Captivity

Шум воды. Вздох. Крик. Всплеск. Стон. Выдох. Капли прохладной воды текут по коже, по лицу, по волосам, перемешиваясь со слезами, которые выступают на глазах. Выступают от боли. Очередной стон в плечо. Учащается дыхание. Сердце выпрыгивает из груди. Гин закидывает голову назад и закрывает глаза. По ресницам скатываются капли, плавно переходя на щеки. Парень прикусывает губу и делает очередной вздох. Он касается кожей спины холодной поверхности стенки, и у него по телу идут мурашки. Шея усеяна царапинами. При попадании воды на раны, они начинают жечь. Кровь аккуратно струится по телу, перемешиваясь с водой. Гин старается не издавать ни звука. Ичимару знает, если он начнет кричать, то от этого будет еще хуже, еще больнее. Ведь ему безумно нравится, когда жертва страдает. – Вы убьете меня, – тихо шепчет Гин, подаваясь вперед и прикрывая глаза. – Это было бы слишком скучно, – отвечает Айзен, сжимая губы Ичимару. Он водит по ним языком, нежно целует, потом резко кусает. Гин зажмуривается в очередной раз и впивается ногтями в его спину. Боль смешивается с наслаждением. Приятно и ужасно. Кажется, теперь Ичимару может почувствовать ту самую грань. Айзен слизывает кровь с только что укушенных губ альбиноса и глубоко выдыхает. Этот вкус доставляет неописуемое наслаждение. Крови Ичимару. Крови мальчика, который когда-то в детстве очень любил играть с ним. Айзен и сейчас играет с Гином. Только игры с тех времен значительно поменялись. Соске хватает свою жертву за волосы и запрокидывает голову назад. Из губ Ичимару непроизвольно вырывается стон. По оголенной шее скользят красные капли. Айзен кусает его плечи и грудь, проводя пальцами по ранам. От каждого прикосновения Гин всхлипывает и пытается подавить собственный крик. В ванной комнате достаточно темно, свет исходит лишь от одной зажженной свечи в другом конце помещения. В этом полумраке Гин чувствует себя хорошо, ведь здесь плохо видны царапины и укусы на теле, а самое главное – здесь Айзен не видит его слез. Зато он прекрасно видит измученные глаза, в которых читается страх и безысходность, взгляд, который просит остановиться. Айзен остановится, но только тогда, когда ему самому этого захочется. А пока Ичимару должен терпеть. Терпеть до тех пор, пока Соске не наиграется. Айзен легким движением руки убирает локоны волос альбиноса за ухо, оголяя тем самым его лицо. Гин понимает, чем больше он доставит ему удовольствие, тем скорее все это закончится. Парень вновь подается вперед и тянется к губам, чтобы запечатлеть поцелуй. Соске удивленно смотрит на него, не скрывая усмешки. Наверное, Ичимару выглядит слишком жалко. Но все равно. Айзен резко прижимает его к себе и целует. Глубоко. Горячо. Больно. Гин стонет и сильнее жмурит глаза, надеясь, что так ему будет лучше. У Ичимару почти не осталось сил, он чувствует, как кружится голова и подкашиваются ноги. Сейчас он потеряет сознание. Прямо здесь, на руках Владыки. Нет, нельзя. Все должно кончиться. Если он не закончит послушно выполнять свою роль жертвы, все старания пойдут насмарку. Гин утыкается носом в плечо Айзена и обнимает его за шею. Так ему становится уютнее. Так боль почти не чувствуется. Ичимару вдыхает аромат кожи шатена, проводит языком, неровно дышит ему в шею. Хотелось бы укусить так же, как это делает Айзен, но Гин никогда этого не сделает. Айзен ненавидит, когда его кто-то трогает, а уж тем более, никогда никому не позволяет кусать или целовать его кожу. Он не разрешает даже просто прикасаться к своему телу. Никому кроме Гина. Пожалуй, он единственный человек, который может обнять его, запустить пальцы в волосы, почувствовать аромат нежной мяты, исходящей от него. Айзен позволяет, но ему не всегда это нравится. Чаще всего, Соске просто связывает руки Ичимару, чтобы ограничить свободу движений. Очередной вздох в губы. Гин думает, что сейчас задохнется от нехватки кислорода. Айзен проводит пальцами по его спине, прижимая к себе сильнее. Спускается к бедрам. Его прикосновения режут кожу, как раскаленный нож. Затем он резко толкает к стене. Гин прилипает спиной к скользкой поверхности и ежится. Айзен спускается на колени и проводит языком по животу, поднимаясь выше, кусает соски. Ичимару закидывает голову назад и прикусывает губу, чтобы не закричать. Из глаз невольно текут слезы. Больно. Очень больно. – Кричи, – тихо говорит Соске, наблюдая за поведением альбиноса. Его голос, стальной и пронизывающий до костей, слышно даже сквозь журчание воды. Гин сглатывает кровь на губах и понимает: это был приказ. Приказ кричать. Но ведь он так старался сделать все наоборот. Айзен видит: Ичимару не может кричать. У него не осталось на это сил. Тогда он принимается затронуть самые «больные» места. Он хочет услышать, как его умоляют остановиться. Соске проникает рукой