Вечер

Лидия улыбается и цедит шампанское маленькими глотками. Вокруг множество людей. Кому-то она просто кивает в знак приветствия, кого-то удостаивает парой слов. Но разговаривать ни с кем ей не хочется. Потом, конечно, придется, но это потом… А сейчас ей на удивление спокойно в чопорной разряженной толпе интеллигентов. Обычный светский раут, она бывает на таких минимум раз в неделю. Лидия рассеянно скользит глазами по залу, пока взгляд не цепляется за знакомое лицо. О, этого человека она узнает даже ночью. Брат. Спокойствие рассыпается, как осколки стекла сверкающим водопадом. Гул голосов оглушает, выбивает из равновесия, заставляя вновь почувствовать себя шестнадцатилетней девочкой, впервые вышедшей в свет. Лидия с трудом давит в себе желание поморщиться, улыбка словно прилипает к губам — не отодрать. Ей хочется сбежать далеко-далеко, чтобы никогда больше не видеть лица-маски и не слышать упреков отца. Она незаметно делает глубокий вдох, считая секунды и отстраненно думая, как? Как он умудряется сломать весь ее тщательно выстроенный мирок одним своим присутствием? Это нечестно! Просто он смог — противно шепчет разум — а ты не можешь, ты никчемная. У Лидии пальцы дрожат и ладони становятся холодными и влажными. Сегодня не просто светский вечер, сегодня — юбилейный вечер встречи выпускников, так неудачно совпавший с юбилеем же консерватории. И никакой возможности отказаться. Приятный женский голос объявляет, что выступающие могут пройти в зал для репетиций. Лидия находит глазами отца и ждет, пока он заметит ее взгляд и отпустит кивком головы. Отец провожает ее. Даже сейчас не может обойтись без нотаций. — Повтори все еще раз, — хмуро и высокомерно бросает он, пока Лидия достает свою скрипку. — Нет, лучше пять раз. И не смей опозорить меня перед всеми. Она кивает не поднимая головы, проверяет смычок, струны, но едва Густав выходит, откладывает инструмент и опускается на стул. На тот самый жесткий, неудобный стул с высокой спинкой, на котором она сидела много лет назад, разучивая последовательность аккордов. Словно она снова ученица, словно не было этих двадцати пустых лет после выпуска. — Ты не будешь репетировать? — раздается рядом приятный ровный голос. Лидия вздрагивает, минуту смотрит на суетящихся людей вокруг, а потом кладет ногу на ногу и запрокидывает голову на спинку стула. — Нет. У меня уже пальцы немеют от бесконечных репетиций. Себастьян приподнимает бровь и смотрит очень странно. Лидия не хочет даже пытаться истолковать этот взгляд. — Я готовилась к этому проклятому вечеру больше, чем к выпускным экзаменам, — Лидия больше не хочет улыбаться — не перед кем. — Он меня даже ночью будил, заставлял играть, и если я ошибалась… Она не заканчивает фразу. Глэм пожимает плечами и поднимает смычок. — Я не брал в руки скрипку с самого выпуска. Он начинает играть. Сначала неловко — рука отвыкла, потом все уверенней. Лидия смотрит в потолок и думает, что это какой-то абсурд. Потому что никто вокруг (за малым исключением), так же как брат, ни разу не играл за эти годы. Потому что ей одной грозит выговор за неудачное выступление — неудачное независимо от ее игры, если она не станет лучшей. А она не станет. Лидия незаметно опускает взгляд на запястье, прикрытое широким золотым браслетом — в последнее время рука отказывает отцу, и там только несколько едва заметных отметин. Себастьян заканчивает. — А ты не потерял сноровку, — Лидия улыбается уголком губ и качается на стуле. — Спасибо, — брат копирует ее улыбку. — Не думала, что ты будешь здесь сегодня, — на самом деле это то, что не дает ей покоя весь вечер, и Лидия поворачивает голову, чтобы видеть его лицо. — По правде сказать, если бы не Чес… — Глэм осекается. — В общем, они меня вынудили. Чес, значит. Лидия помнит этого оборванца. Его внешний вид вызывал у нее стойкое омерзение, но как он играл… Странно, что его здесь нет. Дальше они просто молча сидят рядом, словно не было этих двадцати лет. Лидия почти теряет счет времени, когда выступление начинается. — Сейчас твой выход, — Себастьян едва ощутимо касается пальцами ее локтя. — Уже? — она рассеянно поднимается и берет скрипку. Коридор к сцене отделан зеркалами и освещен нестерпимо ярко, чтобы можно было в последний раз убедиться, что прическа идеальна, а наряд не помялся. На Лидии черное классическое платье в пол, и она чувствует себя такой старухой сейчас. Каждый шаг к сцене — словно еще один бесцельно прожитый год, потраченный на работу и никому не нужное состояние. Свое выступление она не помнит. Зал взрывается аплодисментами. Кто-то подает ей руку, помогая