Однажды придёт отец...

От голода детей спасла няня Пенн. Видя очевидную неадекватность взрослых, верная экономка, добродушно ворча, выгнала их с кухни и занялась приготовлением пищи для голодных позабытых детушек. Что странно, Северус с Лизой не протестовали, покорно вышли вон, полностью поглощенные друг другом. Пару дней спустя приехала Петунья и привезла с собой собачек. Боже, как же они обрадовались! И Гарри, и песики совершили общий собачье-мальчишечий танец с воплями, лаем и визгом. Визжал Бейли, Терри только фыркал и лаял. Потом эмоции песиков зашкалили: Бейли от радости принялся хрипеть, чихать и кашлять, а Терри, расставив задние лапки, растекся счастливой лужицей. Гарри даже опешил слегка — это ж надо, как собачки его любят, аж писаются от восторга. Лиза и Петунья с легкостью нашли общий язык и общую тему, за которой провели весь вечер, с удовольствием обсуждая и попивая чаёк. Потом Петунья удалилась, оставив собачек Гарри до конца каникул. На следующее утро Лиза пошла на кухню, решив заняться готовкой, лохматый пекинес деловито устремился вслед за ней и со странным каким-то умилением смотрел, как она открывает ларь с картошкой… Что ж, к этому Лиза не была готова, никто ничего не сказал ей о пристрастиях собачек. Подозрительно поглядывая на пса, Лиза достала нож, села перед мусорным ведром и принялась за работу. По мере того, как картофелинка очищалась, у собачки глазки становились всё умильнее и умильнее, мордашка разошлась в такой заискивающей улыбусе, что Лиза начала сомневаться в собачьей адекватности, никак не могучи понять — что же ей надо? Видя, что улыбка не срабатывает, Терри уселся на объемистый зад и прижал передние лапки к груди, скорчив умоляющую рожицу, старательно пуча и без того выпученные глаза. Лиза нервно глянула на песика, на его наливающиеся слезами печальные очи. Поймав её взгляд, Терри воодушевленно завилял хвостом, а так как он сидел на нем, то тут же завалился на бок, не удержав равновесие. Сконфуженно вскочив, Терри сердито гавкнул, глядя на недогадливую тётку и на вожделенную картошеньку в её руках. Помедлив, Лиза, недоуменно пожала плечами и… опустила очищенную картофелинку в кастрюлю с водой! Такого безобразия Терри уже не смог вынести, возмущенно фыркнув, он принялся вдохновенно ругаться: рычать на разные лады, то тише, то громче. Когда очередная картошка булькнулась в кастрюлю под аккомпанемент пекинесьего ворчания, Лиза не выдержала: — Ну чего тебе надо? Терри обрадованно подпрыгнул, встал в выставочную позу и завел: — Вау-вау-вау-вау, вау-вау! Звонко так, тоненько. Лиза внимательно выслушала неожиданное сольное выступление удивительного пекинеса, после чего с уважением сообщила ему: — Очень красиво вы поете, мистер Терри. Но я по-прежнему не понимаю, чего же вы хотите? Терри снова завел, на октаву выше, и с любовью глядя на картошку: — Вау-вау-вау… — на сей раз он подпустил в голос немного плаксивых просительных ноток, и до Лизы наконец-то дошло. Порезав на ломтики, она неуверенно протянула кусочек картофелины. Испустив облегченный вздох, Терри взял подношение и смачно захрустел им с таким видом, мол, а раньше не могла додуматься и дать, дура?! Всё поняв, Лиза посмеялась и, тщательно промыв нарезанный «деликатес», подала экс-гурману на блюдечке. Бейли был нормальной собакой и картошку не просил, но зато обожал кости. И как-то страшновато было наблюдать, как мелкая собачонка, весом в три килограмма, с хрустом разгрызает здоровенные свиные копыта, как под нажатием его челюстей лопаются и разлетаются в щепы хрящи и сухожилия. Костями с Бейли делился Мок, вернее, это Бейли проникал в вольеру ко льву и без зазрения совести уволакивал тот или иной мосол, которым потом долго гремел и грохотал в прихожей, часами обгрызая и кроша… Прямо гиена, а не собака! Зимние каникулы, к сожалению, длятся недолго, всего две недели, и четверо ребят, Гарри, Дадли и Пенни с Дереком, старались проводить как можно больше времени на воздухе с родителями, благо, что те тоже стремились побольше