take what's yours and make it mine

i. атсуму встретился с волейболом в дождливое воскресенье. он играл в ужасные догонялки со своим братом, ужасные потому, что он был добычей. он бежал вперед, пока не наткнулся на небольшой комплекс из нескольких бетонных зданий. он услышал, как внутри кричали «я приму!» и «мой!», но громче всего раздавался звук мяча, ударявшегося о пол. ему было любопытно, что происходило внутри. он увидел деревянный пол и высокую белую сетку, натянутую посередине зала. он увидел полосатые мячи и мальчиков, которые перекидывали мячи с одной стороны площадки на другую. он узнал, что этот комплекс был частью начальной школы яко, и что те мальчики играли в волейбол. он проводил все свободное время в зале, тренируясь со своим братом, которого он попросил поиграть в волейбол с ним, прислушиваясь к советам милой девушки, которая поправляла его ошибки. атсуму встретился с волейболом в дождливое воскресенье и влюбился в него спустя два дня. ii. атсуму нравилось считать, что он умеет принимать правильные решения. в конце концов он получил награду как лучший подающий и связующий не просто так. он хорош в том, чтобы принять правильное решение, находясь под давлением. именно так он оказался на полу своей спальни, которую делил с осаму, пытаясь обесцветить волосы. он посмотрел как минимум 4 видео на ютубе под названием «как осветлить волосы: советы новичкам», и последние два часа пытался аккуратно нанести осветлитель на волосы. он думал обо всех шагах, которые привели его к этому, и попытался составить список: почему атсуму осветляет волосы: 1) он купил осветлитель в магазине недалеко от дома неделю назад, после тренировки 2) ему нужно как-то выделиться (если хотя бы еще один человек перепутает его с осаму, он просто слетит с катушек) 3) все хорошие волейболисты обладают чем-то, что выделяет их среди остальных. как хороший волейболист ему необходимо осветлить волосы 4) кита шинске во время первой тренировки в инаризаки, он впервые встретил киту шинсуке. когда атсуму вошел в спортивный зал инаризаки, он представился и объявил, что сделает их команду лучшей в стране. осаму нахмурился. остальные члены команды засмеялись и похлопали ему за уверенность. кита шинсуке, сероволосый второгодка, всегда стоит позади и равнодушно смотрит на атсуму. позже, когда атсуму представил себя как тот-самый-мия-атсуму — связующий с чудовищной подачей, которая сможет сломить даже топ асов японии — ките, тот просто легко кивнул и ушел. тогда как весь мир восхищался атсуму и хвалил его за усердную работу, кита отчитывал за то, что он перегружает свое тело. тогда как весь мир умолял о секунде внимания атсуму, кита едва замечал его присутствие. каждый раз, когда кита игнорировал его, атсуму хотел ударить себя головой об стену. и каждый раз, когда кита смотрел в его сторону, он хотел сделать то же самое. поэтому за неделю перед зимними каникулами, после тренировки, где кита его игнорировал, он пошел и купил осветлитель. атсуму посмотрел в зеркало, чтобы оценить результат. атсуму посмотрел на свои пальцы. осаму снова постучал в дверь. осаму стучался уже три раза за этот вечер, спрашивая «что ты там делаешь, атсуму?», и даже обвиняя атсуму в том, что он «дрочит на тот журнал о волейболе, который выходит раз в месяц». атсуму проигнорировал все его замечания и спокойно открыл дверь, словно ангел выплывший из темноты, до того как осаму фыркнул, увидев его. осаму называл его златовлаской до конца недели. на следующей неделе они вернулись в школу и к тренировкам. атсуму продирался через уроки, желая как можно быстрее оказаться в зале. он замечал взгляды одноклассниц и смешки его сокомандников. кита непринужденно улыбнулся ему и сказал: «мне нравятся твои волосы». атсуму захотелось сломать что-нибудь. дома он перебирал свои волосы, стоя перед зеркалом, наблюдая, как светлые пряди рассыпаются под его прикосновениями. маленькие желтые ручейки текли в долине между его пальцев. он прокрутил прядь волос четыре раза. отпустил ее. он натянул улыбку и смотрел на себя несколько минут. перестал улыбаться. в