между ног своей жертвы, другой водит по бьющейся вене на участке шеи, который еще не удалось расцарапать, а потом вновь кусает, оставляя следы и сразу же зализывая их языком. Ичимару кричит. Он сходит с ума. – Я… не могу… больше, – отрывисто шепчет Гин на ухо. – Пожалуйста, хватит… Айзен берет его за подбородок и видит слезы. Слезы, которые тот уже не пытается скрыть. Слезы не от физической, а от душевной боли. Соске нежно целует жертву в лоб, запуская пальцы в его волосы. Гин жмурится от удовольствия. Ему нравится, когда его ласкают, а не кусают и царапают. – Ты самое лучшее, что мне когда-нибудь удалось встречать,– шепчет Айзен, вытирая слезы со щек альбиноса. Обмотавшись полотенцем с ног до головы, Гин выходит из ванной и покачивающейся походкой бредет в покои. Добравшись до кровати, он осторожно плюхается на нее и лежит, не шевелясь. Тело одолевает мелкая дрожь. Парень закрывает глаза и вздыхает. С мокрых волос на покрывало капает вода. Становится холодно. Он поджимает колени и обнимает их руками. Сил почти не осталось даже на то, чтобы встать. Гин чувствует себя шлюхой, которую только что поимели и выбросили на помойку. От той самоуверенности и злости, которые были раньше, не осталось ни следа. Ее сломали, как карточный домик. Ичимару уже ничего не ощущает. Ни любви, ни ненависти, ни самолюбия, ни гордости. Зачем он вообще существует? Для того, чтобы выполнять приказы Айзена? Гин чувствует легкое прикосновение кончиков пальцев до своей щеки. Он открывает глаза и пытается улыбнуться. Айзен нежно дотрагивается до мокрых волос, плеча и шеи, вытирая полотенцем воду и вновь выступившие капли крови. Гин по-прежнему лежит и не шевелится. – Иди ко мне, – сказал Соске, перебирая волосы альбиноса. Гин послушно приподнимается и подвигается ближе. Айзен усаживает его к себе на колени, снимает с плеч белое полотенце, которые было испачкано кровью. Соске вздыхает, будто сожалея о том, что он сделал, и берет в руки небольшую баночку с лекарством. Гин немного вздрагивает, когда пальцы Владыки прикасаются к царапинам. – Больно? – спрашивает Айзен, заглядывая в полуприкрытые глаза альбиноса. – Да, – тихим хриплым голосом отвечает он, опуская голову вниз. – Сейчас все пройдет. Обработав раны, Айзен наносит на каждую из них мазь и перебинтовывает. Гин немного хмурится, когда чувствует жжение на коже. Но ему не больно. Разве что чуть-чуть. Ичимару заворачивается в большой и мягкий белый халат. В нем тепло и уютно. Белый цвет резко контрастирует с алой кровью. Но ее сейчас нет. Все тело крепко перевязано белоснежными бинтами. Так крепко, что Гину кажется, будто он сейчас задохнется. Он обнимает Айзена за шею и кладет голову ему на плечо. Все тот же аромат, от которого голова идет кругом. Гин отдал бы все, лишь бы чувствовать его рядом каждую секунду. Такой родной. Такой одурманивающий аромат. – Можно я лягу спать? – шепчет Ичимару, обнимая Айзена все сильнее и утыкаясь носом в его шею. – Можно, – он целует его за ухом, запуская пальцы в волосы. – Лягте со мной, – просит Гин, дотрагиваясь губами до шеи. – Я не могу. У меня есть дела. Гин отстраняется и вглядывается в глаза Владыки. – Уже все давно спят, – говорит он и недовольно хмурится. – Я знаю, – Айзен улыбается одним уголком губ. – Именно поэтому следует как можно скорее разобраться с нерешенными проблемами. Гин с досадой выдыхает и слезает с колен. Он ложится в кровать, укрываясь одеялом до самых ушей. – Я знаю, вы просто не любите спать со мной в одной кровати, – бурчит себе под нос Ичимару, отворачиваясь. – Конечно, ты занимаешь очень много места, – Соске усмехается и проводит тыльной стороной ладони по щеке альбиноса. Гин улыбается и довольно закрывает глаза. – Спи спокойно, – шепчет Айзен, целуя за ухом. – Завтра тяжелый день. «Я люблю тебя», – хочет сказать Гин, но боится. Соске не любит, когда ему такое говорят. *** – Айзен-сама, с полной уверенностью могу сказать, что силы того синигами, о котором вы говорили, не оправдали моих ожиданий. Он не представляет ни малейшей опасности ни для одного вастер лорда, находящегося в замке. А уж про эспаду и говорить нечего, – на весь зал раздавался холодный голос Улькиорры, который сидел в кресле, выпрямив спину словно по струнке и сложа руки на столе. Очередное собрание эспады. Скучное и утомительное. Гин не понимает, что он здесь делает. Все равно ему абсолютно фиолетово, что узнал Улькиорра и какая от этого польза. Просто пустая трата времени. В зале душно. Половина эспады уже довольно сильно устала от всего происходящего. Но каждый из них все равно продолжал сидеть неподвижно, будто застывши на месте, потому что боялись навлечь на себя гнев Владыки. Жалкие пешки. Так бы назвал их Айзен. На самом деле, так и есть. Ни чья жизнь здесь не важна для Айзена. Они всего лишь те