил, что волосы у него на этот раз опять были длинные, но гладкие и выпрямленные, без намека на белые прядки. Облизнувшись на стройную фигуру в обтягивающей одежде, Томас прижал его к себе и стал жадно целовать и тискать податливое тело. Только сегодня он вовсе не собирался довольствоваться его ртом. Подтолкнув дубля к дивану, он принялся распутывать его ремень. Дубль сам, сообразив, что хочет Томас, стал помогать раздевать себя. И сам встал на четвереньки, оттопырив зад. Томас, распаленный злостью на свою судьбу и не имеющим иного выхода желанием, даже не стал тратить время на ласки (да и чего дубля ласкать, он все равно не чувствует так, как человек!), и не медля вошел в него до конца. Дубль вздрогнул и сильно сжал его мышцами (или что там у него было внутри). От чего Томаса тут же накрыло горячей волной, и он, поудобней перехватив его бедра, стал в нем двигаться. Дубль потихоньку расслаблялся и, поймав ритм, начал подмахивать, мотая растрепавшимися волосами и что-то довольно, но несколько однообразно постанывая в такт. Томас представил себе, как бы извивался и стонал настоящий Вильгельм, на дубля ему стало плевать. Его тело и разум требовали разрядки. И он ее получил. И снова чуть не кувырнулся, когда дубль внезапно испарился под ним. Тяжело дыша, Томас все же заставил себя одеться и выйти из лаборатории, хотя больше хотелось заснуть прямо там, на этом уютном диване, на котором наверняка любил валяться, обдумывая какие-нибудь гениальные идеи, Вильгельм. Но остатки благоразумия все же одержали в нем верх, и ночевать он отправился к себе. Свидания с дублями Каулитца стали для него наркотиком. И он понял это только, когда окончательно подсел. Промаявшись еще несколько дней в тщетных попытках разговорить реального Вильгельма, и видя его каждую ночь в эротических снах, Томас стал обдумывать новый поход в его лабораторию. Он, конечно, подозревал, что вечно так продолжаться не может. И что однажды он наткнется на закрытую дверь, или на отсутствие готового к любви дубля, или на того, для кого на самом деле эти дубли предназначались. Но он очень не хотел об этом думать. И не думал. Настроившись на то, что этой ночью он развлечется с дублем по полной программе, собираясь воплотить если не все, то хотя бы пару из своих самых смелых фантазий, под покровом ночи он снова вошел в лабораторию. И, едва засветив шар, он застыл, забыв разом про все. Дубль, уже знакомый, с черно-белыми дредами, лежал на диване, широко раздвинув ноги. Он был совершенно обнажен. Томас как зачарованный подошел и склонился над ним. Дубль, приоткрыв подведенные как у Клеопатры глаза с тяжелыми ресницами, грациозно закинул ему на шею руку, словно приглашая лечь рядом с собой. И Томас не смог устоять. Да и не собирался. Они ласкали друг друга неторопливо, как давние любовники, избавляя Томаса от одежды и постепенно возбуждаясь. И когда Томас, удобно устроившись между длинных ног дубля, примерился, чтобы войти в него, он неожиданно почувствовал, как к его бокам прикоснулись чьи-то прохладные ладони. Он вздрогнул и чуть не заорал. Но обернулся, и крик застыл у него в горле. На него смотрел еще один дубль Вильгельма. Которого он видел в самый первый раз – с пышной прической, напоминающей дикобраза. И тоже голый. И возбужденный. Это Томас почувствовал, когда дубль прижался к нему сзади всем своим телом и начал покрывать поцелуями спину и плечи, чуть прихватывая кожу острыми зубками. Нижний дубль скользнул рукой ему между ног, погладив яички и напряженный ствол, коснувшись его головкой своего раскрытого входа, словно напоминая, что он ждет. Томас хотел было накрыть его руку своей и наконец войти в него. Но верхний дубль неожиданно проворно перехватил инициативу и сам сжал его член в сильных и ловких пальцах. Томасу, в принципе, было все равно, кто из дублей и как его будет ублажать. «Дикобраз» – так «дикобраз». Он закрыл глаза и отдался его умелым пальцам и рту, неосознанно прижимаясь к нему сильнее и потираясь поясницей о его возбужденный член. Нижний дубль, дредастый, оставаться в стороне не захотел. Он подтолкнул Томаса вверх, заставляя его и «дикобраза» сесть прямо, и, расположившись между ног Томаса, принялся ласкать его шею и грудь, особо тщательно вылизывая и