Когда приходит зло

— Мне ничего не трудно сделать, — ответил Воланд, — и тебе это хорошо известно. — Он помолчал и добавил: — А что же вы не берете его к себе в свет? — Он не заслужил света, он заслужил покой, — печальным голосом проговорил Левий. Михаил Булгаков, Мастер и Маргарита

Тучи сгущаются в свинцовом небе. Совсем скоро пойдет дождь. Деревья станут чуть зеленее в серости, и это захотелось бы нарисовать, только единственный цвет перед глазами давно — багрово-красный, цвет крови, цвет закатов, цвет роз. Армин жив, и это неправильно, по всем законам и этическим нормам — он умер за свою мечту, он отдал жизнь за человечество, за то, чтобы не узнать тайны. Леви наказал его, выбирая между милосердием и всеобщими нуждами. Армин хочет жить, ему страшно умирать, но его лишили выбора, как и кем умирать, как и кем жить. Но он не злится, он не умеет. Иррационально он рад, что смог дать покой командору Смиту. Вот оно — если его использовали тогда, чтобы подарить кому-то долгожданную свободу, то он готов жертвовать собой еще и еще. Это тоже спасение человечества? Эрвина Смита настигла милостивая смерть. Армин сидит на земле, и на его волосы, на его кожу падают первые тяжелые капли дождя. Он не может спать по ночам, но теперь их много: Леви, который убирается в дальних комнатах, Ханджи, закрывшаяся в своем новом кабинете, все те, кто уже устал просыпаться от кошмаров и решил не засыпать. Армину так душно там. Полученная сила, жизнь, взятая взаймы на тринадцать лет. — Нет участи ужаснее, чем знать свою судьбу, — слышит Армин где-то над собой. Это в его голове голос серьезный, пробирающий до глубины сущего чернотой и холодом, и Армин не поднимает головы. Он думает, что это титан заговорил в нем, и ему не хочется обращаться к нему. Ему хочется быть скорее человеком, чем титаном. Ему хочется, чтобы все голоса, которые могут молчать, замолчали. Он и так слышит слишком много. На нем слишком много. Если бы хватило смелости винить Леви, он бы винил. — Кто ты? — Спрашивает Армин почти против воли. Голос над ним смеется, и Армин не может поднять взгляда, встретиться глазами с пустотой и понять, что он здесь один. — Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, — гулко отвечает голос, и эхо пробирает Армина с новой силой. Ему не холодно. Ему страшно и спокойно, — эти слова еще не сказаны, но я сказал их тебе. Каждый сам решает, кто я для него. — Я хотел бы совершить благо, — произносит Армин, думая, что это титан обращается к нему. Думая, что он сходит с ума. Ему уже давно пора, и это смешно, но он не смеется, — но, кажется, я совершил зло. Мы похожи? — Ты хочешь совершать благо? — Голос снова смеется, но это больше не насмешка. Голосу интересно, и Армин не может не ответить. Они говорят на разных языках, но, кажется, суть от этого не меняется, — для этого нужно верить в зло. — Я верю! — вскрикивает Армин, сжимая кулаки. Он поднимает голову, встречаясь взглядом с разными глазами. Лицо человека непроницаемо, оно забывается, как только Армин начинает думать о нем, — я верю в зло. Единственное, во что я теперь верю — зло. — Вот как, — говорит человек задумчиво, — Армин, встань. Я хочу на тебя посмотреть. Армин, спрятавшийся за волосами и формой с ремнями, которые даже не потрудился снять, вскакивает и предстает перед человеком всей своей несуразной фигуркой. Человек одет странно, и Армин невольно сравнивает его с Леви, который когда-то одевался похоже: рубашка с воротником, черный костюм, черный плащ сверху. Обувь у человека дорогая, волосы уложены аккуратно и красиво. Руки тоже красивые, правая сжимает набалдашник трости в виде хищной птицы. Под усилившимся дождем человек не мокнет, и Армин, к телу которого прилипает рубашка, волосы которого мокнут, глаза которого заполняет влага, чувствует себя несчастным перед этим человеком. Он изучает Армина своими страшными глазами, и Армин сам не может смотреть на него. Ему кажется, что жизнь до этой встречи была совершенно другой. А потом она снова пойдет своим чередом, когда человек исчезнет. Армин падает перед ним на колени. Он не знает этого человека, он никогда его не видел, и он знает, что должен ему покориться. Армина разрывает на рыдания, и он