***
Сначала мысли Гоголя были вполне приличными. Он планировал заключить Сигму в самые крепкие и тёплые объятия, на которые был способен, «наколдовать» его любимый чай и самую большую тарелку с печеньем, шептать всякую успокаивающую ерунду, пока он не сдастся и не расскажет всё то, что его мучает. Однако… Коля нашёл Сигму грустившим на балконе и не мог не позволить себе бессознательную волю действий. Разум, и так редко являвшийся на своём рабочем месте, сегодня был отпущен в долгий отпуск, почти увольнение. Мозг никогда особо не заботился такими мелочами, штурвал управления перешёл к безбашенному зверю, который раньше хлипко сдерживался фразой «Ещё слишком рано». Его тёплые длинные пальцы нежно ложатся на задумчивые, ничего не ожидающие, кроме бедствий, светло-сиреневые, почти серые глаза Сигмы. Щелчок раздаётся над аккуратным ушком с позолоченной серьгой. И завораживающе-таинственный смешок. Сигма даже не пытается вырваться. Его мысли вмиг рассеиваются, словно пара касаний этих пальцев имеют целебные свойства. Головная боль исчезает, будто утренний туман с появлением горячего солнца. Гоголь улыбается своей загадочной хитрой улыбкой, глаз суживается, превращаясь в горизонтальный месяц, шрам будто бы уменьшается. Он чувствует, как становится медленным и вовсе замирает дыхание Сигмы, как он расслабляется, длинные ресницы совсем легонько щекочут ладонь и пальцы Николая, опускаясь. Улыбка становится шире, напоминая Чеширского Кота. Сигма ощущает себя в тёмном, обволакивающем всё его тело, пространстве, где тепло и пахнет Гоголем. Он действительно не может ни с чем сравнить это чувство, но вдыхает как можно глубже. — Сигмушка, — выдыхают ему на ухо, от чего оно стремительно краснеет. Но ведь вокруг полная темнота. Да? — Мгм? — только и может промычать парень. Сердце ускоряется, заходясь в истерике и разгоняя кровь так бешено. Ещё никогда Николай не позволял себе такой близости. Но Сигма и не мог подумать, что всё ещё больше, чем есть, выйдет из-под контроля. Только его кадык нервно дёрнулся, медленно опускаясь. — Ты ведь хочешь мне что-то рассказать, — утвердил Николай. Его непослушная свободная рука поползла вниз по плечу Сигмы, прошлась по расслабленным пальцам, давая им надежду переплестись, но выпуталась, сдвинувшись ближе к животу. — Я… Что?.. — растерянно пробормотал молодой человек. Язык вдруг стал путаться. — Да. Ведь ты так и не поделился со мной причиной своей хандры, — Гоголь вдруг обиженно надул губы и сильно прижал к себе Сигму, спиной впечатывая в свою грудь. Неугомонная рука с живота упала чуть ниже, совершенно незаметно коснувшись бедра и взметнув вверх по груди к шее. Сигма и не пытался сдержать томный вздох. Коля вздрогнул, на миг переменившись в лице, но тут же вернул улыбку, ставшую ещё искреннее и хитрее. Пальцы измерили шажками чувствительную шею, скользнули по подбородку выше и замерли на губах. Таких манящих, припухших губах, которые Гоголь ещё ни разу не позволял себе целовать жадно и неистово, как хотелось бы. Подушечки ласково обвели контур и замерли у левого уголка. — Это… Это совсем не важно, — еле разборчиво даже для самого себя бормочет Сигма, почему-то попытавшись опустить голову. — Что? — по-настоящему удивляется Николай, через плечо заглянув в лицо парня. То снова выражало задумчивую отстранённую грусть. — Всё, что касается Сигмы, важно! — протестует блондин и резко дёргает тело в свои руках, разворачивая и убирая ладонь с глаз. Он наклоняется катастрофически близко к серьёзно сжатым губам Сигмы. — Никогда больше не говори подобных глупостей. Сигма забыл ту речь, что подготавливал в возражение, забыл, о чём переживал больше всего в эти последние дни. Потому что Гоголь, не моргая, смотрел прямо в светлые глаза