Keep running

      Самый важный урок, который усваивает Тьютор за свои девятнадцать лет: если хочешь выжить — продолжай бежать.       — Эй, лови ублюдка! — в ушах уже звенит от крика за спиной, и какая же удача, что на улице почти нет людей. Его преследователи выглядят слишком угрожающе, а он сам — довольно потрепано, вряд ли кто-то поверит именно его версии происходящего, которая, к тому же, будет абсолютнейшей ложью. — Эта скотина хотела нас обчистить! Шлюха гребаная! Иди сюда и закончи начатое, мразь! Думаешь, можешь забрать деньги и не обслужить нас?       Теру отчаянно хочется хотя бы немного передохнуть — лёгкие буквально горят, а на языке чувствуется металлический привкус, но меньше всего в жизни ему хочется снова собирать себя с асфальта по кускам и ещё неделю мочиться кровью. Он давно научился игнорировать собственное неудобство, когда дело касается спасения собственной жизни от кредиторов или клиентов, но после бурной «деятельности» как-то сложновато бегать достаточно быстро. И он буквально умоляет свое тело не сдаваться еще хотя бы полчаса, чтобы успеть придумать, где бы спрятаться.       Между ними достаточно большой разрыв — он в два раза легче каждого из них, да и занятия легкой атлетикой в школе дают о себе знать, — если сейчас завернуть и попетлять дворами, то можно выйти к его общежитию уже без хвоста. Если, конечно, у них один мозг на двоих и они не разделятся. Тер второпях вспоминает расположение зданий, чтобы не забежать ненароком в тупик, продолжая двигаться прямо по главной улице. Мимо его головы что-то пролетает — что-то, подозрительно похожее на камень, — но Тьютору невероятно везет, что в этот момент он решает сдвинуться к краю тротуара, пропуская бродячего пса. Он почти успевает скрыться от преследователей, жаждущих отмщения, как понимает, что выхода у него два: кинуться на проезжую часть или свернуть.       И, по собственной глупости не замечая, что преследователь за спиной у него теперь только один, делает неправильный выбор, сворачивая налево.       — Что, сученыш, не ожидал такого поворота? — Тьютора грубо вталкивают в узкий проулок и буквально впечатывают в бетонную стену. — Бегаешь ты быстро, только соображаешь медленно. Все сучки такие предсказуемые. Думал, сможешь и деньги загрести, и жопу не подставить? Плавали с такими — знаем.       Массивные пальцы грубо сжимают подбородок, пока второй урод удерживает его на месте, фиксируя у стены. Спину через уже далеко не белую рубашку царапает обшарпанный бетон, даже чувствуется лопатками выбоина с острыми краями в стене. Тер отстраненно думает, что на лице наверняка останутся следы от сильной хватки, но сейчас лучше не дёргаться. В любом случае, они возьмут, что положено. Вопрос только в том, будет ли избиение прелюдией или они опустят столь пикантную часть, просто нагнув его прямо здесь.       Тьютор стискивает зубы, глядя мужчине в глаза, шипит яростно:       — Мы не договаривались на двоих.       Точный удар в солнечное сплетение выбивает весь воздух из легких, а в глазах темнеет, и если бы его сейчас не удерживали, он бы точно упал. Это самое ненавистное в его работе — рано или поздно кто-то решит добавить перчинки при помощи своих кулаков. Он не успевает хоть немного прийти в себя, как сквозь звон в ушах слышит: «Только не сломай ему ничего, ему ещё отрабатывать», — а после падает на колени, когда второй ублюдок отпускает его, чтобы помочь другу отпинать. Теру хватает сил лишь на то, чтобы закрыть голову, пока тяжёлые ботинки проходятся по его спине и бокам. Он чувствует себя куском мяса под отбойным молотком, но упрямо молчит, кусая губу до крови, чтобы эти уроды не получили удовольствия хотя бы в этом.       В какой-то момент он даже перестает понимать, откуда сыплются удары — боль окутывает его всего и становится даже привычной, словно сплошным полотном накрывая его с головой. Безумно хочется, наконец, отключиться и не чувствовать того, что последует дальше, когда они решат, что он достаточно послушен, чтобы не сбежать во второй раз. Но сознание подло не покидает его, выхватывая обрывки разговоров с улицы, где люди, наверняка, уже услышали их, но слишком боятся помочь несчастной шлюшке, которая решила обмануть честных граждан.       — Эй! Я сейчас полицию вызову! — откуда-то со стороны доносится негодующий окрик, Тер пытается сосредоточиться на голосе, который кажется смутно знакомым, но не может, потому что пару пинков в голову он все же получил — пусть и смягченных его же руками. Удары внезапно прекращаются, и на какое-то время он остаётся один, валясь на бок и, наконец, выпуская наружу стон, полный боли. Он старается встать, но в теле будто не осталось ни единой целой кости: каждый раз, опираясь на руки, он лишь ещё большее ссаживает кожу на предплечьях, и без того искалеченных.       — Хэй, — кто-то садится рядом и переворачивает его на спину, укладывая на предусмотрительно подстеленную рубашку. — Тьютор. Ты можешь встать? Я отвезу тебя в больницу. Или лучше вызвать скорую?       Слышать свое имя странно и непривычно. Значит, это не кто-то посторонний. Тер резко открывает зажмуренные глаза, коротко выдыхая от резкой вспышки боли в голове, замирает в немом ужасе, потому что лицо перед ним до жути знакомо.       И больше всего на свете ему хочется сейчас сдохнуть, потому что его спасителем оказывается именно тот человек, которого он меньше всего хотел видеть. Файтер.       — Нет. Не надо. Больницы не надо.       Каждый вдох отзывается болью по всему телу, отчаянно хочется снова закрыть глаза и просто остаться лежать на остывающем асфальте, пока мир перед ним не перестанет кружиться с космической скоростью. Но Тер делает последнее усилие и поднимается на ноги, даже не пытаясь дежурно улыбнуться старшему.       — Я в порядке. Мне пора возвращаться домой. Просто маленькое недоразумение. Меня с кем-то перепутали, — говорить странно, будто мозг посылает сигналы языку слишком медленно. Наверное, сотрясение, но до конца недели денег нет, а теперь и не предвидится, в его-то состоянии. Так что придется обойтись без врача. Тьютор делает пару пробных шагов, но все вокруг вертится так быстро, что организм не может понять — ему блевать или падать. Самым логичным вариантом был бы вариант лечь обратно, но Файтер решает иначе, придерживая его за талию и перекидывая его руку на свое плечо.       — Тер, тебе необходимо показаться врачу, — голос старшего звучит непривычно заботливо, будто это совершенно другой человек, а не тот засранец, который дразнит его уже год. Тьютор пытается сопротивляться и спорить, но даже мысли вызывают тошноту, поэтому отличный спор у него выходит лишь с мусоркой у дороги, куда он предельно ясно высказывает свои аргументы, съеденные пару часов назад.       Когда желудок извергает из себя все, что можно было извергнуть, и лишь отзывается болезненными спазмами, Тер коротко кивает Файтеру, позволяя увести к машине и усадить внутрь. Где-то проскальзывает мысль, что зря тот впустил его в свою дорогущую тачку, но откинуться на сидение — держать себя в вертикальном положении слишком мучительно — и закрыть глаза оказывается настолько хорошо, что он мигом забывает обо всем, что хотел сказать. Из последних сил он диктует адрес своего общежития, прося отвезти его туда.       И просто надеется, что старший выполнит его просьбу.       Файтер никогда не ощущал себя так беспомощно, как в тот день, когда нашел Тьютора избитым в подворотне. Если бы он сразу решил свернуть, а не думал, был ли это его младший или просто похожий на него мальчишка, если бы не парковался так долго, если бы быстрее бежал… В голове одни «если», и он чувствует вину за то, что произошло с младшим. Он пробыл с ним всю ночь, боясь, что тому станет хуже. Он вызвал врача, убедившись, что Тер не в состоянии спорить. Он каждый час проверял его состояние, наутро оказавшись едва в состоянии идти в университет. Он делал все правильно.       И этого все равно до бесконечности мало.        — Пи’Файт, — звонкий голос за спиной вырывает его из размышлений, — ты чего такой задумчивый? Проблемы с учебой?       Он оборачивается на девушку, пытаясь изобразить жалкое подобие улыбки. Перед глазами все еще стоит образ Тера, так отчаянно закрывающегося от избивающих его людей и упорно молчащего. Он даже не замечает, с какой яростью сжимает бутылку с водой, которую принесла ему ВаВа. «Черт возьми, Файт, да перестань ты думать о нем хоть на секунду!» — он делает глоток почти машинально.       — Ва, ты можешь дать ID Тьютора? Я кое-что сделал вчера. Хочу убедиться, что он в порядке, — врать он не умел никогда, но слова вырвались сами собой. Лучше взять на себя вину за несуществующее происшествие, чем объяснять не в меру любопытной подружке, зачем ему номер ее друга.       — Что ты сделал? Вы подрались? Ты избил его? Отвечай! — ВаВа в мгновение ока превращается в банши, переходя на ультразвук. Файт трет виски, жалея, что не может уменьшить громкость этой девчонки. Если бы не отец, он бы и не обратил внимание на столь раздражающую особу.       — Я нечаянно его сбил, ясно? Это вышло случайно. Я зазевался на светофоре, а он не посмотрел по сторонам. И… Мы уже все решили вчера. Я просто хочу написать ему и спросить, нужна ли еще какая-то помощь.       — Пи’Файт! Он точно в порядке? Дэй сказал, что он снова заболел, это из-за тебя, да? А я говорила, что ты очень невнимателен на дороге! Ну, как так можно, Пи’? — Ва бьет его по плечу в негодовании и начинает написывать, скорее всего, Теру, чтобы узнать о его самочувствии. Файтер буквально закипает в нетерпении, думает уже уйти и спросить у кого-нибудь менее глупого контакты Тьютора, чтобы не выслушивать весь этот высокочастотный треп. — Все, переслала. Мне он не отвечает, наверное, еще спит. Но ты обязан извиниться перед ним и оплатить его лечение! У него и без этого проблем хватает, а тут ты еще… Теперь он не сможет какое-то время работать. Ты подумал о том, что оставляешь его без денег? Эй, Пи’Файт, ты куда? Ты что, уйдешь посреди разговора?       Он пишет ему уже три дня, но Тер не отвечает ни на одно из сообщений. Младшие говорят, что он часто игнорирует звонки, когда болеет, чтобы получше отдохнуть, но Файтеру просто необходимо услышать от него: «Я в порядке, Пи’». Всего одна гребаная фраза, хотя бы одно сообщение — и он бы перестал изводить себя напрасными переживаниями.       «Тер, я под твоей дверью. Ты куда-то вышел? Я слышал, как звонит твой телефон. Вернешься — перезвони. Я оставил пакет с обедом на ручке. Поешь, пожалуйста».       Он сидит, как идиот, под дверью его комнаты. Файтер почти уверен, что Тьютор не выходил — это не первый пакет, который он оставляет. Уже пять дней он приносит обеды и меняет один на другой в надежде, что Тер все-таки выглянет наружу. У него были мысли выбить эту чертову дверь, но что, если Тера там и вовсе нет? Где тогда его искать? Что тогда делать?       Он сходит с ума. С церемонии посвящения он сходит с ума по маленькому упрямцу с ангельским лицом и не по возрасту взрослым взглядом. И теперь, когда тому действительно нужна помощь, он не может помочь, потому что просрал все своим сучным поведением. Все эти дразнилки, касания невзначай, прижимания к стене — были забавной игрой только для него. Он даже с его лучшей подругой начал общаться только для того, чтобы вызвать ревность. Тер так трогательно злился, что хотелось продолжать доводить его.       Теперь же ты понимаешь, Файтер, что ты последний, от кого он примет помощь, верно?       На седьмой день он даже не едет в университет, просто паркуется у общежития Тьютора. Телефон уже горячий от постоянных звонков, но он не может остановиться набирать номер, едва его выбрасывает на голосовую почту. Хочется выть в голос от бессилия, но он держится из последних сил.       «Ну же, Тер, просто ответь. Можешь даже помолчать в трубку».       «Просто прими звонок».       «Просто покажи, что ты жив».       «Обещаю, что больше никогда не подойду к тебе, больше никогда не задену».       «Умоляю, Тер».       «Твое молчание сводит меня с ума».       В глубине комнаты разрывается телефон, непрерывно звоня уже часа полтора. Тер выныривает из ставшей почти ледяной воды и закутывается в огромный халат, избегая даже мимолетного взгляда в зеркало — он все еще выглядит так, будто его переехал грузовик. Кто бы ни звонил ему, Теру сказать нечего. Дэю он написал еще неделю назад, в утро после той злополучной ночи, сказав, что снова простудился и просто отлежится дома. Конечно, в этом семестре у него уже пропусков больше, чем следовало, но прийти в подобном состоянии — это почти самоубийство. Не то чтобы он не думал о том, чтобы закончить все, но уж точно не подобным способом.       Он бросает взгляд на снова загоревшийся экран, но уже из-за пришедшего сообщения.       «Тер, ответь. Я больше часа звоню».       Тьютор инстинктивно переворачивает телефон экраном вниз, будто боясь, что пишущий увидит его сейчас. Потому что этот человек является еще одной причиной, по которой он так и не появился на занятиях. Пи’Файт.       Вибрация от следующего сообщения кажется до неприличия громкой, Тер с опаской берет телефон в руки. «Я знаю, где ты живешь. Если не ответишь — я приду лично. Ты неделю не отвечаешь на сообщения».       