ту ночь он едва сдержался, чтобы не сгрызть ногти на длинных пальцах. он положил ладони под подушку и попытался заснуть. «это только понедельник,» — сказал он себе. за эти два года атсуму подружился с китой. по крайней мере насколько вообще возможно быть другом киты шинсуке. он разговаривал с ним перед началом тренировок и получал несколько легких улыбок. иногда они даже обменивались репликами во время тренировки. к началу второго года старшей школы, атсуму осознает две вещи: 1) за осветленными волосами нужно ухаживать 2) он влюблен в киту шинсуке в тот день, когда он осознал, что влюбился в киту, осаму странно посмотрел на него. — это был только вопрос времени. — как ты узнал? — нахмурился атсуму. — телепатия близнецов, — усмехнулся осаму. атсуму сильнее нахмурился, осаму засмеялся в ответ. они сидели в кафе недалеко от инаризаки. суна предложил пойти всей командой, обещая, что тут лучшие десерты в японии. оджиро почти вырвало, когда он попробовал здешние тайяки. — все, что я хочу сказать — если они не могут сделать хорошие тайяки, то почему мы все еще здесь? — осаму повернулся к суне, в ожидании ответа, делая вид, что ему безразлично, но атсуму хорошо его знает. — по крайней мере у них хороший зеленый чай, — пробормотал суна. — он даже не теплый. — ты не прав. — я прав, ты пьешь его через пластиковую трубочку. атсуму наблюдал за происходящим без особого интереса, избегая взгляда киты. боковым зрением он видел, что кита делил свой чизкейк на маленькие квадратики. чизкейк был удивительно неплохим, особенно в сравнении с остальными позициями в этом кафе. он посмотрел вниз на пустую тарелку с крошками бисквита, водившими хоровод. они напомнили ему картину, которую ему как-то показал кита, когда помогал атсуму с домашним заданием. атсуму спросил киту, чем он любит заниматься в свободное время, пока кита проверял его знания английского. кита остановился и сказал: — мне нравится рисовать, но большую часть времени я просто смотрю на произведения искусства. атсуму спросил про его любимую картину, и кита показал ему изображение, где несколько голых фигур танцевали по кругу, держась за руки. выглядело так, как будто это нарисовал пятилетний ребенок. атсуму так и сказал, кита в ответ улыбнулся. он сказал, что картина называется «танец», его губы сомкнулись вокруг английского слова. атсуму повторил его, пытаясь почувствовать вкус. это была картина одного из известных французских художников, чьего имени атсуму не потрудился запомнить. кита сказал, что картина отражает беззаботность и пренебрежение к рамкам и ограничениям. атсуму хотел рассмеяться ему в лицо, но сдержался и кивнул в ответ. в конце концов, это был кита. атсуму думал о свободных линиях фигур. он думал о том, как механически кита делил свой чизкейк маленькой вилкой. кита заметил его взгляд. он тепло улыбнулся ему. — хочешь кусочек? его брат говорил, что он обладает самосознанием уровня пьяного мула. атсуму хотелось думать, что это был хотя бы трезвый мул. поэтому он стоял в цветочном магазине в день выпускного третьегодок, покупая букет желтых тюльпанов. он где-то читал, что желтые тюльпаны являются символом невзаимный любви. атсуму никогда не был из тех, кто бы придавал разным объектам скрытое значение, но он подумал, что кита оценит это. по пути на церемонию он касался желтых лепестков. один раз. два. лепестки были такими мягкими и нежными. атсуму мог так легко их смять и разрушить, если бы захотел. одно сильное нажатие, и след навсегда останется на нежной коже лепестка. атсуму знал, что кита не влюблен в него, и скорее всего никогда не полюбит так как он его любил. он видел это в том, как кита улыбался ему, максимально по-дружески. он видел это в том, как кита смотрел на всех сокомандников — легкий взгляд, который никогда не задерживался надолго. так что когда он позвал киту поговорить наедине после церемонии, чтобы отдать букет желтых цветов и часть своего сердца, он ожидал увидеть грустную улыбку на лице шинсуке. позже, когда атсуму думал об этом, он понял, что эти отношения не сработали бы. кита всегда