* * *
Квентин не волновался: он знал, что, даже если облажается и начнёт молоть несусветную ересь, ничего страшного не произойдёт. С этим проектом, как с искусством, всё просто: слова не могут передать его суть, и поэтому всё, что требуется от Бека, — это привлечь внимание зрителя. Создать правильную атмосферу. Оставалась какая-то пара минут до начала его выступления, и мужчина в последний раз посмотрел в зеркало, чтобы поправить галстук и проверить, не испортилась ли причёска. Оттуда, из-за стекла, на Квентина пялился кто-то почти не знакомый. Вроде бы порядочный, вроде бы образованный, вроде бы цивилизованный молодой человек, похожий на безликих американских политиков, которым все доверяют за красивые глаза и искусственный запах мяты изо рта. Такой мужчина наверняка мог бы втюхивать диванным лежебокам идеи патриотизма или какие-нибудь бесполезные пояса для похудения. — Мистер Бек? — Да-да, иду, — быстро поправив пиджак, он переступил через порог довольно-таки просторного кабинета и зашёл на кафедру. Квентин уже был здесь пару дней назад, когда устанавливал оборудование и проверял, всё ли работает, и ещё до того — чтобы понять планировку помещения. Взгляды управляющих проекта компании «Stark Industries», частью которого хотел стать Бек, почти все были устремлены на него. Сосредоточенные. Испытывающие. Ожидающие. Сразу почувствовалась разница между экзаменаторами в университете, типичными работодателями забегаловок — в старшей школе Квентин сам заботился о карманных расходах — и этими солидными людьми, имеющими прямое отношение к пятидесяти процентам научных открытий, совершаемых на сегодняшний день. Бек представился и почти бездумно проговорил небольшое вступление. Потом, сделав драматическую паузу, продолжил: — …Времена не меняются. Люди придумали уже практически всё, что можно, и большинству из нас отпущено только развитие — доведение до совершенства того, что было начато предками. Летающие автомобили, многоразовые космические корабли, электронные сигареты, синтезаторы, биоразлагаемые пакеты и огромное количество других вещей, двигающих нас к новой технологической эпохе, — вот, что я имею в виду, — Квентин жестикулирует, раскрывая перед слушателями ладони, как пять лет назад перед Терри в его маленькой тёмной комнатке, заполненной игрушками. Теперь мальчишка умеет ходить и разговаривать (хотя соплей у него в горле меньше не стало), и на прошлое Рождество Бек даже подарил племяннику… что он там ему подарил? — Итак, ближе к делу. Проще будет сначала показать вам то, что я сотворил, а уже потом объяснить, как, зачем и почему. В 1896-м году братья Люмьер представили миру один из самых первых фильмов в истории человечества. Я говорю о «Прибытии поезда на вокзал города Ла Сьота», чёрно-белом немом кино, с показа которого люди выбегали в ужасе, думая, что изображение движется прямо на них. Откуда-то издалека раздался приглушённый гудок паровоза и послышались звуки стука колёс о рельсы, с каждой секундой становящиеся всё более отчётливыми. Кабинет постепенно потерял свои очертания, и стены его исчезли. В проходе между стульями, на которых сидели зрители, протянулись железнодорожные пути, объемные и отнюдь не похожие на те полупрозрачные голограммы, которые строили в «SI». Казалось, даже пол завибрировал под весом несущегося на огромной скорости в сторону «жюри» поезда. Огромного, грохочущего, исходящегося чёрным дымом поезда. За несколько секунд до того, как металлическая паровая машина врезалась в Бека и всех, кто его слушал, кабинет наполнил почти невыносимо громкий скрип тормозов, и все бумаги, лежавшие на столах, подняло в воздух сильным и резким порывом ветра. — Юху! — засмеялся кто-то на задних рядах, и Квентин узнал в раскрасневшемся усатом-бородатом мужике, подавшем голос, Энтони Старка. Он что, пьян? Столкнувшись с поездом, зрители будто бы оказались внутри него: их стулья теперь имели совершенно другую расцветку и были соединены