***
Не то, чтобы у Юнги были проблемы. Подумаешь, иногда случались истерики. Ну, как иногда—почти каждый вечер. Бывало, он заливался в баре. Немного. Всего лишь до блева на выходе из заведения и последующих суток с дикой резью в животе. Как и у всех нормальных людей, простое раздражение часто перерастало в агрессию. А что нужно делать с агрессией? Правильно, находить ей выход. Кто-то помогает себе алкоголем, слезами, сексом, разговорами по душам с самыми близкими. Юнги тоже нашёл помощников в виде лезвий, циркуля, ножниц... кто под руку попадётся, тот и станет спутником на этот вечер. А так, в целом, проблем не было. Не было у всех. А у него были. Юнги не любил женщин. Пытаясь найти успокоение в чужом податливом теле, после он испытывал одно лишь опустошение и злость на собственное бессилие. Конечно, пару раз прилетали советы сходить и полечить своё мужское начало; особенно воспитанные посылали его в чужой зад. Но кто ж знал, что всё дело в мозгах парня, а не здоровье физическом. Детство создаёт человека. Выстраивает его взгляды, чувства к чему-то и кому-то, выстраивает некие границы. Начинаешь свой путь с знакомства с самой романтизированной парой в жизни каждого–родителями. Отец обычно закладывает внутренний стержень, а мать помогает расширить кругозор. В случае Юнги отец помог своим алкоголизмом, а мать–блядством. Детство мальчик видел через призму стеклянных бутылок, слышал сквозь прижатые пальцы, а чувствовал через чужие /не нежные/ прикосновения. Слова "шлюха" и "мудак" парень слышал чаще, чем "я люблю тебя" и "счастье". Он видел драки, унижения, чужую похоть и злость.Видел слишком много для единственного ребёнка.
Вылететь из гнезда было мечтой, а когда она наконец исполнилась, Юнги впервые почувствовал хоть что-то, кроме постоянного страха и раздражения. Это было чувство свободы.Жаль только, что остальной спектр ему не показали.
***
Первый курс университета не был чем-то примечательным. Юнги быстро влился в атмосферу учёбы, ведь привычка делать всё и сразу осталась со школы, в которой парень выжал из себя все соки, лишь бы достойно её окончить и открыть себе путь к спасению. Его не били, не унижали, вовсе нет; на первой встрече все скованно познакомились и разошлись по своим делам. Последующее время Юнги просто сторонились, а он и сам не проявлял какого-то особого стремления к новым отношениям. Ему это незачем. Вечерняя работа вынуждала парня морально насиловать себя, ходить, пока колени не перестанут разгибаться и держать. Юнги приходилось оставлять все силы в кафе, в которое его приняли официантом, иначе об учёбе и более-менее спокойной жизни можно было забыть. Ведь денег, которые он получал от матери не то, что не хватало—их не было. Пожалуй, это было лучшим вариантом сказать о ненужности парня. Несмотря на своё постоянное напряжение и усталость, делающие из парня отщепенца, Юнги никогда не отказывался от приглашений на какую-либо попойку. Чего ему терять? Его карман от этих похождений особо не страдал, ведь заводилы, устраивающие подобные празднества, обычно сами платили за своих гостей. Духовная составляющая парня, конечно, лучше не становилась, но благодаря всем этим похождениям и рекам алкоголя в его голову хотя бы на несколько часов не долбились мысли, которые уже чуть ли не из ушей лились. В общем, одни плюсы. Заливаясь в очередном клубе в честь дня рождения рождения одного из одногруппников, Юнги познакомился с парнем не самым обычным способом. Залпом осушая очередную стопку горящего и пьянящего, парень начал чувствовать неприятную боль в желудке и лёгкое головокружение. Решил не обращать внимания, попросив бармена повторить. Но когда от одного запаха напитка его кишечник издал душераздирающую оду, Юнги понял, что дело дрянь. Еле поднявшись на ноги, парень собрался со всеми оставшимися в нём силами и дотащился до туалета. Он с закрытыми глазами открыл первую попавшуюся кабинку, уже предчувствуя сладостное опустошение своего желудка, как вдруг его слух резанули шипение и маты. –Ахуел?