плачет, цепляясь пальцами за подол плаща человека. Тот недвижим. Он не смотрит на Армина, и Армин не чувствует его взгляда. Сзади появляется тень. Армин знает, что эта тень там. — Запомни мое имя, Армин, — приказывает человек, — меня зовут Воланд. — Мессир, позвольте, — слышит Армин позади. — Не позволяю, — произносит Воланд, и голос позади затухает, — этот человек не знает, о чем хочет попросить. — Если не знает, пусть не просит, — Армин не может обернуться, но он знает, что над ним смеются, — я нашел того. Другого. Мы ведь за ним пришли? — Пожалуйста, — просит Армин, крепче сжимая подол плаща Воланда. Дождь заливает его, и светлые волосы становятся мокрыми, и они уже не облепляют лицо, а свисают холодными сосульками. Воланд подает руку, и Армин цепляется за нее, увитую перстнями, и целует. Его губы оставляют мокрый след. Рука Воланда холодна, и Армин правда не знает, о чем просить. Возможно, ни о чем. Ему просто нужно прикоснуться к тому, чего он не понимает. Повиноваться тому, чего не знает. — Скажи, Армин. Ты веришь в Бога? — спрашивает Воланд, убирая руку. — Разве он существует? — Армин не понимает, — разве он допустил бы… все это? Он не строил стены, он не… он ничего не сделал. Я не верю. — Позвольте, мессир. У нас мало времени, — снова повторяет голос позади. — Уймись, Фагот. Он еще дождется. Знаю я таких, как он. Армин, — снова обращается Воланд к нему, — почему ты думаешь, что Бог что-то тебе должен? — Но мне всегда говорили… — он захлебывается в плаче, не боясь, что кто-то услышит. Те, кто мог бы, уже давно спят. Он бесполезен. Из-за него Леви решил не возвращать Эрвина. Решил не возвращать, потому что появилась возможность подарить покой. О покое для себя Армин не имеет права просить. Он не знает, о чем можно. Он ничего не знает, и этот человек перед ним, Воланд, говорит о Боге так, будто он есть. Будто существует рай, будто может быть спасение. — Армин, запомни мои слова, — говорит Воланд, — я расскажу тебе одну историю. А ты должен всегда ее помнить. После я хочу поговорить с человеком, которому нужно получить одну вещь от меня. Ты понял? Армин кивает. Слезы капают на плащ Воланда, но, как и дождь, не оставляют следов. Армин слушает молчание, которое предшествует истории, и знает, что запомнит ее. Он не вспомнит Воланда, пока тот снова не явится. Воланд начинает говорить, и Армин слушает, зная, что это последнее, о чем он может услышать в эту встречу. История Понтия Пилата и Иешуа заставляет слезы на лице Армина высохнуть, и он уже не видит и не слышит дождя. Перед ним чернота, в голове — голос Воланда. Там, где Левий Матвей уносит тело Иешуа с горы. Он не знает всех этих названий, он никогда не слышал о прокураторе Иудеи, об Иуде из Кириафа и Иешуа Га-Ноцри. Для Армина все это становится простой истиной. Бог — в этой истории, Бог — во зле, которое есть Воланд. Он делает шаг назад и обходит Армина. Тот едва не падает лицом в мокрую траву, но успевает подставить руки и развернуться. С земли Армин смотрит, как Воланд и человек, которого он назвал Фаготом, уходят. Армин не знает, к кому еще они пришли. Но он понимает, когда Воланд вернется. Это будет через тринадцать лет, и Армин обещает себе дождаться. Теперь знание своей судьбы не пугает его. Перед этим он встретится с настоящим злом. И будет рад этой встрече. Воланд заходит в старый замок, и дверь ему открывает Фагот. Армин уже не смотрит на них, и Воланд сообщает об этом Фаготу, который только усмехается и говорит, что память людей ненадежна. Он сам знает, что будет через тринадцать лет. Мессир задумал принять мальчика в свою свиту, и Фаготу предстоит вечно наблюдать за его рожей с этими голубыми глазами. Все же лучше, чем слушать, как распинается Бегемот. — Почему мы остановились здесь? — все же спрашивает Фагот, — разве наш путь не лежит в Митру? — Я говорил с ним, — недовольно вздыхает Воланд, — он пожелал, чтобы я пришел сюда. — Левий Матвей… — начинает Фагот. — Уволь! Этот человек не знает, о чем говорит. Но ему хватает воли и веры. Пускай. Воланд и Фагот проходят по спящим коридорам в темноте. Скоро Армин вернется сюда, и он уже не поймет. Но Воланд почему-то возложил на него надежду. Ум мессира недосягаем, но иногда