Не делится, не верится. Ветер по волосам, в сердце упало солнце.
Сегодня мне было так одиноко, как никогда прежде. Обычно здесь, во дворе школы ангелов и демонов, я редко кого-то встречала. Хотя однажды, будто целую вечность назад, ко мне подошёл Дино. Тогда я наверняка выглядела потерянной, и ему чудодейственным образом удалось подбодрить меня. Сейчас же, глядя на зияющие безжалостной пустотой арки величественного произведения небесной архитектуры, я прекрасно понимала — никто не придёт. Дуновение ласкового ветра взметнуло мои длинные локоны, попутно развевая воспоминания, оставляющие привкус горечи. Зашелестевшие страницы раскрытого блокнота вновь привлекли моё внимание. Мне так и не удалось закончить рисунок — штрихи выходили слишком резкими и напряжёнными, словно бы кто-то пытался выплеснуть на бумагу тревогу миновавших дней. И напрасно, ведь легче не станет. Не могу сказать, что волнует меня больше — судьба матери, причина моей гибели, наглость Люцифера, отстранившийся Дино или загадочная связь с Мальбонте. До сих пор кажется, что я попала в подростковый сериал с лихо закрученным сюжетом, финал которого по определению разочарует требовательных зрителей. Если, конечно, главная героиня по имени Вики до него вообще доживёт. Устало выдохнув, подставляю солнце тёплым лучам. Мне хочется в спешке собираться в университет, играть в бутылочку на громких вечеринках, водить любимую машину и проводить осенние вечера за неторопливыми разговорами у камина с отцом. В памяти всплыло его осунувшееся лицо, а преисполненные горя и угасающей надежды слова оставили на сердце ноющую рану. На глаза наворачиваются ненавистные слёзы. Забавно — я избрала путь ангела, чтобы помогать людям, но помочь мне не в силах никто. — Вики... От неожиданности распахиваю глаза и оборачиваюсь на голос, но школьный двор по-прежнему пуст. Приплыли, я схожу с ума, и мне мерещатся голоса! Пусть даже в глубине души знаю, что на небесах случайностей не бывает. — Ви-ики-и... Моё тело покрывается мурашками отнюдь не от очередного порыва ветра. Пытаюсь унять бешеное сердцебиение и прислушиваюсь к ощущениям. Сердце подсказывает: моей жизни ничто не угрожает. Тогда почему я не чувствую себя в безопасности? Быстро смахнув остывшие слёзы с щёк, подбираю с земли блокнот и поднимаюсь на ноги. Мне хочется вернуться в школу, стены которой в теории защищают даже Непризнанных, но я не могу отделаться от ощущения, что голос мне знаком. Внезапная догадка осеняет меня, и рука сама тянется в задний карман. Похолодевшими пальцами сжимаю зеркальце в потрескавшейся раме и вглядываюсь в помутневшую от времени поверхность, будто надеясь разглядеть точёный профиль, увенчанный льдисто-голубыми глазами. — Бонт...* * *
Мне нравятся холодные черты лица, Глаза бегут по страницам.
Мальчик из башни. О нём слышали все. Только я глубоко сомневаюсь, что хоть один знал его по-настоящему. «Мне нужна твоя помощь, кем бы ты ни была». Я не напрашивалась в спасатели и не была детективом, но в тот момент мне отчаянно захотелось выслушать его. К счастью или сожалению, обстоятельства не позволили, поскольку он скрывался от погони, оставив меня в искреннем недоумении. Не знаю, почему я так и не избавилась от зеркала. Ведь совершенно очевидно, что хорошим это вряд ли кончится. «Твоя энергия...мне кажется, я могу тебе доверять». Как понять, кто перед тобой — друг или враг? А что самое главное — могла ли я сама себе доверять? Остаток дня прошёл как в тумане. Я решила не пропускать занятия, хотя слушала вполуха и то и дело погружалась в тягучий омут воспоминаний. Мими будто специально докучала назойливыми вопросами в попытке растормошить меня. После уроков намечалась небольшая тусовка в заброшенном поезде, куда я «непременно должна пойти». Но от воспоминания о последнем подобном мероприятии меня бросило в холод. Ну уж нет! К нашему разговору проявил интерес не только сидящий рядом Энди. Спиной я ощутила едва ли не прожигающий насквозь взгляд — сейчас, наверное, насмешливый, но все ещё надменный и неприязненный. Игнорируя исходящую от Люцифера негативную ауру, я подперла рукой голову и распахнула блокнот в попытке сбежать от мира демонов и ангелов, ставшего моей реальностью. Чистый лист и ноль вдохновения. «Мне приснился сон, что ты выводишь меня из башни». Мужские слова неожиданным эхом отдаются в ушах, заставляя сердце сбиться с привычного ритма. Невольно прокручиваю последний разговор с Бонтом в голове. Сквозь зеркальную поверхность я видела его так же отчётливо, как если бы он стоял на расстоянии вытянутой руки от меня. А его взгляд...по-детски любопытный, но по-мужски осознанный, скользящий по моим волосам, лицу, телу...глаза его были подобны чистому небу в предвкушении бури. Тогда я подумала, что он — не ребёнок, а чистая книга. Так ли это на самом деле, или страницы испещрены невидимыми для меня чернилами? Карандаш скользит по бумаге с невиданной доселе лёгкостью. Я украдкой делаю наброски, постепенно обрастающие изящными штрихами, и на бумаге вырисовывается профиль молодого юноши, который, быть может, и не существует вовсе. Но меня это пока не волнует, ведь впервые за долгое время я целиком поглощена рисованием. Оставшееся время учёбы пролетает подобно мигу. — Вики, постой! Не успеваю покинуть класс, когда меня окликает мягкий баритон. Дино белоснежной скалой вырастает передо мной, преграждая путь, и я неосознанно прижимаю к груди блокнот с портретом Бонта, словно уберегая единственное сокровище от чужих глаз. Как всё-таки странно смотреть на того, кто раньше пробуждал ото сна целую стаю бабочек внутри, со спокойным сердцем. — Давай поговорим. Вики, мне... — Не нужно, — отрезаю я, удивляясь собственной решимости в голосе. — Это пустое. А я спешу. Он едва не разбил мне сердце, и сейчас я бегу прочь в попытке его сберечь. Бегу навстречу окутанной мраком тайне. Бегу к тому, чьи холодные черты намертво врезались в мою память, пока зеркало в кармане греет душу.* * *
Не отвернуться и не забыть. Ладони холодные тянут к себе, как магнит.
