Дважды

«Человек умирает сотни раз за жизнь. Лишь его тело погибает однажды» Я умирал дважды *** Я вижу блеск надежды в глазах отца, когда маленький шестилетний мальчик стоит в огромном зале. Перед ним небольшая горка изумрудных самоцветов. Сейчас, в узком кругу семьи, он должен показать свою силу, знаменитую силу рода Муромцев — каменную магию. Но ничего не происходит. Родители думают, что их сын просто не спешит, но ребёнок просто не понимает, что надо делать. Ужас зарождается в его сердце, когда вместо тихой спокойной силы, способной подчинять себе неживые вещи, он чувствует пустоту. Блеск надежды в глазах отца исчезает. Мальчик боится поднять глаза на свою строгую мать. Он знает, что там увидит, и это что-то, гораздо страшнее, чем неоправданные ожидания отца. Разочарование. Это ощущение разливается внутри него ледяной рекой. Он не будет тем сыном, которого она хотела, он не передаст каменную магию своим детям, он не прославит род Муромцев. Пятно на репутации великого дома — единственный сын всего лишь простой земляной колдун. Худший в каменной магии, но лучший во всём остальном. Его мать больше никогда не заставит себя обнять его. Лишь скупой поцелуй в макушку — вот весь акт любви, который достанется мальчику, юноше, а потом и мужчине. Митя Муромец смотрит на свою красивую сестру-она превратила камень в пыль ещё в три года. Каждый день он смотрит на неё, и каждый день видит сравнение, видит немой укор в холодных серых глазах матери. Он думал, что со временем сможет отпустить это чувство, но как это возможно, когда всё вокруг напоминает о его неудавшейся судьбе сильного каменного колдуна. Ему повезло, в его жизни появились люди, которые на несколько лет подарили ему чувство покоя. В Заречье все равны. И дружеское плечо, так вовремя подставленное Заиграй-Овражкиным, помогло снова почувствовать себя сильным, пусть без родового дара, но сильным в ином — в силе своего слова, в своей верности, в своей честности. Очень, жаль, что через несколько лет, эта сила снова пошатнётся. На него смотрят красивые зелёные глаза в обрамлении густых чёрных ресниц. Анисья Муромец всегда была слишком красива для этого мира. Его сестра, милая маленькая Нися, видит грусть и решимость в глазах старшего брата. Надо сказать ей, надо, чтобы она поняла, что у неё нет права ошибаться, нет права жить так, как ей хочется. Она одна. Одна, кто сможет прославить наш род, кто может сохранить его величие и магию. -Ты самая главная надежда нашего рода! -Разве? А как же ты? — А я нет. *** Ещё никогда я не жалел, что родился Муромцем. До этого дня. Отец как-то сказал мне, что не обязательно вести монашескую жизнь до свадьбы, что у меня могут быть интриги, и что я даже могу влюбиться в какую-нибудь хорошенькую колдунью. Но не думаю, что отец понимал то чувство, когда холодные щупальца безразличия окутывают твоё тело, когда при взгляде на юную девушку, которая абсолютно не виновата в предстоящей свадьбе, твою челюсть сковывает от ненависти. Я никогда не посмотрю на неё так, как мой отец смотрит на свою жену. Я никогда не допущу вновь услышать «дорогой» из уст Марьяны Долгорукой. И всё из-за одних зелёных глаз. Глаз, в которых казалось, заключен весь его мир. Как жаль, что именно он этот мир и разрушил. Митя Муромец не думал о семье, о его маленькой невесте, о его долге, когда видел рыжий взмах волос, слышал звонкий раскатистый смех, ощущал необъятное тепло от девушки, которую он хотел больше всего на свете, но именно она была тем, на что у него не было права. У него не было права на себя. Древние семьи — Муромцы, Велес, Звездинки призваны охранять Светлое сообщество, и на алтарь защиты они положили слишком большую жертву-своё счастье. Митя усвоил это ещё в раннем детстве, но совсем не думал, что ему придётся прочувствовать всю тяжесть этой жертвы на себе. Так легко быть смелым, когда рядом с ним нет Василисы. Тогда всё встаёт на свои места. Семья.Долг.Честь. В тот вечер он не мог быть смелым. Митя был готов сказать что угодно, поклясться, отречься, пообещать — лишь бы её глаза взглянули на него так, как он смотрит на неё уже многие месяцы, он бы отдал всё, чтобы увидеть в её глазах надежду. Только это было бы отражение его собственных глаз. Его собственной надежды, веры в то, что с этой ночью их история не закончится, что завтра он не поедет на помолвку с другой, что утром он проснётся рядом с ней и сможет выразить в слова все то, что так давно зародилось внутри его души. И когда она посмотрела на него, такая грустная, такая красивая, вся решимость, вся сила и смелость Мити Муромца исчезла. Лучше бы она кричала, ругалась на него за глупость и абсурдность их странных отношений, рассмеялась и разбила ему сердце, ушла, всё что угодно было бы лучше этого взгляда, взгляда, в котором он видел отражение своих собственных чувств. В этот вечер он признался себе в своём бессилии. Он забыл о всех своих обещаниях отцу, когда его руки легли на её талию. Он забыл все обещания Долгоруким, когда она теснее прижалась к нему. Он забыл всё обещания самому себе, когда он накрыл её губы своими. В этих прикосновениях, объятьях, поцелуях заключалась вся боль юноши, который был связан долгом с другой, всё отчаяние, когда на них обоих обрушилась вся невозможность быть вместе, вся безысходность от осознания, что им придётся наблюдать за судьбой друг друга, являясь этой самой судьбой. Митя Муромец забыл обо всём. Василиса, растворившаяся в его объятьях, в его руках, была его жизнью, которую он так отчаянно хотел, и так отчаянно не мог получить. Тем утром он не хотел просыпаться. Утро помолвки. Девушка спала рядом с ним, девушка, которая этой ночью тоже обо всём забыла. Тихо встать и уйти казалась ему сейчас самым верным решением. Ночная пелена спала и он вновь вспомнил о семье и долге. Выходя он не хотел оглядываться, он поклялся себе быть твердым в своём решении, но, как часто бывает, рядом с Василисой всё его клятвы не имели силы. Последний взгляд на смятые простыни, рыжий локон, милое сердцу лицо. Дверь захлопнулась. Мити Муромцу казалось, что он слышит как сам ветер этим холодным утром повторяет лишь одно слово: «трус, трус, трус» В то утро он снова умер