с серым оттенком. Карта, закрывавшая правый глаз, бесследно пропала. Жёлтое око будто бы улыбалось. А может так и есть, но… Но эти вечно ухмыляющиеся губы Николая наглейшим образом занимают рот Сигмы. Юркий горячий язык аккуратно облизывает губы и забирается дальше, соприкасаясь с ровными зубами, сквозь которые пробирается к чужому языку, чтобы коснуться его и заставить переплестись. Сигма что-то неразборчиво прошептал в поцелуй, первым рывком силясь разорвать его. Но ему никто не сказал, что опасный зверь, изголодавшийся по нему, уставший тешить себя фантазиями, сейчас рулит светлой головой, смотрит сквозь прищуренные полумесяцы глаз, жадно улыбается и с ещё бóльшим желанием нежно покусывает чужие губы. — Остановись, — нерешительно просит молодой человек, его руки бессильно болтаются по бокам от тела, грудная клетка быстро-быстро вздымается, захватывая лишь малую часть воздуха, чтобы не вдыхать тёплый кислород, выходящий изо рта Николая. Щёки покрывают красные пятна, глаза смущённо бегают где угодно, лишь бы не на лицо Гоголя. — Си-и-игму-ушка-а, — распевает блондин, склонив голову вправо и словив-таки сиреневый взгляд. — Почему же ты избегаешь меня? М? Тебе не нравится цвет моих глаз? Сигма тут же попадается на уловку, с протестом дёрнувшись устремить свои очи в месяцы напротив. Николай довольно хмыкает и не скрывает улыбки. — Не говори глупостей, — робко, но упрямо шепчет парень с разноцветными волосами. — У тебя самые… Необычные… Глаза… Последнее слово блондин еле расслышал, тем не менее оставшись удовлетворённым этим. — Ну-у, раз Сигмушка не желает рассказывать, мы можем рассеять его грусть и по-другому… И быстрее, чем Сигма успевает подобрать слова для возражения, Гоголь толкает его в грудь. Из тёплой темноты он падает прямо на мягкий матрас и узнаёт в нём свою кровать. Осознание молнией прошибает голову, сиреневые глаза в панике смотрят прямиком в глаза Николая, улёгшегося сверху, на вытянутых руках держа своё тело и давая простор человеку под собой. Блондин не разрешает сопротивляться, пресекая попытки нежными тягуче-сладкими поцелуями. Сигма задыхается, ловит воздух клочками и хватается за одежду Гоголя, словно за спасательный круг. Ведь никогда Николай не целовал настолько собственнически жадно и ласково одновременно. И… Сигму будоражит от одних мысленных намёков самому себе о том, что может последовать за этими несдержанными поцелуями. Раньше он не позволял Коле таких жарких неутолимых прикосновений. Кажется, его выдержке пришёл конец. И сейчас Сигма больше, чем рад этому. Несмотря на страх и панику. Он перестаёт сопротивляться, быстро сдаётся на милость влажным губам, выдыхая громко и рвано, стоило Гоголю спуститься мокрыми касаниями по подбородку к шее. Руки фокусника ловко справляются с бежевой водолазкой. Сигма и не замечает, пока Николай не касается мягкими волосами кожи ключиц. Блондинистые прядки сменяют улыбка и зубы, аккуратно подцепившие ткань. Сигма вздрагивает. Взгляд туманится, полускрываясь за веками. Его длинные волосы рассыпались по всей постели. С одной стороны пепельные, у Николая нет подходящих слов, чтобы описать их. Они не снег, но и светлее обычного пепла, словно сигаретный дым. С другой будто расцвела сирень. Мужчине начинает мерещиться реальный запах этих цветов. На автомате он тянется к прядкам, замерев. Пропускает шёлк через пальцы и подносит ближе к лицу, оставляя лёгкие касания губами. Зрительный контакт не прерывается. И Сигма не смеет отводить взгляд, лишь сильнее краснея. Гоголю это кажется невероятно милым. Он оставляет волосы в покое. Потому что в паху нестерпимо давит, а Сигма выглядит слишком соблазнительно, выгибаясь навстречу умелым ласкам. Николай помогает слегка дрожащим бледным рукам