— Ты услышала! Бонт радовался столь искренне, что мне становится неловко, но я всё равно ему улыбаюсь. — Будь добр, больше не пугай меня так. Даже в этом мире говорить с зеркалом как минимум странно. Эти слова вызывают у него негромкий смех, будоражащий моё нутро. Среди прочих событий разговор с ним выглядел невинно и протекал на удивление естественно. Я могла не притворяться той, кем не являлась или пыталась стать. Впрочем, Бонт и так видел меня насквозь. — Я просто хотел тебя поддержать. Мне показалось, ты была расстроена. В его голосе слышалось истинное сопереживание, и моё сердце защемило от подобных ему чувств. Бонт не знал другой жизни и провёл взаперти одному Шепфе известно сколько, однако он, лишённый радости полёта и общения со сверстниками, жалел лишь меня. Увидев перемену в моём лице, Бонт нетерпеливо подался вперёд: — Вики, я помогу тебе, просто доверься. Позволь мне, прошу. Он коснулся зеркала с той стороны, будто хотел преодолеть барьер между нами. Плевать, как это выглядело, но я почувствовала то же самое. Я вгляделась в пучину оттенка пасмурного неба — вот-вот сверкнут молнии. И вместе с тем...эта гроза не могла навредить. Будто бы её вызвали для того, чтобы защитить меня. Я приблизилась к раме и осторожно поднесла пальцы к его ладони, а затем провела подушечками по скользкой поверхности, словно поглаживая. Этот жест выглядел настолько интимным, что в груди взметнулся пожар. Я почему-то ощутила слабость в ногах и не решалась поднять глаза. — Ты такая красивая, — раздаётся шёпот Бонта где-то у моего уха спустя маленькую вечность, и вместо холода от зеркала будто веет теплом. Момент иллюзорной близости разрушен невнятным шумом из коридора — это вернулась Мими с ночного «рандеву». Вздрогнув, я отскакиваю от зеркала, точно обжёгшись, и растерянно смотрю на уже исчезающего Бонта. Меня попеременно терзают досада и стыд. На его губах играет незнакомая прежде усмешка. — Я знал, что мы подружимся. Мими бесцеремонно врывается в комнату, точно маленький демонический ураган, даже не стараясь соблюдать комендантский час, однако я, как ни в чём ни бывало, встречаю её в приподнятом настроении, в то время как в животе от одного воспоминания о Бонте сладко сжимается тёплый узел. Пока брюнетка возмущённо жестикулирует, приукрашая яркими подробностями невообразимую стычку Дино и Люцифера, я забираюсь на постель с ногами и притягиваю блокнот поближе к груди, предвкушая нанесение новых штрихов. Этой ночью я обязательно закончу портрет Бонта.* * *
Стоит задуматься, есть ли здесь правда. То правда, не правда, тут нет уже смысла.
