Энкиду и золотая овца

— Приве-ет, — раздался странно-блеющий голос откуда-то сверху. Энкиду вскинул голову и замер, разглядывая… золотую овцу? — Эм, приветствую? — неловко поздоровался он. — Так зна-ачит это ты — созда-ание нашей ма-атери? Люби-имчик люби-имчика? — забавно склонила рогатую голову овца. Она висела в воздухе совсем рядом и пристально пялилась своими страшными глазами. Горизонтальные зрачки шевельнулись, осматривая собеседника в полный рост, и продолжили буравить взглядом. — А? — только и смог выдавить из себя Энкиду, непроизвольно вжимая голову в плечи. — Я спра-ашиваю, ты ли то гли-иняное созда-ание, что было создано ма-атерью нашей Аруру? — с угрозой повторила овца. — Да, это я, — тихо ответил юноша, не зная, то ли ждать беды, то ли выговора и упрека. Он и раньше разговаривал с животными на их языке, но сейчас впервые видел, чтобы овца говорила на человеческом. Это вообще как? — Тогда почеши меня, — заявило животное и ткнулось мордой ему в волосы. Энкиду аккуратно погладил мягкую золотистую шерсть и сглотнул. Что происходит? — Где эта дрянная овца? — громыхнул разъяренный голос по всему зиккурату. — Ой, — замерло животное, — ка-ажется брати-ишка злится. Спрячь меня-а, — пробормотало оно, залезая под просторную тунику. Энкиду успел только подхватить кудрявое тельце руками, мимолетно радуясь тому, насколько у него широкая одежда, прежде чем Гильгамеш ворвался в залу. Царь внимательно осмотрел все вокруг, а потом взглянул на Энкиду и задал вопрос: — Где эта овца?! — Не овца, а бара-ан! — раздалось приглушенное восклицание из-под одежды. — Ой. — Ах ты, скотина! — взревел Гильгамеш, за пару шагов добравшись до них. Он сосредоточенно ощупал бугор под туникой Энкиду и заявил: — Вылезай! — Не-ет. — Я сказал: вылезай! — рыкнул царь, подцепив ткань, чтобы задрать повыше и добраться до пушистой шеи животного. И хорошенько сжать. Лучше несколько раз и посильнее. — Гил, что ты делаешь? — одновременно с ним воскликнул Энкиду, плотнее прижимая к себе брыкающегося барашка и не давая его вытащить. — Гил, стой, это же божественное животное! — Это овца! — Бара-ан! И твой ста-арший бра-ат, вообще-то, — оскорбленно отозвались из-под одежды. Острая мордочка показалась через вырез туники, совсем рядом с шеей юноши, и хитро взглянула на Гильгамеша, прежде чем смачно лизнуть его языком на всю щеку. Энкиду издал нечленораздельный звук, с ужасом наблюдая за застывшим царем. Мамочки… О, Эа, даруй нам силу пережить гнев… — Думузид! — сорвался на шипение Гильгамеш. У него нервно дергался правый глаз, и Энкиду непроизвольно сделал шаг назад. И еще один… И еще. — О, ты вспомнил мое имя! — обрадовался барашек. — Ну вот, и не сто-оило делать вид, что не узна-ал меня! А то зала-адил: овца, овца… Энкиду заметил, как Гильгамеш до хруста сжал кулаки и впился взглядом в животное, и попятился к выходу. — Энкиду, стой! — только и успел выкрикнуть царь, но их уже и след простыл. Он раздраженно выдохнул, понимая, что теперь эту рогатую тварь так просто не достать. Знал ведь, поганец, где защиты искать.

***

—… Гильгаме-еш всегда был ее люби-имчиком, — тоном заядлого рассказчика пожаловался барашек и добавил, — ты чеши-чеши, не отвлека-айся. Энкиду отмер и продолжил водить ладонью по кудрявой шерсти. Они спрятались ото всех в покоях царя, потому что тут он станет искать в последнюю очередь, и вот уже почти час юноша без остановки наглаживал овечку. Барашка, то есть. — У матери, зна-ачит, куча детей, но куда ни плюнь, только и слышно: Гильгаме-еш то, Гильгаме-ш се… Хоть бы раз обра-атила внима-ание на то, ка-акой я молодец… Но нет! Думузида никто не любит! — Это потому что ты баран, — хмуро проронил царь, заходя в покои. Он взмахом руки остановил попытку Энкиду подняться и сел рядом, ткнув пальцем в золотистую шерсть на голове животного. — При жизни был бараном, и после смерти стал бараном. Зачем явился? — А что-о? Мне уже и придти в родной город нельзя-а? — демонстративно обиделся Думузид и повернулся к Гильгамешу хвостиком, поудобнее укладываясь на коленях Энкиду. — Чуде-есное созда-ание, вот бы ты еще был де-евушкой, — мечтательно вздохнул барашек, тыкаясь носом в живот юноши. — Даже не думай, — с угрозой произнес царь. Он схватил «овцу» за торчащую заднюю ногу и стащил с чужих коленей прочь. А сам завалился на освободившееся место. Правда ему пришлось напомнить себе, что он взрослый и величественный правитель. Правитель не должен показывать язык всяким баранам. Даже если очень хочется. Нельзя. — Гил, но это… — начал было Энкиду, однако замолчал, положив руки поверх чужих плечей. — Вот вре-едина! — возмутился Думузид и мстительно пнул Гильгамеша в голень. Получил ногой в ответ и надулся. — А ка-акой милый в детстве был! Ходил за мной хвостиком и повторя-ал: «Бра-атик, а что это? А это что?». Золотые времена-а… Вот помню я… — Не было такого, — сразу открестился Гильгамеш. — Зато я помню, как один баран к Иштар сватался, а она потом его в царство мертвых отдала. Из-за этого и сдох. И бараном стал. Идиот. — Да она коза-а! — со слезами в голосе воскликнул Думузид. — Баран и коза. Идеально, — незаинтересованно добавил царь. Абсолютно незаинтересованно. Ни капли. И злорадство в его голосе вам послышалось, да. — Так вы и правда братья? — спросил Энкиду. — Нет, — немедленно отозвался Гильгамеш. — Да, — одновременно с ним произнес Думузид и с плохо скрываемым превосходством добавил, — и хотя люби-имчик ма-атери всегда это отрицал, все жители Урука зна-али пра-авду. — Я тебя сейчас жрицам отдам, и будет у меня новое одеяло из золотой шерсти, — ласково пообещал царь. — И так всю жизнь… — с притворной скорбью вздохнул барашек. — Никто-о Думузида не любит… Даже родная ма-атушка вместо того, чтобы обрати-ить на него внима-ание, опять ня-анчится со своим любимчиком. Да-аже игрушку ему создала-а, эх. Ты не думай, я не против, — обратился он к Энкиду, — ты кла-ассная игрушка! Но если бы был же-енщиной, то было бы лучше. Морда-ашка-то красивая. — Эм, спасибо? — неловко отозвался юноша. — Не слушай его, — фыркнул Гильгамеш. — Этот бабник и при жизни болтал без умолку, а теперь у него вообще язык как помело. Баран он и есть баран. — За-ато золотой, — похвастался Думузид. — Ве-есело тут у вас. Оста-анусь-ка я погостить… — Не смей! Энкиду еле успел дернуться вперед и перехватить Гильгамеша, не давая ему вцепиться в барашка. Юноше пришлось навалиться со спины, чтобы не позволить царю подняться на ноги и задушить противное животное. Определенно, вредность — это семейная черта.