Однажды придёт отец...

Моментально забыв о Драко, потрясенный сверх меры, Гарри во все глаза уставился на будущего однокурсника, впервые в жизни столкнувшись с живой химерой. У мальчика было худое и поджарое тело двухлетнего льва, а на спине из косых раздвоенных плеч вытягивались крылья. Они хоть и были покрыты пером, но птичьими не являлись, у них было несколько другое строение, отличное от птичьего, Гарри так и не смог определить, на что похожи крылья… Мальчишка-химера с ехидным интересом таращился на Гарри в ответ. Тот, поняв, что просто откровенно пялится на незнакомца, смутился и поспешно отвернулся, пробормотав извинения ещё раз, на всякий случай. — Прости. — Ничего, — хмыкнув, отозвался крылатый незнакомец. И кивнул на лодку с аристократами: — Видел ваши разногласия. Не обижайся на белобрыса, к нам, мификам, привыкнуть надо. — Мифики? — ухватился Гарри за незнакомое слово. — А кто это? — Мы, — мальчик качнул крылом. — Мифические создания, к нашему облику, признаю, привыкнуть сложно. Так что не вздумай ссориться с другом из-за нас. — И не думал даже! — взвился Гарри. — Он первый начал!.. Он не имел права обзывать вас… Тут он запнулся, испугавшись неприятного слова. — Скотиной, — невозмутимо договорил за него мальчик. — Это я тоже слышал. Ничего постыдного в этом не вижу. — Почему? — ошарашенно спросил Гарри. — Потому что вас я тоже могу обозвать приматами и буду прав… — с наслаждением потянулся мальчик. — Мартышки, знаешь ли, воняют, чешутся и орут. Гарри озадаченно смотрел на мальчика-химеру и честно пытался понять — на чем основана его грубость? На воспитании или это у него такая защитная реакция? На всякий случай Гарри извинился в третий раз: — Я тебя, наверное, очень больно стукнул, да? Прости меня, пожалуйста, я не хотел… К его удивлению, мальчик вдруг смутился и как-то виновато, легонечко пихнул его львиным локтем в бок со словами: — Ты меня тоже прости. Я не хотел хамить. Просто редко кто на нас адекватно реагирует, вот я и привык огрызаться… — новый тычок и вопросительно: — Мир? — Мир! — с облегчением заулыбался Гарри. Лодки плавно неслись по глади озера, слегка ныряя носом в набегающие волны. Противоположный берег быстро приближался, Гарри подставил лицо встречному ветру, и тот шаловливо взвихрил ему волосы, откинув челку со лба. — Ух ты… Ты Гарри Поттер? — восторженно вскрикнул какой-то рыжий мальчик с соседнего ряда сидений. Он даже в проход просунулся, чтобы получше рассмотреть восковой зигзаг над правым глазом. Гарри вздрогнул и поспешно пригладил волосы, пальцами начесав их на лоб. — Н-нет… — сипло выдавил он. — Я не этот, не Поттер. — Ах да, я вспомнил! — просиял веснушчатый. — Ты потом стал каким-то Эвансом-Снейпом. Я слышал, папа в газете читал про тебя. Слушай, а зачем ты фамилию сменил? Тебе же так подходило героическое — Поттер! От неожиданности Гарри даже не нашелся, что сказать. Доселе молчавший крылатый сосед обратился к рыжику поверх плеча Гарри: — А тебе часом фамилию не надо сменить? — Зачем? — опешил рыжий. — Я в семье вырос! — Вот и он… — кивок на Гарри, — тоже в семье вырос. И вообще, тебе не кажется, что это несколько бестактно — предлагать человеку неродную фамилию? — Почему чужую? — не согласился рыжик. — Он сперва Поттером был, а потом его усыновил какой-то Снейп. Вот. И я не понимаю, почему он не оставил Гарри старую фамилию, она же ему больше шла! Гарри загрустил. Вот и первое препятствие, из-за которого они с папой были разлучены. До сих пор есть люди, которые противятся тому, что он стал Снейпом. А ведь уже много лет прошло, пора бы и привыкнуть. Его печальные размышления и высказал крылатый мальчик: — Может, уже пора смириться с этим? — осторожно спросил он. — А то как-то некрасиво заводить