Смоляная яма

Конечно, это начинается с их первой встречи в Портовом узле. Когда ноги вязнут по колено в тягучей бездонно-чёрной жидкости, а из-под маски столь же тягуче и насмешливо зыркают чужие глаза. После их первого рандеву Сэм долго не может заставить себя подойти к зеркалу. Обрастает бородой и липким страхом, сидя на постели в одном из личных помещений и пялясь на начищенный пол. Потому как может сказать со всей уверенностью, что позади будет стоять человек-с-чёрными-провалами-вместо-глаз, стоит только приблизиться к отражающей поверхности. И он, Портер, в эту глубину обязательно заглянет. Не факт только, устоит ли на краю пропасти и вынырнет ли потом из этой бездны. Когда неуклюжий работник Бриджес виновато протягивает доставщику контейнер с «забытой» посылкой для Фрэджайл и улыбается, будто бы с симпатией, Сэм вновь не видит глаз незнакомца. Не видит, но чувствует на себе липкий чёрный взгляд. В котором можно утонуть, настолько он бездонный. Смоляная яма, куда доставщик швыряет, замахнувшись правой рукой, атомный заряд, напоминает Сэму глаза неуклюжего работника. Взрыв, сотрясающий гладко-вороную поверхность озера, помогает уложить одну простую аксиому в голове: глаза Хиггса, подобно взрыву и огню, не безразличны. И в каждом своём последующем кошмаре Сэм Портер Бриджес силится до рези в слезящихся глазах увидеть отблеск эмоций во взгляде призрака человека напротив. Найти хоть одно крохотное объяснение жестокости и тирании, которое позволило бы ненавидеть парня чуть меньше. Но находит только провальную мёртвую пустоту глазниц золотого черепа. Бездонную. Когда чужие глаза наконец удаётся с трудом различить под капюшоном и балаклавой, Портер не видит там эмоций. Зато их чувствует. Это по ощущениям схоже с тем, когда рядом оказывается Тварь. Сэма так же встряхивает, передёргивает и ломает. Будто кто-то с размаху бьёт по солнечному сплетению, выбивая воздух из лёгких. Потому что эмоции, распускающиеся грибом ядерного взрыва в смоляных бездонных глазах, не похожи на чувства бездушного террориста, крошащего людей пачками. Более того, Портер разделяет эти эмоции. Таит внутри, тешит себя ими. И позволяет душе нашёптывать какие-то глупые подростковые истины своему сердцу. Вместе с истинами приходит иррациональная ярость. За ней спешит, выступая в роли защитной реакции, ненависть. Она пульсирует в висках и отдаётся болью в сжатых до скрипа зубах. Ублюдок взорвал больше узлов, чем Сэм обслужил. Сукин сын пытал Фрэджайл и шантажировал всех без разбора. Это Хиггс взял на себя лидерство над сепаратистами и сломал план Амелии, как соломинку. Но у бездушного гада есть чёртовы эмоции, а значит гад не такой уж и бездушный. И дело становится гораздо глубже и сложнее. Ведь он не выглядит как злодей. Он выглядит как поехавший. В следующем своём сне Сэм доносит ядерный заряд до Южного и взрывает. Из крохотного серебристого контейнера вырывается столп огня, все звуки и цвета пропадают от вспышки света и грохота. Казалось бы, доставщика пламя должно проглотить, как щепку, но что-то рядом хирально щёлкает, и его телепортирует. Когда они оказываются на Береге, Бриджес падает на колени, упираясь ладонями в гальку, и долго хватает ртом воздух. Смаргивает с ослепших глаз белую плёнку вперемешку со слезами, вытирает пот со лба. Прыжки до сих пор даются доставщику тяжело. Раз за разом он чувствует, как что-то сжимает все его органы и вынимает из тела, даря неописуемую лёгкость, а затем всовывает всё на свои места. После этого становится непривычно тяжело с таким грузом. Как перебор по весу на работе, когда тащишь свыше ста килограммов без силового контура. Хиггс, прыгнувший, в отличие от Сэма, два раза подряд, до сих пор сжимает рукой в перчатке предплечье Портера. Видимо, когда упал