люди, которых он умело использует в своих целях. Настолько умело, что они сами этого не понимают. Всего лишь пушечное мясо. Всего лишь толпа безжизненных манекенов. Гин вжимается спиной в стену и пытается расслабиться. Ему безумно хочется спать, а тело после вчерашней «игры» в ванной до сих пор болит. Ичимару проклинает Айзена у себя в голове самыми оскорбительными словами. Зачем он заставил прийти его сюда? Чтобы одному было не скучно? Обычно в такое время Гин только просыпается. А тут ему приходится сидеть в мрачном зале на другом конце замка и слушать скучные, неинтересные ему речи. Только потому, что так хочет Айзен. Только поэтому. Как только Ичимару удалось немного расслабиться, он почувствовал на себе тяжелый взгляд. Гин съежился и обнял себя за плечи. Вдали, напротив него в большом кресле сидит Соске и пожирает его глазами без всякого стеснения. Рядом сидящий Улькиорра ему что-то говорит, но Айзен совсем его не слушает. Он сидит, подперев подбородок рукой, и лишь периодически томно кивает. Видно, ему скучно. Очень скучно. Гин хочет спрятаться от карих глаз, но он не знает, как это сделать. В начале собрания Ичимару специально отошел подальше от Айзена, чтобы никак с ним не контактировать. Он и представить не мог, что Соске, даже находясь от него на приличном расстоянии, все равно добьется своего. Этот взгляд сводит с ума. Он пожирает. Сжигает. Возбуждает. Гин краснеет и сжимает свои предплечья. Соске замечает неравнодушную реакцию, и ему это определенно нравится. Он видит смущенный вид своей жертвы и ехидно улыбается. «Великолепно», – думает Айзен, не сводя взгляда. Гин случайно сталкивается с ним глазами и становится краснее в два раза. Ичимару быстро отводит взгляд в сторону и напряженно выдыхает. «Не смотри на меня. Пожалуйста, не смотри,»– мысленно умоляет парень, зажмурив глаза. Жаль, что Айзен не умеет читать мысли. Хотя, даже если бы и умел, он бы все равно не переводил взгляда. Ему это нравится, и он будет это делать. Даже если Гин будет умолять остановиться. Самое ужасное для Ичимару то, что при взгляде Айзена его тело начинает рефлекторно возбуждаться. Гину это совсем не нравится. Только не сейчас, только не на собрании. Ичимару сильнее зажмуривает глаза, прикусывает губу, вжимается в стену. Сейчас бы он отдал все что угодно, лишь бы лишиться этого требовательного взора, который заставляет все тело дрожать от возбуждения. – Гин, с тобой все в порядке? – интересуется рядом стоящий Тоусен, с беспокойством смотря на альбиноса. – Все хорошо-о-о, – протягивает он сдавленно, натягивая улыбку на лицо и вновь прищуриваясь. – Мне кажется, ты неважно себя чувствуешь, – осторожно продолжает собеседник. – Тебе точно не нужна помощь? – Сказал же: все хорошо! – недовольно процедил Ичимару и через секунду добавил более мягким и ехидным тоном, – Прости, что заставил побеспокоиться. Тоусен немного удивляется и продолжает вслушиваться в разговор, будто ничего не произошло. Гин думает, что ему сейчас действительно станет плохо, если это безумие не прекратится. Ичимару резко срывается с места и быстрым шагом выходит в коридор. Там он несется на улицу, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Гин пулей вылетает из замка, останавливается на одном из мостов и спокойно выдыхает. Все лицо горит. Парень прижимается к стене и глубоко дышит. Здесь, под куполом Лас-Ночеса очень умиротворенная атмосфера. Лазурное небо, белоснежные облака, вокруг тишина, ветер приятно дует в лицо. Альбинос жадно хватает воздух ртом и успокаивается. Голова перестает гудеть, а руки дрожать. Кажется, баланс внутри него постепенно восстанавливается. Гин закрывает глаза и убирает локоны волос со лба. Сердцебиение приходит в норму, а возбуждение вмиг исчезает. Ичимару с облегчением выдыхает и закидывает голову назад, в надежде провести здесь, под облаками, остаток этого дурацкого собрания. Через несколько минут он чувствует прикосновение до своего плеча и вздрагивает от неожиданности. – Тише-тише, – успокаивает Айзен, усмехаясь. Гин растерянно бегает глазами и прикусывает губу. – Не кусай губы, – говорит Соске и, взяв собеседника за подбородок, тянет нижнюю губу вниз. – Айзен-тайчо-о-о, вы преследуете меня? – протянул Гин, улыбнувшись и прищурив глаза. – Конечно, – он растягивает губы в довольной улыбке. – Ты бросил меня одного в том душном зале. Тебе не стыдно? Гин молчит и улыбка постепенно сползает с его лица. – Мне показалось, или кто-то на собрании думает совсем не о тех вещах, о которых нужно думать? – ехидно спрашивает Соске, вновь взяв альбиноса за подбородок и проводя большим пальцем по губам. – Яре-яре, кто бы говорил! Вы сам не спускаете с меня взгляда, – с незаметным недовольством говорит Гин, словно маленький ребенок. – О, да, ты прав, – очередная усмешка. – Но разве в этом