Труп ведьмы

— Я умерла, — механически повторяла Прю. — Умерла. Умерла. Умерла. Она забилась в угол подвала: тот самый, где ещё недавно пряталась от чувств окружающих, будучи эмпатом. Лео исцелил её раны несколько часов назад. От Шакса особняк охранял Коул, готовый в любой момент испепелить его энергетическими шарами. Фиби, чудом избежавшая плена в подземном мире, возвращалась домой с надеждой на победу. Хмурая, нервно мнущая в руках полотенце Пайпер лишила её этой надежды. — С Прю что-то не так, — отрывисто прошептала она, бросаясь в объятья младшей сестры. — В ней что-то сломалось. Сломалась сама Прю — могущественная, сильная ведьма, величайшая угроза тёмных сил. В углу подвала корчилось человекоподобное существо. Прю поверила, что не выжила после атаки Шакса. Вера ведьмы — чудовищная сила. Подвал наполнялся тенями. Беспризорная сила нексуса, почувствовавшая лёгкую добычу, едва слышно урчала под половицами. — Что нам делать? — спрашивала Пайпер то у мужа, то у Фиби. — Как нам её вернуть? Побледневшее лицо делало её похожей на призрака. Словно особняк стал одной большой могилой, подумала Фиби и содрогнулась от собственных мыслей. Спустя неделю стало ясно, что магия бессильна помочь Прю. Лео возвращался от старейшин с плотно сжатыми губами, в видениях Фиби стоял туман, а представители магического сообщества, которых удавалось призвать Пайпер, с сочувствием качали головами, перед тем как исчезнуть. Прю отказывалась от еды, царапала каменную кладку ногтями и дважды пыталась откусить себе язык. Силы ей связали на второй день, когда она чуть не устроила обвал каменной кладки: волны телекинеза захлёстывали дом, пока Прю останавливала собственное дыхание. В больнице сёстрам Холлиуэл рассказали про синдром Котара. Сухая медицинская сводка — психопатический синдром, сочетание тревожной депрессии, деперсонализации и бреда — не выражала и доли того, что испытывала Прю. Она была уверена, что мертва. А мёртвые не чувствуют ни боли, ни любви — только бесконечный ужас. Сила Трёх умерла вместе с ней. Прю чувствовала себя то ли испорченным механизмом, то ли марионеткой. Вместо сердца в груди ведьмы скрежетали шестерёнки. И Фиби могла бы поклясться, что в подвале раздаётся до омерзения равномерное тиканье. Похоже, сумасшествие одной становилось сумасшествием всех. — Прю! Вернись к нам! — умоляла Пайпер. — Ты нужна своей семье. Прю смотрела в ответ пустым взглядом. У её трупа не было сестёр. Фиби знала, что Пайпер украдкой сжимает кулаки, глядя на старшую сестру, и боялась спросить, что именно она хочет устроить — заморозку или взрыв. Туман в её видениях сгущался. — Похороните меня. Я пустая. Бессмысленная оболочка, — шептала Прю, глядя сквозь сестёр. — Я не должна здесь быть. Её руки обессиленно скребли по стенам подвала. — А кто из нас должен? — горько спросила Пайпер от порога. — В тот день Шакс уничтожил всех нас. Она медленно спустилась по лестнице. В глазах Прю мелькнула тень прежней, живой ведьмы. — Мы все мертвы, — прошелестела она. — Весь мир уничтожен. От пола медленно поднимались проклятые тени нексуса. Фиби помнила заклинание, которое его изгоняет, до последнего слова. Она отчаянно хотела жить. Бороться за существование, спасать невинных. Она должна была быть с сёстрами. Но воскрешать мёртвых Фиби не умела. Последняя из Зачарованных спустилась в окутанный туманом подвал.