доставщик, он утянул за собой и террориста. Чужие пальцы подрагивают и судорожно дёргаются, смыкаясь всё сильней. Точно останутся синяки. Всё кажется реальным. Даже успевшая стать родной волна ярости и желание как можно скорее сбросить с себя непрошеное прикосновение. Сэм дёргается, резко встаёт на ноги, тут же делая шаг назад. И его отпускают. Бездонные глаза вновь прикрыты маской, но взгляды точно пересекаются. — Её было так приятно взрывать, правда? — Сэм представляет, как в усмешке обнажаются по-акульи острые зубы, пока Монаган говорит. — Наконец помочь людям понять, что никакого возрождения великой, — руки взмывают вверх, изображая кавычки. — Страны не будет. Что гораздо приятнее потонуть в пламени, чем вечность падать в смоляную яму. Сэм отстранённо качает головой. Ни нет, ни да. Придерживается нейтралитета. Прикрывает глаза, хмурится. Ждёт, пока сон уйдёт. Не уходит. Когда веки размыкаются, Хиггс тоже уже на ногах: напевает странно-знакомую мелодию, меряя шагами землю и прикидываясь человеком, искренне увлечённым башмаками в грязи. Лондонский мост падает. Хиггс по неосторожности оступается, его кренит прямо на доставщика. Когда до Бриджеса доходит, что Монаган ничего не делает случайно, золотой череп уже оказывается на расстоянии вытянутой ладошки. Где-то за маской горят безумием глаза. Портер чувствует их хищный блеск даже за тонированными стёклами балаклавы. Падает. Сэм подаётся назад слишком резко и поскальзывается на мокрой гальке. Это спасает его от жалящего прикосновения. Он отступает дальше, на безопасное расстояние. Лидер сепаратистов хмыкает и опускает протянутую было ладонь. — Ой, брось, это же сон, — раздражённо шипит Хиггс, но по-прежнему не приближается. Послушно держит дистанцию. Послушно. «Точно сон» — мысленно соглашается доставщик. Сэм низко опускает голову и смотрит исподлобья. Вся его поза буквально кричит: ещё шаг и получишь по яйцам, если они у тебя есть. Падает. — Знаешь, сны не реальны, — террорист разводит руками и переходит на менторский тон. — Во сне ты можешь не бояться прикосновений, а я могу стать, кем захочешь. Даже твоей милашкой Амелией. — Нет, — собственный голос слышится хриплым и грубым. — Тебя уже достаточно. Хиггс посмеивается. Ему доставляет явное удовольствие то, что маленькая провокация сработала, и жертва заговорила. Снова протягивает руку. Маска здорово глушит звуки, но смешок не слышится злодейским и кровожадным. Скорее мальчишеским. Лондонский мост падает. — Докажи, Сэм Портер Бриджес, — издевательски торжественно тянут его имя. — Взорвать Южный узел тебе было мало для доказательства? Монаган отмахивается протянутой рукой, как от назойливой мухи. — Это ведь сон. Здесь для тебя я тоже могу стать добрым мессией, а не бесчувственным террористом. Любишь ролевые игры, Сэмми? Поменяемся? — Но ты же не бесчувственный. Моя милая леди. Золотой череп скалится ему в ответ и пусто смотрит. До него дотягиваются тонкие пальцы, щёлкают крепления. Маска оседает на гальку, за ней отправляется и чёрная подкладка. Доставщик не отрывает взгляда от лица напротив, но его верхняя половина надёжно укрыта тенью от капюшона, демонстрируя лишь очертания, какие-то тёмные разводы под глазами и густые от черноты зрачки. В каком-то смысле это огорчает и разочаровывает. Но ждать большего ото сна не приходится. В конечном счёте, это всего лишь проекция его собственных кошмаров и воспоминаний. Зато на достаточно молодом лице хорошо видны покрытые щетиной впалые щёки и тонкие губы, сейчас растянутые в странную гримасу. Напоминала она и болевой шок, и улыбку одновременно. Хиггс улыбается настолько странно, что по спине Сэма ощутимо сбегает волнами мурашек холод. Смотрит настолько странно, что в ушах начинает шуметь кровь от жара, прилившего к лицу. Не надо