есть что-то плохое? – Айзен-тайчо-о-о, это ведь не толерантно. – Ах, ну да, – Соске смеется. – Напомни-ка мне, когда я последний раз вел себя толерантно? Гин пожимает плечами. Наверное, никогда. Ни сегодня на собрании, ни вчера в душе. А с виду кажется все наоборот. Айзен Соске выглядит очень мягким и добрым человеком, от одного взгляда которого можно напитаться позитивной энергией на всю жизнь. Но стоит ему только начать говорить своим стальным голосом и приподнимать брови вверх, как можно умереть на месте. Гину самому иногда становится страшно, особенно когда Айзен зол. – Тебе следует быть немного сдержанней, – говорит Соске, аккуратно положив руку на плечо альбиноса. – О чем вы? – удивленно спрашивает Ичимару. – Ты знаешь, о чем я. Гин смущается и вновь краснеет, опуская взгляд вниз. – Вот об этом, – шепчет Айзен на ухо, прикусывая мочку. Ичимару испуганно смотрит на него и не понимает, что ему делать. Это хорошо или плохо? По телу вновь пробегается дрожь. Айзен дотрагивается губами до белоснежных волос, целует в макушку. Руками прижимает Гина к себе, крепко обнимая его за бедра. Ичимару растерянно обвивает руками шею шатена и утыкается носом в воротник его белоснежной одежды. В объятиях Айзена всегда тепло и уютно, и Гин от удовольствия растягивает губы в улыбке. В искренней улыбке, а не в той наигранной, которую видят остальные. Шатен нежно проводит пальцами по спине альбиноса, будто вырисовывая какие-то непонятные узоры. От каждого прикосновения Ичимару немного вздрагивает в его руках. Соске начинает чувствовать, как часто бьется сердце Гина, и как взволнованно он дышит. Это так возбуждает. – Гин, это последняя капля, – проговаривает сквозь зубы Айзен и прикрывает глаза. Он резко хватает Ичимару за руку и тащит по коридору, игнорируя удивленные взгляды окружающих. Альбинос послушно бежит за ним, округлив глаза от шока. Айзен сильно сжимает запястье, не давая вырваться, несмотря на то, что Гин и не собирался вырываться. Они залетают в пустой зал, где из всех, кто был на собрании, остался только Тоусен. – Выйди, – приказывает ему Айзен и показывает на дверь. Тот, немного испугавшись, моментально вздрагивает и послушно удаляется. Соске отпускает Ичимару и одним взмахом руки запирает огромную дверь на замок. Гин испуганно трет запястье, присев в одно из кресел, и наблюдает за Владыкой. Айзен подходит к нему вплотную и смотрит сверху вниз, убирая пальцами челку с глаз альбиноса. – Что, прямо сейчас? – тихо спрашивает Гин, моргнув пару раз. – Да, прямо сейчас, – прошептал Айзен, проведя языком по губам. Гин послушно спускается перед ним на колени и убирает волосы с лица. Ичимару берет руку шатена и неуверенно касается кончиком языка мизинца. Потом проводит губами по запястью и остальным пальцам, делая нежные поцелуи. Как щенок, которого недавно приручили. От осознания этой метафоры Айзен невольно ухмыляется и гладит второй рукой альбиноса по голове. – Ты будешь выполнять все то, что я захочу, – проговорил Соске, перебирая пряди шелковистых волос и пропуская их между пальцами. Гин ничего не отвечает. Он и так это знает. Он такая же игрушка в руках Айзена, ровно как и другие. Может быть, Соске подпустил его к себе только чуть ближе, чем остальных. Хотя какая разница, он все равно никогда не откроет Гину свою душу. Никогда не позволит заглянуть вглубь себя и коснуться сердца. А если Ичимару захочет сделать это насильно, он обожжется. И этот ожог останется на всю жизнь. Что Гин только не терпит ради него. Он топчет остатки своей гордости и самолюбия, теряет собственную волю и способность к здравому мышлению. А ведь раньше все было не так. Ичимару вспоминает, как тяжело было сломать его стремление и непокорность. Но Айзену все равно удалось это сделать. Удалось подстроить все так, как хочется ему. «Я ненавижу тебя, Соске» – мысленно произносит Гин, но в груди в этот момент все сжимается. Стоит ему вновь столкнуться с карими манящими глазами, как вся ненависть пропадает. Стоит только Айзену оставить нежный поцелуй на щеке, как Ичимару начинает расплавляться в его руках. И тогда все опять пропадает: весь мир, окружающие люди и проблемы. Не существует ничего, кроме него. От этих мыслей Гин прижимает руку Айзена к себе и закрывает глаза. Кажется, сейчас у него начнется истерика. Хочется разреветься, как девчонке, от обиды на самого себя и на собственную жизнь. Хочется спрятаться в комнате и кричать в подушку, пока не станет легче. Сорвать голос, ничего не чувствовать, никого не видеть. «Я ненавижу себя», – добавляет Гин, пытаясь подавить нахлынувшие слезы. Парень судорожно опускает голову вниз и глубоко дышит. Айзен ни в коем случае не должен увидеть его слез. А иначе.