Он листает чат в самое начало, понимая, что сообщений уже больше ста.       «Привет, это Файтер, ВаВа дала мне твой ID. Ты уверен, что тебе не нужен врач? Я заплачу, если вопрос только в деньгах».       «Привет, я заметил, что тебя нет на занятиях уже третий день. Все так плохо? Я приходил, но, кажется, тебя нет дома».       …       «Тер, я начинаю переживать. Я не давлю на тебя, но ты мой младший, и я… Ну, я надеюсь, что ты там не умер».       «Тер, я звонил тебе весь вечер. Ты в порядке? Никто из твоих друзей не знает, где ты. Если у тебя проблемы — ответь».       ….       «Я стою под твоей дверью. Только что слышал шаги. Не вынуждай меня выбивать дверь».       «Тер, я уже устал звонить тебе».       «Я. ВОЛНУЮСЬ. ОТВЕТЬ».       …       «Тер, ты обещал мне, что отучишься этих чертовых четыре года. Почему ты не держишь слово? Тер, я переживаю за тебя».       …       «Ответь».       «Ответь на звонок».       «ТЫ МОЖЕШЬ ХОТЯ БЫ ТОЧКУ ПРИСЛАТЬ, ЧТОБЫ Я ЗНАЛ, ЧТО ТЫ ЖИВ, ЧЕРТОВ ТЬЮТОР?!»       «Я… ВаВа сходит с ума, что ты не отвечаешь ей».       …       «Тер… Умоляю, пришли хотя бы одно слово. Ты меня до сумасшествия доведешь своим молчанием».       …       Тьютор зажмуривается, чувствуя, как в носу предательски щиплет. Нет, он не станет отвечать Файтеру. Нет-нет-нет, это просто издевка от старшего. Он видел его в самом уязвимом состоянии, а теперь просто хочет еще больше подразнить. Нельзя, Тер, верить всему, что тебе говорят. Даже если очень хочется верить.       Он пишет короткое: «Завтра вернусь. Говорить не хочу».       Уже час он сверлит взглядом потолок, стараясь не думать о приходящих сплошным потоком сообщениях. Почему Пи’Файт так переживает за него? Это из-за того случая? Если бы Файтер только знал, за что его так отделали, он бы и на пушечный выстрел не подошел к такой грязной шлюхе.       Он грязный. Тер видит каждый день эту грязь в зеркале, когда собирается на занятия. Он видит ее в чужих глазах, смотрящих на него с похотью и презрением. Он видит ее в отражении зеркального потолка в пошлом любовном отеле, где все знают, зачем он пришел. Он мерзкий врунишка, который обманывает каждый день всех, кто его видит. Милый тихоня-отличник, который вечерами ходит ублажать мужиков — отличная ролевая модель, ничего и не скажешь. Такому лицемеру бы спрятаться от всего мира, не дать им испачкаться о него, но Тьютор — трус, он не может оттолкнуть от себя всех, чтобы защитить их от него самого. От этого лишь больнее, ведь Пи’Файт — тот, кого он точно испортит, сломает, если приблизится.       Тьютор год гонит его от себя, думая о его пушистых ресницах, оставляющих тень на щеках, когда тот играет в очередную бредовую игрушку на телефоне; о грудном голосе, с легкой издевкой произносящем его имя; о россыпи родинок на шее, похожих на созвездие; о его руках с длинными изящными пальцами. Файтер сидит прочно в его голове, оставаясь во снах, в мимолетных отражениях в окнах университета, в мыслях, когда он приходит на очередной заказ. Он ненавидит себя за то, что представляет Файта вместо вереницы безликих мужчин, проходящих через него. Он ненавидит себя за то, что хочет целовать эти губы, что хочет отравить своим ядом. Что просто хочет его себе.       «Тер, открой. Я хочу увидеть тебя».       Одновременно с оповещением о сообщении раздается стук в дверь. Тьютор резко садится, забыв о все еще болящих ребрах, вслушивается в ритмичный звук тихих ударов костяшек о дерево двери. Он там. Тот, кому не стоит приходить. Тот, кого он не хочет видеть никогда в жизни. Тот, кого он хочет видеть до умопомрачения. Тот, кого он хочет впустить. Тот, кого он не должен впускать.       Тер смотрит в глазок, видя вначале темную фигуру. Файтер выглядит настолько разбитым, что хочется ударить себя за то, что он делает с ним. Он скребет ногтями по шершавой поверхности, закусывая губу, чтобы не разреветься позорно, как маленькая девочка, видя, что старший все еще стучит в дверь в надежде, что его впустят.       — Пи’Файт, ты не должен быть здесь. Я все равно не открою, — голос предательски дрожит, срываясь в конце. — Прошу тебя, Пи’Файт, езжай домой. Я ответил. Тебе больше не нужно писать мне.       — Тер! Тер, пожалуйста, открой! Впусти меня! — ручка двери лихорадочно дергается, и Тер уже не может сдерживать рвущиеся наружу рыдания, лишь заглушая их в ладонях. Нет, нет! Нет, Пи’Файт, уходи, не обнадеживай, не давай забыть о том, кто он на самом деле! Не заставляй думать, что он достоин быть счастливым после всего того, что натворил со своей жизнью! Не заставляй любить тебя еще больше!       Он садится у двери, утыкаясь лбом в холодное крашеное дерево, вслушиваясь в мольбы с той стороны, и скулит, как побитая собака. «Мне так больно, Пи, прошу, не делай еще больнее. Я устал от всего, просто оставь меня», — срывается с губ вместе с рыданиями. Ему хочется вырвать сердце, что так ноет и разрывается от каждого слова старшего. Это — пытка, что хуже пинков по еще незажившим ребрам.       — Тер, я хочу, я должен тебя увидеть. Я думал, что сойду с ума за эту неделю. Я почти сошел с ума за ту ночь, что ты был без сознания. Не доводи меня еще больше, — ему хочется придушить себя, потому что за дверью плачет тот, чьи слезы он никогда не хотел бы увидеть. Файтеру больно не меньше. И он всему виной.       Он бьется головой о дверь, кусая костяшки до кровавых отметин, уже не в силах хотя бы заглушать свои слезы.       Но он не может открыть. Потому что тогда никогда не отпустит, замарает, испортит. И в конце все равно останется один.       — Я никогда не открою тебе, Пи’Файт. Никогда.       «Я никогда не открою тебе, Пи’Файт».       Слова Тера режут не хуже остро заточенного ножа. Файтеру хочется вынести эту чертову дверь и, наконец, увидеть его. Он снова дергает ручку, надеясь, что ему откроют, впустят, позволят хотя бы взглянуть. Но Тьютор по ту сторону двери умоляет его остановиться, просит уйти и никогда не возвращаться, ведь Файтер несерьезен — «Ты ведь никогда не был серьезен ко мне, Пи», — и слышать этот срывающийся голос невыносимо, как и невыносимо держаться на ногах. Он опускается на колени, упираясь лбом в холодную поверхность двери и просит открыть ему. Ну, же, Тер, открой, посмотри, кто у твоих ног — лишь белого флага не хватает в знак полной капитуляции. «Если тебе станет легче — можешь кричать, можешь бить, оскорблять, только не прячься, это больнее в сто крат. Просто открой и скажи, что тебя гложет, позволь спасти тебя, пока не стало слишком поздно», — Файтер так не говорит этого, повторяя без конца имя того, кто украл его сердце и теперь сжимает в собственных пальцах — еще чуть-чуть — и оно перестанет биться. Кто-то из соседних комнат выглядывает опасливо, чтобы понять, что происходит, но быстро прячется, поймав его взгляд. Файтеру наплевать, кто там что думает, его тревожит человек за дверью. Он боится, что Тьютор что-нибудь сделает с собой, боится сдвинуться хотя бы на сантиметр. Файт вслушивается в тихие всхлипы где-то внизу — наверное, он сидит на полу — и постоянно говорит, чтобы успокоить его, несет всякую околесицу, что-то неважное, что-то отвлеченное. Голос подводит его, срывается через раз, и хочется хотя бы перевести дух, но… Он не может признаться себе, что сам боится замолчать и понять, что говорить больше некому.       Файтер говорит с Тером — хотя это сложно назвать разговором — до тех пор, пока не проваливается в сон, откинувшись на холодную стену, измотанный постоянными переживаниями и бессонными ночами в ожидании ответа. Он не слышит, как тихо открывается дверь и на него опускается плед. Не слышит, как чужие губы шепчут тихо: «Я слишком плох для тебя, Пи’Файт». Не чувствует, как Тьютор невесомо проводит по его встрепанным волосам и стирает слезы со щек.       В его сне Тьютор, наконец, выглядит счастливым.       И он больше всего хочет остаться в этом сне.       Тьютор ненавидит свою работу — не ту, что в кафе, и не репетиторство, но ни то, ни другое не способно его прокормить — только вот к нему снова ломились с требованием отдать долг. Поэтому он снова натягивает свою лучшую улыбку и лучшую рубашку, стараясь не встречаться взглядом с собственным отражением, пока наносит на не до конца сошедшие синяки тональный крем.       Ему пишут, что хотят видеть милого школьника, он отвечает игриво, что все будет в лучшем виде, и завязывает галстук, силясь не затянуть его слишком туго. «Плохой мальчик будет наказан за невыполненное задание» — он складывает в сумку игрушки и разные приблуды для секса, надеясь, что в этот раз кто-нибудь перестарается и придушит его, оставив умирать на посеревших простынях в мотеле. «Плохой мальчик за отдельную плату отработает все свои проступки» — перед глазами, стоит только опустить веки, снова появляется картина того, как Файтер стоит за дверью, умоляя его открыть, и Тер тянет себя за волосы и клянет за то, что не может выкинуть это из головы. Особенно, когда снова отправляется к очередному мужику. Тьютор ненавидит себя — и все же он садится в такси и называет адрес в нескольких кварталах от мотеля, потому что его ненависть уже давно стала лишь досадной привычкой.       Тьютор умеет быть таким, каким его хотят видеть, — он едва ли не с порога ослабляет узел галстука и бросает на пол сумку, опускаясь на колени. Сегодня он провинившийся мальчишка, он должен хорошо поработать, чтобы его простили и поощрили. Он покачивает бедрами соблазнительно, пока крадется, как кот, к клиенту — невысокому мужчине лет тридцати-тридцати пяти с редкими волосами и хилым телом — наверняка, учитель, который не прочь пофантазировать о своих учениках в школьных шортиках, пока проверяет их контрольные тесты. Тер облизывает и закусывает нижнюю губу, проводя по бедрам под серой тканью брюк ладонями, чувствует, как чужое тело напрягается, как рука тянется к его затылку и бесцеремонно тычет лицом в ширинку. Значит, никаких прелюдий. Даже обидно, что столько лишнего тащил с собой. Он торопливо расстегивает молнию и приспускает белье — даже не снимает, — освобождая еще вялый член. Он изо всех сил пытается заставить его встать, но единственное, что Тера тревожит в этот момент — это рука, сжимающая волосы так сильно, что еще немного — и они останутся в пальцах этого извращенца. Он стонет возмущенно, что расценивается его клиентом как стон удовольствия, и берет в рот, понимая, что этого будет достаточно, — школьники ведь не обладают большим опытом в сосании учительских членов.       Он сосет на автомате, думая о том, что завтра стоит подготовить часть долга и отдать проценты, что правое плечо все еще болит, а дома не осталось обезболивающей мази, что в среду у него целых три ученика, так что придется хорошо выспаться во вторник. Где-то сверху раздается кряхтение, перемежающееся со стонами — будто с черепашкой трахается, а не с человеком — и его грубо насаживают до самого основания, удерживая за затылок. В уголках глаз собираются слезы, Тьютор сбивается с ритма, давясь, и хочется мстительно укусить ублюдка, но желание поскорее получить свои деньги берет свое. Он смаргивает надоедающую влагу, сдерживая желание вытереть раздражающие кожу капли вместо того, чтобы надрачивать ствол и играть с яичками, и думает досадливо: «Когда ты уже кончишь, педофил сраный? Бесишь».       Он давится и резко отстраняется, когда этот ублюдок решает не предупредить его и кончить в рот. Горло горит огнем, он кашляет надрывно, чудом сдержав рвотные позывы. Капли вязкого семени скатываются по подбородку на шею, кожа под ними дико чешется и наверняка уже покраснела, и Тьютор поднимается и несется в ванную, чтобы прополоскать рот и смыть с себя чужую сперму. За спиной раздается возмущенный рык: «Куда попер? Шлюха — и брезгливая?», но Тер лучше побольше поулыбается и попросит прощение, чем останется в таком виде.       Из замызганного зеркала на него смотрит он сам — с красными глазами, растрепанными волосами и опухшими губами — жалкое зрелище. Тьютору хочется снести это зеркало, чтобы не видеть в нем правду о себе, но он просто включает ледяную воду и умывается. В дверь стучат, крича, что не за это ему платят, так что пусть поторапливается, и Теру приходится выйти с виновато-игривой ухмылкой, спрашивая: «Как Пи’ хочет, чтобы я загладил вину?»       Заглаживает вину он в коленно-локтевой, вцепившись в простыню так, что еще немного — и останутся дыры от его пальцев. Потная рука крепко прижимает его за шею к постели, а щеку царапает жесткая ткань, и отвлечься не получается, как бы он ни старался — слишком больно и резко, поначалу он даже дышать не может от вспышки боли, пронзившей все тело. Вторая ладонь скользко елозит по его бедру и боку, щипает соски, будто пытаясь ласкать — но это больше похоже на пытку, поэтому Тер вспоминает параграф по мировой экономике, который учил на завтра. Но и это помогает мало.       Через десяток-другой мучительных минут тело за ним дергается в оргазменных конвульсиях, кончая ему на задницу и спину, и обмякает, придавливая к кровати. Тьютор едва может пошевелиться и шепчет хрипло: «Мне тяжело. Я могу сходить в душ?», но его снова хватают за волосы, выплевывая презрительное: «Думаешь, помоешься — и станешь чистеньким и невинным? Мое желание — смотреть на тебя в моей сперме, малыш». Тьютор изображает покорность, представляя, как затягивает свой галстук на этой тонкой шейке так сильно, что лицо напротив него синеет, а из горла вырываются хрипы. Но… Он слишком труслив, чтобы такое сделать. Поэтому он лишь снова возвращается к ласкам, стараясь думать о теме по английскому, которую нужно выучить к четвергу.       