было с ним разговаривать. — Докажи. Пожалуйста, — шепчет бездонная смоляная яма, скаля белые на чёрном зубы. И Сэм делает шаг, но не срывается в неё с обрыва вопреки своим опасениям. Только медленно тонет, увязает по пояс, пока не чувствует, что смола уже в нём самом, заполняет вязкой тягучей чернотой сердце. Становится приятно и спокойно. Как при погружении в горячий источник после тяжёлого горного спуска по колено в снегу. Портер поднимает ладонь и мимолётно касается подрагивающих кончиков пальцев. Прикосновение Хиггса столь же вязкое и уютное, почти не колючее. Лишь память о прошлых тактильных контактах испуганной птицей бьётся в груди. Сэм ожидает привычных боли и отвращения, но чувствует только назойливое покалывание, словно по чужой коже перчаток бегают разряды электричества. Крохотные молнии, напоминающие пуповины. Контакт с той стороной. В кошмарах на Сэме обычно нет Бридж Бэби с одрадеком, но никто не отменял ДУМ. Прерывистый выдох напротив. Судя по всему, там чувствовали то же самое. Шелестящий вопрос, так и не заданный вслух: «Кому ещё ты позволял касаться себя?». Не менее беззвучный невысказанный ответ: «Никому так, как тебе». — Ты тёплый, — Хиггс нервно облизывает пересохшие губы. — Я думал, коснуться тебя будет вроде Тварь погладить. — Ты же в перчатках. — Решил тебя так сразу не травмировать. — Но ведь это сон. — Ага, — тусклое подтверждение уже без прежнего энтузиазма. Сэм так и не видит толком глаз напротив, зато прекрасно чувствует их взгляд на себе. И он печальный. Две их последующие встречи — одна во сне и одна прямо напротив убежища Мамы — проходят в звенящем безумии. В кошмаре сепаратист плавно погружает лезвие клинка между шеей и ключицей Амелии. Нож входит как в масло — ни крови, ни криков. Сестра блаженно тянет губы в улыбке. Но когда Хиггс вынимает кинжал из плоти, на нём кровь. Ублюдок импульсивно стаскивает с Амелии кипу, пьяно хохочет и всем своим видом показывает, насколько превосходит Сэма, опережает и выигрывает. В миг, когда застёжка кипу щёлкает у деменса за спиной, Бриджес думает, что на этот раз его взяла. Чувствует, как сам вьётся тонкой цепочкой поделки вокруг вражеского горла. Он — приговор, палач и личная шибеница. Монаган цепляет на себя талисман только со второго раза. Пальцы дрожат. На вопрос, где её кипу, Амелия так и не отвечает. «Ты будешь ждать меня на Берегу?» — спрашивает в очередном сне фараон с золотой маской-черепом. Из её глубины смотрят бездонные глаза. Смотрят почти как смотрела бы Амелия. Сэм так и не отвечает. — Вот дерьмо, — знакомый голос выбивает землю из-под ног, Портер вздрагивает и спотыкается на ровном месте. — Я тут приготовил для тебя классный сюрприз, а у тебя, как я погляжу, руки заняты. Если в кошмаре сепаратист казался взволнованным и несобранным, то в реальности спокоен и расслаблен. Чтобы это доказать, он даже призывает себе на помощь гигантского четвероногого зверя. Это уже вторая тварь и всё «в подарок» осчастливленному таким пристальным вниманием доставщику. В прошлый раз такое счастье пришлось отмывать с себя минут пятнадцать под холодным душем. Однако Сэма не покидает ощущение, что всё вокруг — плохо разыгранная драма. Любое движение Монагана наполнено какой-то губительной неуверенностью и попытками тут же её заглушить. Глушит всем: насмешками, болтливостью и угрозами. А на шее у него болтается сделанное Сэмом кипу. Доставщик почти сразу же забывает о Маме у себя за спиной. Слышит отдалённо её: «Внимание, Сэм». На предупреждение реагирует тело, не разум и уж тем более не душа. Ка и Га разделяются, пока Портер машинально несётся вперёд. Пока ноги сами выносят «груз» и доставщика из вездесущей смолы на какое-то дрейфующее здание. А сам Бриджес тем временем находится в одном из узелков кипу. Затянутого