… А что будет иначе? Гин не знает и даже не может предположить. «Я беспомощное, безвольное и жалкое создание. Почему он до сих пор не говорит мне об этом?» – думает Ичимару, вытирая слезы. Айзен целует парня в макушку, пытаясь успокоить. Гин нервно сглатывает и сжимает губы. Соске видит все. Он видит его насквозь. Единственное, за что ему благодарен Гин, так это за то, что сейчас он не задает лишних вопросов. Зачем Айзену что-то спрашивать, когда он сам все прекрасно понимает? Ичимару тяжело вдыхает и принимается стягивать хакама шатена. – Не надо, – сказал Соске, взяв его за подбородок. Гин останавливается и вопросительно смотрит на Айзена. – Вставай, – приказывает он, не выпуская руку Ичимару. Гин послушно встает. Айзен разворачивает его спиной и прижимает грудью к стене. Ичимару от неожиданности делает резкий вдох, а от предвкушения проходит легкая дрожь. Соске берет руки альбиноса и аккуратно начинает водить ими по его же телу. Гин сжимает плечи и тяжело выдыхает. По коже бегут мурашки. Айзен играет его руками, проникает под одежду, водя вверх, потом плавно опускает вниз до бедер, массируя грудь, спину и живот. Останавливается на вчерашних укусах и царапинах, нежно водит вокруг. Оголяет шею и делает несколько поцелуев. Горячее дыхание обжигает кожу. Гин невольно выгибается, издавая сдавленный стон. Айзен продолжает ласкать тело, будто собственными руками. – Приятно, не так ли? – шепчет Соске на ухо, вдыхая аромат волос. – Да… очень, – сквозь стон проговаривает Гин, закидывая голову назад. – Ты даже не представляешь, как мне приятно видеть твое лицо таким, – усмехнувшись, Айзен проводит языком по уху. Ичимару вновь шумно выдыхает и прикусывает губы от удовольствия. Это настоящая пытка. Но Гин хочет еще. Он хочет, чтобы это продолжалось вечно. Нежно. Сексуально. Пленительно. Каждое прикосновение приносит частицу эйфории, поток возбуждения резко разливается по всему телу. И это все он делает своими руками. От осознания этой мысли Гин краснеет, а лицо горит неистовым жаром. – Подними руки вверх, – командует Соске, окончательно сняв с плеч альбиноса косоде. Гин послушно выполняет приказ и вытягивает руки над головой, опуская голову вниз. Ему вдруг становится безумно интересно, что же Айзен намеревается делать дальше. – Умница, теперь расставь ноги шире. Ичимару удивляется и раздвигает ноги немного шире плеч, опираясь руками о стену. Айзен прикасается ладонью к лопаткам и медленно ведет по позвоночнику до самых ягодиц. Гин выгибает спину еще сильнее и сдавленно дышит, кусая губы. Айзен берет двумя руками за талию, нежно прикасается губами к лопаткам и оставляет дорожку поцелуев, опускаясь ниже по позвоночнику. Соске вдыхает нежный аромат ванили от кожи и проводит языком. Сладко. – Гин, – шепчет он, облизывая губы, – так нельзя. – Что? – удивляется Ичимару, не шевелясь. – Нельзя так играть с чувствами людей, – ведет рукой по горлу. – Я не… – Ты сводишь меня с ума, – не дав договорить фразу, продолжил Айзен. Ичимару ничего не может ответить. От ощущения дыхания на коже все тело горит. Гин тяжело дышит, немного постанывая сквозь зубы. В такой позе, почему-то, каждое прикосновение чувствуется острее, а тело возбуждается намного сильнее. Айзен доходит губами до поясницы и немного прикусывает кожу, дотрагиваясь руками до ягодиц. Альбинос в шоке: почему от таких простых действий все буквально заводится? Куда же делась выдержка? Гину казалось, что если Соске продолжит это занятие, то он прямо сейчас испытает оргазм. Ичимару, пытаясь сдержаться, напрягается и дышит ртом. От усталости руки рефлекторно начинают опускаться с прежнего места и наливаться кровью. – Подними, – очередной приказ раздается с губ Айзена. – Я не могу-у-у, – жалобно протянул Гин. – Руки затекли. Я их почти не чувствую. Соске недовольно цокает, выпрямляется и прижимает Ичимару спиной к своей груди, взяв за руки. – Тогда придется попробовать по-другому, – прошептал Айзен, поцеловав в шею. Он ведет Гина к столу и кладет его спиной на поверхность. Альбинос немного напрягся и поерзал. Стол показался холодным, как стена вчера в ванной. Гин, вспомнив те ощущения, вновь покраснел, а внизу живота началась тягучая боль – предвестник возбуждения. Парень вновь сжимает губы от волнения. Странно, вроде бы, заниматься сексом с Айзеном далеко не впервые, но всегда почему-то внутри присутствует какое-то странное ощущение. Может быть, Гин боится. Боится не того, что их может услышать кто-то из эспады. Ведь, даже если кто-нибудь услышит его крики, все равно никто не осмелится ничего сказать. Никогда. Ведь Айзен здесь хозяин, он может делать все, что хочет. Гин, скорее всего, боится самого Айзена. Боится боли, которую он причинит. Хоть она тесно граничит с наслаждением, Ичимару все равно ее ненавидит. Айзен много знает о боли. Он знает все слабые места и умело пользуется своими навыками. Боль, которую он причиняет