Фагот позволяет себе усомниться в нем. И они идут дальше, ища нужную дверь, чтобы все-таки остановиться. — Он связан клятвой, — поясняет Воланд, — поэтому без моего вмешательства нельзя. Я дарю ему возможность отказаться от своей клятвы. Леви выходит из сумрака коридора, и что-то меняется в его зрении. Он видит в темноте Воланда и Фагота четко, но по-другому, это не похоже на дневной свет. Леви не пугается, даром что имя его напоминает Левия Матвея. В каком-то смысле он тот же раб. Раб мертвого господина. Воланд готов проникнуться сочувствием к этому человеку. — Кто вы? — спрашивает Леви, жалея, что при нем только старый нож в ботинке. Спрашивать ему только и остается. — Мое имя Воланд. Мой спутник — Фагот. Я пришел, чтобы выполнить твое желание. Леви смотрит на него, не зная, чего желает. Единственное, чего бы ему хотелось — жизнь Эрвина, который мог бы быть… счастливым? Но тогда это будет не Эрвин. Леви не понимает. Он терпеть не может не понимать, но он пытается осознать эту встречу. Что-то есть такое в Воланде, чего нет в остальных. В его разных глазах живут зло и смерть. Смерть. Леви столько раз ее видел, он убивал гигантов и людей, но теперь глаза Воланда зачем-то напоминают о последней смерти, которую Леви видел. Он сам дал клятву, чтобы эта смерть хоть чего-то стоила. Леви не может спать. Он не может смеяться и смотреть в глаза этому мальчишке Армину, зная, что поступил нечестно. Вряд ли тот не заслуживал покоя. Но Леви нужно было, чтобы Эрвин отпустил свою мечту. Теперь, когда они знают, Леви уверен, что Эрвин не вынес бы правды. Леви уверен во многом, и незнакомцы, которые обещают выполнить его желание, не хотят окончательно добить разведку. Им ничего не нужно от Леви, и он не понимает, чего на самом деле хочет. Он валится на колени, не зная, что перед Воландом так стоял Армин несколько минут назад. Все, что Леви знает теперь — то, что Эрвина больше нет. Он это осознал, он знает, и нет смысла злиться и рыдать, будто это не бесполезно. Единственное, что осталось Леви — стоять здесь на коленях и помнить. И он помнит. — Я освобождаю тебя от твоей клятвы, Леви, — говорит Воланд, — если ты этого желаешь. Леви не знал, что желает этого, пока Воланд не освободил его. Он безвольно преклоняется перед ногами Воланда, перед ним самим, и его голова ударяется о каменный пол. Воланд стоит перед ним, и теперь Леви знает, о чем просить. — Помни, что им нужна твоя сила, — слышит Леви, но уже не может слушать, — ты готов пожертвовать их надеждой? — Я уже пожертвовал ею, — он хрипло смеется. — Ты эгоистичен, — констатирует Воланд. — Я знаю, — Леви поднимает голову, и в его серых глазах уже не отражается ничего, — я хочу быть там. Где угодно. Я могу просить об этом? — Он не заслужил рая. Он заслужил покой, — говорит Воланд, и молчащая фигура Фагота позади него кивает, — ты тоже его заслужил. Скажи, Леви, готов ты к покою? — Да, — тихо отвечает он, — я не… я не чувствую клятвы. Зачем я здесь? — Встань. Не оборачивайся. Леви встает, и его тело так легко. Ему никогда не давались шаги так просто. Леви не оборачивается, будто может обратиться в соляной столб, если посмеет. Он идет за Воландом, и тот ведет его к покою. Леви больше ничего не нужно. Его обещание растворяется. Он видит Армина, безвольно сидящего на земле. Ему бы тоже покоя, но Воланд дал бы его, если бы хотел. Им всем бы упокоиться. Они идут долго, и мир тает под ногами, пока Леви не остается один. Воланд и Фагот прощаются с ним и уходят. Леви не может сказать ни слова, и перед ним возвышается деревянный дом. Скала под домом, под скалой — бескрайнее озеро с песчаными берегами. Океан. — Я здесь, — тихо обещает Леви, — теперь я с тобой. Он идет к двери дома. Там его ждет судьба, там его ждет жизнь. Леви не оборачивается до сих пор. Он всегда шел прямо — туда, куда приказывал идти Эрвин. Леви встречает покой в его объятиях. Он дождался. Утром, когда только рассветает, Армин возвращается в замок. В коридоре он находит лежащего Леви. Под ним много крови, и Армин случайно наступает в нее, пачкая обувь. Что-то подсказывает, что так правильно, но он не помнит, что могло бы это подсказать. Армину остается только ждать. Но он и сам не знает, чего.