спуститься по боковой лесенке, и Лидия с долей удивления узнает в мужчине закадычного друга Себастьяна. Она коротко кивает ему в знак благодарности и спешит в ложу к отцу. — Могла бы лучше, — не оборачиваясь бросает Густав, и Лидия тихо выдыхает — значит, все не так уж плохо. И все действительно не так уж плохо — она понимает это, в пол-уха слушая других выступающих. Возможно, сегодня она все-таки будет лучшей. Лидия позволяет себе помечтать об этом, пока на сцену не выходит Себастьян. Она всегда знала, что брат талантлив. Не только в музыке. И наверное, впервые в жизни она не завидует ему, а просто слушает красивую мелодию. Лидия замечает, как сжимаются в кулаки руки отца, как он зло поджимает губы и багровеет лицом. Потому что его недостойный сын, вышедший на сцену с шухером на голове и подведенными глазами, затмил всех. Лидия не может удержать улыбку — впервые за долгое время искреннюю — это как маленькая месть за нее, за ее бессмысленное существование под строгим надзором тирана. «Смотри, отец, — думает она, — смотри и бесись. Ты ничего не можешь ему сделать. Он счастлив вопреки тебе.» Она выпрямляет спину, до краев наполненная незнакомым доселе чувством гордости. Это ее брат. Кто бы что не говорил. И даже наказание уже не пугает. А потом ноты вдруг скачут… Почти незаметно в общей композиции, но достаточно, чтобы испортить идеальное выступление. Лидия распахивает глаза и непонимающе смотрит на сцену. Он не мог ошибиться! Себастьян словно чувствует ее взгляд, и его улыбка неуловимо меняется. Не ошибка… Лидия сжимает подлокотник кресла. Ее едва устоявшийся мирок ломается второй раз за какие-то несколько часов. Больше она не смотрит на сцену, боясь, что иначе тушь потечет. Вечер бесконечно длинный. После вручения наград — банкет. Лидия замечает брата, исчезающего в дверях, и спешит за ним, не спрашивая разрешения у отца и ни с кем не прощаясь. Ей нужно успеть сегодня, сейчас. Потому что потом будет дьявольски сложно найти возможность. Она останавливается у дверей раздевалки. Рядом подпирает стену светловолосый мальчишка. Он поднимает взгляд и вопросительно смотрит на нее. Лидия вспоминает, что сегодня уже видела его. А еще рыжеволосую женщину с фигурой бодибилдера и другого мальчишку, помладше, рядом с братом. Сын? Похож… — Мэм? — парень приподнимает бровь, и сходство становится почти пугающим. — Я могу Вам чем-то помочь? Лидия медленно кивает. — Посмотри, чтобы никто не вошел, — медленно произносит она. — Мне нужно… поговорить с братом. Она не дожидается ответа и закрывает за собой дверь. Ди удивленно моргает. Это сейчас была… его тетя? Не то чтобы он очень хотел выполнять ее просьбу, но он все же немного двигается, загораживая собой проход, и опять утыкается в телефон. Пока через пару минут напротив него снова не слышатся шаги. Этот пожилой мужчина ему категорически не нравится. Ди никогда не видел своего деда, но шестым чувством понимает, что это именно он. От надменно-брезгливого взгляда подросток весь подбирается и с вызовом бросает: — Вы что-то хотели? — и намеренно не добавляет «сэр». — Отойди, — цедит сквозь зубы Густав, смотря еще презрительнее. — С какой стати? — Ди иронично приподнимает бровь. Чужая злость его забавляет. — Как ты разговариваешь со старшими, мальчишка?! — взрывается Густав. — О, простите великодушно, сударь, — парень закатывает глаза и складывает руки на груди, — но не могли бы вы немного подождать? Там, понимаете ли, происходит важный разговор. Свою едкую речь Ди щедро сдабривает ухмылкой. У Густава на скулах начинают ходить желваки. — Ах ты… — он замахиватется, но никак не рассчитывает, что его сухое запястье перехватят, не позволяя нанести удар. — А вот руки распускать не надо, — буднично сообщает Ди, крепко сжимая пальцы. — Мы вроде цивилизованные люди? От его ехидного сарказма Густав буквально теряет дар речи, инстинктивно пытаясь выдернуть руку. Ди отпускает и тут же пинает дверь ногой. — Па! Ты там скоро? Тут какой-то ненормальный ломится. — Да-да, — раздается приглушенный голос Глэма. Ди отодвигается в сторону, и буквально через пару секунд дверь распахивается, вынуждая Густава, безмолвно хватающего ртом воздух, шагнуть в противоположную сторону. Створка закрывает ему обзор и он уже не видит, как Ди тянет отца за руку на выход. — Идем уже! Мама с Хэви ждут. Следом за ними выходит Лидия. Она не оборачиваясь толкает дверь, закрывая, и идет следом. Густав видит, как Себастьян Глэм с нахамившим ему мальчишкой сворачивает в сторону черного входа, а его дочь — по направлению к залу. И он остается один в тишине коридора.