Гину, не похожа на остальные ее виды. Она острая, долгая, заставляет сходить с ума. Соске никогда не причиняет серьезных повреждений, он специально затрагивает только те места, от которых здоровье не пошатнется. Зато потом они долго болят, как бы напоминая о прошедших событиях. Самое главное для Айзена – это оставить шрам в памяти. Чтобы жертва помнила обо всех мельчайших подробностях и когда вспоминала их, понимала свою ничтожность. Если жертва не будет помнить, то Соске заставит все вспомнить путем повторения. Гин никогда не забывает, как бы сильно он этого не хотел. И эти воспоминания сводят его с ума. Айзен нежно целует шею, ключицы, грудь, спускаясь все ниже. Некоторые раны до сих пор перевязаны бинтами. Соске при виде них ехидно улыбается, как бы довольствуясь своей работой. Светлая нежная кожа альбиноса так и просит оставить на себе десяток-другой засосов, царапин, ссадин. Это так привлекает. Так заводит. Провести языком, обжигая дыханием эту бархатную кожу, дотронуться до нее губами. При этом всем наблюдать, как Гин тяжело дышит, как из его губ вырываются стоны, как он безуспешно пытается их в себе подавить. Как по его телу проходит волна возбуждения. Тогда он будет кричать, умолять не останавливаться, кусать губы до крови. Айзену самому безумно нравится их кусать, стискивать зубами, слыша протяжный стон. Ему нравится причинять боль. Приятную, сладкую боль. От собственных мыслей Соске улыбается, радуясь чему-то, сам не понимая, чему. Он чувствует, как по его телу разливается горящее ощущение экстаза, которое сводит с ума. Ему так хочется резко схватить, прижать, сорвать одежду, попробовать на вкус кожу, от которой маняще исходит запах ванили. Затем оставить засосы, царапины, наблюдая, как кровь струится по телу, слизать ее языком, слышать громкий стон, тяжелое прерывистое дыхание. Айзен прикусывает нижнюю губу, замыкаясь в своих мечтаниях. Он прикрывает глаза и глубоко выдыхает, пытаясь успокоиться и подавить эрекцию. – Больно? – спрашивает Соске, осторожно проводя пальцами по следам от вчерашних укусов. – Да. – Тогда я не буду, – он выдыхает и берется руками за бедра. Не будет? Гин ликует. Айзен его пожалел? Значит, можно расслабиться. Ичимару немного улыбнулся и выдохнул с облегчением. Не будет укусов, не будет царапин, не будет боли. Разве это не прекрасно? – Разведи ноги, – все так же командует Соске, облизывая губы. Когда Гин выполнил указание, Айзен провел рукой поверх хакама по внутренней стороне бедра, доходя до паха. Ичимару непроизвольно пискнул от странного ощущения. – Молчи, – проговорил Соске, смотря на альбиноса исподлобья. Айзен закинул рукой голову Гина назад и продолжил заниматься делом. – О, Боже… Айзен-тайчо-о-о…Вы в курсе, что это очень похотливо? – усмехнувшись, проговорил Ичимару, уткнувшись взглядом в потолок. – Я не виноват, что ты так «похотливо» выглядишь в этой одежде. – Знаете, живя с вами, я понял, что одежду лучше вообще не носить. Все равно ее приходится снимать по нескольку раз на день. – Это было возмущение? – Соске усмехается и наклоняет голову вбок. – Нет, это была констатация фактов. – Тебя это не устраивает? – Айзен не спускает взгляда и проводит пальцами по щеке собеседника. Гин замялся. Он не знал, что ответить. Он не ожидал, что Соске спросит его о таком. – Ты скажи мне, если тебя что-то не устраивает, – ехидно продолжил Айзен. – Я не буду делать того, чего ты не хочешь… – Да ла-а-адно, прекратите! – Гин помахал руками. – Айзен-тайчо, вам не идет, когда вы прикидываешься заботливым. Именно прикидываетесь, потому что вы на самом деле не такой. И никогда таким не были. – Хочешь сказать, я садист? – Соске усмехается. – Да, – почему-то Гин проговорил это с какой-то легкостью. – Я давно привык к этому. Ко многому привыкаешь ради человека, которого ты…– Гин резко остановился и замолчал. – Которого что? – очередная хитрая усмешка. – Некоторым фразам лучше оставаться недосказанными. – Интересно. В таком случае, если я садист, то ты…– Айзен задумался. – Кто же?– Гину не терпелось узнать ответ. – Некоторым фразам лучше оставаться недосказанными, – победно сказал шатен, улыбнувшись одним уголком губ. Гин недовольно ухмыльнулся и положил голову на стол. Тем временем Айзен начал подниматься чуть выше, проводить губами по нижней части живота и зубами стаскивать хакама. Гин пытается не дергаться, но тело совсем не слушается. Парень дотрагивается до шеи, где оставлял поцелуи шатен, и пытается вновь воссоздать те ощущения. Ичимару проводит руками по груди, которая надувается из-за частых вдохов, и соски твердеют. Тяжелый вдох. Выдох. Гину кажется, что он сейчас сойдет с ума от наслаждения. Айзен окончательно стаскивает хакама с бедер и швыряет их в сторону. То же самое проделывает и с нижним бельем. Гин немного настораживается и