За окном уже сугробы

      Анна вот уже который день не понимает, что вообще произошло.       Сначала от неё закрылась Эльза, будто прячась за большой и белой дверью своей комнаты. Затем во всём дворце закрыли окна, выходящие на главную площадь. А, после, её любимые мама и папа стали уделять ей меньше внимания, всё время ходили хмурыми и на все расспросы отвечали односложными ответами, смиряя при этом строгим взглядом, будто бы это Анна случайно провинилась в чём-то, хотя сама даже не знала в чём.       Принцесса стучит в дверь к сестре, с надеждой и замиранием сердца ожидая ответа, думая, что она откроет, и её одиночество уйдёт, исчезнет, словно утренний туман, словно его и не было. — За окном уже сугробы!.. И мы с тобой как два сугроба. — Уходи, Анна, — а для девочки это — как удар под дых. Страшное, но такое спокойное «Уходи», и у Анны прозябают руки, и бледные плечи покрываются мурашками.       Интересно, а почему от комнаты Эльзы всегда веет лёгкой прохладой? Анна — обычный человек, и ей становится безумно холодно, когда она прикасается к железной ручке, но всё равно продолжает каждый день приходить, стучать, и проситься внутрь. Её тянул странный холод, будто звал к себе, и маленькое любопытное создание не могло противиться интересу.

***

      Прошёл год. Ровно год с того дня, как от Анны закрылся весь мир.       Родители стараются радовать её, дарить ей подарки, но разве бездушные игрушки могут заменить людей? Нет, Анне очень нравились новые вещи и велосипед, но какой ей от них толк, если некому, кроме слуг и родителей, похвалиться платьем, или показать свои умения?       Анна чувствует, как потихоньку начинает сходить с ума от своего одиночества. Она разговаривает с картинами на стенах, ведь это были те единственные (принцессе даже казалось, что они были в какой-то мере живыми), кто хотел бы её выслушать. Кто мог слушать. И кто не фыркал устало и не молчал.       Слуг, конечно, удивляет такое поведение ребёнка, но они стараются относиться с пониманием. Ведь абсолютно все прекрасно знают, что девочке одиноко, но никто не может выпустить её к остальным детям — против воли короля не пойдёшь.       Анна находит компанию в книгах, в стенах, и даже в пустых рыцарских доспехах. Анна говорит, говорит, говорит со всем, с чем только можно, лишь бы отвлечься от пугающей пустоты огромных залов, от молчания родителей. Она знает, что они устали, поэтому старается не докучать им ещё больше. — Ты знаешь, одиноко средь высоких стен, считаю я каждый час, — а в ответ — тишина. Такая вязкая и противная, что от неё хочется сбежать. Хочется, но принцесса не будет. Принцесса будет выжидающе стоять у двери, будет ждать ответа, потому что ей хотелось услышать голос. Голос, а не молчание, которое тихо убивало её каждый день.

***

— Эльза, я уверена ты слышишь, — хотя, Анна врала. Ни в чём уже она не была уверена. Она была уверена, что родители будут живы, но эта уверенность (как и весь её мир) сломалась о ничтожный клочок бумаги с извещением о смерти. — Город о тебе твердит. Но мы должны быть сильными. Я знаю, боль внутри, — девушке казалось, что она разговаривает сама с собой. Может, нет там никакой Эльзы? Быть может, она сейчас сидит и говорит с дверью, ведущую в никуда? Принцесса не сомневалась бы в этом, не чувствуй она сейчас пробирающий насквозь холод за спиной. И, всё же, откуда он берётся? — Позволь войти. Теперь нас только двое — лишь я и ты. Не знаю, как дальше быть, — у Анны уже нет сил продолжать. Нет сил говорить. Она и так уже наговорилась с картинами, и и так уже набегалась по замку. Почему бы не встать и не уйти? Холод. Чёртов холод, проскальзывающий сквозь тёплое платье, обдувающий шею, и оставляющий за собой мурашки на коже. Анне вспоминается детство. Игры с Эльзой, катание со снежной горы, и совместная лепка снеговиков. Боже, как же ей хотелось вернуться в это светлое время, в котором не существовало стальных замков и больших дверей. — За окном уже сугробы.