явно не им и не Амелией. — Ты ведь сам ни черта не веришь во всё это патриотическое дерьмо, Сэмми? — они стоят в личном помещении, погружённом в аварийное освещение. Хиггс — прислонившись к столешнице. Сэм привычно восседает на кровати, свесив ноги. Ни браслета, ни Лу в поле зрения нет, значит, очередной кошмар. — Пройди столько же километров, может, и поверишь, — огрызается Бриджес. — У кого-то зубки прорезались? — Ага. Вот думаю, за что тяпнуть. Хиггс мягко отталкивается от края стола и выходит на более-менее освещённый участок комнаты. Его глаза возбуждённо блестят. Со временем Сэму удаётся восстановить картину лица террориста практически полностью, так что во снах он теперь может видеть парня свободно. За исключением верхней части лица ото лба до волос. Но воображение услужливо рисует зализанные назад тёмные волосы, и Портер почему-то уверен, что прав, когда представляет Монагана таким. Хочется верить, что курьер прав хоть в чём-то. — Бриджес никогда не ценили тебя по достоинству, Великий доставщик. — Нет, — легко соглашается Сэм. — А я оценю. На плечи прохладой ложатся ладони. Хиггс, раздвинув ноги, легко опускается к Портеру на колени. Тот позволяет, но далеко отклоняется, опираясь на выпрямленные руки. От напряжения жилка на шее вздувается. Сепаратист хихикает. — Помочь достать язычок, Сэмми? Или покажешь зубки только уже с более… близкого расстояния? С годами зрение уже не то, — тёплое дыхание касается подбородка, и Портер поспешно отворачивает голову. Хиггс же ничуть не теряется: острым кончиком влажного языка проводит линию от подбородка до скулы. Бриджес от этого подскакивает на месте даже с лишними килограммами, восседающими на нём достаточно серьёзной проблемой. — Ну что же ты брыкаешься, мы только начали, — удовлетворение в чужом голосе смешивается с весельем. От подобного тона Портеру хочется как следует дать ездоку по губам или гениталиям. Беда в том, что его собственные сейчас неподалёку. Проследив за направлением взгляда доставщика, Хиггс гаденько усмехается и на пробу двигает бёдрами, притираясь. Что-то выдыхает, но из-за шума крови в ушах, бьющего по черепу молотком, Сэм мало что понимает. Доставщик отклоняет голову как можно дальше, а затем ударяет, метя лбом в чужую макушку. Просыпается Сэм на полу. С дико ноющей головой от удара по твёрдой поверхности, видимо, по спинке кровати. Просыпается раздражённым, больным и возбуждённым. Он не рискует идти в душ из-за мерзкого ощущения слежки и вынужден подниматься из личного помещения к терминалу доставки с позорным стояком в комбинезоне. Стоит одной воспалённой мысли поселиться в сознании, и все последующие сны Сэма превращаются в последовательный непрекращающийся и сладко-горький ад. Хиггс в кошмарах теперь распускает руки так же часто, как Бриджес болтает в дороге с Лу. То есть постоянно. Вот деменс оказывается за широкими плечами Портера и обнимает его поперёк талии обеими руками, лихорадочно дыша в загривок. Сэм почти уверен, что его нюхают. Вот террорист уже кладёт голову на сэмовы колени и затылком недвусмысленно упирается в пах. Вот они весь сон проводят за тем, что Портер стыдливо прячется по углам комнатки, а Хиггс, не теряя надежды, радостно скачет за ним. Не все сны заканчиваются пошлостью, и от этого ещё горше. Раньше Бриджес мог всё спихнуть на недостаток человеческого тепла и даже на голод по прикосновениям спустя столько лет после катастрофы. После того, как он потерял всё. Но это не просто слепое желание потрахаться с классовым врагом. Это также непонятное, внушающее тревогу и беспокойство тепло в груди, когда Сэм видит почти что нежный отблеск в глазах сепаратиста, которого должен ненавидеть. И он ненавидит, честное слово, в дороге он раз за разом представляет, как тот вредит Амелии