—донесся до парня хриплый, но полный возмущения женский голос. Открыв глаза, перед Юнги развернулась достаточно неловкая картина: девушка с оголенными ягодицами прижимает к груди топ, а за её спиной стоит парень с полуспущенными джинсами и раскрасневшимся лицом. Юнги на осознание всей ситуации даётся несколько секунд, а после, застонав в голос от режущей боли, он почти с визгом выдаёт: –Или я блюю вам в ноги, или в унитаз. Девушка нервно поправляет юбку и с гримасой отвращения вылетает из кабинки. Парень же, в свою очередь, поднимает крышку унитаза и обходит Юнги, слегка подталкивая резко позеленевшего парня к белому принцу. Мин падает на колени и припадает к мраморному другу, словно путник в пустыне к источнику со спасительной жидкостью. Отмучавшись, парень медленно поднимается на дрожащие ноги и нажимает кнопку слива, а затем от падения на выходе из кабинки его спасают только сильные руки. Мин смотрит на уже знакомого парня с прищуром и лёгкой смазанностью, а после лишь криво улыбается, –Прости, я испортил тебе секс. –Отработаешь,—парирует спаситель и подводит еле стоящего на ногах парня к раковине, открывая холодную воду,–Сполна же ты накидался, дружище. –Бывает,—мычит Юнги, пропуская мимо ушей первую брошенную парнем фразу, и продолжая умываться. Закончив, Мин выпрямляется и протягивает дрожащую ладонь для знакомства. –Мин Юнги. –Чон Хосок. В тот вечер Хосок любезно довёз Юнги до его дома и даже до квартиры довёл, сетуя на неуклюжесть молодого человека и, судя по расцарапанным ладоням и разбитым локтям, его любовь к падениям. Пожелал доброй ночи и свой номер тому в телефон сохранил со словами «предупредишь, в какой кабинке блевать собираешься–я займу соседнюю». Юнги лишь тихо поблагодарил и обессиленно упал на кровать, с головой зарываясь в одеяло. Внутри зародились тепло и благодарность к великодушному незнакомцу, который помог. Не то, чтобы Мин хотел показывать свою слабость кому-то, но ему было действительно приятно чувствовать небольшую толику чужой заботы.Бескорыстной заботы.
***
Больше Юнги не видел Чона в том злосчастном клубе, а вот в университете вполне:Хосок стал студентом по обмену из Тайланда. Даже и не скажешь, что этот улыбчивый лучик света учится на криминалиста. Новый знакомый маленькими шажками прокладывал путь к душе Юнги: на парах всегда садился где-то рядом, пытался развеселить Мина своими шутками, приглашал вместе пообедать и даже предлагал подвезти до дома–адрес-то он знал. Первое время Юнги было дико неловко, и он всеми силами подавлял в себе желание сбежать и снова закрыться в своём маленьком мире, состоящем из одинокого распития низкокачественного пойла, самокопания и желания исчезнуть. Но спустя несколько месяцев тесного общения, Юнги понял, что лучше сдаться (да и ему это вред не принесёт) и позволить себе назвать кого-то… другом? Да, наверное, другом, ведь Мин испытывал к Чону довольно тёплые чувства: немного тосковал, когда Хосок задерживался на работе, и испытывал искреннюю радость, получая сообщение с коротким «выходи». Ещё ближе они стали тёплым апрельским вечером, когда за совместным просмотром фильма Чон попросил Юнги передать ему стакан с тумбы. Засмотревшись на развернувшуюся на экране картину, Мин на автомате вытянул руку, чтобы достать несчастную посуду. А когда его запястья коснулись прохладные пальцы, Юнги будто током прошибло. –Можно?–с присущим спокойствием тихо сказал Хосок, а увидев робкий кивок парня, медленно оттянул рукав вверх. У Юнги будто голосовые связки вырвали, потому что он даже слова прошептать не может. Смотрит на внимательно рассматривающего его запястья Хосока, который так мягко пальцами по шрамам проходится, что аж больно становится. Виновато взгляд отводит, когда Чон губы в тонкую полосу сжимает и ладонь Юнги в своей прячет. –Ты справишься. Юнги, мы справимся. Пять слов, которые в тот вечер настолько засели в душе Мина, что он до последнего их не забыл. Остаток вечера неловко голову на плече Хосока держал и с замиранием сердца слушал слова поддержки и обещания всё сделать лучше. Сделает.***