бывать с детьми. Таким образом, не было ничего удивительного в том, что Снейпы, Дурсли, Пенны и новоприбывшая мать с сыном собирались большой группой. Со стороны они все вместе выглядели, как три семейные пары с детьми: Вернон с Петуньей, Харви с Элеонорой и Северус с Елизаветой, постоянно окруженные четырьмя подростками и собаками. Собравшись в первый раз и оценив свой живописный и сплоченный коллектив, они сообща пришли к выводу, что Рождество станет куда интереснее, если в нем будет присутствовать снег. Стали думать и рядить, где провести остальные полторы недели: в Швейцарии или в Сноудоне, однако, не успели придумать, потому что Гарри подкинул им другую идею. Во время ужина Гарри обратился к отцу: — Пап, а это правда, что в России медведи по улицам разгуливают и на балалайках играют? — С чего ты взял, сынок? — удивился Северус. — Зимой медведи впадают в спячку. — Но, папа, — возразил Гарри, — в книжке маркиза де Кюстина так написано, «Николаевская Россия 1839 года». Я читал, там по зимним улицам ходят большие мишки и бренчат на треугольных гитарах, они называются «балалайками». Папа, а как ты думаешь, мы можем съездить в Россию и посмотреть лично, проверить, правду ли пишут в книжке? — Ну… — задумался Северус, прикидывая, хватит ли финансов и смелости совершить заграничную поездку. — Только лучше не в столицу поехать, папа, — сообщил тем временем Гарри. — А куда-нибудь в глубинку. Мне кажется, в современных городах медведи не гуляют. — Ну и какую ты глубинку предлагаешь? — осторожно поинтересовался отец, незаметно скрещивая пальцы под столешницей, может, не знает сынок? Но Гарри обломал его тайные надежды, так как уверенно заявил: — Маркиз де Кюстин всем рекомендует посетить загадочную Сибирь, он говорит, что нет ничего таинственней и притягательней удивительной земли Коми-края. Папа, ну давай съездим? — тут Гарри состроил умоляющую моську и щенячьи глазки. — Я так хочу увидеть настоящего русского медведя, сидящего на лавочке и тренькающего на своей смешной куцей гитарке. Хоть и сомневался Северус в том, что русские медведи по сей день разгуливают по улицам, пусть даже и в дикой Сибири, да ещё и умеющие играть на музыкальных инструментах, отказать любимому сыну он не смог. Позвонил Дурслям и рассказал Петунье о странной просьбе Гарри. Та поразилась и предложила устроить семейный совет. Собрались в маленькой гостиной снейповского дома и после недолгих дебатов за рюмками-бокалами чая решили скинуться и всё же съездить в эту «загадочную и притягательную сибирскую глубинку». Приняв же сие решение, Снейп, Пенны и Дурсли тут же занялись воплощением плана в жизнь. Северус послал сообщение Вильгельмине Граббл-Дерг с просьбой прибыть и позаботиться о львёнке и попугайчике, Харви занялся билетами, а его жена Нора стала составлять список всех необходимых вещей. В турагентстве, куда они, в конце концов, обратились за советами, озадачили одним вопросом: есть у них шубы? Услышав отрицательный ответ, предоставили список покорителя Северного полюса: куртки на гагачьем пуху, унты песцовые, кроличьи шапки-ушанки. Куртку размера Вернона не нашли, и им посоветовали обратиться в русское посольство, мол, у русских всё есть. Нервно переглянувшись, наши нечаянные горе-путешественники отправились по указанному адресу. Переступили порог официального здания, опасливо огляделись, прошли к окошечку и робко спросили, где тут отвечают за иностранные поездки? В крошечном оконце показался кусок носа, нос зачем-то принюхался к ним, потом сместился вверх, являя чей-то рот, который вопросил: — Куда желаете, господа? Северус вынул из кармана замусоленный клочок бумажки и зачитал написанное Гарри: — Э-э-э… кхе-кхе, Россия, Республика Коми, город Ухта… — и чуть дрогнувшим голосом дочитал: — Гостиница «Север». Так и было написано нетвердой рукой маленького сына: не «Норд», а именно «Север». В окошечке появился серый глаз, внимательно оглядел их всех, Северуса, Вернона и их спутниц, Петунью, Нору и Лизу, уступил место рту, который и изрек: — Обратитесь