и Фрэджайл, как взрывает и без того немногочисленные города. Но рядом с ненавистью, пока доставщик сосредоточенно подкармливает её, самостоятельно подпитывается и растёт что-то иное. Что-то, от чего со временем Сэм просыпается не просто возбуждённым. Он просыпается счастливым. Впервые за много, ужасно много лет его радует не только крошка Лу под сердцем. Ещё его радует то, что в одном из снов Хиггс подходит и утыкается ему в грудь, что-то сбивчиво нашёптывая. — Что ты говоришь? — спрашивает нереальный Сэм из сна, который не боится прикосновений и имеет эмоциональный диапазон не как у ящерицы в коме. Хиггс льнёт ближе, комкает фирменную футболку на чужом теле и улыбается куда-то в плечо. Улыбка не разит воспалённым сумасшествием, оказываясь всего лишь расслабленным движением губ. — Читаю Библию во искупление наших с тобой душ, мой крошка Сэмми, — отвечает нереальный Монаган из сна, который позволяет себе быть тёплым и мягким. — Три раза ха. Хиггс поднимает голову с груди Портера, смотрит ему в глаза. Между ними так мало пространства, что бабочка вряд ли проскочит. Сейчас на террористе нет балаклавы или золотой маски-черепа. Сейчас Сэм может видеть не пустые глазницы, залитые чернотой, а мягкую кристально-чистую голубизну, хирально искрящуюся эмоциями. Чувствами, оседающими на коже мерцающими осколками. Бриджесу требуется с минуту дрейфовать в диком голубом море напротив, чтобы осознать кое-что. Глаза не чёрные, как доставщику всегда казалось. Они голубые. Это осознание проходится дрожью по телу, заставляет машинально схватиться за предплечья Монагана, чтобы удержать равновесие. Голубые. Но в них по-прежнему клещом вцепляется смоляная тьма. Зрачки, сейчас так странно расширенные, таят в себе ту страшную бездну, в которой тайно и не очень боятся утонуть все курьеры. Только Сэма туда не Твари тянут. Он сам пытается прыгнуть в неё вот уже несколько недель. — Что, призрака увидел? — хрипловатый смешок вытягивает Портера из густого болота мыслей. Он глубоко вдыхает пару раз, стараясь успокоиться и вернуть себе былое хладнокровие. Допускает всего две ошибки. Во-первых, забывает про свои ладони на чужом теле. Во-вторых, решает смочить пересохшие губы языком. Было бы глупо предполагать, что при таком простом для всех жесте собеседники обычно стыдливо отворачиваются и говорят что-то вроде: «Я не смотрю». Особенно глупо было предполагать, что подобными глупостями промышляет Хиггс Монаган, глава террористов. К несчастью, у Сэма было крайне мало тесного социального общения за последнее время, чтобы он знал об этом. Сепаратист жадно отслеживает движение чужого языка, не отдавая себе отчёт, что зеркально его повторяет. Сэм удивлённо застывает с высунутым языком, как полный придурок. Хиггс медленно поднимает на него мутный взгляд. Теперь голубизны в нём почти не видно, зрачки топят радужку. Портер успевает подумать о наркотиках, прежде чем его целуют. Первым делом он пытается вырваться. Пытаться вырваться и при этом самостоятельно стискивать руки захватчика довольно тяжело. Монаган даже не пытается облегчить мучения Сэма. Просто отстраняется и даёт доставщику прийти в себя, с интересом наблюдая его конвульсии. Когда тело прекращает извиваться, Сэм полностью истощён борьбой с самим собой. Его дыхание сбито к чертям, лицо наверняка идёт красными пятнами от натуги, а ведь террорист его даже не удерживал. — Понравилось? — шепчут в ухо. — Иди ты к чёрту, Хиггс, — хрипит Портер. — Уже пришёл. Монаган слегка отстраняется, хватает и заводит чужие руки себе за талию. Вновь прижимается и выдыхает прямо в приоткрытый напротив рот: — Будь умницей. Их губы встречаются во второй раз. Сэм неловко пытается ответить на мокрый горячий поцелуй, но, кажется, Хиггсу вполне достаточно и этих нелепых потуг