был спокойным и чистым, спокойный ручей в тихой долине. атсуму был настоящей волной эмоций, оставлявшей после себя пустые города, беспорядок в комнате и пустые волейбольные площадки. он был уверен в том, что киту не триггерят нечетные числа, и он бы не захотел водиться с кем-то вроде него. он перевернулся на кровати и посмотрел на два желтых тюльпана, которые он вытащил из букета. они стояли в вазе, их стебли переплелись, они напомнили атсуму скрещенные пальцы перед игрой и сцепленные мизинцы. один из лепестков уже отрывался от левого цветка. атсуму думал, как долго они простоят. последний лепесток упал через четыре дня. атсуму разлюбил киту спустя еще два дня. iii. атсуму нравились четные числа. когда он просыпался, то слушал ровно две кантри песни тейлор свифт (потому что кантри эра тейлор свифт была ее лучшей эрой) перед тем, как встать с кровати. он поворачивал ручку крана ровно четыре раза, перед тем как почистить зубы, двигая щетку из стороны в сторону четыре раза, и сплюнуть дважды. он брал с собой четыре наколенника, шесть пар носков, две сменных футболки, пару сменных штанов. он поворачивал ключ в скважине два раза, и следом за осаму отправлялся в школу. в автобусе по пути на национальные он легко постучал пальцами по подлокотнику пятьдесят раз прежде, чем заснуть. на площадке он подкидывает мяч дважды, чтобы собраться. он делает пятьдесят пасов во время разминки. он делает четыре шага для планера в прыжке. шесть шагов для силовой подачи. все идет как по маслу. все, что им нужно — победить карасуно. он встретил хинату шое дважды в тот день. он встретил хинату шое на площадке и за ее пределами. хината вне площадки вел себя слишком по-детски, обмениваясь оскорблениями с кагеямой, как будто он был рожден для этого. хината на площадке был совершенно другим. атсуму почувствовал, как его сердцебиение ускорялось каждый раз, когда хината бил по мячу. его присутствие было электрическим, заставляющим окружающих ощутить эту пульсацию в венах. оно отравляло, думал атсуму, когда пасовал суне, наблюдая как тот легко отправлял мяч на другую сторону площадки. он сказал хинате (совсем не драматично), что однажды он отдаст ему пас. атсуму забыл про хинату через четыре дня. атсуму был на пляже дважды в своей жизни. в первый раз ему было семь, во второй - пятнадцать. ему не очень нравился песок, который оставался мелкими частичками на ногах еще несколько недель. собирание ракушек его тоже не трогало. но ему нравилось солнце. ему нравилось, как солнце обнимало его и обдавало теплотой, как приходилось слегка прищуриваться, чтобы посмотреть на пролетающих чаек. он думал об этом, наблюдая за тем, как хината шое играл в пляжный волейбол на небольшом экране телефона бокуто. хината стал намного лучше с той игры на национальных. он помнил то маленькое тело, которое едва вмещало всю взволнованность хинаты. теперь, даже через экран телефона он мог увидеть, что хината действительно вырос и обрел тело, которое не отставало от его личности. — он пробуется к нам, ты знал? — сказал бокуто. — кто, шое-кун? — я уверен, что он точно попадет к нам. я имею в виду — просто посмотри на него! атсуму снова посмотрел на экран. он увидел, что хината прыгает еще выше, чем раньше, хината контролирует все свои пасы и приемы, увидел его чудовищные подачи. он увидел результат усердной работы в его мышцах и огонь в его глазах. атсуму мог только согласиться с бокуто. хината превратился в монстра площадки. он поднимал свою левую руку высоко к небу, летя навстречу солнцу, перед тем как впечатать мяч в пол. он удивленно посмотрел на свою руку прежде чем посмотреть на атсуму. — атсуму-сан, это было великолепно! мяч летел прямо вууэээфф, прямо в мою ладонь! атсуму улыбнулся в ответ и выставил свои руки вперед. хината наклонился и с улыбкой на лице дал ему пять. он решил что хината что-то вроде золотой звезды. он такой же яркий и игристый, его энергия ослепляет всех в радиусе 10 километров. он был особенным и мог пробудить в атсуму что-то, что спало внутри очень долго. он часто говорил с атсуму по телефону, рассказывая