прикусывая соски. Томас зажмурился и закусил язык, чтобы не застонать слишком громко от наслаждения. Два дубля усердно трудились, доставляя ему такое удовольствие, о котором он и понятия никогда не имел. И он бессвязно размышлял, кому бы из них вставить, в задницу или в рот – неважно, потому что терпеть уже не может, и так перед глазами только радужные круги… И он открыл глаза и замер. Вместо радужных кругов прямо на него смотрел еще один дубль. С длинными гладкими черными волосами. У Томаса от удивления только широко открылся рот. И новый дубль тут же этим воспользовался, крепко его поцеловав. Двое других при этом ни на секунду не остановились. Только дредастый опустился еще ниже, прочертив языком влажную дорожку вниз по животу, а «дикобраз» пристроил свой член между ягодиц Томаса и стал тереться об него там. Томас, почувствовав покушение на самое сокровенное, хотел возмутиться. Но не тут-то было. Третий дубль не только не отпустил его губы, но и захватил руки. Томас еще раз дернулся, но оказался еще плотнее зажат между тремя «Каулитцами», и, честно говоря, его телу это нравилось. Один целовал его рот, лаская чуткими пальцами кожу головы, другой вырисовывал языком узоры внизу живота и на бедрах, дразня и касаясь возбужденного члена только разметавшимися дредами, третий, прижимаясь сзади, покусывал за загривок, прихватывал пальцами соски и прижимался напряженным пульсирующим стволом Томасу между ног, не делая, впрочем, попыток войти. Томас, наконец, сообразил, что насиловать его не будут, и расслабился, отдаваясь умелым ртам, рукам и прочим частям тел дублей, неосознанно начиная толкаться им навстречу, желая получить еще больше удовольствия. Сидеть прямо сил уже не было, и он опустился на диван, отрывая измученные губы от губ гладковолосого. Дубль за ним не опустился, остался стоять, как был, а Томас, подтянув его к себе за бедра, поцеловал в живот, потом ниже. И, наткнувшись на его стоящий член, взял его в рот, как давно мечтал, чтобы сделал с ним самим дредастый. Тот, словно уловив это, оторвался на миг от его кожи и, сжав пальцами у основания, легким поцелуем коснулся головки. Томас взвыл от остро пронзившего его наслаждения и разочарования, что ему не дали кончить прямо сейчас. Но гладковолосый, подхватив его под затылок, настойчиво толкнулся ему в рот, не давая отвлекаться. И Томас принялся вылизывать его, стараясь почему-то повторить то, что одновременно делал с ним дредастый. Сосредоточившись на этих новых для себя ощущениях, он не сразу понял, что задумал «дикобраз». Он чувствовал его горячий и влажный язык, спускающийся вдоль позвоночника и задержавшийся чуть ниже поясницы. От легкого укуса над копчиком все тело словно прошил электрический ток, и он подкинул бедра, вбиваясь глубже в горло дредастому, но тот опять не дал ему кончить. А «дикобраз» тем временем спустился языком в ложбинку между ягодиц и принялся там вылизывать. И, когда Томас окончательно расслабился и потерял над собой контроль, проник в него языком. Томаса накрыло так, что он лишь бездумно толкался бедрами то вперед, то назад, от одного сладкого рта к другому и через несколько фрикций кончил, выгнувшись дугой и не сдержав громкого вопля. Дубли моментально остановились и замерли вокруг, словно почтительные слуги, не спеша, впрочем, исчезать, – отметила та несчастная, одна миллионная доля сознания Томаса, которая не отключилась от восторга. Прочие доли сознания вернулись моментально, как только тишину прорезали четкие одиночные аплодисменты. – Как замечательно все вышло, – сказал громкий знакомый голос. – Я и не ожидал! Томас подскочил на диване как ошпаренный. Напротив него на столе, прямо на разложенных бумагах, сидел сам хозяин лаборатории и довольно ухмылялся во весь рот. Первым порывом Томаса было немедленно сбежать. Но для этого бы пришлось сначала собрать разбросанную одежду. Потом он подумал, что надо что-то сказать в свое оправдание, но так и не придумал, что. Он перевел взгляд на дублей, словно ожидая от них помощи, но они были неподвижны, как восковые куклы. – Тебе понравилось? – спросил Вильгельм, не спуская с него любопытствующего взгляда. – Мне – очень. Томас все еще не находил, что сказать. – Неужели не понравилось? – удивился маг, спрыгивая со