я всегда только за

— хорошего вечера! — и вам того же, приходите еще. майкл помахал рукой, провожая пожилую леди и ее внучку, которые были, скорее всего, последними посетителями в сегодняшней смене. они сидели долго, мило поговорили с ним, обсуждая погоду, кофе и чай, а сейчас пошли на вечернюю прогулку по парку, оставляя мэлла одного в кофейне. рабочий день — длинный и тяжелый, с невероятным потоком посетителей, — вот-вот кончится, и майкл устало опустился на стул, окидывая взглядом помещение. вымыть пол, протереть столы, что-то сделать с испачканным диваном. ноги болели ужасно, каждое движение будто бы хотело добить его, но деться было некуда, ведь все это — расплата за свидания. его коллеги были очаровательными, добродушными ребятами, и, когда узнали, что он досрочно уходил со смен на свидания, то были рады за него, поздравляли, но ненавязчиво напоминали, что однажды он так же поможет и им. тогда это его не пугало — тогда тело не скрипело и не болело при каждом движении. до конца смены оставалось не больше десяти минут, и уже никто не должен был прийти — значит, никто не должен увидеть, как майкл проверяет телефон. «мне так неловко» «последнее что у тебя будет на память обо мне - наша прогулка до твоего дома» «которая кончилась тем что я упал с лестницы»

«Эй эй эй» «Что уже случилось»

«я сейчас развалюсь на части» «нет не сейчас» «мне еще нужно будет убраться» эти сообщения были написаны с час назад, но актуальности не потеряли — у майкла все еще болело тело, а джереми все еще ничего не ответил на это. он не винил его, знал, что тот может быть чем-то занят, но внутри себя теплил надежду на то, что увидит новое сообщение. хоть какое-нибудь. хотя бы стикер. с джереми у него открывалось второе дыхание для всего — для работы, для прогулок, для уборки дома. он ощущал себя счастливым и готовым ко всему рядом с ним, и не только рядом с ним, просто с ним. в любом раскладе, но главное с ним. ментально, физически, пересекая параллельные миры и все в этом духе. удобно устроившись на стуле с мягкой сидушкой, майкл слегка выпал из времени. рабочий день уже кончился, нужно было закрыть дверь и начать уборку, но его словно пригвоздили к месту эти мягкие, приятные мысли о джереми; как будто он вляпался в облако — вот так он себя чувствовал. от звона дверного колокольчика мэлл вздрагивает, подскакивая на стуле. — я думал, что уже закрыто, но мне повезло. джереми стоит перед ним, неловко сложив руки и ожидая какого-нибудь ответа, какой-нибудь реакции на свое появление — шокированное молчание не совсем то, чего он бы хотел видеть. — отказ не принимается, а я помогаю тебе с уборкой, — выдает он, не дождавшись ответа. майкл не сможет сказать «нет», даже если захочет. это не то, от чего он откажется. за большими окнами и запертой дверью — час-пик в шумном городе, много людей, спешащих домой. солнце скрывается за многоэтажными зданиями, оставляя улицы без света и тепла, но в кофейне оно задержалось, в кофейне приятно пахнет и совсем не холодно. даже немного горячо. горячо, когда майкл протирает столешницу, нагибаясь и едва ли не ложась на нее, чтобы достать до другого края. над воротником белой рубашки обнажился кусочек кожи, умилительно беззащитный, буквально напрашивающийся на несколько прикосновений. не пальцами — губами. поцелуи ложатся на шею мягко, россыпью, и майкл лишь шумно вздыхает, вздрагивая. шепчет что-то про «да, пожалуйста», наклоняет голову ниже, позволяя целовать себя дальше, больше, упирается руками в стол, опасаясь того, что от этой ласки — такой трогательной и нежной — пол уйдет из-под ног. запах кофе сам по себе нравится джереми — нравится то, что он может быть сладким, или терпким, шлейфом или нотой сердца, но все равно ощущается, все равно витает в воздухе. запах кофе на коже майкла был еще лучше — живым, каким-то естественным, будто бы так и должно быть, будто