Горячая вода уже неприятно жжет кожу, расцарапанную жесткой мочалкой, но Тьютор не может остановиться, продолжая тереть себя, словно это поможет смыть ощущение никчемности и грязи. Словно можно снять кожу — и это все обнулится, он больше не будет тем, кем не хочет быть. Он давно должен был привыкнуть, но каждый раз его полощет, как в первый, едва он переступает порог своего дома. Тер устал себе клясться, что это последний раз — а дальше он найдет нормальную работу, пусть придется ужимать себя еще больше в бытовых вещах. Он никогда не выберется из этого болота, в которое сам себя загнал.       И, оказываясь в постели, он молится, чтобы завтрашний день для него не начинался никогда.       Это все напоминает догонялки — только Тьютор и не думает сдаваться, продолжая бежать от него так быстро, как только может. Файтер и рад бы бросить эту затею, отвлечься на свою хорошенькую подружку или найти кого-то еще, более доступного и отзывчивого, да не выходит. Тьютор притягивает его с такой силой, что удивительно, как это Файт ещё не приклеился к нему. Он знает его расписание, знает каждого ученика, с которыми Тер занимается по средам и четвергам, знает всех его друзей, даже чёртов график смен в кафе умудрился выучить! И всё-таки так и не смог с ним поговорить с того дня.       Тер мастерски умеет прятаться, а друзья его ещё и прикрывают, упорно молча на вопрос, где он сейчас. Неужели Файтер настолько плохой человек, что тот его избегает с завидным упорством? Если так, то он исправится, станет лучшей версией себя, чтобы Тьютору не было стыдно за такого парня. Он все расскажет Ва о них, если Тер согласится быть с ним.       «Господи, Тер, ты меня с ума сводишь», — он закрывает глаза, откидываясь спиной на стену в пустом коридоре — уже начался обед и все вышли на свежий воздух. Голова гудит — то ли от духоты, то ли от постоянных мыслей о том, как поймать Тьютора. ВаВа пару раз пыталась устроить им встречу, но маленький засранец будто чувствовал, что Файтер тоже будет там, каждый раз отклоняя предложение перекусить в кафе за пределами кампуса.       Он делает глубокий вдох и направляется к туалету, чтобы немного освежиться под холодной водой. И даже не сразу замечает стоящего у зеркала Тьютора, пока витает в своих мыслях, и задевает его плечом, подходя к умывальнику. Тот роняет телефон на мраморную — ну, по крайней мере, пытающуюся ею быть — столешницу и недовольно смотрит на Файтера, пока не понимает, кто именно перед ним.       — Прости, — Файт неосознанно касается его руки. — Тер? Тьютор отшатывается от него, будто Файтер прокаженный, хватает свою сумку, торопясь уйти, но он успевает перехватить Тера:       — Подожди. Пообедай со мной. Я хочу узнать, как ты. Думаю, я заслужил небольшой разговор.       Его пальцы мягко гладят запястье, и безумно хочется, чтобы Тер посмотрел на него, а не прятался, даже стоя напротив. Но тот упорно сверлит взглядом плитку на полу.       — Я в порядке. Не голоден. Мне нечего тебе сказать, Пи’.       Слова звучат холодно, и только в отзвуке голоса слышится дрожь. Тьютор выглядит так, будто сейчас заплачет, Файтер обхватывает его ладонь своими, подходя ещё ближе. Он борется с желанием прижать к себе, понимая, что этим сейчас сделает только хуже.       — Тер, если у тебя какие-то проблемы, я хочу тебе помочь. Расскажи мне, и мы вместе подумаем, как с этим справиться. В конце концов, я твой старший. Это моя обязанность.       Тьютор усмехается невесело, отворачиваясь и вырывая ладонь:       — Зато я не хочу твоей помощи, Пи’Файт. Я тебе не друг и не девушка, не надо разыгрывать тут благодетеля.       Файтер открывает рот, чтобы сказать: «Да, не девушка, но ты бы позволил заботиться о себе, если бы был моим парнем?», — но дверь открывается, и внутрь заглядывает Сайфа — друг Тера с инженерного:       — Ай’Тер, ты скоро? Пи’Файт достает тебя снова?       — Нет, я уже ухожу.       Файтер бросает на Тьютора почти жалобный взгляд, не желая еще больше нервировать его выяснением отношений при свидетелях, и удаляется, оставляя его с другом.       — Файт! — Дью толкает его в бок, пытаясь привлечь внимание. Он вздрагивает и едва не роняет на себя сжатый в руке стакан с кофе, резко поворачивая голову к источнику шума. Дью наверняка что-то интересное рассказывает, но Файтеру сложно сконцентрироваться на словах приятеля. Все мысли находятся ещё там, у умывальника в туалете, где он держит за руку Тьютора.       — Так, о чем ты? Прости, неделя вышла сумасшедшей.       — Файт, ты все ещё паришься из-за того, что сбил младшего? Отвалил бы кругленькую сумму — и дело с концом. Тем более, не так уж он и плохо выглядит. Целехонький, на своих двоих передвигается.       Файтер стискивает зубы, чуть сдерживаясь: — Это мое дело, как поступить с ним. Не советую лезть в это. — Ну, ВаВа пожаловалась, что ты на нее не обращаешь внимания и написываешь Тьютору, и попросила как твоего лучшего друга образумить тебя. Кто я такой, чтобы отказывать девушке моего дражайшего товарища? Не знал бы тебя — решил, что ты хочешь младшего завалить. «О, Нонг’Тер, ты будешь моим парнем? Мне не терпится посмотреть, что ты там прячешь за форменной рубашкой и футболкой», — Дью откровенно веселится, допивая свой сок. Файтер швыряет в него свой едва начатый кофе и подрывается, хватая сумку со скамейки.       Он ненавидит себя, что не может прямо здесь вмазать Дью за его слова, ведь у него и так достаточно предупреждений от ректора. Он трусит защитить Тьютора от своего друга.       Он ненавидит себя за то, что так и не осмелился признаться Тьютору в чувствах.       Тьютор знает этот взгляд, направленный на него со всех сторон — презрительный и брезгливый, будто он плешивая грязная псина, бредущая между отдыхающими на пляже. Стоит ему пройти мимо стайки студентов — и они замолкают, осматривают любопытно, шушукаются, разве что пальцем не тычут. Кто-то смеется, кто-то, наоборот, делает вид, что его тут нет, игнорируя его приветствие. Его бросает в холодный пот — они знают, знают, знают. Знают, кто он, чем занимается. Знают, насколько он жалок, раз до такого опустился. Если в университете знают — значит, он не был достаточно осторожным.       Ему едва хватает выдержки пройти с высоко поднятой головой мимо, чтобы закрыться в кабинке туалета. Уже весь университет в курсе его «работы». Это читается в глазах каждого, кого он встретил на пути. Где он так облажался? Может, кто-то из старшекурсников был его клиентом? Но он знает почти всех в лицо, вряд ли бы он не понял, что это учащийся его университета. Просто увидели на улице и проследили до отеля? Хвост он бы тоже заметил. Услышали чей-то разговор, где его назвали по имени? Он ни разу не называл свое имя при встрече.       Тер в панике. Руки дрожат так сильно, что он даже не сразу может нажать на кнопку принятия звонка.       — Пи’Тер? Моя мама сказала, что мы больше не нуждаемся в твоих услугах. В семье проблемы с деньгами, да и у меня, вроде как, уже улучшились отметки. Спасибо, что позанимался со мной, — голос на том конце нервный, будто говорящий хочет поскорее закончить разговор. Будто ему противно даже говорить с ним.       — Да, без проблем. Удачи в дальнейшем. Обращайся, если… — но короткие гудки лишь символизируют то, что он ничтожество, с которым не стоит иметь дела. –…что. Может, это просто совпадение? Разве у людей, кроме него, не может быть проблем? Но текст сообщения на экране: «Пи’Тер, я нашел другого репетитора. Прости, но моя мама против, чтобы меня учил кто-то настолько неопытный», убеждает его в обратном. Он ударяет в стенку кабинки, чертыхаясь несдержанно. Если не будет учеников, придется брать ещё больше клиентов, а, значит, это никогда не закончится. Он никогда не вырвется из этого порочного круга.       Сообщения с отказами приходят одно за одним — только первый человек осмелился сказать по телефону об этом. У всех разные отмазки, но суть одна: никому не нужна шлюха в качестве репетитора. Он вежливо благодарит каждого ученика за то, что предупредили, внутри буквально закипая от отчаяния и бессилия.       Лекция вот-вот начнется, но Тера мутит от мысли, что сейчас нужно выйти и пройти по длинному коридору в аудиторию, где десятки глаз будут осуждающе сверлить его. Но ещё и стипендию он потерять не может. Учеба — единственная его отдушина в беспросветной мгле долгов, кредиторов, клиентов и мыслей о том, что папаша нежится где-то на пляже, скинув все проблемы на него.       Он пишет своей подруге с просьбой встретиться после занятий, но ВаВа отвечает коротким: «Слишком хорошее настроение для твоих проблем, Тер». Ее компания университетских сплетниц точно донесла ей свеженькие слухи одной из первых. Ему отчаянно хочется увидеть ее, объяснить, соврать, убедить в своей невиновности, чтобы она была на его стороне, как все годы до этого. Он присылает еще сообщение в надежде, что у нее просто тоже так себе денек выдался, но…       «Ва, хотя бы ненадолго. Мне нужно отвлечься от всего, что происходит. Может, сходим куда-нибудь перекусить?»       «Тер, я слишком занята. Ужин с Пи’Файтом». «Дело только в этом? Я не займу много времени. У меня сегодня нет учеников».       «Не только. Я не знаю, правда это или нет, что говорят о тебе, но такие слухи могут подорвать мою репутацию. Прости, Ай’Тер, но лучше нам какое-то время не видеться. Пусть шумиха поутихнет. Я дам знать, когда буду готова снова общаться».       После разговора с Ва он теряет всякое желание идти куда-либо, поэтому просто возвращается в общежитие, забираясь под пушистое одеяло, представляя себя снова маленьким беззаботным мальчиком, который даже не догадывается, что его ждет в будущем. Он безумно скучает по тому, какой была его семья и как родители оберегали его детство, пока отец не умудрился просрать все, что они нажили непосильным трудом. Погруженный в теплые воспоминания, полные светлой грусти, он засыпает, накрываясь с головой одеялом, будто оно может защитить его от злого и несправедливого мира.       А просыпается Тер глубокой ночью с адской головной болью и температурой, которая выбивает его на несколько дней из привычного ритма. Ему едва хватает сил добраться до кухни, чтобы попить воды, но он решает не просить никого приходить, отлично зная, что организм так отвечает на все переживания, накрывшие его за последнее время. Он присылает Дэю свою помятую бледную физиономию с нездоровым румянцем и лихорадочным блеском в глазах, подписав: «Полумертв. Прикрой, пожалуйста».       Дэй молча кладет перед ним копии конспектов за те дни, что его снова не было, когда он садится на свое место рядом с товарищем. Вот так естественно. Будто ничего и не происходит. Тьютор благодарит его шепотом, надеясь, что хотя бы его друг не верит слухам — даже очень правдивым. Но Дэй лишь коротко кивает и погружается в прослушивание лекции, показывая всем видом, что крайне занят учебой. Он не говорит прямо, что ему известно о блядской натуре Тьютора, но и не улыбается ободряюще, чтобы показать, что все еще на его стороне.       Ну, вот и все, Тер. Мешок уже не в состоянии утаить шило правды.       — Слышал, Тера из инженерного застали выходящим из любовного отеля с каким-то папиком. Он явно не отлить туда заходил, — Тьютор останавливается у пустого стола, так и не дойдя до своих друзей. Голос одного из приятелей Зона гулко разносится по столовой. Кто-то шикает на него, прося не орать так громко, но добавляет что-то, что Тер уже не слышит. Тьютор тяжело опускается на скамейку у самого отдаленного столика, желая стать невидимым, чтобы люди, наконец, перестали так пялиться на него, уже не скрывая насмешки и отвращения.       — Нати, ты что, бабка-сплетница? Тер не стал бы таким заниматься, но даже если и так, то это разве наше дело? В конце концов, он не тебя трахает за деньги, — он невесело усмехается словам товарища, думая о том, насколько же тот не прав, считая Тьютора невинной овечкой. Зон всегда отличался какой-то трогательной наивностью, видя в людях только хорошее. Его компашка и в грош его не ставит — ну, некоторые из их, — а он все равно продолжает быть их другом. «Хотя уж лучше они, чем кто-то, как я», — неприятно колет собственная мысль. Тер елозит вилкой по тарелке, размазывает обед в неаппетитную массу, не замечая, как одновременно из-за соседних столов поднимаются Сайфа и Зон и пересаживаются к нему.       — Тер…       — Мне не нужна жалость. Пришли пожалеть — идите дальше.       Он поднимает голову, уже даже не стараясь изобразить вежливость. Парни опускаются по обе стороны от него, придвигая к нему кофе и шоколадный батончик. Тер мысленно усмехается, думая, что эти двое ещё никогда не объединялись по своей воле.       — Тебе нужна поддержка. Ты уже который день похож на живого мертвеца, — Зон легонько сжимает его плечо, пытаясь заглянуть в глаза. — Я не знаю, что происходит в твоей жизни, Ай’Тер, но ты всегда можешь выговориться мне или… — он кивает на второго, — Сайфе, ведь так, Сай?       — Слушай, дружище, неважно, что говорят эти придурки. Кто-то что-то увидел, другой придумал, третий переврал — и вот уже весь универ гудит. Это просто сплетня. Из-за такой фигни и париться не стоит.       Тьютор теребит упаковку с батончиком, лишь бы занять руки. «Знали бы вы, что все это — чистая правда, вы бы сидели так просто рядом со мной?» — назойливой мошкой зудит мысль, которую он не решается высказать.       — Из-за этой «фигни», — пальцы вырисовывают в воздухе кавычки, — от меня отказались все ученики. Если новость долетит до ректора — я могу прощаться с местом в универе. Никто не согласится замарать честь учебного заведения подобным. Даже если это и слухи.       — Ну, мы будем свидетельствовать в пользу тебя. В конце концов, ты один из лучших на курсе, кому какая разница, что ты делаешь в свободное время? Насколько мне известно, у нас святые не учатся. У каждого найдется свой скелет в шкафу, если не целое кладбище, — Сайфа треплет его по плечу. — Может, хочешь вечером сходить в кино? Или порубиться в новую игру у меня в комнате?       — Мне нужно разобраться с учебой для начала.       Тер делает глоток уже остывшего кофе и замирает, встречаясь взглядом с сидящим в другом конце столовой Файтером. Тот выпрямляется, глядя прямо на него, что-то мимолетно бросает своему собеседнику и поднимается, оставляя обед почти нетронутым. Он тоже, наверняка, в курсе, а сопоставить услышанное и то происшествие, свидетелем которого он оказался, не составит труда.       Тьютор подскакивает с места, бросая друзей в замешательстве, и торопливо идет к корпусу, пока Файтер не успел подойти слишком близко. Нет, он не готов говорить с ним сейчас. Он вообще не готов говорить с ним. Пусть лучше считает трусом, чем услышит от него правду.       — Тер! — доносится вслед, но самое важное, что Тьютор понял за столько лет: продолжай бежать. Не останавливайся.       Разговоры о Тьюторе не смолкают уже вторую неделю. Будто во всем сраном Бангкоке закончились новости и осталось только это. Лучше бы уток, героически переводящих своих утят через дорогу, обсуждали. Файтер выходит из аудитории на свежий воздух, пытаясь спрятаться от ранящих душу слов. К счастью, в университетской курилке никого не оказывается, и он торопливо закуривает, в первый раз даже роняя зажигалку на землю из-за нетерпения. Он зол. Очень зол.       Особенно сильно он злится на Ва, которая на его вопрос о состоянии Тера ответила лишь: «Честно, я не знаю. Мы не общались с того времени, как пошли все эти… разговоры. Мама говорит, что лучше не портить хорошее мнение о себе такими знакомствами, если вдруг все окажется правдой. Мы любим Тера, правда, но разве это все стоит подмоченной репутации? В конце концов, он сам выбрал эту дорогу». Тупая девчонка, ты всегда слушаешь свою мамашу, которая лезет со своими тупыми советами куда не следует? Файт резко бьет в стену рядом с собой, не совладав с чувствами, когда в голове пролетают эти самые слова его подружки. Костяшки тут же начинают гореть из-за ссаженной кожи. Сука! Тупая недалекая сука!       Он кладет голову на руки, вздыхая тяжело. Чертов же ты Тьютор, почему забрался так глубоко в сердце, которое не просило об этом?       — Эй, Файт, чего такой хмурый? Неужели это из-за того, что говорят о твоем младшем? Нечасто вижу тебя с сигаретой, — Дью бесцеремонно вторгается в его личное пространство, почти касаясь его локтя своим. — Знаешь, слухи слухами, а мне приятель с международного говорил, что частенько видел младшенького у одного отеля, выходящего то с одним, то с другим. Мол, в университете весь такой идеальный, а по ночам с мужиками трахается за деньги. Я вначале решил, что это бред, а теперь его слова кажутся достаточно правдоподобными. Он даже номер дал, говорит, у одного мужика стрельнул. Сам, конечно, он зассал звонить. Но, если хочешь, можешь проверить.       Файтер сжимает перила до боли в пальцах, из последних сил сохраняя спокойствие. То, что его друг так спокойно говорит об этом, приводит в ярость.       — Дью, тебе делать в жизни больше нечего, кроме как рыться в чужом грязном белье? Или тебе доставляет удовольствие смотреть на чужие страдания? Так иди еби мозг своему коротышке с футбольного клуба! — он зло затягивается, чтобы отвлечь себя от желания потушить сигарету о ухмыляющееся лицо приятеля.       — Хэй-хэй-хэй, не надо из меня делать злодея. Ты разве сам его не доводил? Когда это Тьютор тебе лучшей подружкой стал? Носишься за ним, как влюбленная школьница.       — Я дразнил его, а не занимался травлей, как вы, кучка недоразвитых идиотов! Или у вас всех разом мозг отсох? — Файтер встряхивает Дью, вцепившись в рубашку мертвой хваткой. — Да даже если его там целый гарем ебет, вас это ебать не должно, пока он не лезет к вам в трусы! Или так весело всем университетским стадом доводить практически ребенка?! Хоть кто-то из вас подумал, что говорит, прежде чем открыть свой поганый рот?! Ублюдки!       Он толкает парня на перила, стараясь не обращать внимания на толпу, собравшуюся вокруг них, которая явно ожидала развязки в виде драки. Уходя, он слышит разочарованные вздохи за спиной и новую волну обсуждений. Видимо, уже завтра все будут судачить о том, что богатенький засранец-сердцеед влюбился в шлюшку. Наверное, не стоит привлекать к Тьютору еще больше внимания своим импульсивным поведением, но он обязан был высказаться — уж лучше словами, чем кому-то разукрасить лицо.       Файтер бездумно вертит телефон в свободной руке, скуривая уже третью сигарету подряд, но всё ещё не успокоившись ни на йоту. Тьютор снова игнорирует его сообщения и звонки, он даже привык к тому, насколько этот упрямый мальчишка мастерски его избегает. За это время он увидел Тера всего три раза, и все три раза тот сбегал, как Золушка от принца.       Файтер невесело усмехается и вздрагивает, едва не роняя телефон из пальцев, когда приходит сообщение. Увы, от Дью, а не Тьютора, как он надеялся.       «Вот номер, который дал мне мой друг. Звонить или нет — дело твое. Но разве тебе не хочется убедиться, что это не твой младшенький? Набери и проверь. Можешь даже не отчитываться. Мне будет достаточно того, что ты сам узнаешь правду».       Файтер правда не хочет делать этого, но пальцы сами набирают сообщение на номер, присланный Дью.       «Привет. Хотел бы встретиться с тобой завтра. Ты свободен?»       Он почти успокаивается, что никто не читает это глупое сообщение.       А потом приходит адрес, время и прайс.       И Файтер молится, чтобы завтра на встречу пришел не Тер.       Тьютор старается быть осторожным. Он изменил номер, изменил место встреч, он добирается с несколькими пересадками до отеля, чтобы никто не мог отследить его. Он и раньше делал все, чтобы не попасться никому знакомому на глаза, но, видимо, даже этого оказалось мало.       Он заходит в заранее забронированный номер, идёт в душ, чтобы подготовиться — обычно клиенты не очень терпеливы и не тратят свое время на подобное. Сегодняшний клиент не назвал никаких предпочтений, так что можно обойтись и без всяких пошлых вещей, просто оставшись в своей собственной одежде.       Тер неприлично долго стоит под горячей водой, пытаясь успокоить себя. За последнюю неделю он выслушал о себе столько всего — пусть даже и не в лицо — что желание закончить с этой никчемной жизнью воспылало с новой силой. Тер закрывает глаза и вслушивается в мерный шум воды, считая от десяти до одного. На пяти щёлкает входная дверь. Пора, Тер. Как бы ни было мерзко то, чем ты занимаешься, это приносит тебе деньги на жизнь.       И он вышагивает из душа, накинув на себя видавший виды халат. Едва губы размыкаются для привычного приветствия, как все слова словно испаряются. Он лишь шепчет сдавленно, лихорадочно ища дверь ладонью:       —… Пи’Файт?       Запираясь в ванной, пока тот не отошёл от шока, он думает лишь о том, насколько сильно влип. Если Файтер здесь, то, наверняка, и остальные знают. Тьютор становится за дверью, слыша, как остервенело колотит по деревянной поверхности его старший.       — Тер, ты постоянно будешь от меня прятаться?! Я выбью дверь, в этом клоповнике мне не жалко что-то испортить. Ну же, Тьютор, выходи и поговори со мной, наконец! — и, хотя голос старшего звучит больше обеспокоено, чем зло или разъяренно, удары в хлипкий кусок доски звучат устрашающе. Тер зажмуривает глаза, понимая, что впервые настолько сильно боится кого-то. Боится его осуждения.       Он даже не сразу понимает, в какую минуту дверь распахивается, больно ударяя его по плечу, и внутрь залетает Файтер, который даже не сразу его находит, мечась по убогой ванной.       — Святые угодники, Тер! — Файтер хватает его за плечи, немного встряхивая, прижимает к себе, и Тьютор даже не может понять — это его так колотит, что все тело ходит ходуном под чужими руками, или так сильно дрожит Пи’Файт.       — Тер… — чужое дыхание опаляет шею и мочку уха. — Ты можешь соврать и сказать, что это неправда? Что это просто глупое недоразумение?       Вот, значит, как… С губ Тьютора срывается смешок. Неприятно знать правду, да, Пи’Файт? Сразу все становится таким реальным, таким осязаемым и таким… грязным. Ты ведь думал, что Тер — хороший мальчик, да?       Он толкает Файтера в грудь, вырываясь из его объятий, и выходит в комнату, второпях натягивая свою одежду. Неважно уже, расскажет тот всем о сегодняшнем или нет — у него остается только один выход. Потому что выдержать оставшиеся полгода, вспоминая этот взгляд, он не сможет.       — Черт возьми, Тер! — Файтер резко швыряет его на кровать, тут же нависая сверху и фиксируя его своим телом. Тьютор едва может скрыть ужас во взгляде, оказываясь обездвиженным. У Файтера абсолютно нечитаемое выражение лица, он наверняка даже не понимает, насколько сильно сжимает его запястья. С каждым рывком Тьютора он лишь сильнее прижимает того к постели, не давая высвободиться. И молчит. Словно Тер, наконец, сломал его.       — П-пи’Файт, мне больно. Отпусти, ты делаешь мне больно, — голос звучит так слабо, что Тьютор даже не уверен поначалу, что старший его услышал. Но пальцы на запястьях разжимаются, скользят по плечам, прежде чем обхватить его лицо неожиданно бережно.       Файтер смотрит в глаза, словно отмерев, опускает взгляд ниже, на губы, неплотно сомкнутые, дрожащие в напряжённом молчании. Тер сглатывает, неосознанно подаваясь к нему, доверчиво закрывая глаза. Файтер касается губами невесомо переносицы, век с трепетно дрожащими ресницами, оставляет отдающие жаром поцелуи на алеющих от смущения скулах, на шелково гладких щеках, на подбородке, прежде чем остановиться на по-девичьи мягких и нежных губах. Чужое дыхание опаляет тонкую кожу, и хочется прильнуть, чтобы поделиться этим ощущением. Файт прихватывает губами ласково верхнюю, скользит кончиком языка по нижней, лишь поддразнивая, пробуя, каков Тер на вкус. Ему хочется чуть напористей, настойчивей, жарче, но Тьютор так трогательно сжимает его рубашку на спине в своих пальцах, плавясь от невесомых прикосновений, что Файту и не нужно больше. Достаточно того, как сбивается его дыхание, становится рваным, горячечным, когда он прижимается губами к основанию шеи, где у него самого есть родинка. Тер такой теплый, такой настоящий и нереальный одновременно, и хочется просто остаться в этом моменте, и ни о чем не думать…       — Пи’Файт. Прошу, перестань. Ты сам не понимаешь, что делаешь.       Тер просит старшего остановиться, но сам не может заставить себя выпустить его из отчаянной хватки. То, что творит с ним Файтер, жестоко. Оба знают же, почему они здесь, ни к чему эти притворные нежности. Тьютор не заслужил такого, не сделал ничего, чтобы его наградили.       Но почему это ощущается таким правильным? Будто именно эти руки должны его обнимать, эти глаза смотреть на него, эти губы шептать лихорадочно его имя, обжигая кожу, оставляя на ней следы своего помешательства?       Черт возьми, Тер, ты не в диснеевской сказке, возьми себя в руки!       Он с трудом разжимает пальцы и отстраняет от себя Файтера, удерживая его за плечи на расстоянии от себя.       — Я сказал хватит.       Тьютор садится на кровати, опуская голову — смотреть в глаза старшего просто невыносимо. Он собирает оставшиеся вещи, которые не успел натянуть на себя ранее, одевается, дрожащими пальцами пытаясь застегнуть мелкие пуговицы на рубашке. Но тело, будто чужое, не слушается, он попадает в петли не с первого раза, чувствуя лопатками чужой обжигающий взгляд.       — Можно мне отвезти тебя домой? Нам стоит поговорить в более комфортной для тебя обстановке.       Слова почему-то даются с большим трудом, не желая срываться с губ.       — Не стоит. Нам не о чем разговаривать, Пи’Файт. Я именно тот, кем меня все считают. Ты в этом убедился. Все.       Руки обвивают его талию, прижимают спиной к груди Файтера. Тьютор напрягается, не давая себе откинуться назад.       — Значит, позволь помолчать с тобой, Тер.       Они едут в полном молчании — даже радио не включено — и это оказывается ещё более мучительным, чем разговор. Файтер не смотрит на него — и он все равно чувствует взгляд на себе. В голове тысячи мыслей: что он думает, почему поцеловал, как нашел его в этой дыре — но ни одну он не озвучивает вслух. Потому что боится услышать ответ, который разобьёт ему сердце. Потому что надеется услышать то, о чем мечтал со дня церемонии, когда впервые увидел эти глаза в обрамлении густых ресниц и с этой очаровательной родинкой на нижнем веке.       