стола и подходя к дивану. Томас инстинктивно подтянул колени к животу, прикрываясь. – Кто из них что сделал не так? Вот этот? – он схватил за локоть гладковолосого, все еще стоявшего с возбужденным, блестящим от слюны Томаса членом, и толкнул его на пол. Дубль, подогнув ноги, упал. – Или этот? – он за волосы поднял голову дредастого, губы которого опять были измазаны белым. – Или тот? – кивнул на замершего за спиной Томаса «дикобраза», до которого ему было не дотянуться. – В-в-все т-так, – наконец вымолвил Томас. – Я… п-п-пойду… И он попробовал спустить ноги с дивана. Однако Вильгельм щелкнул пальцами, и ключ, вставленный в замок, с тихим лязгом повернулся. Еще щелчок – и беспорядочно разбросанная одежда Томаса сложилась, собралась в стопку и перелетела на дальний стул. Затем еще три щелчка – и все три дубля по очереди исчезли, оставляя Томаса наедине с магом. Томас тут же отодвинулся вглубь дивана, насколько это было возможно, и снова подтянул ноги к себе. – Что значит «пойдешь»? – поинтересовался Вильгельм. – Ты пользовался моими дублями. Ты получал от этого удовольствие. И – просто так пойдешь? – Послушай, – затараторил наконец обретший дар речи Томас. – Я ж не знал, что у тебя тут такое… Это какой-то эксперимент, да? Я помешал случайно, да? Ты меня извини, но у тебя тут не было таблички «Не входи – убьет» в смысле «засосет»… В смысле… В общем, что идет эксперимент, и не надо мешать! Я ж умею читать – написали бы – не пошел. А так… Я вошел – вижу, ты лежишь, как будто и не живой. Я-то что? Я ж просто подошел посмотреть, все ли в порядке! Я и не знал, что это не ты, а этот… как его?.. В общем, и что он на меня накинется так, я понятия не имел! А что их еще двое – я и вовсе предположить не мог!.. А мне просто надо было… У меня кто-то ручку спер новую, автоматическую… А мне сказали, что видели похожую у тебя тут на столе… У нас же есть рассеянные личности, ты же знаешь, тут прихватят – там положат… За всем глаз да глаз нужен, да? Вильгельм покивал, с трудом пряча улыбку, снова щелкнул пальцами и протянул Томасу ту самую ручку. – В пятый раз сперли, или ты просто забываешь ее забрать? – спросил. – В четвертый, – поправил Томас, засмотревшись на его изящную руку. И тут же закрыл лицо ладонями, понимая, что выдал себя с головой. – Первый раз меня действительно магистр Йост прислал, какую-то папку передать… – признался он. – Что ж мне с тобой делать… – задумчиво пробормотал Вильгельм. Томас поглядел на него сквозь пальцы: он смотрел куда-то в потолок и, подперев рукой подбородок, теребил большим пальцем нижнюю губу. Он был как обычно немного взлохмачен, небрит, и, разумеется, совсем не накрашен, а его рубашка и джинсы и вовсе не походили на будоражащие воображение наряды его дублей, но он был живой, настоящий, и Томас вдруг подумал, что отдал бы все время, проведенное с дублями, умелыми, но бездушными куклами, за один коротенький поцелуй с реальным Каулитцем. Маг, словно почувствовав его пристальный взгляд, повернулся к нему и так посмотрел, что и без всякой подводки его глаза показались Томасу бездонными и загадочными. – Что ты хочешь? – спросил Томас. – Ты пользовался моими дублями, – сказал Вильгельм. – Как будто мной… – Но… – Не возражай. Все равно не поверю. Ты знал, чьи это дубли, ты хотел их и, занимаясь сексом с ними, представлял, что делаешь это со мной. Так что я думаю, я имею право на некую компенсацию. – Какую компенсацию? – настороженно спросил Томас. Вильгельм скосил глаза вниз, где Томас пытался стыдливо прикрыть начальную стадию своей эрекции. – Я, конечно, мог бы сделать и так, – и по щелчку Каулитца на полу перед диваном появился дубль самого Томаса. Обнаженный. И с куда большим, чем у оригинала, членом. Томас не успел ни удивиться, ни рассмотреть себя, как маг снова щелкнул, и рядом появился другой – вместо обычной прически на голове у него были длинные светлые дреды. – Или так, – прокомментировал Вильгельм, довольно рассматривая свое творение. – Или вот так, – еще один щелчок, и третий дубль Томаса материализовался в лаборатории – у этого волосы оказались черными и заплетенными в ровные ряды косичек по всей голове. – Тебе какой больше нравится? – спросил Вильгельм, оглядывая всех троих. Томас молчал в