all the things he said

      Джерард удивленно вздыхает, когда слышит слова знакомой песни за дверью. Он слышал ее столько раз: по телевизору, в плеере, автобусе и даже вживую. Но именно сейчас, ночью, когда все уже давно спят, эта песня пробуждает какие-то новые, ранее неизведанные чувства. Он устал после тяжелого дня, наполненного репетицией. Черная рубашка, заправленная в джинсы, давит, и ее хочется снять как можно скорее, пойти в душ и лечь спать. Но вместо этого мужчина зашел в этот номер другой группы, потому что его пригласили выпить. А если пригласили, то отказывать старому другу будет плохим тоном. Джерард заходит в темную комнату, в темно-синем освещении которой видит его.       Черные волосы развеваются, пока плотные складки клетчатой юбки двигаются в такт движениям Брайана. Винил мерно скользит под металлической иглой проигрывателя, воспроизводя немного шуршащие звуки. Он плавно двигается по комнате с тонкой сигаретой в руке, напевая знакомые многим строки песен. Белая рубашка почти полностью выправилась из-под юбки и смялась от постоянных поворотов из стороны в сторону. Он заметил Джерарда сразу, но ему захотелось устроить ему своего рода шоу. Из разряда тех, которые Уэй устраивает на своих концертах.       — Привет, Джи, — говорит он, наливая холодный мартини в бокал. Он медленно подходит к мужчине, выдыхая вишневый дым ему в лицо, и тихо смеется, протягивая ему напиток. — Ты уж извини, что так спонтанно, другого случая увидеть тебя мне бы просто не представилось.       — Спасибо, — шепчет Джерард, держа бокал в своих изящных пальцах. — Отлично выглядишь, — его взгляд проходит по тонким плечам и точеным скулам, которые так особенно выразительны в полумраке.       Джерард садится на край не застеленной бельем кровати с махровым пледом, наполовину свисающим с противоположной стороны. Он позволяет себе расстегнуть первые пуговицы хлопковой рубашки и вздохнуть с неким облегчением. Брайан смотрит ему прямо в глаза, докуривая свою сигарету и дымя в комнате. От него действительно сложно отвести взгляд. Он грациозен и по-особенному красив.       — Это медленный яд, — вдруг прерывает тишину Молко и подходит к мужчине, садясь на его колени. Складки юбки тихо шуршат, проходясь по джинсовой ткани. Джерард не до конца понимает этот жест, недоуменно наклоняя голову чуть вбок и вглядываясь в голубые глаза.       — Боже, это сводит с ума, — вновь произносит парень, зарываясь пальцами в коротких блондинистых волосах. Он пододвигается ближе, обнимая Уэя и вдыхая запах его почти выветрившегося парфюма.       — Брайан, прости, но я не... я не понимаю, — он кладет подрагивающую ладонь на бедро парня, мягко проводя по нему. — Мне кажется, ты пьян, — тихо шепчет он, убирая за ухо опавшую на лицо Молко прядь.       — Нет, нет, нет, —быстро лепечет он, беря лицо Джерарда в свои ладони. — Я сошел с ума, — вторит Брайан припеву песни, и склоняется к губам своего знакомого. — И мне нужен ты.       Он нежно проводит носом по скуле Уэя, шумно вздыхая, и мягко целует в губы, поглаживая его шею большим пальцем. Мужчина не до конца осознает действительность, действуя скорее по привычке или поддаваясь каким-то инстинктам, о которых так любят писать романисты. Его руки скользят по полупрозрачной рубашке, останавливаясь где-то на уровне его талии.       — Брайан, стой, подожди, — произносит он, как какую-то молитву или мантру. — Ты уверен? Ты же понимаешь, что не мо...       — Да, уверен, — перебивает его Молко, вновь затыкая поцелуем. У Джерарда словно начинает кружится голова от этих прикосновений, шороха одежды и тихой пластинки с русскими песнями. Он пытается забраться на кровать, скидывая свои темные, почти развалившееся слипоны с ног. Уперевшись в спинку мягкой кровати, Джерард снова заглядывает в возбужденные глаза, которые словно покрыты тонкой дымкой. Он ищет в них ответы на застывший в воздухе немой вопрос и согласие. Черт, согласие так важно для него. Это то, без чего он просто-напросто не может ничего сделать, будто что-то сковывает его, запрещая переступать через мнимую границу дозволенного.       И он получает его. Он чувствует его сквозь все эти невербальные знаки, которые показывает сидящий на его бедрах Молко. Последний поправляет свои черные волосы, несильно закусывая губу и прижимаясь к Джерарду настолько близко, насколько это вообще возможно, и снова целует его, сжимая в своих худых пальцах белоснежные короткие прядки. Они долго целуются, с неописуемой нежностью проводя ладонями по плечам друг друга и лишь изредка сплетая языки. Брайан уже шумно дышит, иногда скользя бедрами по промежности Уэя, на что тот тихо стонет в губы и сжимает ладонь, которую он пристроил под красной юбкой.       Разгоряченный Молко неспешно расстегивает пуговицы на темной рубашке, ловко справляясь со всеми петельками, и припадает к шее, нежно выцеловывая немного загоревшую после концертов шею и ключицы. И Джерард забывает обо всем. Он тихо, еле слышно стонет, когда чужие губы смыкаются на его эрогенных зонах и целуют, целуют, целуют, не останавливаясь, просто сводя с ума.       — Без тебя я не я, — снова начинает подпевать Молко, вытаскивая ремень, справляясь с ширинкой и стягивая джинсы с бедер.       — Без тебя меня нет, — вновь тихо произносит Джерард, после того, как скинул вещи на пол вместе с пледом. — А они говорят, говорят, это бред, — уже томно говорит он, вновь сжимая бледные бедра и устраивая Брайана удобнее для них обоих.       — Ах, Джерард, — произносит последний, когда чувствует нежные руки на своих ягодицах, и немного выгибается в спине, позволяя снять с себя белье. — Я... мне нужен ты, — он снова целует, потираясь бедрами о пах мужчины, и упирается одной рукой в его плечо, несильно сжимая пальцы.       Высокие женские голоса разбавляют тихие стоны Молко, когда Джерард подготавливает его, медленно скользя внутри чувственными пальцами и целуя его тонкую шею, уткнувшись в нее носом. Их пальцы переплетены в замке возле подушки, на которую облокачивается Уэй. Он и сам уже еле терпит, иногда вскидывая напряженные бедра и закусывая губы. Молко рассматривает его щеки, покрытые румянцем, шею с россыпью веснушек и плечи, покрытые тонкой паутинкой растяжек, которые чем-то смущали музыканта. Но для брюнета они были похожи на произведение искусства, на японские вазы, восстановленные серебром. И это вызывало в нем такие теплые чувства, что каждый раз он стонал еще громче, чувствуя подушечки чужих пальцев, проходящихся по простате.       — Прости, я не могу больше... — шепчет Джерард на ухо, снова целуя немного взмокшую шею.       — Ничего, я готов... ах, блять, да я готов, — стонет он, когда его бедра крепко сжимают, несильно впиваясь короткими ногтями, и томно просят на ухо сделать все самому, ну просто потому что Джерард уже перестал понимать, где он находится и что с ним происходит, он просто смотрит в эти красивые глаза и не может вымолвить и слова, шумно вдыхая приоткрытым ртом воздух.       И Брайан слушается его, направляя в себя член партнера и садясь почти полностью. Он закидывает назад голову и слышит тихий стон Джерарда, прикусившего свои костяшки.       — Не надо молчать... мы же тут одни, — томно шепчет он, убирая ладонь мужчины от лица и переплетая их пальцы. — Ах, т-ты невозможный, — громко стонет он, начиная медленно двигаться на Уэе, располагая свою голову на его шее.       Джерарду хочется сдерживать себя, он пытается, но у него не выходит, потому что Брайан так жарко стонет ему на ухо и так сильно сжимает его в себе, что он просто готов молить бога, чтобы это не заканчивалось никогда. Он надрывно стонет, как делает это на сцене, и сжимает простынь до побелевших костяшек, пока Молко медленно двигается, каждый раз выгибая спину. Музыка звенит в ушах вместе со шлепками бедер, а рубашка, заправленная в юбку уже вся намокла и сковывает движения. Но их это мало заботит, для них сейчас существует эта маленькая комната и их тела, переплетенные между собой.       И вот, когда казалось, что воздух в комнате накалился настолько, что обжигал собой легкие и даже кожу, а двое мужчин уже просто утопали друг в друге, будто глупые туристы, заплывшие за буйки, движения стали быстрее и резче, стоны переходили на всхлипы. Джерард понимал, что долго они не продержатся и, подаваясь бедрами, прижал к себе Молко, целуя его. Целуя на этот раз страстно, с языком, облизывающим чужие губы и проталкивающимся внутрь. Они оба такие липкие от пота, в рубашках, прилипших к их телам, но такие страстные, что это все отходит на второй план. Напряжение растет до предела, готовое вот-вот вырваться наружу тысячей молний.       — Джерард, твою мать, — выстанывает Молко в последний раз, прежде чем кончить и упасть на грудь, мужчины. Уэю хватает пары толчков, чтобы так же излиться с глухим стоном и упасть на подушки.       Молко хитро улыбается, перекатываясь на спину. Он берет с тумбочки рядом пачку дешевых вишневых сигарет, купленных в круглосуточной пивной, и протягивает Джерарду, как бы предлагая.       — Вишневые? Ты издеваешься? — спрашивает он, немного придя в себя. Он повернулся на бок, наблюдая, как брюнет расстегивает влажную рубашку с сигаретой во рту, и глупо улыбается. — Ты сошел с ума, Брайан.       — Да, я знаю. Но это потому что мне нужен ты, — произносит он в который раз за вечер, смотря на иголку проигрывателя, делающую последний оборот по глянцевому винилу и останавливаясь, слегка покачнувшись.       — Ты не допил мартини, Джи, — шепчет он, будто уходя от диалога и выдыхает химозный вишневый дым, заполоняющий все пространство комнаты. — Приходи и завтра, у меня много пластинок, — смеется словно через нос Брайан, падая в объятия Уэя и как-то даже счастливо прикрывая глаза.       — Я подумаю, — отвечает ему Джерард, держа в пальцах бокал с мартини и допивая его. Его рука поглаживает изящную спину, невесомо касаясь подушечками пальцев кожи. Джерарду понравился этот вечер, но больше всего ему понравился Брайан и его коллекция пластинок, которую они прослушают от начала и до конца, и неважно, сколько это займет времени.