знакомство и пытаться дружить с человеком только из-за знаменитой фамилии… — Чего? — возмутился рыжик. — Да ничего подобного, всё ты врёшь! — Ну во-о-от… я уже врун, — скуксился химерёныш. И хитро прищурился. — А ничего, что я телепат? И все твои мысли видел с начала и до… Гарри хрюкнул и закашлялся, маскируя смех. Рыжий сначала не понял и затупил: — Теле… что?.. — но тут до его сознания дошло про мысли, и он, покраснев, поспешно отодвинулся обратно к своему борту. И молча сидел там до тех пор, пока лодки не причалили к замковому берегу. Здесь их встретил сам директор, высокий и стройный вельф. Паладин Эймос считал, что не рассыплется от того, если самолично проведет детей в замок для первого инструктажа. Он тепло улыбнулся им, согревая приветливым и добрым взглядом, уверяю вас, это возможно — тепло улыбнуться и согреть глазами… Пересчитал их вслух, благодаря чему дети узнали, что их сорок четыре. Потом взмахом шерстистой руки погасил свет над озером и далеким противоположным берегом — освещение больше не требовалось им. После чего, позвав детей, повел за собой. Парадная лестница, высокие двери, холл… короткий коридорчик и светлое просторное помещение с зеркалами и умывальниками. Скамейки с полотенцами. Вешалки с ковриками и щетками для обуви. Дети с облегчением кинулись к рукомойникам приводить себя в порядок с дальней дороги: умываться, вытираться, причесываться, а некоторые, увидев заветную дверь с изображением всемирно известного писающего мальчика, ещё и нужду справили, радостно юркнув за неё… Сам же директор помогал мификам и магикам: умыл лицо сфинксу, протер глаза минотавру, чем-то ещё помог анубису и фавну. Кто-то прижался к ноге Гарри, опустив глаза, он увидел толстую буро-зеленую жабу. Выпучив глаза, она влюбленно взирала на него, возложив влажные лапки на его кроссовку. Ну, влюбленную девушку как-то стыдно пинать, Гарри смущенно покосился по сторонам и увидел, как некий полноватый мальчик заглядывает под раковины. Не сразу, но Гарри узнал Невилла, тот за два последних года сильно подрос и очень изменился. Сообразив, что он, скорей всего, ищет жабу, Гарри нагнулся, подобрал её и отнес к хозяину. И чуть не покраснел, поняв, что «девушку» зовут Тревор. Терпеливо дождавшись, когда дети приведут себя в порядок и соберутся, директор снова мягко пригласил их следовать за собой. Коридорчик, обратный путь по холлу и большие парадные двери в Большой зал. Они гостеприимно распахнулись, впуская новичков. Четыре длиннющих стола протянулись вдоль, пятый стол, покороче, стоял поперек в дальнем конце зала. Сотни студентов сидели на лавках вдоль всех четырех столов и смотрели на новоприбывших. Директор подвел новеньких к профессорскому столу, перед которым стояла простая деревянная табуретка, а на ней какая-то старая ветошь, отдаленно похожая на шляпу. — Сначала ко мне подойдут девочки, — объявил директор звучным рокочущим голосом. —  Потом наступит очередь мальчиков, а за ними начнется распределение магиков и мификов. Начнем! Аббот, Ханна! Гарри, оттянувшись к мальчикам, с интересом смотрел, как Шляпа отправляет на разные факультеты девчонок. Невольно сложил и стиснул пальцы на обеих руках, когда настала очередь Пенни. — Пенн, Пенелопа! — Гриффиндор! — прокричала Шляпа, Гарри перевел дух — приняли! Попала туда, куда и хотела. Счастливая Пенни вприпрыжку ускакала к своему столу. Директор проводил её взглядом и вызвал следующую: — Перкс, Салли Энн! Наконец зазвучали имена мальчиков. И Гарри вдруг подумал, что это мудрая, в общем, тактика — оставить самых странных и желанных напоследок, по крайней мере, никто не рвется к ним или от них специально, просто потому, что они ещё не распределены. Бут, Долгопупс, Гойл… На голове Невилла Шляпа просидела