замешательстве, не зная, что ответить. Ему нравилось, как смотрятся на нем и дреды и косички, но большой член неизменно притягивал его внимание… – Не знаю, как ты, но лично я предпочитаю оригиналы, – заявил, не дождавшись ответа, Вильгельм и сбросил на пол рубашку, принимаясь расстегивать джинсы. Пока Томас приходил в себя от изумления, он быстро разделся догола и, щелчком отправив в небытие дублей, навис над Трюмпером. Тот наконец сообразил, что его мечта, за которую он недавно готов был продать душу, сбылась и сама, практически даром, идет к нему. И, обхватив мага за плечи, притянул к себе и поцеловал. Что ни говори, но целоваться с живым человеком оказалось куда приятнее. Томас ощущал не только умелые ласки, но и его иногда сбивающееся частое дыхание, запах парфюма, через который пробивался терпкий запах пота, показавшийся Томасу очень приятным и возбуждающим, чуть солоноватый вкус кожи… И сама кожа, хоть и не идеально гладкая, как была у дублей, возбуждала его куда больше, как и ощущение напрягающихся и перекатывающихся мышц на спине и плечах… Томас настолько отдался ощущениям, что даже не заметил, как оказался лежащим на спине, с широко раздвинутыми ногами. Очнулся он, когда почувствовал, как в него что-то протолкнулось. И этим «чем-то» оказался палец Вильгельма. – Ты!.. – хотел было возмутиться Томас, но Каулитц его перебил, рвано зашептав в ухо: – Мои мальчики должны были тебя подготовить, так что расслабься и получай удовольствие. – Послушай, я не собираюсь… – Больно не будет, обещаю, – Вильгельм, вытащив из него палец, снова щелкнул и тут же проник в Томаса уже двумя пальцами, щедро смазанными в чем-то холодном, скользком и жирном. – Вильге… – Томас хотел сказать ему, что он не столько боится боли, сколько вообще не желает быть снизу, но тот шевельнул пальцами внутри него, и Томас тут же забыл о своем намерении, задохнувшись от незнакомого, но очень приятного ощущения. – Закинь ноги повыше, – прошептал Каулитц, вынимая из него руку и приставляя ко входу член. Томасу оставалось только подчиниться. И через пару минут, когда он наконец позволил себе расслабиться и отдаться взявшему бешеный ритм магу, он уже и не жалел ни о чем. Что там наколдовал Вильгельм, он не понял, но больно действительно не было. Каулитц двигался в нем довольно легко (легче, чем он сам в его дубле, – мимоходом отметил Томас), время от времени надавливая на какую-то точку внутри него, от чего у Томаса перехватывало дыхание, и он сам подавался вперед, насаживаясь глубже. Каулитц пытался придерживать его, словно не желая спешить, но сам же срывался и, не то хрипло постанывая, не то рыча, вбивал его еще сильнее в жалобно поскрипывающий диван. Томас прижал его к себе, чтобы слизать выступившие на висках капельки пота, и так и не отпускал, пока лицо Вильгельма не исказила гримаса наслаждения, и он с гортанным криком не кончил, судорожно сжав тело Томаса. И этого Томасу оказалось достаточно, чтобы кончить самому. Каулитц сполз с него, дрожащей рукой с третьей попытки сотворил бутылку воды и жадно выпил, проливая половину на грудь. Вторую бутылку сделал для Томаса, заметив его просящий взгляд. Потом сотворил пачку сигарет и спички и, с наслаждением закурив, вытянулся на диване рядом с Томасом. – Это круче, чем с дублями, – сказал он. – Как я и думал. Томас, потянувшийся через него за сигаретой, замер. – Ты тоже делал это с дублями? – удивился он. – Ну да, – выпустив колечко дыма, признался Вильгельм. Немного подумал и признался окончательно: – Я ж для себя их изначально создавал. – Что? – Томасу показалось, что он ослышался. – Ну… Секса хотелось. А времени не было. И я подумал, а почему бы не попробовать создать дубля… За дублем не надо ухаживать, не надо дарить цветы и конфеты, не надо признаваться в любви. Не надо даже говорить «спасибо», когда все закончится. Какая экономия времени! И я стал думать, чьего бы дубля мне создать. Всех своих знакомых перебирал – не то. Не встает. Пробовал сделать Мэрилин Монро или Алена Делона – так меня такой смех скрутил, что даже желание пропало. А потом как-то делал своего дубля и подумал, а чего бы мне его не использовать? Тогда это даже и извращением считаться не будет. Ну, типа, самоудовлетворяюсь. Все же делают это, – Вильгельм