друг с другом; стены в кабинете сузились, появились окна, выходящие на живописные американские поля, навевающие ассоциации с Диким Западом. Казалось, можно было разглядеть даже ржавчину на старых карнизах для кружевных занавесок и грязные следы от обуви на полу. — Теперь изображение действительно может двигаться прямо на Вас. Я сделал этот шаг на пути к совершенству, приняв эстафету от создателей кинематографа, не побоюсь таких громких слов, — Бек с удовольствием отметил почти восторженное удивление, застывшее на лицах мужчин и женщин в первом ряду. Ему вспомнились глаза Терри, а немногим позже — почти одноимённые труды Фрейда и Лебона «Психология масс» и «Психология народов и масс» соответственно, где психиатры сравнивали членов группы людей с детьми (в том числе), пускай данная ситуация и не подходит под те примеры, которые приводили вышеупомянутые авторы. — Я разработал уникальную технологию многоуровневых проекций, которая, очевидно, может быть применена во многих сферах нашей с вами жизни: виртуальные зоопарки, виртуальный туризм, кино, театр, психиатрия и медицина в целом, архитектура, строительство, и этот список можно продолжать и продолжать…* * *
— Ник! Вам нужно это увидеть! — После стольких лет бесконечных передряг с инопланетянами, мутантами, богами, путешествиями между мирами, сногсшибательными изобретениями вроде реактора Старка, костюма Человека-Муравья и сыворотки доктора Авраама Эрскина агент Хилл не думала, что её может хоть что-то настолько ошеломить. Фьюри остановился и повернул голову; лицо мужчины было таким же напряжённым, каким Мария привыкла его видеть. Маленькие морщинки в уголках глаз, большие и похожие на трещины — около носа и на лбу свидетельствовали как о его возрасте, так и об ужасе, в котором был вынужден жить Николас. Хилл знала: после того, как босс посмотрит на экран её планшета, он быстрее придумает, что делать, чем хотя бы удивится. — Это Маями Бич, Флорида. — …святое дерьмо. У Ктулху была громадная голова, растекающаяся по плечам и вся покрытая блестящей на солнце слизью. Маленькие злые глазки в тени под надбровными дугами казались бесцветными и пустыми. Он был размером с девятиэтажку и имел непропорциональное тело с большими, почти неподъёмными перепончатыми крыльями и длинным хвостом, помогающим удерживать равновесие. Щупальца провисали до толстого складчатого живота и, когда Ктулху садился, касались угловатыми концами его ужасных когтей на задних лапах. Подводный Владыка неуклюже, как жирный кот, забрался на один из немаленьких домов в округе, отведённых под номера. Бетон крошился под его весом, стены трескались и издавали отчаянные скрипящие звуки. Со стороны города слышался гул вертолётов. На пляже орали и бегали, зажимая носы, люди. Следы на песке, переворошенные зонтики и шезлонги, сдутые ветром, погнутый заборчик. Деревья, выдранные с корнем и лежащие рядышком, как сорняки в компостной куче. Он всех их раздавит и пожрёт. Ктулху перегнулся через край многоэтажки и закричал; звук этот вибрацией прошёлся по окнам машин и асфальту. Никто бы не догадался, что это крик доктора Зойдберга из Футурамы, изменённый до неузнаваемости (кое-кто хорошо постарался над ним: замедлил, понизил в несколько раз, добавил шумов и исказил). Никто бы не догадался, что за основу тела Ктулху было взято конкретное человеческое тело, заснятое с разных ракурсов. Никто бы не догадался, что смрад, которым несло от подводного монстра, — это смесь, по большей части, сероводорода и аммиака. Квентин сидел в одном из номеров большого отеля напротив того места, где разворачивались события. На его коленях лежал навороченный планшет, воткнутый в розетку; в нос была воткнута вата. Под стулом около окна во всю стену стояла пара бутылок холодного пива. Бек улыбался и наконец-то узнавал своё отражение в тёмном экране гаджета.* * *
— Я убью тебя, Старк. Помяни моё слово. — Ты так считаешь? Что же, Квентин, это твоя последняя иллюзия.