с его стороны. Он целуется на удивление мягко для злодея. Языком находит язык Портера, проходится по верхнему ряду мелких зубов. Бриджес в ответ приводит в движение руки, пальцами оглаживая бёдра под тканью странной одежды в золотых символах. Хиггс сыто мычит в поцелуй, и это можно счесть за одобрение. Когда воздуха уже не остаётся, доставщик отводит голову в сторону, разрывая поцелуй. Вслед за ним тянется ниточка слюны. Монаган мерзко причмокивает и хохочет над сморщившимся Сэмом. Зарывается пальцами в волосы, взлохмачивая, лижет кадык, царапая нежную кожу щетиной. — Облизывать всё — это какая-то мания? — спрашивает, задыхаясь, доставщик, поднимаясь руками к креплениям чужой одежды. Пальцы сами ищут ремешки и молнии, он тут ни при чём. — Профессиональная этика, — важно кивает Хиггс. — Как Ваши дела, коллега? Бриджес раздражённо пыхтит, силясь укусить сепаратиста за кончик носа. Тот проворно скрывается, резко оседая на колени. — Твою ж… — начинает Сэм, но так и не заканчивает. Снизу похотливо усмехаются, стягивая ему штаны вместе с бельём. Видимо, не только Бриджес занимается тайным снятием одежды. Когда влажные губы обхватывают подрагивающий член, Портеру кажется, что он умрёт прямо там, с постыдно разведёнными ногами, трясущимися коленями и пытающимися найти опору руками. Ближе всего чёртова столешница, в которую он впивается до скрежета ногтей по гладкой поверхности. Движения чужой головы хаотичные — Монаган сразу берёт быстрый темп, выбивающий искры из глаз напополам со слезами. Бриджес утробно рычит и скулит, вжимаясь бёдрами в стол и моля себя не двинуть ими навстречу. И так опозорился хуже некуда. — Чёрт, чёрт, чёрт, — слышит он свои хриплые полувсхлипы, когда Хиггс осторожно обводит языком головку и потом пытается взять на всю длину. — К чёрту, сукин ты сын. Смешок, застрявший в горле, острой вибрацией проходит по напряжённому члену. Свободная рука Монагана быстро спускается к его собственным штанам, второй ладонью он не менее проворно надрачивает Сэму, вторя движениям головы. Кончик языка мажет по уретре, слегка проникая в щель. Портер кончает слишком быстро, но это его несказанно радует. Сепаратист протяжно стонет и тяжело сглатывает, в экстазе закатывая глаза. Случайно царапает зубами слишком чувствительную после оргазма кожу, вызывая сверху болезненное шипение. С громким хлюпаньем выпускает член из плена заалевших припухших губ. У него в глазах Сэм уже видит себя на четвереньках с заткнутым чужими пальцами ртом. Остаётся лишь одна привычная тактика: бежать. Красный как рак Бриджес стремительно натягивает штаны, предвидя самодовольную усмешку, когда Хиггс, пошатываясь, тяжело поднимается с пола. Прежде чем террорист успевает сказать что-либо, утерев губы тыльной стороной руки, Сэм просыпается. Обречённо смотрит вниз на темнеющее в полумраке пятнышко поверх спортивных штанов. — Да ну нахер… — подводит итог доставщик и на пробу бьётся головой о кровать. Не думать о случившемся получается из рук вон плохо. Не спать получается лучше, поэтому Сэм носится от Озёрного узла до Южного пешком, заваливая себя посылками и не давая разуму времени на отдых. Сначала выносливость помогают восстанавливать горячие источники и бесчисленные энергетики, но когда доставщик почти засыпает посреди снежной бури, он понимает: его дело дрянь. Он бы и рад строить дальше из себя суицидника, сбегая от проблем, но Лу в это втягивать не собирается. Ребёнок не имеет никакого отношения к мокрым снам своего недотраханного компаньона, поэтому Сэм добирается до ближайшей базы и мешком валится на кровать. — Ты так долго отходишь от каждого оргазма или это я такой особенный? Бриджес со стоном переворачивается на другой бок и хочет провалиться сквозь землю. Хиггс хмыкает, кровать проминается под