Чудеса.

      Он любил это время.       Тишина , накрывающая пустующие коридоры во время посещения стаями уроков, успокаивала парня. Возвышающиеся стены длинных коридоров вызывали священный трепет из-за излучаемого ими молчаливого величия. При долгих прогулках по ним, какие просто обожал домовец, перед глазами проносились кадры из многовековой истории этого места.       Он любил оставаться наедине с собой и с Домом.        Именно из-за этого он решил пропустить очередной бесплодный урок математики, просто подумав над променадом по самым глубоким закоулкам здания. Обитатель Серодомья ощутил это желание во время занятия. В его середине он не раздумывая встал, собрал свои вещи в которые входили только тетрадь и синяя ручка, и вышел, оставляя растерянных состайников.       Он хотел тишины и покоя. Полного слияния с этим местом. Врасти хрупкими костями в бетон, покрывающий местами стены ветхого здания. Таким дизайнерским решением могли похвастаться только забытые комнаты Дома. Такие помещения не были чем-то удивительным.        Пару таких знал каждый домовец. И старался обходить их стороной.       Вот и сейчас, пройдя пару шагов, подросток остановился возле коричневой двери. Эта дверь ощерилась облупившейся краской, сквозь которую проглядывала глянцевая зеленая, на каждого малолетнего вандала, который решался исписать ее. Грохотала замком от сквозняка в комнате. Скрипела петлями и всячески старалась нагнать страху, навевая кошмары неразумным.       Но парень, словно не замечая открытой агрессии, флегматично повернул ручку.       Вместо сваленных в кучи вещей, которые сопровождали все жилые комнаты в Серодомье, его встретила пустота. Он захлопнул дверь , морщась от гулкого эхо и, пройдя в центр комнаты, приземлился на покрытый пылью бетонный пол.        Таких аудиторий как эта было не мало. Почти каждую из них обещали отремонтировать.       Еще при существовавших в этих комнатах казенных пружинных кроватей и крепких, в то время, деревянных тумб, существовали такие комнаты, которые покидали жители. После отъезда домой непутевого состайника или после массовой смерти домовцев в помещении, коих было немало во время тестирования первых вариаций Лунной Дороги, остатки стаи в течении недели паковали свои немалые пожитки и перебирались в другие сегменты территории стаи.        Многие были готовы терпеть тесноту и нотации воспитателей, лишь бы не оставаться в таких местах. По заявлению отбывших, комнаты на отшибе становились непригодными для житья. На все вопросы они предпочитали отмалчиваться, угрюмо смотря на собеседника.       На ничейные территории часто клали алчный глаз амбициозные Вожаки Крыс.       Многие даже пытались еще до тех времен,когда пожелтевшую кожу обоев начали снимать группы Ящиков. До покрытия жидким маринадом цвета халвы трескающуюся плоть здания. Но Дом выл каминными ходами на вновь прибывших, скребся створками окон во время покраски и пугал своих мучителей эхом от грохота падающих инструментов.       Дом пытался вселить чужакам ужас и страх, поэтому жадные до чужого Вожаки собирали принесенные вещи а не менее активный Акула быстро сворачивал очередной проект реставрации, распуская стаи ящиков. И те и другой делали это чтобы возобновить эти бесполезные попытки через месяц-другой.       Домовец знал это, и именно поэтому он пришел в первую, позабытую всеми и нетронутую никем, заброшенную комнату.       Поддавшись первобытному страху перед потерянным жилищем, домовцы не решились использовать ее для своих нужд и оставили неизменной, дабы задобрить Дом.        Они лелеяли мысль о следующей попытки расширения.       Видимо, духам дома такой ход и вправду пришелся по нраву, раз отстоять Кофейник против кучки подростков не смог даже Черный Ральф.       Вторженец заправил за уши отросшие черные волосы и, сжав бледными руками холодные грязные ступни, принялся ждать. В комнате пахло сыростью и он слышал, как порывы сквозняка из оконных проемов колыхали мучные крылья штукатурки.       Он улыбнулся, сосредоточившись.       Брюнет не стал закрывать глаза, ведь в таких местах сердцем можно увидеть больше чем какими - то органами зрения. Парень вообще считал подобные ритуалы лишними. Не видел смысла в постукивание бубном по макушке для достижения неведомых чудес. Магия была в воздухе и прогульщик уже чувствовал пощипывание холодного летнего ветерка сквозь серый грубый свитер.       Поэтому, он просто медленно моргнул. Это мгновение казалось ему вечностью.       Он слышал рокочущий шелест ветвей ели и чувствовал запах выделившейся на коре липкой смолы. Даже почти видел усыпанные гладкими зелеными пушистыми отростками ветви, которые переливались на солнце осколками изумруда и раскинувшуюся от края до края бирюзовую синь небес. Над его головой она казалась бескрайним морем.       Ветер взъерошил спутанные волосы, заставляя пробежать по чувствительной кожи мурашки. Подросток улыбнулся и кожа на изъеденных заедами уголках губ ответила жгучей болью. Улыбка была отсутствующей, пугающей и студеной, как роса на его коже, но его это не смутило.       Он распахнул глаза, но чудесное видение не исчезло.       Зелень хвои также змеилась по сухим ветвям, а солнце, желтое как кубик растаявшего сливочного масла, било по глазам ярким светом. Под парнем хрустел ковер из желто-оранжевой высохшей хвои. Член стаи был вынужден сидеть, сжимая стопы при каждом порыве ветра, который гнал небесное стадо овец. Домовец считал открывшийся ему вид подлинным чудом.       Потому что был слеп.