Потому что хочет услышать, что он невиновен во всем том дерьме, которое происходит в его жизни.       Тьютор теребит край измятой рубашки, пытаясь занять себя хоть чем-нибудь. Дорога кажется бесконечно длинной, он ненавидит каждый светофор, который тормозит его приближение к своей маленькой крепости. Отчаянно хочется выскочить из машины и бежать, бежать, бежать, чтобы выплеснуть всю тревогу, накрывшую его. Чтобы не думать о человеке рядом с ним. Чтобы вымотать себя и просто упасть — без сил, без мыслей, без желаний.       — Пи’Файт, ты можешь высадить меня здесь и ехать домой.       — Нет. Не могу. Не хочу, Тер.       Тьютор не хочет думать, когда непослушными пальцами пытается найти ключ и открыть дверь. «Это все сон, Тер, просто сон», — повторяет у себя в голове, заходя в комнату. Это все сон — и он цепляется за запястье Файтера, увлекая за собой и запирая дверь за ним. Это все сон — и чужие губы на его губах, чужие ладони на его спине, контраст холодной стены под лопатками и горячего тела на груди через тонкий хлопок рубашки. Это все сон — и мир кружится с невероятной скоростью, и больше никаких деталей — только руки, которые торопливо освобождают его от ненужных тряпок, блуждают по телу, ласкающе гладят, и оно отзывается, тянется к ладоням, которые никогда не должны были касаться его так. Он сам будто смотрит на все со стороны — настолько это неправдоподобно. И все же….       Это не сон.       Каждый поцелуй отдается тянущей болью в сердце, и хочется самому сделать больно — чтобы Файтер понял, каково ему. Он сжимает чужие плечи до синяков, пока губы оставляют на его коже пылающие отметины. Тер тянет Файтера на себя, обхватывает ладонями лицо, глядя в черные из-за скудного освещения глаза — буквально пару мгновений перед тем, как опустить веки и оставить себе на память эту болезненную нежность во взгляде. Он эгоист — пальцы проходятся по мягким губам, прежде чем его собственные прильнут к ним, захватят в сладкий плен поцелуя, — ему хочется оставить такого Файта себе, чтобы больше никому не достался этот взгляд. Смотри на меня, целуй меня, обними так, будто я твое самое большое сокровище — он говорит с ним без слов, оставляя лихорадочные поцелуи на губах, скулах, веках. Он чувствует чужую дрожь всем телом — и тоже дрожит. Губы скользят по шее, заставляя запрокинуть голову, доверчиво открыть уязвимое место. «Что, если я захочу навредить тебе? Ты будешь таким же открытым для меня? Ты позволишь мне сделать с собой все, что я захочу?» — Тьютор прихватывает кадык, чувствуя, как нервно сглатывает Файтер. Горячо, так горячо, что хочется выпрыгнуть из собственного тела, чтобы остыть, и одновременно — прижиматься так крепко, чтобы стать единым целым — одна плоть на двоих, одно сердце, одна душа. Но он не может запятнать его, не имеет права. Он и так берет то, что ему не положено, куда уже больше, Тер? Пальцы сжимают волосы на затылке слишком крепко, он делает больно Файту, но не может разжать ладонь, утыкаясь между ключиц, будто пытаясь спрятаться. По вискам расплавленным металлом скатываются слезы, он едва удерживает всхлип, рвущийся из груди на волю. «Тер… Тер, я не сделаю ничего плохого тебе, посмотри на меня», — Файтер мягко разжимает его пальцы и касается губами центра ладони, целует ласково подушечки, останавливается на запястье там, где бьется пульс. Дыхание спирает, Тьютор едва заставляет поднять взгляд на старшего, не успевая взять себя в руки. Нежности так много, что он уже не обращает внимания на шипы, что впиваются в сердце с каждым прикосновением желанных рук. Он гладит неожиданно бархатисто-мягкую кожу, пытаясь улыбнуться — все хорошо, Пи’Файт, я дам тебе все, что ты пожелаешь, пока ты так смотришь на меня. Пока продолжаешь смотреть.       Его ладони скользят по бедрам, все еще обтянутым винтажным денимом. Он привычно — как десятки раз с другими — расстегивает ряд пуговиц на ширинке, уже чувствуя, насколько сильно желание Файтера. Тер — хороший мальчик, он поможет с этим. Он сделает все, чтобы Пи’Файту понравилось. В конце концов, он за этим и пришел.       — Тер, тебе необязательно делать это. Поцелуев вполне достаточно.       Пальцы Файтера останавливают его, отстраняя ненавязчиво. В носу предательски щиплет — почему ты такой, Пи’Файт? — но он выпутывает свои ладони из пальцев старшего.       — Я делаю это не для тебя. Сегодня мне нужно это. Мне нужен ты.       Он опрокидывает Файтера на кровать, оказываясь сверху, приникая к его губам, как к живительному источнику, словно без него он погибнет. Он отрывается от него только для того, чтобы скинуть с него остатки ненужной одежды. Чувствовать обнаженного его так приятно и необъяснимо тоскливо, будто стоит открыть глаза — и все исчезнет, окажется лишь приятным сновидением. Губы исследуют его торс, покрывая поцелуями каждый дюйм соленой кожи, ощущая, насколько заполошно колотится сердце под ладонями, а дыхание сбивается, сходит на судорожные стоны. Тьютор точно знает, что нужно делать, чтобы услышать, каким несдержанным может быть Файтер. Он дразнит его, трется о него, чувствуя, как откликается все тело под ласками. Файт притягивает его к себе, путаясь пальцами в его волосах неловко и даря такой голодный поцелуй, что Тер забывает, что иногда нужно дышать.       Остальное происходит настолько естественно, словно это не первый их раз. Разгоряченное тело принимает Файта жадно, он удивленно замирает на мгновение, понимая, что приглушенный стон, растворившийся в чужих губах, принадлежит ему. Тьютор тает от ощущения горячих ладоней, сжимающих его бедра, гуляющих по бокам, гладящих бережно, словно его тело по-женски хрупкое, его торс. Его обдает волной всепоглощающей нежности, Тер оставляет поцелуи на прикрытых веках, ощущая трепет длинных ресниц, касается губами щеки, прихватывает мочку уха, дыша жарко — слушай, Пи’, что ты творишь со мной, каждый стон принадлежит тебе.       Файтер поднимается вместе с ним, садясь на постели и прижимая к себе так тесно, что Тьютор не может ответить — чье сердце он чувствует в своей груди. Он обвивает его ногами, впуская еще глубже, льнет к губам отчаянно, не в силах выдерживать взгляд на себе — будто его действительно могут любить.       — Тер, смотри на меня. Я хочу увидеть. Тер… — едва слышный шепот, растворяющийся в сдержанном стоне, кажется громче любых других звуков. Тьютор обхватывает лицо ладонями, неотрывно глядя в глаза, видя, как меняется их выражение с каждым движением, с каждым вздохом, неосознанным касанием. Вокруг ничего нет — они одни в вязкой пустоте, и ничто не может разлучить их. Не сейчас. Никогда.       Тер ощущает горячую влагу на своих щеках, сбегающую неровными дорожками. Он ускоряет темп, не переставая смотреть в глаза — ты ведь видишь, Пи’Файт, я весь перед тобой как на ладони, прозрачный, как диковинные рыбки в глубине океана, — смотри, смотри, как колотится сердце, грозясь проломить грудную клетку. Смотри, как даришь мне рай. Смотри, как низвергаешь в ад. Смотри, что делает твоя нежность со мной, как сердце кровоточит от того, что ты никогда не захочешь со мной остаться. Смотри, как надежда, что ты никогда не отпустишь, залечивает мои раны. Просто смотри на меня, Пи’Файт, пока рассвет не развеял чары. Просто смотри…       Он обнимает его до боли, одновременно с ним доходя до пика. Все тело становится таким тяжелым и непослушным, будто из него высосали все силы разом. Тьютор позволяет уложить себя на постель и обнять, накрывая одеялом. На губах остается вопрос: «Ты останешься со мной до утра?», но все и так понятно. Он может быть спокоен — иллюзия того, что он может быть счастлив, сохраняется. Файт касается губами невесомо его виска, шепча пожелание спокойной ночи и устраивается на его плече.       Тер так и не может уснуть, отдаваясь горечи полностью, едва эйфория от произошедшего отпускает. Рыдания душат его, и он откатывается на самый край кровати, чтобы не разбудить мирно спящего Файтера. Это неправильно, то, что он сделал с Пи’Файтом, не должно было произойти. Он должен был вытолкать за дверь и больше никогда не возвращаться к этому дню, но…       — Пи’, прости, что я осмелился любить тебя.       Файтер находит наутро уже холодную кровать с той стороны, где спал Тьютор, и записку на тумбочке у кровати.       «Ушел на пробежку. Надеюсь, когда вернусь, тебя уже не будет. Забудь, что было. Я больше не попадусь тебе на глаза».       На последних словах поплыли чернила, будто кто-то пролил на них воду.       «Я… тебя, Пи’Файт. Прости».       «… Забудь, что было. Я больше не попадусь тебе на глаза…»       Файтер складывает уже порядком потрёпанный лист и кладет в карман джинсов, опираясь о стену возле дверей аудитории. Тьютор действительно сдержал свое обещание не попадаться на глаза. За эти без малого десять дней он его не увидел ни в университете, ни возле общежития. Но Тер ходит на пары — по крайней мере, в табеле у него не было ни единого пропуска за эти дни. Файтер подозревает, что это все благодаря его двум секретным агентам: боевому хомячку и флегматичному сурикату. На самом деле, он не имеет ничего против его друзей — Сайфа и Зон довольно милые ребята, а еще они оказались едва ли не единственными, кто остался рядом после всех этих слухов. А теперь ещё умудряются прятать Тьютора от такого надоедливого старшего.       Он усмехается и думает, что было бы неплохо купить им что-нибудь в благодарность. Но это потом — пока не заслужили.       — Сай, спас… Пи’Файт? — знакомый голос звучит совсем рядом, и Файтер тут же подхватывается, отрываясь от ставшей почти родной стены. Он бесцеремонно хватает Тера за руку под его возмущенные возгласы. Тьютор пытается его оттолкнуть, но выходит вяло, будто ему физически некомфортно делать это — слишком скованные движения. Черт же тебя побрал, Тер!       — Пи’Файт, что ты делаешь?! Отпусти меня!       — Ты идёшь со мной, — Файтер запоздало удивляется тому, насколько его голос звучит холодно и спокойно — внутри буквально разрастается буря. — Если будешь упираться — свяжу и закину на плечо, как мешок. Понял?       Он начинает уводить упрямца от аудитории, из которой уже выглядывают любопытные морды, как ладонь ложится на его плечо, довольно ощутимо сжимая, от чего рука немного немеет.       — Пи’Файт, если ты не прекратишь, мне придется вмешаться, — черт, он и забыл про это долговязое недоразумение. Едва сдерживая раздражение, Файтер изображает жалкое подобие вежливой улыбки. Сайфа даже не думает ослаблять хватку.       — Мне просто нужно поговорить с твоим другом. Прикрой его на лекциях, а к практическим я его верну, — он сбрасывает чужую ладонь, лишь крепче сжимая запястье Тьютора. — Слышишь, Тер? Просто короткий разговор.       Файтер чувствует, как дрожит рука под его пальцами, пока ведёт по бесконечным опустевшим коридорам упирающегося младшего. Тьютор смотрит с нескрываемой злобой ему в спину, он буквально чувствует жжение там, куда упирается взгляд.       — Я все равно не отпущу твою руку, Тер. Не надо пытаться мысленно взорвать мне голову или что-то в этом духе. Ты задолжал мне. И я беру свое, — Тер даже останавливается от сказанного, будто его удивляют слова Файтера. Приходится обернуться. — Я устал, Тьютор, гоняться за тобой. У меня просто нервов на тебя никаких не хватает. Сейчас я просто хочу отвезти тебя поесть, хорошо?       Крепкая хватка сменяется нежным поглаживанием тонкой кожи, на которой уже остались багровые следы от его пальцев. Безумно хочется прикоснуться к запястью и сцеловать всю грубость, что он применил ранее. Тьютор отводит взгляд.       — Думаешь, после той ночи тебе позволено? Мы друг другу никто, не делай вид, будто понимаешь меня.       Файтер тяжело вздыхает, думая, как же, черт возьми, непросто любить этого упрямого мальчишку.       Файтер открывает дверь машины, отпуская руку Тера.       — Садись.       В глазах младшего читается недоверие и желание прямо сейчас дать деру от него, но он лишь садится на пассажирское сидение, принимаясь изучать собственные кеды. Файтер садится рядом и протягивает руку, чтобы пристегнуть Тьютора, встречаясь с испуганным взглядом, будто Файт хочет его ударить. Он защелкивает ремень, но остаётся в том же положении, внимательно рассматривая лицо с такими темными кругами, что даже косметика не может это скрыть.       — Знаю, что это не мое дело, но, Тер, ты хорошо себя чувствуешь? — он касается теплого лба тыльной стороной ладони. — Ты бледный. После занятий я отвезу тебя в общежитие и прослежу, чтобы ты отоспался хорошенько.       — Чего ты добиваешься, Пи'? Думаешь, раз переспал со мной, то теперь можешь вмешиваться в мою жизнь? Я не становлюсь автоматически твоей сучкой, ты ведь это понимаешь?       Глаза, до этого смотрящие с опаской, теперь выражают лишь тихую ярость, смешанную с болью. Файтер мягко целует его в лоб — спонтанный порыв, словно такое простое действие может его успокоить и разгладить морщинку между напряжённых бровей.       — Я знаю, что сейчас у тебя туго с учениками, поэтому хочу, чтобы ты занимался со мной. Я не очень умный, поэтому работы со мной будет много, — он перебирает невесомо волосы, приводя их в лёгкий беспорядок, пока Тьютор переваривает информацию. Поэтому смех, искренний и чистый, его приводит в недоумение. Рука замирает над макушкой парня.       — Пи’Файт, ты это серьезно? Думаешь, я поверю? Ты, конечно, не гений, но и неспособным тебя назвать нельзя. И ты просишь помощи у второкурсника? Перестань, я не нуждаюсь в жалости. Некуда деть деньги — бедным детям пожертвуй. Я разберусь со своими проблемами сам, уяснил? — он отстёгивается и уже собирается выйти из машины, но Файтер блокирует двери.       — Пока не согласишься быть моим репетитором и на ланч со мной — не выпущу. У меня от тебя глаз уже дёргается, уступи хотя бы в этом, Тер.       Губы зудят от непреодолимого желания поцеловать его, и ему приходится прилагать нечеловеческие усилия, чтобы выехать с парковки и отвезти их в кафе, где подают отличные ланчи. Тьютор изредка поглядывает на него исподтишка, явно размышляя над предложением. Он то хмурится, закусывая задумчиво губу, то встряхивается, будто отгоняя неугодную мысль.       — В чем подвох? Ты ведь не просто так мне это предлагаешь. Думаешь, я поверю, что нет какой-либо выгоды для тебя? Это как-то связано с тем, чем я… — слова явно даются с трудом, — занимаюсь?       «Да, есть подвох. Я хочу, чтобы ты стал моим парнем. Позволь быть твоим возлюбленным — и я решу все твои проблемы», — проносится в голове, но с губ срывается:       — Прости. Что… доставал тебя. Что дразнил, что начал общаться с твоей подругой тебе назло. Я не ожидал, что у меня будут чувства к тебе. И испугался.       Тьютор поворачивается к нему, приоткрыв рот в явной попытке подобрать нужный ответ. Файтер берет его за руку, мягко сжимая пальцы.       — Я хочу с тобой встречаться, но понимаю, что я слишком плох для тебя. Поэтому я хочу научиться быть твоим идеальным парнем. Позволь мне быть рядом. Быть твоим другом. И в будущем — твоим возлюбленным. Тебе необязательно отвечать сейчас. Просто дай мне возможность сблизиться с тобой.       — Пи'… — Тер аккуратно убирает его ладонь, снова опуская взгляд вниз, будто в глазах написана вся правда, — у тебя совсем крыша поехала? Или это какой-то эксперимент? Спор, насколько быстро бедная шлюшка доверится сладким речам, а потом ты посмеешься со своими дружками? Пи’Файт, я не идиот, не растаю от первого сладкого слова. Просто отвези меня обратно в универ.       Файт съезжает на обочину и поворачивается к нему, обхватывает лицо ладонями, заставляя посмотреть на себя:       — Ты меня бесишь, Тер. Я схожу с ума от каждого твоего слова. Думаешь, я настолько подлый, что буду разыгрывать подобный спектакль? Прекрати пытаться все контролировать в одиночку. Посмотри на меня. Я. Тебя. Не отпущу. Понял?       Файтер заглядывает в глаза, как преданный пёсик, пока Тер не кивает немного напряженно.       — Вези уже на свой ланч. А насчёт репетиторства я подумаю.       — Пи’Файт, может, остановишься? У меня, может, и хороший аппетит, но не настолько, чтобы съесть все… — Тьютор обводит стол, на котором уже не осталось места, рукой, — это.       — Ты заметно похудел за прошлый месяц. Так что я обязан тебе помочь вернуться в форму. Просто попробуй понемногу всего. Никто не заставляет тебя съедать все до последней крошки.       Файтер понимает, что немного перегибает, но улыбка Тьютора этого определенно стоит. Младший почти не смотрит на него, но по губам гуляет чуть заметная усмешка, будто вся эта суетливая забота внезапно ставшего неуклюжим в ухаживаниях Файта выглядит забавно. Поэтому Файтер заказывает огромный десерт — обещаю, это точно последнее! — и просит две ложки, чтобы великодушно помочь его прикончить. Тер всем видом показывает, что ему не по душе делить с кем-либо этого монстра из мороженого и шоколада, но тарелку не отбирает, позволяя старшему наслаждаться десертом вместе с ним.       — Тер, я подожду тебя после занятий. Обещал же, что отвезу тебя в общежитие. И советую не пытаться сбежать от меня — я все–таки на колесах, догоню в два счета.       Тьютор фыркает на шутку, и Файтер не может сдержать счастливой улыбки после смущенного: «Да делай что хочешь. Я заканчиваю в пять».       Файтер нервно поглядывает на часы, ожидая у самых дверей корпуса, пока нескончаемый поток студентов покидает свою альма-матер. Он уже начинает сомневаться в том, что Тер сдержит обещание и не сбежит через окно в туалете, чтобы не встречаться с ним снова, но дверца машины открывается, и парень падает на сидение, тут же пристегиваясь.       — Только до общежития, ладно? Мне нужно сегодня разобраться с проектом, некогда с тобой ужинать. И… лучше больше так не делай. Мне не настолько далеко идти, чтобы ты ждал меня после занятий, — Тьютор усердно пытается слиться с обивкой сидения, кожей ощущая чужие заинтересованные взгляды, поэтому Файт трогается с места, оставляя любопытствующих позади. Всю дорогу Тер молчит, для приличия открыв учебник, и Файтер позволяет себе сделать небольшой крюк и заехать за ужином, раз в ресторане ужинать с ним не хотят. Младший пытается спорить, но урчащий желудок кроет все его аргументы, приходится соглашаться.        — Пи', спасибо за… сегодня. Это было действительно мило с твоей стороны отвезти меня на ланч и забрать с занятий, — Файтер не может сдержать улыбки от такого трогательного Тьютора. Если бы они не стояли посреди коридора, он точно решился бы на поцелуй.       — А ты умеешь быть благодарным. Но… Ты так и не ответил, Тер, будешь ли моим репетитором. Я точно не разочарую тебя! — он с сожалением наблюдает за тем, как пальцы младшего вынимают ключ и открывают дверь. Но Тьютор лишь пожимает плечами неопределенно, будто решая, какая отговорка будет звучать правдоподобнее.       — Я не хочу брать у тебя деньги. Это нечестно. Мои проблемы — это только мое дело. Будет неправильно вмешивать в них ещё кого-то. Я отлично справляюсь с этим сам.       — Ты предоставляешь мне услугу, а не просто так получаешь деньги. Разве не равноценный обмен? Тер, я уважаю твое желание быть независимым, но не позволю тебе разрушать свою жизнь. Я слышал, что ты хочешь забрать документы. Разве ты не обещал мне остаться тут на четыре года?       Файтер удерживает ручку двери, не позволяя сбежать от разговора в комнату. Слышится обречённый вздох.       — Ладно, мы можем попробовать. Напиши в Лайне, какие дни тебе удобны. Составим график занятий. Но я не потерплю опозданий и наплевательского отношения к учебе, понятно? — Тер выглядит таким забавным со строгим выражением лица, что удержаться от ласкового прикосновения к бархатной щечке оказывается невозможно. Файтер чуть приподнимается и невинно касается лба младшего губами.       — Спокойной ночи, Тер. Отдохни хорошенько сегодня.       И он может поклясться, что прежде, чем скрыться в своей комнате, Тьютор позволяет себе мимолетно улыбнуться.       Значит, лёд тронулся.       Тьютор удивляется тому, насколько быстро по университету расходятся слухи. Вчера Пи’Файт подвёз его до общежития — уже сегодня всех студентов интересует новость, что богатенький сердцеед с инженерного бросил свою премилую подружку и приударил за местным посмешищем. И снова он в центре всех этих сплетен. Невероятно, как сильно нуждаются люди в поиске мальчика для битья.       — Ай’Тер, ты в порядке? Это из-за того, что о вас с Пи’Файтом говорят? — Зон ставит напротив него свой поднос с ланчем и садится. — Не переживай из-за этого. Правда или нет — это не их дело. И вообще, это же круто, что вы, наконец, с ним поладили. А кто вы друг другу — уже ваше дело.       Тьютор лишь пожимает плечами, ковыряясь в тарелке. Ну вот что он должен ответить? «Зон, вспомни, почему я оказался аутсайдером. Знаешь, что это не домыслы?» или «Я очень хочу, чтобы это было правдой, вот только я шлюха и Пи’Файт это знает»? Ведь сейчас дело даже не в нем. Дело в Файтере. Он всеобщий любимец, неужели такой, как Тер, стоит того, чтобы похерить свою репутацию?       Наверное, не стоило и начинать все это. Но ведь так приятно — чувствовать, что ты кому-то небезразличен, что кто-то заботится о тебе и хочет помочь. И вот чем он вообще думает? Файтер выпускается в этом году, будто ему будет дело до Тьютора, который останется здесь. Ха, даже смешно. Никому не захочется тащить во взрослую жизнь глупую университетскую интрижку.       — Хо-хо, Файт, ты теперь у нас главная новость дня! Ну что, хорош мальчик оказался? Опытный? Наверное, да, раз ты его вчера целый день катал. А только ли на машине? — до их стола доносится громкий смех старшекурсников. Тьютору стоит больших усилий не обернуться на источник шума и продолжать делать вид, что его это не касается. Там обычно сидят студенты факультета менеджмента, с них-то и начались насмешки в прошлый раз.       — Да ладно вам, может, у них любовь, а мы не понимаем! А опыт — это приятный бонус!       — Наверное, этот младшенький куда лучше любой девчонки, раз ты в геи подался!       — Чего ты молчишь, Файтер? Согласен с моими словами? Ну, давай, скажи: «Я обожаю подбирать грязных шлюх на ступеньках университета». Или ты не там его нашел?       Файтер молчит, и Тьютору меньше всего хочется видеть выражение его лица. Выражение разочарования и брезгливости — ведь это заслуживает кто-то наподобие него? Они говорят еще что-то, смеясь и отпуская сальные шуточки. Слушать это до того невыносимо, что Тер поднимается под встревоженные взгляды друзей и направляется к корпусу инженерного факультета, как за спиной кто-то кричит:       — Драка! Драка!       За столами и моментально собравшейся толпой не видно дерущихся, но он интуитивно знает, что зачинщик — Файтер. Кто-то орет, чтобы наподдали получше, кто-то снимает на телефон, девчонки уже побежали звать охрану, чтобы разнять парней. Тьютор расталкивает локтями толпу, пробираясь ближе, пока не оказывается прямо перед людской кучей — и не понятно даже, пытаются их растянуть в разные стороны или это подмога в мордобое. Вдалеке что-то кричит охранник, студенты моментально расходятся по своим местам, оставляя только Файтера, пытающегося превратить парня под собой в фарш, и пару человек, безуспешно пытающихся его оторвать.       — Пи’Файт! — Тьютор становится перед ним, глядя с испугом на непроницаемое выражение лица. Ни злобы, ни ненависти. Просто желание сделать больно. И он тому виной.       — Черт возьми, Пи’Файт! Ты хоть понимаешь, что ты делаешь?       Файтер резко останавливается и поднимает голову, встречаясь с ним взглядом. Тьютор хочет сказать ему, что он того не стоит, не стоит отчисления за драку. Видимо, ему даже не нужно использовать слова, чтобы его поняли, так как старший сразу меняется в лице. Будто отмерев, он тяжело поднимается на ноги, вытирая кровь с разбитой губы, и идёт мимо Тьютора к корпусу, будто его здесь и не было.       — Пи'! — Тер настолько напуган резкой сменой настроения, что даже не понимает, как хватает Файтера за запястье и тянет за собой. — Пи’Файт, тебе нужно обработать ссадины.       — Может, отпустишь? Только чтения моралей мне не хватало. Я сделал все правильно, — тон настолько холодный, что бросает в дрожь. Тьютор лишь крепче сжимает его руку, словно боясь, что он исчезнет.       Всю дорогу до общежития он размышляет о том, что столько избегал Файтера, не задумываясь, что делает ему больно. А теперь не выдержал и пары минут, когда сам Пи’Файт решил проигнорировать его, даже не подумал, нужно ли старшему личное пространство в данный момент. Это довольно импульсивное решение — и когда ты только стал таким навязчивым, Тьютор? — вцепиться в него мертвой хваткой и увести за собой. А ведь именно из-за того, что они сблизились, и поползли слухи.       Он молча открывает дверь и вначале впускает Файтера, потом заходит сам. «Я сейчас принесу аптечку, пока присядь на диван», — он нервничает, лишь сейчас рассмотрев лицо старшего — не только тот парень пострадал. И ведь он видел в зеркало такую картину не единожды — так почему руки дрожат только сейчас? Это потому, что теперь на его месте Пи’Файт?       Два раза уронив коробку с лекарствами и ватными дисками, Тьютор садится на пол, закрывая лицо ладонями. Он не может обуздать эмоции, каждый раз видя за закрытыми веками тот безжизненный взгляд Файтера. Это неправильно, чертовски неправильно, что кто-то готов ради него пожертвовать своим будущим. А у Файта оно было блестящим — без него в качестве камня на шее. С огромным трудом Тьютор берет себя в руки и возвращается со всем необходимым.       Старший сидит, откинувшись на спинку дивана, даже с другого конца комнаты видно, насколько ему плохо. Тер чувствует укол вины за свое решение привести его сюда, а не в больницу.       — Пи’Файт, ты как себя чувствуешь? — он опускается рядом, все еще теребя коробку с лекарствами, стоящую на коленях. Смотреть на Файтера больно — Тьютор чувствует себя виноватым за каждую ссадину на лице, за каждую сбитую костяшку пальцев, за каждый синяк на теле. — Если тебя мутит, лучше лечь. Я отвезу тебя в больницу после. Как-то на нервах и не подумал, что вести тебя в общежитие немного бесполезно.       — Я в норме. Слушай, Тер…       — Нет, Пи’, подожди. Мы поговорим потом. Вначале я обработаю раны. Извини, если сделаю больно.       «Снова», — подкидывает подло мозг, но губы так и не произносят.       