минут десять, прежде чем приняла судьбоносное решение, причем нервно так прикрикнула на него, вынося окончательный вердикт: — Да проваливай уже в Пуффендуй, упрямый ты драккл! — Но бабушка… — хныкнул Невилл, через силу сдирая себя с табуретки. — А она была из Блэков и рвалась в Слизерин… — недовольно пробурчала Шляпа вслед мальчику. — Насилу убедила её в Гриффиндор отправиться. Малфой получил направление в Слизерин, ещё сколько-то детей, и Шляпа очутилась на голове Снейпа-Эванса. На глаза Гарри упала тяжелая фетровая тьма, а в ухо, почему-то в правое, потек-зажурчал голосок, тихий и вкрадчивый: — Так-с… Ну, мальчуган, какой ты у нас… разнообразный. Безрассудства поровну с ответственностью, храбрости не занимать, трусости… слава Мерлину, есть немножко. Совесть тоже имеется, причем весьма качественная. Совестливый ты ребёнок, честный. Не в Слизерин, однозначно. Так, паренёк, слушай меня внимательно! — перешла Шляпа на деловой тон после ментального анализа. — Под твою ответственность попала жизнь одного существа, которому ты отныне очень нужен. Без тебя он пропадет. А так как он уже учится на Пуффендуе, то тебе следует отправиться туда же. Ну как, ты готов отвечать за его жизнь и счастье? Гарри моментально понял, что речь идет о Дереке, и заволновался: — Разве он в беде? Он, правда, недавно был в коме, но он же вышел из неё. И, кажется, здоровым… — Он волвен, — очень серьезным тоном принялась объяснять Шляпа. — В наше время многие забыли особенности природы волвенов. А ведь они никогда не менялись, они очень постоянны в своих привычках и всегда были такими же, как и сто, и двести, и тысячу лет назад… разве что продолжительность жизни сократилась. — Почему? — похолодел Гарри. — Потому что их чаще стали предавать по незнанию забывчивые люди. Они забывают, что такое волвен, считают его просто человеком со странностями или безопасным оборотнем, вот что они думают. И в этом их главное преступление. Запомни, мальчик, самое главное — равнодушие убивает волвена. Гарри растерянно подумал об отце и дядях Дерека, о том, как прижимистые и жадные до презренного металла цыгане равнодушно продавали мальчика туда-сюда… Шляпа, очевидно, прочитала его мысли, потому что грустно хмыкнула и тихо произнесла: — Предательство родни не равно предательству друга. У родичей есть законные привилегии, такие, как правообладание. В допустимых пределах они могут делать с опекаемым родственником всё, что хотят и что позволяет им совесть. Но ребёнку от этого, конечно, не легче, для него предательство есть предательство, что бы там ни говорили законы и генералы, ищущие обходные дорожки своим интересам и расстреливающие собственных солдат за дезертирство. Просто дружба — это более личная территория, и предательство друга ранит сильнее. — Но это же страшно! — возмутился Гарри. — Когда ребёнка предает тот, от кого он зависит, на кого надеется, на родителя. Ведь родители должны защищать детей! — Всё это верно, — согласилась Шляпа. — До поры до времени. А потом сами же родители спихивают ребёнка вон из дома, считая, что он вырос и должен отправиться в свободный полет, начать самостоятельную жизнь. Это у всех одинаково, у людей и животных. И только внутри вида. Своих львят лев-отец будет защищать до последней капли своей крови, а чужих львят после набега на соседний клан безжалостно убьет. Дети всегда и везде, звериные и человечьи, самые беззащитные создания на свете. Их защищают те, кому они дороги, и убивают те, кому они безразличны. Гарри вздохнул и покорно выслушал свое распределение: — Пуффендуй! Директор снял с него Шляпу и ободряюще улыбнулся. Гарри встал, высмотрел за своим столом Дерека и направился к нему. И почувствовал внезапный страх, когда увидел на лице волвена растерянную