А-Юй Гуаншанич и ланьлинский змей

Над маленькой кособокой постройкой — ослиным стойлом — клубилась, переплеталась рваными щупальцами тьма. Осел истошно орал и рвался с привязи; в его глазах красными бликами отражалось свечение круга заклинаний. Но еще пронзительнее и громче, чем крик осла, был экзальтированный голос — голос юноши, явно сумасшедшего, с лицом как у мертвеца. — …жертвую тело и душу, чтобы призвать в этот мир Старейшину Илин, Вэй Усяня!!! Обессиленный, юноша вскрикнул еще раз — и рухнул на земляной пол. Все заволокло тьмой.

🍎🍎🍎

— Хватит притворяться мертвым! Пинок со всей силы в живот — и парня отбросило в сторону, и он ударился головой об пол. Медленно открыл глаза. Серые. Пустые. — Задумайся вот о чем! На чьей земле ты живешь?! Чей рис ты ешь?!. — он не слушал, что ему пытаются донести этим визгливым криком. Все как раньше. Он слышал это уже сотни раз. — … пару твоих вещичек?! Все равно они принадлежат мне! Почему? Почему он здесь? Почему он это слышит?! Почему он это все ещё слышит?! — …живая душа в этом доме послушает тебя? Думаешь, я тебя испугался?! — вонзался в уши противный крик. Все руки были липкими, липкими от крови, как и одежда, и чертовски, до слёз просто болели четыре пореза на запястьях. Перед глазами — пол, весь в неряшливо вычерченных иероглифах. Он словно чуть покачивался, дрожал, хотя Мо Сюаньюй лежал неподвижно. Точно неподвижно. К чему вставать или двигаться, и откуда брать на это силы?.. А. А, понятно… Это все слёзы. Двоюродный брат верещал еще что-то, долго верещал — но Мо Сюаньюй его не слушал. Не слышал. Он плакал. У него ничего не вышло. Получив напоследок еще один пинок, юноша остался в одиночестве. И продолжил самозабвенно плакать, свернувшись в клубок. Прошло совсем немного времени — и тихие всхлипы превратились в отчаянные рыдания. Так плачут те, кому уже все равно, что подумают окружающие. Так плачут те, кто потерял последнюю надежду. А неподалёку, пошатываясь, поднимался на ноги привязанный осел.