Руки словно одеревенели, он едва может двигать пальцами, пока смывает запекшуюся кровь и обрабатывает каждую ссадину. На виске все ещё кровоточит рана, скорее всего, от удара об стол — Теру даже думать страшно, что бы было, ударься Файтер чуть сильнее. Он неловко заклеивает ссадины, подавляя иррациональное желание поцеловать каждую, будто его губы могут залечить раны.       — Тер, — Тьютор вздрагивает от неожиданности, роняя бутылку с перекисью на пол. Тихо чертыхнувшись, он поднимает взгляд на старшего. — Тьютор, я же не умираю, перестань делать такое скорбное лицо. Это обычная драка — денёк отлежусь и буду, как новенький.       — Это же ты чувствовал, когда нашел меня избитым? — держать зрительный контакт оказывается мучительно сложно, но он продолжает смотреть, пытаясь найти в глубине зрачков себе оправдание. — Беспомощность? Будто ты мог все предотвратить, но не стал из-за медлительности?       — Иди сюда, — Файтер протягивает руку и ерошит волосы. — Ты ни в чем не виноват, понял? Я взрослый мальчик и отвечаю за свои действия. И в драку я полез сам, потому что дорогого мне человека оскорбили. Будто бы ты пропустил все мимо ушей и позволил унижать меня.       «Я не знаю, что бы сделал. Я трус, почему ты так веришь в меня?» — взгляд скользит по израненному лицу, и Тер больше всего боится, что на нём останутся шрамы как напоминание для Пи’Файта о том, кто с ним рядом. Он бережно проводит по обширному кровоподтёку на скуле большим пальцем, придвигаясь непозволительно близко. Дыхание сбивается, а сердце колотится так громко, что до ушей едва долетают слова: «Тер, ты бледный». Он оставляет на скуле такой нежный, такой невесомый поцелуй, что касание крыла бабочки казалось бы очень жёстким и грубым по сравнению с ним. Пальцы ложатся на плечи, делясь своей дрожью с чужим телом, Файтер тут же захватывает их в плен своих ладоней — от его тепла становится спокойнее. Губы скользят от ссадины к ссадине, пока не останавливаются на чужих — горячих и сухих. Тер не давит, не требует, не настаивает — он мягко ласкает, позволяя Файту взять все под контроль. Ощущать его ладони на своих щеках так правильно, что он едва сдерживается, чтобы не вжаться в грудь до болезненного, не навредить ещё больше.       — Пи’Файт, — Тьютор отстраняется и встаёт с дивана, — мне нужно на занятия. Но ты можешь остаться. Я принесу что-нибудь перекусить на ужин. Надеюсь, ты не уйдешь до моего возвращения.       Он провожает старшего к кровати, помогает снять грязную одежду и сменить на чистую — благо, у них один размер. Он старается быть хорошим хозяином, обеспечивая гостя всем необходимым, пока в голове набатом бьёт мысль: «Ты должен отпустить его, пока ещё можешь. Ты не тот человек, который нужен Пи’Файту».       Тьютор держит эту мысль оставшиеся пары в универе; пока выбирает, чем бы им лучше поужинать; в аптеке, покупая противовоспалительную мазь и ещё пластырей и бинтов. Он не может перестать думать о том, что Файтер будет постоянно подвергаться нападкам, пока они хоть как-то взаимодействуют друг с другом.       Дома Тер — сама забота, он накрывает на стол, меняет повязки и наносит мазь на синяки. И молчит. Потому что стоит открыть рот — и он все испортит. А ему так хочется, чтобы Файтер остался с ним сегодня. И он рад, что Файт принимает его условия, не приставая с расспросами.       Утром Тьютор целует ещё сонного старшего в лоб, невольно улыбаясь от его трогательного выражения лица, и оставляет ключи на тумбочке рядом. «Это запасные. Можешь отдать потом». Он пытается нацепить беззаботное выражение лица, но вспоминает, что решил ночью, когда не мог уснуть.       На самом пороге он оборачивается и почти шепчет:       — Прости, Пи’Файт, но я не могу быть твоим репетитором. Мне вообще не следует быть рядом.       И уходит так быстро, что ответ так и замирает на губах Файтера.       Это уже даже не смешно. Этот чертов мальчишка точно намерен довести его до сердечного приступа или чего похуже. Файтер уже физически ощущает тошноту — или это последствия драки? — от постоянных догонялок с Тером. Ему не хватает лишь самой малости, чтобы привязать младшего к декоративной колонне в своем доме, чтобы точно не смог сбежать. Конечно, он понимает мотивы Тьютора, но его не волнует, что несет кучка языкастых придурков. Файтер готов каждому этот самый язык в узел завязать и в жопу через горло затолкать, чтобы повадно не было.       Он затягивается жадно, закрывая глаза на мгновение. Уже семнадцать дней он не говорил с Тером — личный, мать его, рекорд за последние месяцы. Конечно, все можно списать на экзамены и загруженность с зачетами и бесконечными тестами, но мелкий засранец научился так мастерски его игнорировать, глядя прямо в глаза, что Файту начинает казаться, будто все, что между ними было — каждый незначительный, но значимый эпизод — лишь его выдумки. Но ведь эти губы не могли просто присниться. Как и тяжесть его тела в руках. Как сорванное дыхание и стоны с его именем на губах. Как каждый поцелуй, оставленный на его коже.       Файтер замечает выходящего из корпуса Сайфу и подходит к нему, пытаясь выдавить улыбку — которая, впрочем, выходит больше похожей на гримасу боли.       — Нонг’Сай, постой. Я по поводу Тера. Не знаю, что он вам рассказывал, но, может, было что-то, что могло бы мне объяснить, в чем я снова облажался?       Сайфа смотрит на него до неудобного долго, а после выдает:       — Пи’Файт, если он избегает тебя, то, может, стоит перестать вести себя, как придурок, и отстать? Посмотри, что вышло от твоей «заботы». После драки на него напали еще больше, потому что ты разучился вначале решать все проблемы языком, а не кулаками. Он ничего нам не говорит, но и без этого понятно, что с тобой ему только хуже. Просто побудь хорошим старшим и перестань вмешиваться в его жизнь.       Хм, а Агент Сурикат довольно жесткий. Файтер даже усмехается такому наблюдению и хлопает его по плечу:       — Ты даже не представляешь, насколько в своих суждениях далек от истины. Ему повезло, что есть друзья, которые готовы защищать даже от несуществующих угроз. Можешь передать ему при встрече, что мое предложение еще в силе. Он поймет, что я имею в виду.       Файтер старательно делает вид, что его не задел разговор, но что, если Тер действительно считает виноватым его во всех своих бедах в последнее время? Как бы он ни старался, понимание, почему Тьютор не дает им шанс, все не приходит. Он решает, что на сегодня учебы достаточно, и идет к машине, планируя проехаться до кинотеатра, чтобы отвлечь себя хотя бы на короткое время от младшего, засевшего в сердце так глубоко, что его исчезновение попросту убьет Файта.       Он не понимает сразу, как оказывается у общежития Тера, привычно паркуя машину в самом неприметном углу, чтобы остаться незамеченным. Даже три сеанса в кино не помогли ему выкинуть из головы сказанное Сайфой. Поэтому Файтер терпеливо ждет, когда Тер вернется домой с занятий. В последнее время он часто остается допоздна в университетской библиотеке, усердно грызя гранит науки. Он уважает желание младшего поддерживать статус отличника, поэтому не мешает занятиям, но сегодня ему просто необходимо услышать хотя бы слово от Тера.       Файтер достает пачку сигарет и зажигалку из бардачка, когда замечает знакомый силуэт в окружении каких-то темных фигур. Они явно о чем-то спорят, полукруг сужается, прижимая Тьютора ближе к стене. Тело реагирует так быстро, что он даже не успевает осознать, как выскакивает из авто и направляется через всю парковку к ним. Он больше не допустит того, чтобы его младшему причинили боль.       — Эй, вы что делаете?! Он же практически ребенок! — трое мужчин почти одновременно обернулись на него, смерив презрительным взглядом. Тер выглядит ошарашенным его появлением настолько, что даже не пытается сделать ноги, пока на него не обращают внимания.       — Он нам денег торчит! Если не хочешь проблем — топай отсюда, мальчик, — один из них все-таки вспоминает о стоящем у стены Тьюторе. Файт подходит еще ближе, вскидывая подбородок и расправляя плечи.       — Сколько? — непонимающие выражения лиц вынуждают пояснить: — Сколько он вам должен? Я заплачу за него.       Самый старший из них посмеивается снисходительно, глядя на него, как на умственно отсталого. Он поправляет свой пиджак и складывает руки на груди.       — Три миллиона с процентами.       Файтер вынимает телефон, глядя на громилу дерзко. Если сейчас он оплатит долг — Теру не придется больше ложиться под мужиков или терпеть избиения. И уже неважно, как именно к этому отнесется Тьютор — бремя будет снято с его плеч.       — Ну, еще долго ждать, когда ты скажешь номер счета, куда деньги переводить, или мне нужно мысли твои читать?       Громила в недоумении хмурится, но называет необходимые цифры, а после отзывает своих дружков, оставляя парней одних на улице. Тьютор поднимает на него взгляд и говорит самую неожиданную вещь, которую только мог выдать его мозг:       — Как ты хочешь, чтобы я тебя обслужил, Пи’Файт?       И это первый раз, когда Файтеру хочется влепить такую звонкую пощечину, чтобы мозг встал на место. Но вместо этого он выхватывает из рук Тера ключи от комнаты и тянет его внутрь.       Внутри все клокочет от гнева и негодования, и он буквально заталкивает Тьютора в душ прямо в одежде, включая воду. Младший пытается отпираться, толкая Файта в грудь, чтобы тот отпустил и позволил выйти, но Файтер лишь смотрит мрачно, сдерживая желание сделать так же больно, как это постоянно делает Тер.       — Может, хоть это вымоет все дерьмо, что у тебя в голове засело! — он хлопает дверью, пытаясь не обращать внимания на опасный треск дерева. Конечно, он не ожидал от Тьютора благодарности — не сразу, в любом случае, — но как вообще можно выдать такой бред? Разве он хотя бы раз требовал чего-то подобного? Файтер, стискивая до боли зубы, ударяет ладонью по стене, когда до него доходит осознание: Тер много лет не знал обычной доброты, без скрытых мотивов и корыстной подоплёки. И сейчас Файт все только портит своим взрывным характером. Он тихо выругивается, злясь уже на себя, и прислушивается к шуму воды. Но вместо этого слышит едва сдерживаемые рыдания.       — Тер… — Файтер тихо заходит в ванную, боясь испугать младшего ещё больше. — Тер, извини меня. Я не должен был обращаться с тобой так грубо.       Ему больно смотреть на дрожащие в судорожных рыданиях плечи, на одежду, наверняка неприятно прилипшую к телу, на капающую с волос воду. Тьютор даже не поворачивается к нему, словно пытаясь спрятаться в потоке воды из душевой лейки. Файтер сам забирается к нему, наплевав на то, что тоже вымокнет, и обнимает крепко, утыкаясь лицом в его затылок — Тер напрягается, цепляясь за его руки, обвившие талию, но не пытается вырваться. Файтер беспорядочно оцеловывает шею от основания черепа и до плеч, пьянея от одной только близости к нему, и шепчет тихо:       — Тер, мне достаточно простого «спасибо».       Он чувствует, как ноги Тьютора подкашиваются, и опускается вместе с ним на дно душевой, лишь крепче прижимая младшего к себе. Его тепло такое родное и правильное, что даже мокрая рубашка больше не волнует. Хочется лишь чувствовать его настолько близко, чтобы между ними не было преград. Файтер целует невесомо затылок, жадно вдыхая запах тела и немного — шампуня. Тер дергает плечами неопределенно, вздыхая судорожно, и неосознанно жмется к его груди.       — Я все равно не смогу тебе вернуть долг. У меня никогда не будет таких денег. Мое тело — это единственное, что я могу предложить.       Файтеру едва хватает сил, чтобы остаться неподвижным.       — Знаешь, у каждой истории есть цена. Я заплатил достаточно, чтобы узнать твою?       Тьютор говорит не сразу, будто не зная, с чего и начать. Вода все ещё льется, и Файтеру нужно прислушиваться, чтобы услышать его.       — Ты хочешь узнать, как так вышло, что мне пришлось продавать себя? — голос дрожит, Файтер прижимает его крепче к себе, кладя голову на плечо. — У моего отца был довольно прибыльный бизнес всю мою сознательную жизнь. Из-за влияния матери или чего-то ещё — не знаю. Но у нас был хороший дом, поездки к морю пару раз в год, постоянные приемы и много друзей семьи. А потом ушла мама. И все покатилось. Может, в силу возраста, я не сразу понял, что у нас проблемы. Просто в один день отец распродал все наше имущество, поставил меня у порога тети с немногочисленными вещами и пообещал, что вернётся за мной. Ему нужно лишь немного подзаработать на оплату долгов. Тетя была не очень рада лишнему рту, хоть и ничего не сказала поначалу, но когда к ней начали ломиться кредиторы, она не выдержала и приказала мне найти работу.       Пальцы крепко сжимают руки Файта, оставляя синяки, и он целует успокаивающе плечо, продолжая слушать. Внутри буквально разрастается буря, грозящая снести всех, кто когда-либо причинял боль его Тьютору, но ради него приходится держать маску спокойствия.       — А что может найти подросток? Любая подработка была лишь баловством, а полноценную работу мне бы кто-то вряд ли дал. Я не знаю, как это произошло, но… Вначале это было больше похоже на какую-то извращённую игру. Приходили мужчины, смотрели, как я раздеваюсь, — Тер останавливается ненадолго, сдерживая всхлип, — платили за это деньги. Чем старше я становился, тем больше позволял им. Потому что платили больше. Думал, через время смогу смириться и отстраниться от мыслей о том, насколько низко опустился. В восемнадцать моя тетя показала мне на дверь и даже заботливо собрала вещи. И так я остался со всем этим наедине. Отец оборвал все контакты, тетка попросила даже к двери ее дома не приближаться, ведь ей стыдно смотреть на то, как я продаю себя. Я понятия не имею, как смог поступить в университет. Считал, что там найду себе друзей. Считал, что, если хорошо постараюсь, то смогу сделать вид, что я нормальный, что такой же, как все.       «Ты лучше каждого из нас».       — И потом появился ты, — Тьютор больше не может сдерживать новую волну рыданий. — Я еще с первой встречи на посвящении понял, что интересен тебе так же, как и ты мне, хоть и опасался, что это может быть моей фантазией. В конце концов, чтобы убедиться, нужно попробовать, но… Я так боялся запачкать тебя, что решил избегать. Но ты общался с моей подругой, постоянно искал поводы меня подразнить, цеплялся ко мне…       Знаешь, как это трудно — видеть тебя рядом, но бояться прикоснуться?       «Да, да, да, черт возьми! Конечно, я знаю!»       Файтер разворачивает его к себе и, стирая со щек горячие слезы, шепчет в приоткрытые губы:       — Я больше не отпущу тебя, Тер. Ты меня слышишь?       Вымотанный всем произошедшим, Тьютор даже не сопротивляется, когда его подхватывают на руки, лишь обнимает за шею, утыкаясь в мокрое плечо лбом. Файт несет его в спальню, чувствуя, как горячее дыхание обжигает кожу на контрасте с мгновенно холодеющей на воздухе рубашкой. Он поддается порыву, касаясь влажных волос на виске губами и улыбается, когда Тер лишь удобнее устраивается на нем.       Он переодевает его, сонного и податливого, в сухое, лишь иногда проходясь по шелковой коже ладонями, не в силах сдерживаться. Тьютор смущенно улыбается ему, когда он поправляет футболку, и Файтер может поклясться, что за такого искреннего Тера он готов продать душу.       Файт не может уснуть до самого утра, слушая мерное дыхание рядом. Тьютор лежит на его груди, так трогательно подложив ладони под щеку, что Файт нашел третью вещь, на которую можно смотреть вечно. Он перебирает прядки мягко, думая о том, что больше никогда не позволит Теру сбежать от него.       «Ты больше никогда не будешь один».

***

      Это странно — просыпаться и видеть рядом с собой безмятежно спящего Файтера. Тьютор улыбается, дуя на его волосы, от чего старший забавно морщит нос и фыркает, будто детеныш коалы. Он выбирается из-под необъятного одеяла, закидывая его на голову Файта, и думает, что никогда еще не был так счастлив встречать новый день.       В голове звучит дурацкая песня, которую Файтер напевал весь вечер, пока они готовились к экзаменам — каждый к своему — пока он готовит им завтрак. Тьютор глупо улыбается, представляя ворчание невыспавшегося Пи’Файта, который непременно скажет что-то наподобие: «Мы бы могли и в кафе позавтракать, тебе необязательно вставать настолько раньше, чтобы готовить для меня». А ведь сам постоянно пытается удивить его своими неуклюжими попытками приготовить что-нибудь хоть немного съедобное — в такие дни у них просто нет выбора и приходится идти в ресторан, чтобы не умереть от голода.       — Это панкейки? Люблю панкейки. И люблю, когда ты их готовишь. Хочу с шоколадом, — сильные руки обвивают его талию, а на плече устраивается подбородок, и он не может сдержать улыбки от настолько уютного старшего. Он наугад тыкает уже немного остывшим куском из первой партии в губы, фыркая в притворном недовольстве, когда Файтер прихватывает зубами его пальцы.       — У нас нет шоколада.       Готовить становится сложнее, и следующая партия едва не подгорает, потому что его отвлекают поцелуями, так что он прикусывает предупреждающе губу и просит сходить в душ, пока он заканчивает с готовкой — иначе кое-кому придется довольствоваться безнадежно сгоревшими комками теста. Пи’Файт расстроено дуется, но слушается, позволяя ему остаться наедине с плитой и тестом. И он все равно умудряется сжечь парочку, задумавшись о том, насколько нереальной стала его жизнь за последние три недели.       Они не афишируют свои отношения — Тьютору все еще сложно поверить, что это правда — но университетский блог просто разрывается от комментариев с обсуждением, насколько ему повезло заграбастать главного красавчика универа и связано ли это с тем, что Файтер неприлично богат. В глаза об этом не говорят — прошлая история быстро научила особо языкастых думать перед тем, как что-то сказать — так что Теру даже удается игнорировать завистливые и заинтересованные взгляды, направленные на него. Он радуется, что прошлые сплетни о нем затухли, не найдя подтверждения, а это все — это пустяк. В конце концов, они на самом деле встречаются.       Ему безумно хочется поделиться радостью с лучшей подругой, но ВаВа не отвечает на сообщения в Лайне, а в университете старается его избегать. Он пытается как-то поговорить с ней через ее подруг или одногруппников, но даже записки возвращаются лишь с короткими отписками: «Мы слишком разные, Тер, чтобы продолжать общаться». Тьютор знает, что с того момента, как поднялся шум, они сблизились с Дэем, и ему начинает казаться, что их объединило презрение к нему. Он понимает их мотивы — на их месте он бы тоже поступил подобным образом — но все равно испытывает боль от их потери как друзей.       — Тер, чего такой загруженный? У нас же следующий экзамен легкий, незачем так сильно париться, — Сайфа вырывает из рук конспект, на котором он завис. Признаваться, что дело не в учебе, он пока не планирует. — Сегодня погода отличная, как тебе идея сходить потусить? Это последний экзамен, выпьем за его беспроблемную сдачу, заодно — и за удачно сданную сессию. И парня своего бери!       Тьютор невольно краснеет от подобного высказывания — Сайфе и Зону он еще не говорил, что это действительно так. Конечно, друзья знают об этом — «Перестань отпираться, Тер, у Пи’Файта через весь лоб написано: «Я знаю, каковы губы Нонг’Тера на вкус». Думаешь, мы слепые?» — просто облечь свои мечты в слова оказывается безумно страшно. Он отмахивается на понимающую улыбочку товарища, снова закрывая лицо тетрадью, потому что да, ему безумно хочется потащить Файтера с собой. Но он лишь бормочет: «У него и свои дела есть».       «Сдал. Отлично. Спасибо. Отметим?»       Тьютор не может сдержать счастливый смех, замечая сообщение от старшего, который очень торопился оповестить его об успешной сдаче экзамена, к которому они усердно готовились. Он набирает короткое: «В библиотеке», и откладывает телефон в сторону, все еще пытаясь вникнуть в материал. Сай тоже кому-то пишет, совершенно забывая сдерживать восторг, когда приходит очередное сообщение в чате. Тьютор почти уверен, что это один их миниатюрный знакомый, но не озвучивает догадки вслух — пусть лучше сами признаются.       Кто-то тихо подходит сзади и резко выхватывает конспект, заставляя повернуться. Тер испуганно вздрагивает, вскрикивая немного возмущенно: «Пи’Файт!», и Файтер смеется, откладывая пухлую тетрадь на стол.       — Я закончил. Пообедаем? — старший опускается на стул рядом с ним, начиная совершенно бессовестно собирать его вещи в сумку. — А к экзамену можешь и дома подготовиться. Ни к чему сидеть до самой ночи в библиотеке.       — Пи’Файт, мы тут с Тьютором собирались немного выпить в баре. У тебя же сегодня последний экзамен был? Не хочешь с нами? — Сайфа хитро подмигивает, тоже собираясь.       — Скажем, где-то часов в восемь у общежития? Я покажу одно крутое место, где нет никого из наших, но есть отменная музыка. Вам понравится!       Файтер соглашается немного менее радостно, чем предполагал Тьютор, видимо, смущенный присутствием кого-то третьего. Тер шепчет: «Он еще Зона позовет, так что не я один буду трезвым», — на что старший смеется и утаскивает его за собой в машину, чтобы успеть нормально поесть перед пьянкой.       Тьютор чувствует себя крайне неловко, стоя между Саем и Файтером в полном молчании, пока они ждут такси — нет смысла брать машину, если все равно все напьются и ее придется оставить на парковке рядом с баром. Он старательно делает вид, что высматривает вызванное авто, пока его спутники переглядываются хитро. Сайфа очень мудро не спрашивает, почему они вышли вместе из общаги, отлично зная, что машина старшего стоит здесь уже две недели. Но не может удержаться от понимающей улыбки, когда Пи’Файт приобнимает Тера за плечи, прижимая его к себе в желании согреть. Поэтому Тьютор очень рад видеть такси, останавливающееся перед ними. Он запрыгивает на заднее сидение, едва Файтер открывает дверь, и ждет, пока тот устроится рядом. Сайфа садится спереди и называет адрес — он единственный знает, куда они направляются. Поездка проходит в сопровождении попсовой песни по радио, Тер задумчиво смотрит в окно, делая вид, что его совершенно не интересует человек рядом. И только его ладонь находит чужую и сжимает крепко, а на губах расцветает счастливая улыбка, потому что человек рядом вызывает такую бурю внутри, что хочется кричать о своей глупой влюбленности на весь Бангкок.       В баре для них уже занят столик в углу у сцены — Теру очень любопытно, когда это его друзья успели найти это место — и Зон машет им, подзывая к себе. Файтер сразу идет за выпивкой, говоря, что сегодня он угощает, потому что он уже отстрелялся и хочет отметить свободу до следующего семестра. Тьютор садится на диванчик напротив друзей, подмечая их неловкие гляделки. Ему становится смешно и немного неудобно — неужели он выглядит так же глупо? — и Сайфа, будто читая его мысли, выдает:       — Не понимаю, почему ты не говоришь нам, что вы встречаетесь с Пи’Файтом. Вы смотрите друг на друга так, будто в этом мире, кроме вас, никого нет. Это уже настолько очевидно, что я подготовил смокинг для вашей свадьбы.       — Если это очевидно, то зачем нам говорить? Вы уже знаете. Необязательно все проговаривать вслух, — он нервно оглядывается, ожидая, когда там вернется Файтер — горло пересохло слишком резко. Конечно, он радуется, что теперь этот вопрос закрыт, но, с другой стороны, он открыл ворота для бесконечных шуток и подколок. Лишь одно греет душу — он тоже может их дразнить, потому что эти двое еще более неуклюжие и робкие в ухаживаниях, чем школьники в своих первых отношениях.       Алкоголь очень быстро расслабляет их, и беседа становится все более непринужденной. Это едва ли не первый раз, когда Тьютор чувствует себя настолько правильно, находясь в кругу людей, которые стали ему семьей. Они смеются, шутят, вспоминают первые впечатления друг о друге, периодически кто-то из них уходит за добавкой. Бар действительно оказывается очень душевным, а наличие здесь живой музыки — и очень качественной — автоматически делает это место обязательным для повторного посещения. Тер расслабленно льнет к плечу старшего, наслаждаясь лиричной песней, когда тот просит сходить с ним за новой порцией выпивки: «Мне очень нужна твоя помощь! У нас еще и закуска закончилась, а у меня нет столько рук».       Они пробираются к барной стойке, где бармен кивает на лаконичное: «Нам повторить», и много шутят, пока ожидают свои коктейли. Кто-то периодически пытается с ними познакомиться, но Файтер достаточно ясно дает понять, что они заняты друг другом и уж точно не хотят впускать в свой мир кого-то третьего. Тьютора это очень смущает — если бы не приглушенное освещение в баре, то было бы видно, насколько сильно пылают щеки.       Они уже почти доходят до своего столика, как Файтер просит его остановиться. Он вначале не понимает, что случилось, но потом замечает кое-что невероятно занимательное. На первый взгляд кажется, будто они просто слишком близко наклонены из-за громкой музыки, но руки Зона ложатся на плечи, и он буквально вжимается в грудь парня. Наблюдать за тем, как его друзья целуются очень неправильно, но волнительно, и он едва находит силы, чтобы отвести взгляд.       — Скажешь, когда будет можно сесть на место, ладно? — Файтер кивает, улыбаясь широко — у него явно нет проблем с происходящим. Через пару мгновений ему дают разрешение двигаться дальше, и он едва не спотыкается у их стола, видя порядком обескураженных, но довольных друзей. Они все еще дышат рвано — видно, что им стоило больших усилий остановиться, и Тер поспешно сбегает в туалет, чтобы умыться.       Они заканчивают далеко за полночь, Тер уже проклинает себя за то, что не уехал раньше — спать останется часа четыре, и он надеется, что мозг его не подведет и он сможет вспомнить хоть что-то из ранее прочитанного. Файтер утаскивает его в такси, говоря Зону — как более трезвому — чтобы позаботился о детеныше жирафа, который может и не доехать до общаги в одиночку. Тот кивает ему, удерживая Сая в вертикальном положении, пока их машина еще не подъехала.       Тьютора конкретно рубит, и он сдается, устраиваясь на плече старшего. Файт обнимает его, прижимая теснее. Ему так много хочется сказать о сегодняшнем вечере, но язык совершенно не ворочается, поэтому он полуразборчиво бормочет под нос: «Я люблю тебя, Пи’Файт».       Поцелуй в макушку является подтверждением, что его услышали.       И перед тем, как окончательно уснуть, он думает, что теперь он может остановиться, потому что нашел, к кому бежал всю свою сознательную жизнь.