Почва и огонь

Кто-то пишет самое сокровенное прямиком в сеть, но Ева никогда не была в их числе: сначала лишь по собственному желанию, а потом — и по необходимости. Ни к чему собственными руками разрушать иллюзию счастья, которую старательно выстраивает образ звезды NSR. Другое дело, что Ева не придерживалась его, а создавала свой. Его не так просто разрушить парой откровенных строк, но сам факт, что нечто подобное, да ещё и сказанное практически прямо, без метафор и намëков, может попасться на глаза незнающим людям… Это страшно. На неё и так нацелено слишком, слишком много глаз. Каждый профиль под прицелом, каждое действие в реальности и в сети становится достоянием не только района и города, но и музыкальной индустрии. Журналисты никогда не упустят из виду порыв слабости… Поэтому им может быть лишь одно место — на бумаге. Наверное, одна Ева делала книгопечатанию города половину кассы. Дневники заполнялись быстро: не только текстами и рисунками, но и, порой, слезами. И полки они забивали быстро. Особенно, когда ушёл Зук. То были мысли не о боли, но о сомнениях — неужели он самое близкое к её идеалу?.. Но потом появилась Мэй. Не как соперница, не как «та самая посредственность из канализации», но как подруга по жизни… И по сердцу. До чего странное хитросплетение судьбы. Даже Ева не смогла бы придумать ничего подобного и даже представить, что нечто подобное — что та, кого она так презирала, в итоге окажется куда более глубокой натурой, которая смогла очаровать даже её — в принципе способно произойти. Это нужно выплеснуть. Перед тем, как воплотить новый образ, нужно сначала определить его границы в собственном разуме. Он будет превосходить образ Мэйдэй, образ самой Евы… О, она уже сейчас слышит её голос. «Дай себе время и всë образумится». Но Ева ждать не может. В дневнике появились строчки: «Есть огонь, есть вода. Есть земля, что колыхалась на волнах, поливалась волнами, сотрясалась волнами. А потом всë прекратилось, и ничто больше не трогает мëртвую землю. Но ничто не мешает зажечься на ней огню. Рано или поздно в любом бытии появляется искра жизни, как бы оно не противилось. Ева заливала её водой, но она не гасла. Странное влечение рождало жизнь в её разуме, и вот уж земля не бесплодна. На почве появились ростки вдохновения, которых не могло появиться, когда была только суша и вода». Ева отложила ручку. «Не могло появиться»… Неужели она забывает Зука? Нет, забывает не совсем то слово. Отпускает? Да, это звучит вернее. Это и есть вернее. Но что будет после? С Мэй всë будет по-другому. Она на Зука совсем, совсем не похожа, так же, как бескрайний океан не имеет ничего общего с огнëм домашнего очага. В иное время она поругала бы себя, что не может придумать новой метафоры, но им едва ли подойдёт что-нибудь другое, как кисть едва ли может нарисовать что-то другое, кроме Мэй. С ней, наверное, будет сложнее. Еë огонь не знает границ, он может обжечь, если с ним играть… Один раз Ева уже обожглась, и если обожжëтся снова, то будет так же больно. А, может, ещё больнее. Как знать, Мэй тоже может прийтись несладко. С Зуком они сошлись, но Ева другая. Она сложнее, она не может просто махнуть рукой и принять мир такой, какой он есть. Она хочет найти суть мира и людей, хочет познать и себя через них. И познать Мэй. Мэй, которая столькому научила и столько показала. И она даже сама не осознаëт этого… До чего же интересные чувства. Никогда ещё Ева не чувствовала ничего подобного. А что чувствует Мэй? Наверное, она горда собой. Может, удивлена. Предсказать её всë равно, что огонь закрывать сверху, не знаешь, где полыхнëт напоследок. Но Мэй гаснуть не торопится. Ведь Ева и не прикрывает (пока, она ведь и сама может не понять, когда пора остановиться): вот Мэй даëт с Зуком концерт, вот она остаётся в канализации, вот она заходит в её музей… И Ева ни к чему не принуждает. И Мэй улыбается (совсем не так, как улыбался когда-то Зук), да так, что ответить тем же хочется. Даже когда из её рук выходит совсем не то, что нужно (но радует глаз, как признанный шедевр), а рëв гитары царапает слух (и душу). Может быть, Мэй тоже ищет и находит в её музыке и картинах что-то своë, что отпечатается в самом сердце и что станет маслом для её огня. Может быть, она тоже сможет понять. Может быть… А, может, и нет. Но какие бы сложности не возникли, Ева будет к ним готова. В конце концов, к ним готова и Мэй. Иначе она не делилась бы этим огнëм. Ева откладывает дневник. Душа нашла выход.