бы так и задумано; в нем одновременно было что-то телесное и что-то волшебное, манящее. манящее преимущественно ближе к майклу, ближе, ниже. как-нибудь, как угодно. обнять и прижаться сзади — к примеру. — ты уголок не протер. — собрался сделать всю работу за меня? — ему деться некуда, для маневра слишком мало места, и мэлл покорно прижимается спиной к чужой груди, замерев на месте. джереми ощущает это, ослабляет хватку, обнимая мягче, нежнее. — может и собрался. ты против? майкл аккуратно выскальзывает из захвата рук, разворачивается и облокачивается поясницей на столик. ухмыляется — слишком много азарта в его глазах для того, чтобы назвать это улыбкой. — ты знаешь, — тянет к себе обратно, собирает руки в замок за его шеей, — я всегда только за. час-пик сходит на нет, поток машин и людей на улице меньше, а сама улица, ее атмосфера, все в ней будто бы становится мягче. асфальт, небо, свет фонарей. у майкла губы изначально мягкие, целовать их приятно, приятно получать отдачу, нежничать, позабыв обо всем. о времени, о не протертом уголке стола, обо всей остальной уборке. будто бы и нет ничего, кроме майкла, его губ и его рук, обнимающих так трогательно, так осторожно. осторожно, медленно, джер заканчивает поцелуй чмоком в губы, и оставляет такой же чмок возле губ, на щеке, подбородке, под ним и ниже, на кадыке. он расстегивает верхние пуговицы рубашки, целует дальше, провоцируя в майкле тяжелый вздох, а после переключает внимание на застежки фартука, такого лишнего, такого ненужного сейчас. — подожди, подожди, — майкл перехватывает его ладонь, не дает зайти дальше, оглядывается, — не здесь, я тебя прошу. — заметят? — тут негде. на языке вертится аргумент, отсылающий на те чудесные мягкие диваны, расставленные по помещению, но спорить с майклом себе дороже, и джереми подчиняется, идет за ним по коридору без включенного света, не боясь врезаться в косяк самому — переживая за майкла, который так бесстрашно суется в раздевалку на ощупь, практически вслепую. тут темновато, но джер довольствуется малым, берет от жизни все, покорно садится на скрипящий диван, когда мэлл мягким движением руки направляет его туда, а сам ходит, ищет что-то, шелестит подолом фартука. очевидно — ищет собственную сумку и выключатель. пользуясь передышкой, джереми разминает шею, гладит себя, не к месту ощущая слишком сильное чувство комфорта и уюта от старого дивана под собой. ерзает, устраиваясь так, чтобы свести скрип к минимуму, расстегивает джинсы, чтобы не сжимало, не давило. хир щурится на включенный свет, но тут же расслабляется — майкл оставляет фартук на дверце шкафа и садится к нему сбоку, прижимается, обвивает теплыми руками. — только давай без лишней акробатики, — шепчет в самое ухо, от чего по телу пробегают мурашки, — мне кажется, я сейчас рассыплюсь. джереми отвечает шепотом «да, конечно» и садится меж его ног, обнимает, продолжает то, что начал. продолжает целовать мягкие губы, скулы, шею, гладить руками тело, проводя сначала по плечам, по спине, а потом по боку, бедру и снова по боку, заключая в объятья, целуя вновь. майкла переполняет нежность, когда он отклоняет голову назад, подставляя шею ласковым поцелуям; предвкушение, когда поцелуи проходятся от уха до воротника рубашки, стремятся ниже, дальше; чувство собственной значимости в этот миг, когда внимание, руки, весь джереми сосредоточен на нем, на том, чтобы сделать ему приятно. с губ срываются тихие вздохи — их легко услышать, и так же легко перекрыть шелестом рубашки, которую джереми расстегивает неспешно, неторопливо, боясь спугнуть то ли момент, то ли майкла. он обязательно поторопил бы его, если бы были силы, и если бы он не знал, что спешка ни к месту, ни к чему. ни в первый раз, ни во второй, ни сейчас и ни в будущем. торопить джереми — бессмысленное, а главное бесплодное занятие, и майкл лишь устраивается под ним