радость, смешанную с недоверием и изумлением. Шляпа оказалась права, Дерек, сам того не зная, зависел от Гарри, спасшего его из коматозного небытия, и которого он сам спас от бандита. Поредела вереница мальчиков, отправился на Слизерин последний — Блейз Забини, и настала очередь четверки магиков. Гарри замер, как и весь огромный зал, в тревожном ожидании, и гадал — с кем из них ему доведется учиться на одном факультете? Директор Эймос назвал первое имя: — Смолл, Гэвиан! От группки отделился мальчик с собачьей головой, прижав уши и скалясь, он подошел и, почему-то боком залез на табуретку. Опасливо проводил взглядом Шляпу и зажмурился, когда она опустилась ему на голову. Минута-другая молчания и… — Слизерин! Северус обиженно насупился — нечестно. Минерве, значит, кошкодевочка-нэко, а ему — песьеголовый пацан. Смешной такой довесок к троллю… И Гарри почему-то не к нему угодил, а к Помоне, и это при том, что он не тупица, а очень даже умненький мальчик. Эймос тем временем вызвал второго: — Эрролл, Торнбун! К табуретке, тяжело и мощно ступая, двинулся телок-минотавр. Дошагал и встал рядом, набычившись на директора. Тот не стал настаивать на том, чтобы он сел, надел Шляпу на стоящего. Та поерзала на слишком широкой для неё голове, пытаясь умоститься так, чтобы шишечки рогов не мешали, покряхтела, побормотала и вынесла приговор: — Пуффендуй! Гневно фыркнув, телёнок повернулся и тараном потопал к своим. Студенты, на которых он нацелился, в страхе раздвинулись в обе стороны, отпихивая и оттискивая соседей, стремясь как можно шире освободить место для быка. Остались двое — козлоногий чертик и крылатый химера… Имя, прозвучавшее номером третьим из уст директора, ввело всех в ступор — оно оказалось вполне человеческим: — Франкел, Дигори Нель! Долговязый стройный чертик козликом поскакал к месту распределения, вскочил на табуретку с ногами и присел на корточки, так, как позволила ему физиология. Снова Шляпа долго умащивалась на рогатой голове… Вердикт был предсказуем: — Гриффиндор! Ха! А козла не хочешь, Минни?! Пока офигевшая профессорша изображала жену Лота, глаза всего зала скрестились на последнем — химере. Ну-ка, ну-ка, как его зовут? — Гамильтон, Зевс! Ну ничего себе имечко! Неспешной походкой вразвалочку тот подвалил к табуретке и встал на неё передними лапами, подставляя голову под Шляпу. Та почти с облегчением обняла полями нормальную человечью голову и тут же, задохнувшись от ужаса, истошно заорала, не выдержав мозговой атаки менталиста: — Когтевра-а-ан! Директор сдернул с кудрявой локонистой головы истерящую Шляпу и отошел в сторону. Зевс стек с табурета и поплелся к столу Когтеврана. Братья Барнеи подозвали химеру к себе и усадили на скамью между собой, повязав ему на шею полотенце и готовясь кормить с рук. Бедняга Флитвик недоуменно смотрел на него со своего места, явно не понимая, как и что ему делать с таким странным студентом. Северус, наклонив голову к нему, шепнул: — Вы не знаете, почему мне достался… э-э-э… анубис? — Так они же темные… — с присвистом зашептал Флитвик. — Боги равновесия и смерти. В древнем Египте их часто изображали с весами, на которых они взвешивали сердца умерших. И я не знаю, Северус, каков анубис в реальной жизни. Полагаю, мы снова должны пойти к директору и расспросить о новых учениках. Мой-то как называется? Горгулий? — Нет, сфинкс, — поправил коллегу Снейп. — А разве они крылатые? — пискнул обескураженный Флитвик. — Я уже ни в чем не уверен, — наморщил лоб Северус. — Насколько я помню — египетские сфинксы изображены без крыльев, но по миру встречаются и множество крылатых изваяний, такие стилизованные фигурки химер… Директор, завершив распределение, щелчком пальцев убрал табурет со Шляпой и, пройдя к своему