Всё было хорошо. Да, определённо, постоянные встречи, шутки, прогулки и робкие нежности можно было назвать хорошо. Но Юнги достаточно видел, чтобы как молитву запомнить то, что за белой полосой всегда идёт чёрная. Хорошо сменяется плохо не сразу, это хоть и не очень плавный, но достаточно муторный процесс. У Юнги с Хосоком плохо начало наступать после резких пропаж Чона. То на телефон не ответил: «ты же знаешь, я на работе, начальник мудак» или «прости, не слышал». Или к Юнги посреди ночи завалится с распухшим от влаги физиономии и дикими горящими глазами. Было..больно? Да, определённо, такие перемены напрягали Юнги. Но забота, нежность, тихие разговоры по душам и такое лёгкое «я с тобой» не позволяли слишком сильно нагружать свою голову чем-то из ряда вон входящим. Да и к тому же, любимой фразой Хосока была «Не парься, это мои проблемы». Ну, Юнги и не парился. Когда до утра сидел с остывшим кофе на кухне и ждал лязга ключа в замочной скважине–не парился. Когда пытался привести Чона в чувства после внезапно накатившей истерики–не парился. Когда увидел в бардачке небольшой пак с маленькими таблетками, сидя на переднем сиденье хосоковой машины–не парился. Когда зашёл в ванну и увидел стоящего перед зеркалом Чона, нервно пытающегося замазать предплечья тональным кремом. Запарился. Запарился настолько, что чуть не разбил ему голову об это несчастное зеркало и не скормил этот тональник. Юнги плакал, бесился, целился в лицо и сыпал проклятья. Пытался вырваться из сильной хватки растерянного Хосока, который нашептывал слова успокоения. А после, получив смачную оплеуху и упав на пол, Мин чувствовал себя самым одиноким человеком во Вселенной. Кончиками пальцев водил по поверхности воды, спиной вжимаясь в грудь Хосока. Пену руками разгонял, чувствуя мягкие поцелуи в макушку. Юнги понимал, что он неблагодарный сучёныш, которого вытащили из дерьма, отдав половину себя, а он… а что он? Смешал своего спасителя с этим самым дерьмом, даже не выслушав. Хотя, чего он ожидал услышать? Мину было больно. Настолько, что хотелось собственными руками разодрать себе грудь, переломать рёбра и вырвать это идиотское сердце, которое только мешает. Хосока нужно спасать. Совершенно точно нужно, пока он по уши не погряз в этом болоте, не имея возможности выбраться.Вот только поздно вырывать пистолет из пальцев остывшего тела.
***
Юнги тогда пришёл раньше, чем обычно. Смена в кафе закончилась раньше в связи с выходным днём, да и погода совершенно не располагала к плохим мыслям и чувствам. Лёгкий октябрьский ветер ерошил тёмные волосы парня, а солнце заставляло щуриться. Юнги бодро шагал в сторону дома Хосока. Сегодня они договорились о вечерней поездке в кино, правда, назначена она была на восемь, а Мин покинул кафе ещё в пять. Он решил сделать небольшой сюрприз Чону и придти пораньше, чтобы провести немного больше времени вместе. Поднимаясь на лифте на нужный этаж, под ложечкой у Мина многообещающе засосало. Непонятно откуда взявшаяся тревога заставила прижаться к стене возле входа в квартиру Хосока и закрыть глаза, медленно считая до десяти. Обычно помогало.Но сегодня не обычно.
–Это я,—громко проговаривает Юнги, заходя в квартиру. Бросает ключи на тумбу и вешает пальто на крючок возле двери, начиная разуваться. Ответа почему-то не последовало. –Хосок?—нервно выдаёт Мин, проходя в глубь квартиры. Заглядывает на кухню, но там нет ничего, кроме лежащих на столе ключей от машины и полупустой бутылки сока. Значит, далеко Хосок не ушёл, раз уж без своего транспорта. Парень потирает нос и проходит в гостиную, все также не видя хозяина квартиры. На подходе к спальне ладони предательски потеют, ком в горле только шире становится, а мерзкий червяк в подкорке истерично вопит с просьбой сбежать отсюда. Мин поджимает губы и поворачивает ручку на двери. Настенный календарь бросается в глаза из-за обведённого красным числа двадцать пять. Окно настежь, шторы тоже. Цветы на идеально белом подоконнике покоятся в своих горшках. Часы на прикроватной тумбе мирно тикают. Всё на своих местах. Хозяин квартиры в собственной рвоте на кровати. Мин в немом крике на коленях. Осознание приходит сразу, а вот реакция–нет. Отмерев, Юнги неестественно бледного Хосока за ворот футболки трясёт, сжимает скулы парня и пачкает ладони в чужой крови из разбитой губы. Скорая едет долго, а может, сидя рядом с***
а я так, не особо. второй год не особо хорошо просыпаюсь без твоих доброе утро и засыпаю хуево без сладкиххх снов так привык к твоим касаниям и смеху что помешанным себя чувствую когда из соседней комнаты слышу твоё юнги-я из-за тебя я ненавижу четверг потому что тогда пришлось в тишину имя твоё кричать в квартире и 25 тоже ненавижу вместе с кинотеатрами а тебя люблю безумно люблю»
Открытое настежь окно выпускает в комнату октябрьский холод, который ворошит одежду висящего человека. Лист на столе, стул на полу, канцелярский нож в пенале. Всё на своих местах. Настенный календарь бросается в глаза из-за обведённого красным числа двадцать пять.