Стоя на краю злополучного обрыва, я дрожала на ледяном ветру, точно осиновый лист. Не потому, что было холодно — от жуткого страха. Всеми фибрами души я ощущала приближение конца, и даже нагревающаяся в ангельском теле кровь не могла добраться до грозящего навсегда замереть сердца. Время, играя роль то ли безжалостного палача, то ли благосклонного правителя, медлило. Не на шутку разыгравшаяся снежная буря застилала глаза, но я упрямо всматривалась в фиолетово-синюю лазурь, пока не уловила краем глаза несвойственное пейзажу движение. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит за моей спиной. — Вики... И вот, он снова звал меня, но голос его был мне чужд. Закрываю глаза, силясь сдержать слёзы. Если я сейчас сломаюсь, всё будет кончено. — Мальбонте. Когда-то я решилась назвать ему своё настоящее имя. Жаль, меня такой чести не удостоили. Я практически слышу скрежет его зубов. На вершине горы холодно, но в моей душе теперь царит ледяная буря — такого же оттенка, как его сверкающие в полумраке глаза. — Ты ведь знаешь, это не моё имя. Я горько усмехаюсь и резко разворачиваюсь. Он стоит совсем рядом — такой же высокий, серокрылый, с теми же холодными чертами лица, которые мне так полюбились. Однако в нём больше нет детского задора. Передо мной стоял опасный незнакомец. Судьба уничтожила мальчика по имени Бонт и принялась за Непризнанную. — Ты лгал мне всё это время! Мой голос срывается на крик, хотя я обещала себе гордо принять удар и нанести ответный. По правде говоря, всё, чего мне хотелось — собрать притупившиеся осколки сердца и напоследок взлелеять их кровавыми слезами. Увы, это стало непозволительной роскошью. Я не могу пошевелиться. У меня нет сил на то, чтобы отступить, когда он сокращает расстояние между нами, загоняя жертву в угол. Меня душат слёзы. Я жду, что его руки, касавшиеся меня столь нежно совсем недавно, подарившие мне невыносимое наслаждение, принесут очередную порцию уже физической боли...но он лишь касается заледеневшими пальцами моей щеки, смахивая застывшие слезинки. Так ласково, что хочется кричать до хрипоты. — Как ты мог? Он не промолвил ни слова в ответ, и его молчание тяжелее, чем ноша правды, которую мы были вынуждены разделить на двоих. Я пытаюсь распознать на хладнокровном мужском лице что-то родное, близкое — тень печальной улыбки, задорный блеск глаз...а вижу лишь безмерную тоску. Чувствую сожаление в том, как он касается моих волос, перебирая вьющиеся локоны пальцами в последний раз. — Ай, Бонт! — Прости, прости! Они такие густые, что в них легко запутаться. Он зарывается носом в копну моих волос, до сих пор хранящие запах леса и оперения крыльев. Его губы скользят по уху, переходят к шее и поднимаются вверх, накрывая мои. Они слаще, чем я когда-либо могла себе представить, а язык — смелее, чем у змея искусителя. Поцелуй Бонта вновь разжигает во мне страсть, и его широкие ладони скользят по обнажённому телу, в который раз увлекая за собой в пучину наслаждений. — Ты воспользовался мной, чтобы я помогла тебе сбежать. В моих словах нет ни злобы, ни ярости. Из меня будто медленно выкачивали жизнь, пока он пытался навсегда отложить мой образ в своей памяти. Мне же не требовалось ровным счётом ничего, чтобы это лицо намертво въелось в мой разум, в мою душу. — Ты получил, что хотел. Почему ты здесь? — Надеялся увидеть тебя ещё хоть раз. Никогда бы не подумала, что слова могут причинить столь нестерпимую боль. А потом до меня доходит истинный смысл сказанного. «У погибели твоей один глаз голубой...». — Нет, — просипела я, едва не теряя равновесие. — Вики, молю, послушай, — он прильнул ко мне, обхватив моё лицо ладонями. Его крылья объяли меня в мягкий кокон, скрывая от усилившейся бури. — Я не дам ничему плохому с тобой случиться. — Нет, нет, нет... — качаю головой я, уже не сдерживая рыданий. — Я не знал, что всё так обернётся! Не знал, что между нами появится другая связь, — шепчет он мне в губы, прислонившись лбом к моему. — Я не лгал тебе о своих чувствах, Вики, слышишь? Меня бьёт крупная дрожь, и он крепко прижимает к себе моё безвольное тело, стараясь впитать запах с оттенком горя. Из последних сил цепляюсь пальцами за вечно серую кофту, будто могу удержать от необдуманного поступка. Только кого я обманываю? Он уже давно всё решил. — Я люблю тебя, Вики Уокер. И буду любить после... Он заглядывает мне в глаза, и я вижу в них своё отражение, размытое водой. Наши губы сливаются в угасающем танце надежды и любви, полном отчаяния, боли и воспоминаний. Этот поцелуй мог увенчать целую эпоху. Хотя, пожалуй, так оно и случилось. Ведь я больше не буду прежней. Он невероятным усилием отрывается от меня. Моё сердце рвётся из грудной клетки вслед за ним. — Бонт, — охрипший от слёз голос тонет в снежной буре, ноги вязнут в снегу, и я падаю на колени. — Бонт! Огромные крылья расправляются и делают взмах, вознося его тело ввысь. Это последний раз, когда он ощущает свободу в воздухе. Последний раз, когда его лёгкие переполняются кислородом. Последний раз, когда я вижу его удаляющийся силуэт. Последний раз, когда мне нужно проститься с ним. В моих руках — единственное напоминание о том, кто добровольно отдаст свою жизнь за меня: рисунок, хранящий холодные черты лица. «Я знал, что мы подружимся». Но он не знал, что мы полюбим. — Прощай, Бонт, — шепчу я в пустоту утихомирившейся бури. — Прощай, Вики, — вторят мне небеса, чей секрет я бы предпочла никогда не знать.