миллионы историй, ожидая развернутого ответа. он ответил ему: «ах да, присущий волейболу гомоэротизм». атсуму положил трубку. он уставился на телефон в руке, экран загорелся от уведомлений — сообщения от осаму. он положил телефон на кухонную тумбочку. оглядел свою квартиру. это была небольшая однокомнатная квартира в центре города, в высоком здании, окруженном дорогами. он был почти уверен в том, что почти все шакалы жили в этом комплексе в похожих квартирах. его кухня без духовки обрамлена неотполированными мраморными столешницами. в углу приютилась сломанная микроволновка. две коробки с онигири лежали на столешнице, лого ‘онигири мия’ как будто смеялось над ним. («я точно знаю, что ты не можешь о себе позаботиться, поэтому я буду приносить тебе онигири раз в неделю».) он называл эти посылки спамом, глядя в лицо осаму. (но брал с собой две штуки каждое утро перед тренировкой.) атсуму фыркнул. он мог о себе позаботиться. в холодильнике лежали свежие продукты, он приготовил себе (немного подгоревший) жареный рис вместо рамена. он мог о себе позаботиться. осаму глупый. он подумал о том, нравятся ли хинате онигири. улыбнется ли хината ему, если атсуму принесет ему онигири? будет ли он их есть беспорядочно, так что рис останется на его лице, и атсуму сможет смахнуть его кончиками пальцев? будет ли он нравиться хинате больше, если он принесет онигири? атсуму зарычал и ударился головой о столешницу. они сидели в баре в двух блоках от зала адлерсов после игры. они собрались за длинным столом, держа кружки с пивом. — атсуму-сан, ты был великолепен сегодня! все твои пасы были удивительны, все твои подачи были как вууууш! — хината сидел напротив и пытался показать то, что было на площадке. — спасибо, шое-кун. ты тоже неплохо сыграл. — ты бы видел лицо кагеямы, когда ты сделал этот сброс в конце. он был весь такой надутый от злости, — хината пытался пригладить свои волосы, пародируя кагеяму. атсуму засмеялся. теплое чувство разлилось по его груди. он наблюдал, как хината сделал глоток из своей кружки. — но серьезно, атсуму-сан, спасибо. перед старшей школой - я - когда я был в старшей школе, все думали, что я ничего не смогу сделать без кагеямы. и в какой-то степени я верил им. даже в бразилии, я думал, что никто не сможет отдать мне пас так, как это делал кагеяма, и я не был сильным игроком сам по себе. но сегодня ты отдавал мне все эти крутые пасы, и когда я их пробивал это было как вау! и я понял, что я силен, даже без кагеямы на площадке. так что, спасибо. хината широко улыбнулся. атсуму почувствовал, как его сердце кувыркнулось в груди. «это не любовь, но то, что может ею стать,» — подумал он. они решили поехать на пляж в свой первый выходной. мейнан взял на прокат микроавтобус, но для профессиональных высоких волейболистов там казалось не так уж много места. хината сидел рядом с ним, рассказывая о своем опыте в пляжном волейболе. атсуму постучал по краю своего сидения двадцать раз. оставалось еще тридцать. он подумал, какой может быть жизнь рядом с хинатой. наверное яркой. еще двадцать. — это просто так отличается от обычного волейбола, понимаешь? от песка сложнее отталкиваться, и игра проходит гораздо быстрее, потому что вас всего двое в команде. атсуму кивнул, он не понимал. осталось еще восемь. — и ветер, боже мой, ветер. иногда все хорошо, потому что ветра вообще нет, но большую часть времени ветер сдувает мяч. атсуму постучал по сидению пальцами четыре раза. он наконец-то мог расслабиться. — я думаю, как бы кагеяма с этим справился. наверное он вообще никогда не играл на пляже. как ты думаешь, его бы точно размазали, да? хината смотрел на него в ожидании ответа. атсуму подумал о кагеяме, играющем в пляжный волейбол. он улыбнулся. — да, скорее всего. — да, я тоже так думаю. в конце концов хината заснул, пока рассказывал, чем отличаются сетки на пляже и на площадке. его голова упала на плечо атсуму. атсуму повернулся в его сторону, черты лица хинаты смягчились, он выглядел спокойным. атсуму это нравилось. нравилось ощущение расслабленного хинаты, спящего у