напряженно нахмуривается, облизывая губы. – Вставай, – говорит Соске, проводя пальцами по губам альбиноса. Гин неуверенно поднимается и немного щуриться, пытаясь предугадать дальнейшие действия. Айзен вновь разворачивает его спиной к себе. Затем берет руки Ичимару и кладет ладонями на стол. – Упирайся и не своди их с места, – прошептал Соске, целуя волосы. Гин сглатывает и неуверенно кивает. Айзен придвигает к себе одно из кресел и садится в него. Ичимару чувствует, как он проводит руками по талии, спускаясь ниже. Затем гладит бедра, доходит до ягодиц и раздвигает их в стороны. Чуть позже чувствует, как Айзен касается языком промежности и вскрикивает от неожиданности. – Тише. Я же сказал тебе молчать, – устало проговорил Соске. – Я не могу! Это невозможно…это…ах…ммм…,– дрожащим голосом проговорил Гин, хватая ртом воздух. Парень выгибает спину, сжимает плечи и закидывает голову назад. От удовольствия хочется извиваться, как змее, но свобода действий сильно ограничена. – Хочешь, чтобы нас кто-нибудь услышал? – с долей ехидности в голосе спрашивает Айзен, ухмыляясь. – Мне плевать! Пусть слышат. Пусть думают, что хотят, – выпалил Ичимару, сжимая губы. – Отлично. Мне это нравится, – Соске хитро улыбается. И опять продолжается это ощущение. Гин краснеет, впивается пальцами в стол и протяжно стонет сквозь зубы. Айзен знает, за что нужно задеть, чтобы довести его до экстаза. Ичимару закрывает глаза и ему кажется, будто он сейчас задохнется. Гин быстро вдыхает и выдыхает, наполняя легкие кислородом. Однако лицо все еще горит, а по телу идут мурашки и дрожь, заставляя непроизвольно дергаться. Соске встает, отталкивает кресло ногой, затем хватает альбиноса за волосы и резко запрокидывает голову назад. – Гин, – шепчет он, облизывая губы, – я хочу тебя трахнуть. Прямо здесь. Прямо на этом чертовом столе. Ичимару, изнемогая от боли в животе, шепчет что-то несвязное в ответ и постанывает, ощущая все то же обжигающее дыхание за ухом. Он хочет. Он безумно хочет. И, кажется, будто он сейчас сгорит от желания. Гин тщательно сосет пальцы шатена, дыша ртом и прикрывая веки. Затем Айзен вводит их промежность, отчего тот вскрикивает. – Неужели больно? – с ухмылкой спросил Соске, стиснув зубы. – Нет. Нормально, – еле выдавил из себя Ичимару, облизнувшись. – Замечательно. Соске справляется с собственной одеждой и моментально входит в альбиноса, отчего тот кричит в два раза громче. Гин в очередной раз выгибает спину и касается грудью холодного стола, впиваясь в него пальцами со всей силы. Непослушные волосы падают на лицо, закрывая глаза, но сейчас это не имеет ни малейшего значения. Вокруг не существует никого и ничего кроме Айзена. Ичимару вскрикивает от каждого толчка и зажмуривает глаза. Какая разница, кто он сейчас, и кем он был раньше? В такие моменты все рассуждения кажутся бессмысленными и смешными. Главное, что он кому-то нужен. Пусть даже в качестве шлюхи. – Ааах, Боже… Айзен-сама… я сейчас…ааа, – воскликнул Гин в порыве экстаза. Айзен лишь тяжело дышит, прикусывает губы и прикрывает глаза от наслаждения. Гин очень хочет понять, как во время секса ему удается не издавать ни звука. Никогда. Однако рассуждать об этом сейчас практически невозможно. Мысли в голове лишь только об одном. Айзен дотрагивается рукой до шеи альбиноса и резко ее сжимает. Затем в очередной раз запускает пальцы в волосы и нежно гладит по затылку. Гин, уткнувшись лбом в стол, чуть ли не мурлычет от удовольствия. С каждой минутой хочется большего. Еще и еще. Сильнее. Еще сильнее! Соске опять хватает за волосы и закидывает голову назад. Гину это нравится, и он в очередной раз понимает: боль может быть приятной. «Я мазохист», – проносится мысль в голове Ичимару, отчего он невольно усмехается. Действительно, жить бок о бок с Айзеном – это настоящий мазохизм. Во всех проявлениях. Но Гин уже привык и не может без этого существовать. Раньше такая жизнь казалась настоящим безумием. Но с тех пор все круто поменялось. Теперь та боль, которую причиняет Соске, как наркотик, без которого не прожить ни дня. Ни дня без него, без его губ, без его обжигающего дыхания и умопомрачительного аромата. – Я кончу в тебя, – прошептал Айзен, убирая свои волосы со лба и тяжело выдыхая. – Это еще почему? – недовольно буркнул Ичимару, подняв брови вверх. – Чтобы не испачкать одежду. – Ну ничего себе! Надо было ее снимать, – продолжил бурчать Гин, сжимая пальцы на руках. Но Айзен его уже не слушал. Он всегда делает только так, как ему хочется, не считаясь с мнением других. Он ведь садист, тиран, доминант. Неизвестно, сколько еще ярлыков можно повесить. Айзен всегда смеется, когда слышит что-то подобное в свой адрес. Хотя зачастую, его это даже бесит. Мнения окружающих лишь поверхностны, и Соске думает, что им не следует уделять ни малейшего