чужим весом. — Злюка. — Пожалуйста, уйди, — предпринимает бесполезную попытку Сэм. — Мой сон, ты и уходи. Портер резко поворачивается, чем слегка обескураживает Монагана, который уже успел протянуть руку к чужим волосам, спутанным после долгой ходьбы в капюшоне. — Что? — испуганно выдыхает доставщик. «Его» сон? Террорист опускает руку на жилистую ногу Портера. Сэм вздрагивает и пунцовеет. — Мой сон, — упрямо повторяет сепаратист. А затем в неверии распахивает глаза, догадываясь. У Сэма отвратительное настроение, и оно ухудшается в геометрической прогрессии. Они об этом больше не разговаривают, даже не пытаются. Но острые иголочки сомнения насчёт нереальности происходящего зудят под кожей у обоих. По мере приближения к Краевому узлу доставщик начинает спать чаще, пытаясь внушить себе, что существует два совершенно разных образа: им же идеализированный образ жертвы и образ хладнокровного убийцы женщин и детей. Стараясь таким способом настроить себя на то, что с одним из них придётся драться за жизнь. Монаган напротив показывается во снах всё реже, а если и приходит, то чаще всего молчит. Сидит или лежит рядом, уставившись в одну точку. Снова нацепляет маску. Иногда шепчет что-то бессмысленное о частице Бога или вспоминает об отце. Иногда судорожно хватается за сэмово запястье или локоть. Совсем редко обнимает. — Сэм Бриджес забрал у меня всё и даже злобу, — однажды задумчиво говорит Хиггс, развалившись рядом с доставщиком на зелёной траве. Они оба сейчас где-то на пустоши под голубым небом среди полевых растений. Нет ни хирального облачка, и солнце беспрепятственно согревает их обоих. Сэм начинает забывать, что это сны, а не его галлюцинации после парочки М-криптобиотов. — Мы с тобой оба одичавшие сироты, отщепенцы общества. Выживальщики и одиночки. Портер уже хочет возразить и даже отворачивает ради этого голову от яркого неба, но так и застывает с открытым ртом. На него снова смотрит человеческое лицо, а не золотой череп. — Мы — хиральные отражения друг друга, — шепчет Хиггс и поднимает руку. Сэм свою тоже. Они прикладывают их ладонь к ладони. — Сложи одной стороной — идентичны, другой — разные. Поэтому нас всегда будет тянуть друг к другу, но рано или поздно всё закончится. Мы не настолько одинаковы, чтобы совмещаться при наложении. — К чему эта философия? — Ты почти меня нашёл, — Монаган переплетает их пальцы, скользя своими сквозь чужие. — Я тебя люблю? — его голос звучит скорее вопросительно и как-то совсем изранено и побито. — Не говори мне этого, — просит Сэм. Глаза предательски щиплет. — Здесь всё нереально. Подводка вокруг глаз сепаратиста оживает и скатывается по щеке чёрной тягучей каплей. — Побудешь со мной? Хиггс прячет под маской лицо, но не может спрятать душу. А Сэм не умеет отказывать. На этот раз инициатором поцелуя выступает он сам. Доставщик слегка сконфуженно, но уверенно двигается, одной рукой подхватывая Монагана за затылок. Поцелуй длится не дольше двух секунд — они просто касаются друг друга, но электрические разряды уже прошибают обоих насквозь. Сэм прижимается лбом ко лбу Хиггса. Заглядывает в бездонные голубо-чёрные глаза. Он прошлый давно утонул в них, не сумев вернуться всего один решающий раз. Возвращенец, застрявший в чужом Шве, и террорист, подорвавшийся на собственной чёртовой бомбе. Хиггс чертовски громкий в постели. При его эмоциональности в непостельное время суток это, в общем-то, не удивительно. Сэм же глушит в глотке каждый стон и иногда для этого приходится буквально душить себя, пережимая горло, или кусать пальцы, сжатые в кулак. Стыд охватывает Бриджеса подобно верёвке боласгана. Стягивает руки и ноги крепкой бичёвкой, лишает возможности двигаться. Сэму стыдно. Ему стыдно перед Люси, стыдно перед Амелией, стыдно перед