него на плече, ощущение мягких волос, щекочущих его лицо. за последние несколько месяцев хината стал константой в жизни атсуму. утром они вместе шли на тренировку, вечером вместе возвращались домой. атсуму слушал, какие новые атаки хотел попробовать хината, а хината слушал, как атсуму жаловался на осаму. иногда они обедали вместе и ходили в новые кафе, которые хотел протестировать хината. атсуму подобрал прядку волос хинаты и накрутил ее на палец. хината вздохнул и придвинулся ближе. где-то далеко осаму вздохнул и упал лицом на подушку, потому что атсуму влюбился в хинату шое. атсуму считал, что он продвинулся и теперь его самосознание вышло на уровень двоих трезвых мулов. («ты вообще не апгрейднулся, тсуму. мне пришлось напомнить тебе, чтобы ты принял душ вчера. я не могу с тобой жить больше, и я знаю, что ты не мылся два дня») атсуму больше никогда не будет обращаться к своему брату за поддержкой.) он апгрейднулся, теперь он купил два желтых тюльпана вместо целого букета. он открыл твиттер, пока стоял в лифте. он подумал, что мир его ненавидит. потому что первым, что он увидел фото в аккаунте @hinatashouyou — фото тобио кагеямы, целующим в щеку хинату шое. подпись гласила ‘теперь официально!’ лифт остановился на его этаже. он подошёл к двери своей квартиры. он сел на пол и начал отрывать желтые лепестки. iv. — что ты делаешь, — в этом высказывании даже не было вопросительного тона. сакуса киеми. атсуму перестал обкусывать ногти, он был рад увидеть, что крови на пальцах еще не было. — ты разве не видишь, что я скорблю, оми-кун? — он провел взглядом вокруг него, указывая на желтые лепестки. сакуса нахмурился. расстояние между его родинками на лбу сократилось. — кто-то умер, — опять без вопроса. атсуму сжал зубы. он хотел сказать, что нет, кое-кто не умер. он протянул ему телефон. сакуса посмотрел на экран, посмотрел на пальцы атсуму. — хорошо. атсуму ненавидел его. он ненавидел то, как сакуса мог выворачивать кисти при ударе, когда они встретились на сборах для возможных юниоров. он ненавидел его с того момента, как дважды проиграл итачияме на национальных. он ненавидел его, когда они встретились на отборочных в команду, он ненавидел его кисти и его рост (серьезно это вообще законно?) — хорошо? что ты имеешь в виду? сакуса проигнорировал его вопрос. он посмотрел на него. — не хочешь выпить чаю? атсуму мог ненавидеть сакусу, но он знал, что тот не переносит микробов. он узнал это на сборах на втором году старшей школы, сакуса избегал групповых обнимашек и напрягался каждый раз, когда его похлопывали по спине. так что зачем сакуса будет приглашать атсуму к себе? он уже обзывал его неряхой, и как-то наорал на него, когда атсуму забыл вымыть руки после того, как сходил в туалет. (— это случилось только один раз, оми-оми!) атсуму не мог предположить, почему сакуса хотел бы выпить с ним чаю. — ты хочешь меня убить, оми-кун? бровь сакусы странно выгнулась. он был в маске, но атсуму был уверен, что он поморщился. этот взгляд атсуму получал уже много раз. взгляд-что-за-херню-ты-несешь-грязный-слизняк. — что. — ничего, почему ты приглашаешь? — ты выглядишь жалко. хочешь чаю или нет. атсуму моргнул один раз. он не рассматривал такого исхода событий. он думал, что сакуса может пнуть его по лицу. он думал, что сакуса просто пройдет мимо. он думал, что сейчас у него перед лицом появится камера и голос за ней объявит, что это был пранк. он никогда не думал о том, что сакуса захочет его поддержать. еще раз. — хорошо. атсуму решил, что сакуса — камень. злобный, недвижимый, бездушный камень. он оставил атсуму за дверью, как оказалось сакуса жил через две квартиры от него. он появился в дверном проеме спустя восемь минут с контейнером в руке, на тонкой полоске малярного скотча было написано «дерьмо мии». он сказал атсуму положить в контейнер обувь. после он дал ему пару пластиковых шлепок, сказал надеть их. сакуса провел атсуму через неудивительно чистую квартиру в ванную комнату. она была больше, чем в квартире атсуму, в ней могло поместиться четыре человека одновременно. сакуса