внимания. Ведь никто не знает его лучше, чем он сам. Проходит совсем немного времени. Гин, собрав все оставшиеся силы, лениво поднимается со стола, укутываясь в косоде и бегая глазами по помещению в поисках остальной одежды, которую нещадно куда-то швырнул Айзен. Сам властитель сидел в своем кресле, озадаченно смотря куда-то вдаль. – Айзен-тайчо-о-о, я так понимаю, для меня собрание закончено? – усмехнувшись, спросил Ичимару, натягивая хакама. – Гин, для тебя еще все только начинается, – сказал Айзен, ухмыльнувшись и посмотрев на альбиноса краем глаза. Гин отводит взгляд в сторону, чтобы не смутиться и не покраснеть вновь. Он не знает, что будет дальше, и его это мало волнует. Ичимару неуверенно касается пальцами шеи и убирает локоны волос с лица. Гин хочет что-то сказать, но не может. В голове сплошная каша, а слова на языке сливаются воедино. Но иногда лучше промолчать. Тишина порой доставляет намного больше удовольствия, чем бессмысленная беседа. Айзен подходит к Гину и вновь запускает пальцы в его непослушные волосы. Соске безумно нравится играть с шелковистыми локонами, пропуская их между пальцами, а иногда резко схватить и потянуть назад, заставляя голову откинуться. – Можно я…,– шепчет Гин, наблюдая за увлеченной игрой властителя с его волосами. – Что? – вопрос альбиноса будто возвращает Айзена в реальность. – Можно я вас поцелую? – закончил Ичимару, немного прищурившись. Айзен ухмыляется и притягивает собеседника к себе, касаясь языком его губ. Гин прикрывает глаза, обвивает руками шею и отвечает на поцелуй. Так нежно, так приятно. Ичимару думает, что сейчас растает на месте, как снежинка. Он думает еще и о том, что ради таких моментов стоит терпеть боль и унижения. Гин вжимается телом в грудь Айзена, упиваясь поцелуем, будто заряжаясь какой-то энергией. Он старается выжать как можно больше тепла и сладости, чтобы хватило надолго. Ведь через несколько минут все вернется назад, и Ичимару вновь будет одолевать боль и тоска, разрывающая душу на куски. «Если бы я мог целовать тебя вечно – это было бы моим раем», – мысленно проговорил Гин, утыкаясь лбом в плечо Айзена и тяжело дыша. – Я люблю тебя, – беззвучно шепчет Ичимару, в надежде, что Соске его не услышит. Айзен проводит пальцем по нижней губе альбиноса и тяжело выдыхает. – Не говори этого. Ты не можешь меня любить, – сказал он, опустив взгляд в пол. – То чувство, которое ты испытываешь, всего лишь привязанность. Гин вздыхает и сжимает губы. Вот так всегда. Как только начинаешь говорить Айзену о своих чувствах, он сразу все ломает. Создается ощущение, будто слово «люблю» для него является чем-то запредельно оскорбительным. Или, может быть, просто потому, что Айзен сам не любит никого и не дает другим любить себя. Может быть, он считает себя слишком великолепным, и другие не достойны его любить. Или же наоборот, это он не достоин любви других. Гин совсем запутался. Ичимару отстраняется, нахмурив брови. Он растерянно моргает, смотря куда-то вдаль. Обидно ли ему от этих слов, что сказал Айзен? Безусловно, обидно. Хочется даже разреветься на месте. Гин чувствует, как к горлу поднимается ком, от которого становится трудно дышать. – Ты слишком много думаешь, – сказал Соске, поцеловав Ичимару в лоб. – Вы правы, – спонтанно сказал Гин, слезая со стола. Альбинос уверенной походкой направился к двери, оставляя Владыку одного в этом огромном зале. С каждым шагом в голове Гина все больше появляется нерешенных вопросов. Ичимару сжимает рукой горло в надежде, что это поможет ему отвлечься от навязчивых мыслей. Гину сейчас необходимо с кем-нибудь поговорить и вдоволь выплакаться за свою ужасную жизнь. Но сделать это было не с кем. Ведь почти все в эспаде его ненавидят, а из Тоусена психолог, мягко говоря, никудышный. Гин присел на одну из ступенек и обнял колени руками. Ради него Ичимару забыл всю свою ненависть и желание отомстить за Рангику. Ему он позволил управлять собой, как вздумается. Он получил сердце Гина и его душу. А что взамен? Всего лишь «привязанность»? Гин подходит к окну, из которого виднеется бесконечная пустынная ночь. Эта ночь так подходит под настроение Ичимару, что становится даже страшно. Может быть, когда Айзену удастся выполнить свою цель, он изменится? Изменится, когда, наконец, создаст этот гребанный ключ короля и станет повелевать миром? «Не-е-ет, – тянет в сознании Гин, наблюдая за пустынным пейзажем, – он никогда не изменится. Власть лишь предаст ему еще больше жестокости». В любом случае, сейчас об этом думать бесполезно. Самое главное, что Ичимару каждый день чувствует Айзена рядом, слышит его голос, ощущает тепло его тела. Так и быть, пусть это будет называться привязанностью, раз Соске так хочет… «Плен, – проговорил неслышно Гин, закрыв глаза. – Я буду называть это чувство пленом».