креслу, поприветствовал учеников. Поблагодарил старших за терпение и взмахом руки явил блюда проголодавшимся детям. Они были легкие и нежирные: обезжиренный творог с зеленью, овощи, приготовленные на пару, морковное и картофельное пюре… Ну и пища, предназначенная для особых желудков магиков. Гарри с интересом смотрел, кто, что и как ест: Зевс аккуратно брал с вилки кусок полупрожаренного мяса, её у лица держал один из вельфов. Телёнок Торнбун мрачно поглядел на листовой салат перед ним, вздохнул, взял короткопалой рукой зеленый бледный листик, с отвращением сунул в рот и принялся медленно жевать. Щенок-анубис вдумчиво вгрызался в свиной мосол, крепко держа кость двумя руками. А Дигори Нель ел вполне по-человечески, сноровисто орудуя вилкой и ножом, расправляясь с овощной котлетой. Наглядевшись, Гарри вспомнил и о своем голодном желудке и, положив себе в тарелку немного того-сего, принялся за ужин. После пира новичков собрали старосты и повели в факультеты. Когтевран и Гриффиндор пошли к башням, Слизерин и Пуффендуй, напротив, в подземелья. И какое-то время шли вместе по одному коридору, тут-то и улучил момент Драко Малфой, пристроившись рядом и занудив на ухо: — Ну, Гарри, ну почему к барсукам? Я думал, мы вместе будем… — Не понимаю, Драко, — отозвался Гарри. — Чем это помешает нам дружить? — Как «чем»? — возмущенно запыхтел Драко. — Ты угодил к тупарям-барсукам! К земледелам!!! Последний вопль был прямо-таки криком души — отчаянный и протестующий. Гарри резко остановился, и в него врезался Невилл, от неожиданности чуть не раздавивший свою жабу. Не обращая внимания на распластанного по его спине Тревора, Гарри прошипел в красное лицо Малфоя: — А ты давно ли стал барином? А, Драко?! Не твой ли садовник на огороде пашет, выращивая тебе на обед вкусную клубнику и сочную спаржу? Не он ли поставляет вам на столы картошку жареную-пареную, с морковкой и хрустящими огурцами? Ты мозги-то включи, Драко, это не крестьяне обслуживали арендаторов, это рыцари сторожили земледелов, следя за тем, чтобы у них было всё для нужды. Потому что земля без пахаря — это голый и бесплодный пустырь, поросший лопухом и терном. Так что отнесись с уважением к тем, кто тебя, барчука несчастного, кормит! Высказавшись, Гарри плечом толкнул Малфоя, сметая с дороги, и поспешил присоединиться к своим, которые никуда не ушли, а терпеливо ждали в отдалении вместе со старостой. За ним устремился восхищенный Невилл, сжимая в руках чуточку сплющенного Тревора. Староста одобрительно посмотрел на Гарри и заметил: — Ты не переживай. Твой друг просто с жиру бесится, это со всеми бывает с непривычки да с наскоку. Вот поучитесь пару дней вместе, и всё станет как прежде. Поверь, у меня у самого друга на Когтевран унесло, так он тут частый гость, если не я у него. Закончив, староста подмигнул Гарри и повел первокурсников дальше. Общий коридор давно разделился, прошли мимо кухни и остановились перед картиной. На ней был нарисован сенбернар, толстый и пушистый. Староста сказал ему: — Лежать, Барри! Сенбернар лег на пузо, староста кивнул и обратился к студентам: — Как вы думаете, куда его лучше почесать? — За ушком! — понятливо сообщил Гарри. — Верно! — одобрил староста и почесал нарисованное ухо. Сенбернар встал и ушел за раму, открывая проход. — Проходите, добро пожаловать в гостиную Пуффендуя! Комнаты оказались одиночными, Гарри долго и с любовью доставал из чемодана предметы и вещи и раскладывал-расставлял по местам. Потом сходил в ванную, искупался, почистил зубы и страшно довольный вернулся в комнату. Нашел на тумбочке возле кровати записку от отца. «Поговорим завтра, о Соломоке не беспокойся, его устроили в вольере, он накормлен и спит. Ты молодец, сынок, я горжусь тобой!

Папа».