вручил ему полотенце, футболку и домашние штаны. — прими душ. ты воняешь. не трогай мои вещи. там стоит шампунь слева. мойся в шлепках. позови меня, когда закончишь. после этого он ушел. контейнер оставил возле раковины. атсуму сглотнул. он посмотрел на свои руки. однажды он сорвал две мозоли с ладоней, родители были в ужасе. он вздохнул, посчитал до десяти и вошел в душевую кабину. осаму как-то сказал, что сакуса выглядит как высокая японская версия тимоти шаламе. атсуму спросил его, кто такой этот тимоти шаламе, осаму сказал, что атсуму — некультурная необразованная свинья. атсуму обратился к интернету с этим вопросом. он обнаружил, что сакуса действительно выглядит как высокая японская версия тимоти шаламе. он думал об этом, наблюдая за сакусой, который разливал зеленый чай. у них были похожие волосы и скулы. но глаза сакусы были темной бездной, а не голубо-зелеными. атсуму подумал, что никогда не встречал никого с голубыми или зелеными глазами. может он бы больше нравился хинате, если бы у него были темно-синие глаза? может он бы больше нравился хинате, если бы он перекрасил свои волосы в черный? он попытался отвлечься, осматривая квартиру сакусы. было странно, но квартира на самом деле казалась уютной. книги на иностранных языках были расставлены по цветам на стеллажах в гостиной. в углу комнаты стоял небольшой проигрыватель, а под ним лежала коллекция виниловых пластинок. — я сказал тебе не садиться на диван, — сакуса поморщился и передал атсуму чашку. — где мне еще сидеть, оми-оми? — на полу. атсуму засмеялся, назвал его злюкой, но сакуса не заставил его пересаживаться. они не говорили о хинате. это вошло в привычку, стучаться к сакусе, когда он чувствовал, что готов сгрызть всю кутикулу на пальцах, прося налить чаю. сакуса принимал его, ворчал, отправлял в ванную. возле душа появилась новая вешалка, подписанная «мия». контейнер все еще стоял в углу ванной, в нем всегда лежали чистые футболки и штаны. большинство таких встреч они проводили в молчании, смотря кино. атсуму сидел на диване, благодарный за отсутствие вопросов и причину отвлечься, сакуса притворялся, что не будет яростно чистить диван после ухода гостя. атсуму считал, что это взаимовыгодные отношения. но сегодня все было по-другому. сегодня сакуса постучал в дверь атсуму, одетый в какой-то странный костюм, державший в руках ведро с принадлежностями для уборки. — оми-оми? — могу я войти. атсуму присмотрелся к сакусе. его руки крепко сжимали ведро. — к-конечно. сакуса вздохнул и зашел в квартиру, оглядел кухню и гостиную. — хах, тут чище, чем я думал. — ч-что-что это должно значить? — сакуса киеми сейчас сделал ему комплимент, попутно оскорбив? сакуса предпочел его проигнорировать, он начал мыть столешницу на кухне. его руки сильно дрожали. атсуму нахмурился. — не то чтобы я против, но что ты тут делаешь, оми-кун? сакуса взял новую тряпку и начал мыть раковину. атсуму подумал, что тот просто не услышал вопрос. — ты давно не заходил на чай. атсуму моргнул. еще раз. он не заходил на чай к сакусе. но почему сакусу это вообще беспокоит? казалось, что ему вообще все равно, что атсуму осквернял его диван своим присутствием. — да, пожалуй. сакуса промычал в ответ вместо согласия. было что-то странное в этом, как будто ответ его не устроил. атсуму не знал, что сказать. сакуса взялся за дезенфицирующий спрей и начал опрыскивать столешницу. которую он уже помыл. — мм, может тебе помочь? сакуса взглянул на атсуму. нахмурил брови. его руки все еще подрагивали. — нет, я в порядке. он продолжил отмывать кухню атсуму. атсуму не понимал, что происходит. это его квартира. так почему сакуса здесь играет из себя домработницу? сакуса подошел к коробке с онигири. лого «онигири мия» блестело на боку коробки. он посмотрел на нее, решая выкинуть ее сразу или сначала опрыскать. коробку с онигири. часы тикали в голове атсуму. раз. он посмотрел на свои руки. он должен был что-то сказать? но что? атсуму никогда не был хорош в этом. два. дрожь в руках сакусы начала успокаиваться, он продолжал намывать чужую кухню. три. атсума