удобнее, кладет ладонь на спрятанное под рукавом плечо и закрывает глаза, отдаваясь ему полностью, без остатка, доверяя ему себя. вопреки общественному мнению, их первый раз он помнит плохо. помнит, что было горячо, упоительно, запредельно хорошо. помнит, что коленки дрожали еще добрых минут десять, не давая встать с неприятно нагретой кровати. помнит, что был счастлив как никогда — как будто это был сон с открытыми глазами. майкл прерывает самого себя, открывает глаза, и зрительный контакт с джереми, который образуется слишком быстро, слишком точно, смущает его. перехватывает чужую ладонь у себя на груди, гладит подушечкой пальца — и кладет ниже, на низ живота. — ты уверен? — да, — майкл тянет его на себя, шепчет в самые губы, — да, уверен. одно прикосновение сменяется другим, чем дальше, тем осторожнее, касаясь нежно, трепетно. ответственность давила на джереми, будто бы желая похоронить его под собственной тревогой, под страхом сделать больно, недостаточно приятно, и, наверное, это бы случилось, джер бы дропнулся, если бы майкл не отзывался на каждое его движение, не тянул его имя, желая всего, полностью, целиком. майкл хочет отдаться ему, и получить его в ответ, без остатка туда и сюда. он вздрагивает, когда джер устраивается удобнее, толкается глубже, держит крепко, а касается трепетно. — тебе нравится? — спрашивает он и повторяет движение, как бы подталкивая к ответу. майкл давится вздохом, но не морщится — ему нравится. — да, да, — двигает бедрами самостоятельно, — очень нравится, пожалуйста, джереми- джереми его слышит и слушает — двигает бедрами, оставляет влажный след поцелуя на груди. ему хочется быть уверенным в том, что все будет хорошо, что майклу нравится, и в нем бьется волнение — но оно разбивается в вдребезги, когда майкл ему доверяется, когда принимает его, закрыв на ошибки глаза. доверие сминает неуверенность как бумагу, бросает на произвол судьбы, ведь ее судьба не важна, пусть разлетится по ветру, пусть канет в бездну, она не важна. важны касания — к плечу, к губам, к члену. важен шепот — «верни руку назад», «мне нравится, когда ты целуешь тут», «джер, пожалуйста». важны чувства, но не те, что тянут на дно, подобно камню, а те, что возносят наверх, туда, где хорошо, так же хорошо, как сейчас они ощущают себя. бесстыдно целуются, замерев и не двигаясь, будто бы остановив время для этого поцелуя. гладят с трепетом, с вожделением, от плеча к груди, от ребер к бедрам, ласкают, а после джереми снова приставляет член ко входу, снова двигает бедрами, и они оба теряются в ощущениях, друг в друга, безвозвратно, но, боже, как будто возвращаться нужно. разве что возвращаться к ласке — этого не отнять, да и не отнимет никто. не отнимет мягких поглаживаний по животу, в такт толчкам; не отнимет легких укусов, ложащихся преимущественно на плечи, ключицы; не отнимет этого никто и ни за что. если это их последний секс, а завтра наступит конец света, то майкл полностью доволен таким прощанием с жизнью. вдумчивым, неторопливым, до одури нежным, и колени дрожат, и кончить так сильно хочется, а вишенкой на торте — растрепанный, такой же довольный всем джереми, которыми двигается в нем решительно, целует трогательно, обхватывает его член ладонью, беря на себя ответственность за концовку, за то, что она будет хорошей, сладкой, оглушающей и стирающей мысли в голове, в воздухе, где бы то не было, пока не иссякнут силы, пока не сольется внешний мир с внутренним, с биением сердца — его, джереми, и майкла. они лежат, целуясь и держа лица друг друга в ладонях, переполненные чувствами, эмоциями, ощущениями. обнимаются, оттягивая подъем с нагревшегося дивана, уборку помещения, ведь это все так не нужно, так не важно сейчас. — я не хочу сейчас вставать, — джереми лежит на боку, прижимаясь к майклу и прижимая его к себе. — ты со мной? — ты же знаешь, — он улыбается, — я всегда за.