в отдел «Интурист», шестой этаж, триста пятый кабинет. Обратились. Находящиеся в кабинете два весёлых парня оглядели ворох прозрачных пакетов с ярко-красными куртками «Аляска» и унтами «Канада» в руках посетителей и дружно и громко заржали, чем-то крайне позабавленные. Потом, узнав о цели их визита, один из веселых мальчиков склонился к селектору и сказал: — Деззи, дорогая, принеси со склада шубу шестьдесят второго размера для симпатичного голубоглазого блондина. В селекторе послышались задушенный полувздох-полувсхлип и стук убегающих куда-то каблучков… Визитеры и парни стали ждать, вежливо улыбаясь друг другу. Наконец со скрипом отворилась дверь, влетела с огромным тюком за плечами мечтательная кудряшка, глядящая куда-то вверх на пару метров от пола. Не найдя нужное на требуемой высоте, девушка непроизвольно опустила глаза и обиженно уставилась на лицо единственного блондина — дяди Вернона. Что ж, её разочарование вполне понятно: вместо нордического красавца, стройного и высокого, с белокурыми вихрами, романтично рассыпанными по плечам, она узрела весьма тучного мужчину, роста среднего и с прилизанными волосиками, столь живописный образ английского джентльмена довершали пышные усы и крошечные свиные глазки. В огромном тюке оказалась гигантская коричневая шуба. Учитывая, что кудряшка Деззи выбирала самый большой размер и ориентировалась на плечи великана вроде Рутгера Хауэра, то шуба села на Вернона просто идеально. Из-за чего он, кстати, стал ещё крупнее внешне, этакий меховой шар в лаковых ботинках. Причина странного юмора пареньков объяснилась просто: их сотрудница, Дейзи Моррисон, всех достала своими мечтами выйти замуж за красавца-блондина. И это при том, что в самом посольстве половина мужчин были блондинами, но ни один из них отчего-то не устраивал избирательную Овечку Деззи. Вот парни и решили над ней подшутить — ну, а почему бы и нет, вдруг кто-то из посетителей окажется тем самым, идеалом её мечты? С одеждой разобрались, протащили собак через ветеринарный контроль, сделали им и себе все необходимые прививки, созвонились с английским консулом в России, договорились о том, что их встретят. И полетели покорять неведомую Сибирь… Иностранцы в Коми были всегда, с незапамятных, ещё доцарских, допетровских времен, и в настоящую пору, то бишь в девяностые, в Коми-крае половину коренного населения составляли как раз иностранцы. Сколько — не известно, подсчет единиц населения в эти годы не проводили с такой дотошностью, да и надо ли? Раз по всем регионам огромадной необъятной страны проживало не одно поколение немцев и татар, и русский язык для них давно стал родным, а уж о чукчах, эвенках, ненцах и прочих этносских народностях и вовсе помолчим, они испокон веков жили в Коми и давно числились коренными жителями. Наши путешественники сели в самолет на аэровокзале имени Хитроу вместе с парой сотен таких же, как они, англичан. Так они думали спервоначалу, видя обычных людей. Пока грузились, складывали ручную кладь в багажное отделение сверху над сиденьями, садились, пристегивали детей и себя, ждали разгона и взлета, было не до окружающих. Экипаж принялся проверять работу двигателей стоящего самолета: громче — тише, звуки были самые разные и неожиданные: от утробного рычания до свиста. Стюардессы начали голосовую и жестовую демонстрацию правил поведения на борту в обычных и нештатных ситуациях. Потом самолет дрогнул и медленно поехал по «рулёжке» к взлетно-посадочной полосе. Перед выездом на неё двигатели набрали мощность, зарокотали сыто и рыгающе, как переевшие драконы. В этот момент самолет напомнил Гарри бычка, который бьет копытом перед рывком. Выехав на полосу, самолет быстро набрал скорость, от чего пассажиров слегка вдавило в спинки сидений. Мелкая вибрация на всем протяжении езды по земле, вдруг небольшой наклон на спину, и вот он — отрыв, исчезла дрожь под ногами… Итак, после мерного разгона по взлетной полосе, очень похожего на обычный автобус, но с мощным рывком ввысь, когда они оказались в воздухе