высвободить себя из одежды, но лишь наполовину. Его пальцы уверенно и невесомо скользят вдоль по всему худому телу под ним, оставаясь у края брюк. Влажные поцелуи опускаются до пупка, вырисовывая языком невидимые, но надолго ощутимые узоры. Последние преграды исчезают, раскалённые ладони скользят по бёдрам и ягодицам к впадинке между ними. Нежность Гоголя заставляет поджимать пальцы на ногах, руками стискивать его плечи, оттягивать волосы и стонать, чувствуя как пальцы блондина растягивают изнутри. Сначала один, но вскоре два и три. В первые минуты Сигма чувствует дискомфорт, но ни за что не признаётся в этом, коленом ощущая возбуждение Николая. — А-ах! Сейчас, — отбросив весь стыд, почти умоляет он, жмурясь. Улыбку мужчины Сигма чувствует кожей бедра, куда прижались губы блондина. Гоголь тут же выпрямляется, стаскивая клочки своей одежды и ладонью проводит по ноге парня, закинув её себе на бок. Сигма самостоятельно поднимает вторую и скрещивает их за спиной Гоголя. Николай одну руку кладёт на поясницу своего партнёра, пальцы второй переплетая с пальцами Сигмы. И медленно толкается. Входит совсем немного, но тут же замирает, видя, как жмурится его возлюбленный, как часто-часто вздымается его грудь и слышны хрипы. При следующем толчке нежные стеночки так сильно обхватывают член Николая, что он готов кончить тут же. Но… Сигма резко приподнимает бёдра, насаживаясь до конца. Шипит, царапает плечи Гоголя, сильнее сжимает, в уголках сиреневых глаз скапливаются маленькие капельки слёз. Николай беспокойно оглядывает лицо любимого, но Сигма поражает его своей решительностью, бойко кивает и сам пытается двигаться. Несмотря на боль. Ведь она скоро пройдёт. Так не лучше ли игнорировать её? И Гоголь даёт себе немного воли, стараясь быть всё таким же нежным. Но страсть вырывается наружу, заглушая жалкие остатки самоконтроля. Учащая ритм толчков, он рукой ведёт с поясницы по косточке бедра к паху, обхватывая член Сигмы, чуть сжимает и вверх-вниз двигает в такт своим действиям. Самый долгий и сладостный стон Николай до конца ловит в свои губы, а после облизывается, чувствуя лёгкое головокружение. Разрядка вовсе не оставляет сил. По плоскому животу Сигмы стекает собственное семя, но… Гоголь глубоко дышит и падает набок, не позволяя разомкнуть ноги у себя за спиной. Наоборот, он теснее прижимает к себе мокрое уставшее тело Сигмы. — Я… — Сигма набирает в лёгкие побольше воздуха. Он отлично понимает, что после его слов Коля будет смеяться, однако… — Я переживал из-за упадка Казино. Сейчас у меня там много проблем и постоянно мельтешат люди из других организаций, всё портят, я устал по уши сидеть в проблемах и… И потому что ты почти не прикасался ко мне в последнее время. У тебя вдруг появлялись какие-то дела, а я... Я скучал. Сигма тараторит так, словно от этих слов зависит его дальнейшиная судьба. Николай улыбается и прикрывает глаза, мерно поглаживая спутанные длинные волосы двух его самых любимых цветов. - Мой маленький Сигма. Я решу все твои проблемы.***
— Коля, нет, — обречённо вздыхает Фёдор в трубку. — Коля уже да, — нагло улыбаясь, забыв, что его не видят, мурлычет довольный Николай, играясь с прядками любимых волос. Голова спящего Сигмы лежит прямо у него на коленях, поэтому он старается говорить очень тихо. — Только не говори мне, что… — Достоевский не заканчивает фразу, резко замолчав и прислушавшись. Многозначительное молчание из динамика. — Блин, Коля, я имел в виду не девственность украсть! — взрываясь, ворчит темноволосый эспер. — Теперь что украдено, того не вернуть. Да и разве это не положительные эмоции? — паясничает блондин, широченно улыбаясь проснувшемуся-таки Сигме. — Коля, блин! — устало выдохнул Фёдор, кажется, ударив себя по лицу.