пожал плечами и, последний раз затянувшись, потушил сигарету. – А чтобы разнообразить, решил вспомнить, как мне Наташа макияж разный делала. Я хотел тогда это в работе использовать, но мне не пригодилось. Пусть хоть тут службу сослужит… – И ты каждую ночь приходил сюда, чтобы заниматься со своими дублями сексом? – поразился Томас. – Нет, – мотнул головой Вильгельм. – Зачем? Я дома этим занимался. Это моя личная жизнь все-таки. А здесь я работаю. – Но… Эти дубли, с которыми я… тогда… – А их я делал специально для тебя, – хитро улыбнулся Каулитц. – То есть? – нахмурился Томас. – Я понял, что ты видел моего дубля. И что ты целовался с ним. И по тому, как ты вел себя со мной, как смотрел на меня, я понял, что это тебя не оставило равнодушным. И стал каждую ночь оставлять тебе здесь приманку, зная, что рано или поздно ты не выдержишь, придешь. – А если бы пришел кто-то другой? – Дверь была заперта для всех, кроме тебя. – Ах ты засранец! – с чувством выругался Томас. Вильгельм засмеялся: – Тебе же нравилось, чего ты возмущаешься? – Ты использовал меня как подопытного кролика! – Если бы подопытным кроликам давали только трахаться на опытах, им бы многие завидовали, – отпарировал Вильгельм. – А сегодня ты какой опыт ставил? – хмуро спросил Томас. – Я ведь уже сказал: мне было интересно, может ли секс с дублями заменить секс с обычным человеком. – Ну понятно. Сам с собой ты тут не мог попробовать, и потом решил использовать меня, раз уж я все равно в роли кролика. Да? А чтобы возбудиться, решил посмотреть перед этим порнографию с собой любимым в трех главных ролях! – Нет, – ответил Вильгельм и неожиданно опустил глаза. Томас удивился. Ему казалось, что этого человека ничто не может смутить. – Меня на самом деле не возбуждает заниматься сексом с самим собой, – сказал Каулитц. – Только с дублями. – Не со своими дублями. Томас с интересом смотрел на него, ожидая продолжения, но почему-то оказался совершенно не готов к тому, что услышал: – С твоими дублями. Ну… Ты их видел… – произнес Вильгельм, все еще не поднимая взгляда. – П-п-почему с моими? – ошарашено выдавил Томас. – Не знаю, – Каулитц пожал плечами и наконец поднял глаза. Томас смотрел на него, пытаясь понять, но так и не понимая или боясь ошибиться. – Это значит… – начал он, но Вильгельм перебил: – Ничего это не значит! Мне просто… хочется секса… И, дотянувшись до губ Томаса, поцеловал его. Тот, подхватив рукой его голову, не дал поцелую разорваться, и они вместе опустились на диван. – А почему не подошел ко мне сразу? – шепнул Томас ему в губы. – Не был уверен, что ты поддержишь эту идею, – так же ответил Вильгельм. – А спросить?.. – Ну… – А, понял: нет времени на цветы-конфеты… – Угу. – Как видишь, мне не нужны цветы-конфеты. – И хорошо… – шепнул Вильгельм, прижимая его к себе и снова начиная ласкать. Томас в ответ крепко сжал его тело, наслаждаясь тем, как он вздрогнул от удовольствия, и сорвавшимся с его губ сладким вздохом. – И больше никаких дублей? – спросил Томас, сам уже раздвигая ноги и позволяя пальцам мага проникнуть в него. – Никаких… – куснув его за ухо, ответил Вильгельм. – Хотя… – Что? – насторожившись, Томас замер и немного отодвинулся от Каулитца. – Если ты соскучишься по одному из малышей Билли, я могу сотворить, – хитро прищурился Вильгельм. – Ну… Если вдруг захочется разнообразия. Мне показалось, тебе сегодня было хорошо. А другим способом я раздваиваться не могу. Томас подумал немного и тоже хитро ухмыльнулся: – Лучше научи меня делать «малышей Томми». Я-то ведь тоже раздваиваться не умею. А мне тоже хочется сделать тебе приятное. Вильгельм засмеялся и поднял руку, готовясь щелкнуть пальцами. – Какого из Томми? – уточнил он. Томас хотел сказать: «первого, с большим членом», но вовремя успел исправиться: – Какого хочешь, это же для тебя. Каулитц щелкнул пальцами, и Томми со светлыми дредами тут же пристроился к нему сзади. – А когда это надоест, – шептал Вильгельм, переворачивая Томаса лицом вниз и вдавливая своим телом в диван, – у меня есть еще парочка идей… Но договорить уже не смог. Да Томас бы и не услышал: даже та часть его мозга, которая еще могла что-то соображать, ликовала от того, как удачно он в тот день наткнулся в этой лаборатории на дубля!