и смогли расслабиться и перевести дух, в соседних креслах через проход обнаружились иностранцы-россияне. Их незнакомая, странно звучащая речь тараном врезалась в уши… Гарри навалился на отца и поверх него уставился на соседа, вихрастого мальчишку, примерно его, гарриных, лет. Тот точно так же глазел на Гарри поверх своего папы. Глаза мальчишек, зеленые и серые, с одинаковым любопытством — встретились. Но познакомиться в самолете им не довелось, тому помешал ряд причин: все пассажиры были пристегнуты к креслам, это во-первых, во-вторых, было существенное препятствие в виде языкового барьера, Гарри говорил по-английски, а незнакомый мальчик — по-русски. Увы. Но интерес от этого не пропал, и всю дорогу мальчишки пожирали друг дружку глазами, взглядами обещая сойтись на земле, познакомиться и подружиться! А пока… пока пришлось довольствоваться тем, что было доступно в данный момент: послушать музыку через наушники, попить коктейль с тележки бортпроводницы, которая красиво, по-морскому, называлась «стюардесса», и смотреть в круглое окошечко-иллюминатор на бесконечные облака за толстым стеклом. Иногда самолет качало, и эта легкая болтанка почему-то пугала женщин, они нервно хватались за подлокотники кресел и жмурились. В эти моменты Гарри как никогда остро ощущал, что под ногами у них многокилометровая бездна, и женский страх становился ему понятным. А ну как грохнется сейчас эта крылатая машина, от них, наверное, и костей-то не останется?! Нет, всё обошлось, никто никуда не грохнулся. Спустя сколько-то часов перелета над Западной и Центральной Европами и частью огромной России самолет вдруг пошел на снижение. Гарри показалось, будто они спускаются с воздушной горки, облака за иллюминаторами резко пошли вверх, открывая подоблачный мир с бескрайними горизонтами во все стороны. И это был белый мир. Вернее, голубоватый, так как вечерело, и где-то на краю горизонта горели далекие золотые огни. При посадке самолет ощутимо тряхнуло, и вернулась позабытая вибрация. Сойдя с трапа, Гарри растерянно уставился на снежное поле вокруг аэродрома. Конечно, в Шотландии он видел снег, на полях вокруг Хогвартса и на склонах Кабаньих гор, но в то же время он знал, что снег покрывает очень малую площадь страны — только горную Шотландию, а южнее Инвернесса снега уже не было, как и по всей Англии: везде были стылая серая слякоть, дожди и туманы. А здесь была совершенно другая картина: несмотря на слежавшееся и натоптанное полотно, снега было очень много, нетронутый снег, лежащий на полях, вздымался почти по пояс взрослому человеку, а те сугробы, отваленные снегоочистителями на обочины, возвышались вообще на многие метры над головами и казались целыми горами. К вокзалу почему-то пришлось идти пешком, неся свой багаж и переноски с собачками, которых забрали из хвостового багажного отделения. Вошли в терминал весьма простенького вокзальчика и здесь остановились, озираясь в поисках встречающих. Глаза Северуса, Лизы, Вернона и остальных шарили по плакатам, силясь найти свои фамилии. Гарри же озирался в поисках того мальчика, уже начиная опасаться, что они разминулись, потеряли друг друга и больше не увидятся, так и не познакомившись. Но тот вдруг прыгнул к нему откуда-то сбоку, радостно хлопнув по плечу и что-то крикнув по-русски. Гарри обрадовался и схватил безымянного друга за руки, с благодарностью вглядываясь в серые веселые глаза. Плакатов между тем оказалось всего шесть, и написано на них было по-арабски. Гостей из Англии никто не встречал… Бородатые личности прошли к встречающим, те разобрали своих подопечных и уволокли к черным «волгам» и белым «жигулям», рассадили по салонам и куда-то увезли. Опупевшие от неожиданности, чувствуя себя брошенными, наши бедные путешественники растерянно толпились, сбившись в тесную кучу, и потерянно переглядывались, ничего не понимая. Мальчик, крепко державший Гарри за плечи, громко крикнул, подзывая своих. Во всяком случае, на крик сына подошел папа, худой мужчина в расстегнутом коротком полупальто