you're the only good thing in my life;

Он любил курить сигареты после секса — небрежно сжимал между пальцев одну, подставляя к губам, затем выпускал из легких плотный клуб дыма, растворяющийся в туманную завесу в комнате, через которую иногда пробивались утренние лучи солнца, а порой проникал холодный свет фонаря поздней ночью, освещая его вдумчивое лицо. Всякий раз я любил наблюдать за тем, как он отрешенно бросал взгляд в сторону окна, медленно погружаясь в молчаливые размышления, которые мог выдать его слегка сморщенный лоб. А потом он исчезал как дым, но оставался этот запах, который я позже полюбил. Запах сигарет. До этого никогда не задумывался о том, что он может ассоциироваться с кем-то, вызывать чувство тепла и чего-то родного в груди. Сигареты были его маленькой прихотью, возможно даже крохотным изъяном, который он так старательно скрывал ото всех, особенно от нашего приемного отца. Мне доставало особенное удовольствие знать об этой небольшой червоточинке в его идеальной размеренной жизни — не потому, что я радовался наличию в нём недостатков, а потому, что я был, возможно, единственным обладателем знания этого маленького секрета. Наверное, самонадеянно было думать о том, что я настолько имел значение для него, ведь я не мог знать наверняка, как он вёл себя с другими до меня и после, что они могли о нём знать, какие стороны личности он раскрывал перед ними. Возможно, он услужливо давал для меня понять, что и в нём есть изъяны. Мы не говорили о том, кем принято меня считать в семье. Я был прямым примером для всех, как делать не нужно, а он — как делать правильно. Если я был разочарованием, то он был гордостью. Он нравился всем, и даже мне, хотя любой бы на моём месте возненавидел его за то, насколько наше положение в кругу семьи разнится. И несмотря на то, как ко мне относились другие, он всегда смотрел на меня по-другому. Особенно... Словно я был особенным. Если для других я был проблемой, то не для него. Его отношение ко мне читалось в его взгляде, всегда полном восхищения всякий раз, когда он посмотрит в мою сторону, иногда в них читается желание — кристально голубые глаза словно темнеют, наполняясь сладким томлением. Иногда я в них видел что-то гораздо возвышенное, и мне приятно думать, что это "что-то" — любовь. Многие эту близость посчитали бы порочной, не вчитавшись в глубину: насколько сильной возможна связь между братьями испытать дано далеко не каждому, и хоть мы не были скреплены кровно, наши чувства, наше отношение и понимание друг друга словно произрастало из самых истоков нашего естества и высечено на нашем генетическом коде закономерным предзнаменованием — мы должны были принадлежать друг другу всецело.