подумал, что вроде бы у него есть чай в кухонном шкафчике. вроде бы у него есть диск с неплохим фильмом. и его диван точно чистый, он провел все утро читая статьи на викихау о том, как почистить диван. четыре. — оми-кун, хочешь чаю? атсуму узнал несколько вещей о сакусе за то время, которое они провели вместе: 1) сакуса коллекционирует старые виниловые пластинки, которые покупает в путешествиях и командировках («но оми-кун, разве ты не боишься грязи?» сакуса отвечает, что он никогда не покидает квартиру без пачки влажных салфеток) 2) у сакусы есть бесконечный запас влажных сафеток («он не бесконечный, я просто знаю, где купить дешево оптом» «почему мне кажется, что ты покупаешь их на черном рынке, оми-оми?») 3) сакуса хорошо готовит («то, что ты плохо готовишь, не значит, что я хорош в этом» «злючка, оми-оми») 4) сакуса очень заинтересован в философии, несмотря на то что его специальность биомедицинская инженерия — мия, я бы точно не хотел сейчас это с тобой обсуждать. — оми-кун, скажи, что ты находишь интересного в старперах, которые ноют о смысле жизни? сакуса поморщился. он выглядел так, как будто сейчас выпнет атсуму из своей квартиры. — разве нужна причина для того, чтобы интересоваться чем-то? — нет, нет, мне просто интересно. — атсуму закинул в рот две виноградинки. он принес виноград, не подумав о том, что сакуса скорее всего выкинет его сразу до того, как он перешагнет порог его квартиры. удивительно, но сакуса разрешил ему пронести виноград, помыл его (атсуму насчитал восемь раз) и выложил на тарелку. сакуса тоже потянулся к винограду. он внимательно посмотрел на него, прежде чем съесть. — большинство философов элегантно перекидываются всякой херней. это как будто ты слушаешь очень длинную херовую шутку о жизни. атсуму подумал, что в этом кроется нечто большее, но решил не настаивать. — то есть ты говоришь, что смысл жизни это не 42? сакуса кинул в него виноград. некоторые дни лучше других. в некоторые дни атсуму не думает о своих ногтях или о четных числах. в эти дни он все равно приходит в гости к сакусе на чашечку чая. сакуса уже не так сильно раздражается на него, он подумал, что это хороший знак. но в другие дни: атсуму стучит в дверь. один раз. два. три. четыре. Он слышит шаги за дверью до того, как сакуса покажется в дверном проеме. (он сделал пять шагов). атсуму начинает обкусывать кожу пальцев. Сакуса открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл. он посмотрел на руки атсуму. точно, наверное это выглядит ужасно и пугающе, учитывая тот факт что все десять пальцев обмотаны белым пластырем. — я принял душ, прежде чем прийти. дважды. — его волосы были влажными. — хорошо. две капли воды упали на порог квартиры. — я купил новый зеленый чай сегодня, можем его попробовать. он дошел до дивана за десять шагов. сел. встал. снова сел. он слышал шум чайника. звон чашек, из которых они всегда пили чай. шаги сакусы. звуки танцевали вокруг него. также как на той картине. только атсуму не был беззаботным. сакуса передал ему чашку. он сел рядом с атсуму. атсуму сделал два глотка чая. на вкус он был таким же, как чай другого бренда. он поставил чашку на столик. снова поднял ее. сакусе нужно купить подставки под кружки, чтобы не протирать стол так часто. затем случилось что-то странное. сакуса взял обе руки атсуму в свои, повернулся, забрался на диван с ногами и посмотрел прямо на атсуму. атсуму напрягся, но тут же расслабился. это сакуса. сакуса, которому атсуму теперь доверял. сакуса, который никогда не будет настаивать на разговоре, если атсуму не хотел, но при этом будет давать чувство комфорта. атсуму тоже забрался на диван. смотря вниз, сакуса выводил круги на руках атсуму. раз, два, три, четыре. пауза. приятно. позже, ночью, были признания, без желтых тюльпанов. позже атсуму отдаст часть себя и наконец-то, наконец-то ему ответят тем же. через несколько недель атсуму показал сакусе «танец». сакуса засмеялся и сказал ему, что если он хочет стать художником, то ему нужно постараться получше. атсуму никогда не чувствовал себя таким свободным. конец.