с высоким воротом — бушлате. Вернон смущенно пробасил: — Нас отчего-то не встретили. Послушав английскую речь, мужчина в бушлате сходил к выходу, переговорил там с кем-то и вернулся к нашим потеряшкам в сопровождении толстой матроны. Немолодая… да что там, откровенно скажем, старушка, правда, не безобидный божий одуванчик, а высоченная и крепко сбитая «солдатка», эдакая атаманша. Густым контральто она обратилась к Вернону на очень плохом английском: — Шо, потерялись, турисята? Вернон в ответ развел руками, а бабища дальше басит: — Ну дык не делегаты вы, шоб красные дорожки перед вами расстилать, перебьетесь. За мной пошли! — с этими словами матрона повернулась и пошагала прочь. Мальчик что-то умоляюще произнес ей вслед, та притормозила, грузно развернулась и вернулась к ним. Озабоченно оглядела Гарри с Дадли, Пенни и Дерека, хмыкнула и, глядя почему-то вверх, проговорила: — Молодой человек желает с вами познакомиться и, если вы не против, составить вам компанию и позаботиться о вас. Вы к нам надолго? — На полторы недели, — честно ответил Вернон. — Мы бы хотели остановиться в гостинице «Север», вы не подскажете, где она? — Торговый центр «Север» есть, вы, наверное, имеете в виду гостиницу «Тиман»? Она расположена на том же Ленинском проспекте, за границей часто путают отели с торговыми центрами… Северус бросил укоряющий взгляд на Гарри, тот виновато засопел и опустил голову. Неужели он неправильно прочитал путеводитель? Но там же так и было написано: гостиница «Север». Или «Северный»? Оправдаться Гарри не успел, матрона на третьей скорости рванула к выходу, гаркнув, чтобы господа-иностранцы следовали за ней. Мальчик, которого бой-баба обозначила Алексеем, вприпрыжку скакал рядом, его папа с выражением терпеливой обреченности на лице покорно шел сзади, неся два чемодана. Тряская поездка в дребезжащем на все лады автобусе в темнеющую ночь. Народу в него набилось почище кильки в томате, Гарри сидел на чьих-то коленях и тупо пялился на процарапанные на изнаночной стороне сиденья криво-косые буквы и слова. Особенно часто повторялось слово из трех букв — икс, косая «и» и странная непонятная буковка с черточкой наверху. Северус уныло висел на поручне, зажатый со всех сторон чужими телами, его чувствительный нос раздражали сонмы ароматов: от перепревших мокрых шуб с потом вперемешку и дешевых женских духов, от мужиков, впрочем, тоже разило тем же одеколоном… воняло бензином и соляркой, старой фанерой и кожей, воняло псиной и мочой. Последнее очень расстраивало воображение зельевара — пахло-то не кошкой… Тьма за промороженными окнами сменилась на световые проблески магазинных витрин, их можно было рассмотреть в проталинках, надышанных пассажирами. Гостиница «Тиман» представляла собой шестиэтажную коробку из красного кирпича с полукруглым козырьком над входом, кроме того, гостиница преподнесла неприятный сюрприз: свободных мест в ней не осталось, все номера заняты на две недели вперед. Да-да, теми самими арабами, делегатами из Кувейта… А вы записаны? Нет? Тогда просим извинения и подождите пару недель. Вот и что ты тут будешь делать? В следующих двух гостиницах, куда любезно проводила гостей из Англии случайная кураторша, в «Центральной» не хватило места четырем, а в «Уюте» запрещены были животные… Алёша и его папа, покорно таскающиеся с чемоданами, горестно переглянулись и обратились к матроне с каким-то вопросом. Та выслушала их сбивчивую речь (папа и сын перебивали друг друга) и перевела горе-путешественникам: — Детей, собак и одного взрослого они согласны приютить у себя. Вы можете разделиться? Переглянулись, вопрошая взглядами — как поступим? Северус оглядел продрогших Вернона, Петунью, Нору, Харви, Лизу, трясущихся от холода детей… Терри и Бейли, дрожащих в переносках. И принял сложное решение — разделиться. В результате пятеро взрослых пошли к «Уютному дому», а Северус с детьми и собаками направились к автобусной остановке за своими провожатыми, куда как раз подъехал сто двенадцатый номер. Легостаевы жили на Яреге.