Фрэджайл, стыдно перед президентом Бриджет, стыдно перед обоими Лу и стыдно перед собой самим. Конечно, ведь вместо возрождения Америки он весело проводит время, ложась под своего врага в каждом грёбаном сне. Наравне со стыдом приходит наслаждение. В Бриджесе борется лёд и пламя, хаос и порядок. Противостояние затягивается, но ни одна сторона не может утянуть Сэма в своём направлении. Дилемму успешно разрешает Хиггс, меняя угол проникновения и задевая пульсирующий комок нервов внутри Портера. Сэм, понятия не имеющий о своих скрытых способностях к гимнастике, выгибается дугой и его прошибает крупная дрожь. Погрузившись в свои мысли, он забывает вовремя поднести кулак к губам или вжаться лицом в подушку. Вместе с победой чёрной склизкой похоти вырывается надрывный стон поражения. Но наслаждение тёплое. Оно быстрое, хаотичное. Оно смотрит бездонными глазами монстра и сумасшедше улыбается острыми акульими зубами. Оно разражается хриплым хохотом и почти кричит от удовольствия. Мысль, что это его, Сэма, собственный крик, приходит только тогда, когда на губах звенит уже новый стон. Оно рычит, хватает за волосы, цепляется за грудь, мажет языком по шее и шипит. Оно не «он и он», оно «они», одно целое, эпицентр катастрофы. Сердце взрыва на смоляном озере. — Скажи это, — задыхаясь, шепчет Оно на ухо. — Пожалуйста, — хрипит Он. — Ты мой, — вторит Его голос. В густой неге, полной горячего движения, Они вскрикивают именами друг друга. И снова становятся самими собой. Только с частичками чужих Ка и Га в себе. — Мы уничтожим эту планету, — обречённо изрекает Сэм. — О, умоляю. Она давно сгнила в собственном соку, — довольно мурчит Хиггс, устраивая голову на широкой груди, помеченной бесчисленными отпечатками рук. — Ты похож на картину, — Монаган прикладывает свою ладонь к одной из меток точно напротив сердца Портера. — Тоже хочу оставить на тебе свой след. — Твои следы глубже. — И насколько глубоко? Сэм поворачивает ещё гудящую от их общего безумия голову и натыкается на внимательные чуткие голубые глаза. Холод внезапно прошивает тело ледяной стрелой страха. — Я не уверен, смогу ли… — он не заканчивает, Хиггс спешно прикладывает палец к его губам. Он бы и так не смог закончить. — Т-ш-ш, — тёплой фалангой касается и очерчивает абрис губ. — Я не смогу, ты знаешь. — Знаю. — Так давай остановимся. Хиггс горько усмехается, пряча глаза. Подтягивается на руках и утыкается носом в ложбинку между плечом и шеей. Сэм машинально обнимает мужчину за талию и слышит облегчённый выдох. — Это всего лишь сон, — голос слышится приглушённо, потому что террорист говорит, наполовину вжавшись в Портера. — Здесь всё нереально. — Реальнее, чем там. — Я буду ждать тебя. — Я не смогу. — Я тоже. Сэм просыпается грустным, злым и отчаявшимся. Тяжело поднимается и крутит запястьями, разминая затёкшие мышцы. Колющая боль по всему телу ничто по сравнению с сосущим под сердцем страхом. Сэм не знает, сможет ли выйти против Хиггса. Возможно, будет проще умереть от его руки. По пути к новой цели заказа депрессивные мысли развевает встречный ветер, но воспоминания минувшего сна заседают в голове жарким будоражащим маревом. Одно из них почти сшибает Сэма с ног. Глаза у Хиггса были ясными и чистыми, впервые не бездонными. Не безумными и не злыми. Всего-то печальными и любящими. Сэм останавливается, полной грудью вдыхая прохладный равнинный воздух. Вопросительно воркует Лу, почувствовав резкую перемену в настроении. — Мы не убьём его, кроха, — твёрдо произносит Бриджес, принимая одно из самых непростых, но правильных решений в своей жизни. Не потому что об этом попросила Фрэджайл, сидя рядом с Портером напротив смоляной ямы. А потому что Сэм допустил фатальную мысль, заглянув тогда в чёрную бездну. «Хиггс Монаган заслуживает жить».