Умер прошлой ночью в своих снах

Оби-Ван отхлебнул чаю и угрюмо уставился в никуда: — Стань призраком Силы, говорил он. Во благо всей Вселенной, говорил он. — Опять разговариваешь сам с собой, мой юный падаван? Чай расплескался по полу, чашка разбилась, превратившись в осколки, — в следующее мгновение они исчезли, оставив только чистую каменную поверхность под его ногами: — Квай-Гон, — сказал он, хмуро глядя туда, откуда исчез его чай. — Ты специально? Предупреждай, когда вторгаешься в чужое личное пространство. — У Йоды нет никаких проблем с моим присутствием, — сказал голос Квай-Гона Джинна, теперь слева от Оби-Вана, где-то рядом, где был второй, совершенно пустой, стул. — Конечно, возможно потому, что Йода в принципе никогда не жалуется на меня. — Не вслух. — Я все слышу, — из всех многочисленных навыков Квай-Гона, его способность передавать поднятую бровь только своим голосом была самой впечатляющей. — Я знаю. На столе между двумя стульями стояла новая чашка чая, дополненная соответствующим блюдцем. С цветочным рисунком. Оби-Ван заметил, что от нее поднимался пар. — Спасибо, — сказал он и вздохнул. — Прошу прощения. Квай-Гон подождал, пока Оби-Ван сделает первый глоток и одобрительно замурлыкал: — Так что там тебя беспокоит, падаван? Он не был падаваном уже много лет, несмотря на статус, которым он обладал, когда они оба были живы. Однако он не стал упоминать об этом — раздражение было незначительной вещью, на которую он не обратил бы никакого внимания, если бы не чувствовал себя не в своей тарелке: — Я не уверен, — признался он. — Какое-то предчувствие, как будто что-то грандиозное вот-вот произойдет в мире живых. Тебе это знакомо, учитель? — Я обнаружил, что бестелесные существа обычно не испытывают никаких предчувствий. Может быть, Йода поймет, что происходит. — Может быть, — согласился Оби-Ван, ну, или по крайней мере ему так показалось, потому что в тот самый момент острая боль пронзила его с головы до ног. Вспышка, исчезнувшая так же быстро, как и появилась. Когда его зрение снова прояснилось, он осторожно разжал кулаки, и вторая пролитая чашка чая в течение одного разговора просто исчезла. Перед ним стояла фигура, слишком высокая, чтобы быть Йодой, и слишком худая, чтобы быть Квай-Гоном. Это был мужчина, в полном шоке уставившийся на свою руку. Он был голубым и слабо светился, как и все призраки Силы. — Я похож на световой меч, — сказал Энакин Скайуокер. — Стоп, это моя рука. Что происходит? Откуда она у меня? Оби-Ван едва ли заметил, что опрокинул свой стул. Однако этот звук привлек внимание четвертого в истории призрака Силы. У него отвисла челюсть: — Учитель? Оби-Ван попытался выглядеть спокойным и собранным, как будто его призрачное голубое сердце не беспомощно колотилось, — не принося ему никакой пользы: — Энакин, — сказал он, — мы оба мертвы. Я действительно думаю, что тебе пора начать называть меня по имени. . Очевидно, Энакин не собирался сознательно сохранять свою сущность. Он просто… умер, что означало, что потребуется некоторое время, чтобы объяснить ему концепцию Силы призрачного рая (чистилища? Оби-Ван часто задавался вопросом, какой будет правильная терминология). Прекрасно, что время — одна из тех вещей, что были в изобилии здесь. — Хорошо, — наконец произнес Энакин, снова оглядываясь вокруг. За то короткое время, что он тут пробыл, пространство вокруг них изменилось от бесформенного, смутно напоминающего облака по краям, до чего-то, что казалось более плотным — как настоящая комната с двумя диванами. Квай-Гон привел Йоду оттуда, где тот размышлял о тайнах Вселенной. — Я думал, что умер, но на самом деле это не так. Это начинает казаться странно знакомым… Чем вы вообще тут занимаетесь? — Энакин, вероятно, хотел обратиться ко всей комнате в целом, но смотрел на Оби-Вана, когда говорил — он был бы смущен тем, как взгляд Энакина, казалось, безошибочно останавливался на нем всякий раз, если бы у него самого не было таких же проблем со слишком пристальным разглядыванием в ответ. Так приятно было видеть его снова. Здоровым. Через некоторое время Оби-Ван понял, что должен что-то ответить: — В основном мы ждем, пока не окажемся нужны в другом измерении. Лично я играю в шахматы. Между двух кресел появились стол и шахматная доска. — А как это работает? — Силе благодаря, — ответил Йода. — Значит, никто толком не знает? Йода сделал старую, мудрую версию пожатия плечами. — Кажется, я смогу привыкнуть к этому, — заявил Энакин. На столе рядом с шахматной доской стояла ваза с печеньями. Он взял одно из них. — Я за темную сторону. Ты ходишь первым. Все было просто превосходно. Оби-Ван не чувствовал себя лучше, чем сейчас, с тех пор, как покинул мир живых. Наконец, все снова встало на свои места. Он боялся, что это было слегка неразумно, но, с другой стороны, он всегда был немного беспечен, когда дело касалось Энакина. . Жизнь с Квай-Гоном и Йодой, размышлял Оби-Ван, была спокойной и размеренной. Жизнь с Энакином была совершенно иной. Вскоре после своего появления, Энакин поинтересовался у него: — Мы ведь мертвы, верно? Теперь меня ничто не убьет? — Да, — медленно произнес Оби-Ван. — Я бы спросил, с чего бы такое любопытство, но не думаю, что мне понравится ответ. Энакин ухмыльнулся и встал со скамейки, которую они делили. Оби-Ван проследил за ним взглядом. Пространство вокруг них было похоже на парк, дополненный чем-то вроде деревьев. В воздухе раздавалось эхо, напоминающее уток, но Оби-Ван не был полностью уверен, что это не Квай-Гон, развлекающийся практикой в криках птиц. Йода медитировал. Энакин остановился перед ним, небрежно прислонившись локтем к облаку, на котором он сидел, паря на уровне человеческого плеча: — Так ты когда-нибудь читал учебник английской грамматики, Йода? Утки захихикали. . — Хей, — начал Энакин во время их пятого шахматного матча, — я просто, я хотел бы знать… — он запнулся. Оби-Ван сжалился над ним. — Помню ли я, как умер? Энакин скрестил руки на груди. Это выглядело как-то одновременно и оборонительно, и робко: — Не думал, что чтение мыслей — джедайское умение. — Вовсе нет. Я просто предполагал, что в какой-то момент мы все-таки придем к этому. — Верно, — произнес Энакин и рассмеялся. Казалось, он задыхается. — Прости меня. За все. — Ничего, — заверил его Оби-Ван. — Теперь ты здесь. Я простил тебя, — он ждал, пока Энакин встретится с ним взглядом. И Энакин первым же его отвел. — Что ж, когда мы все выяснили, может ты перестанешь поддаваться мне? Это не намного лучше, чем если бы я играл против самого себя. — Я не поддавался… — пробормотал Энакин, и Оби-Ван позволил себе улыбнуться. . Энакин наклонился к Оби-Вану: — Я думал, что Квай-Гон Джинн смог сохранить только свой голос, когда умер. — Да. Энакин осторожно взял один из кексов: — Тогда… как? — Сила действует таинственным образом, юный падаван, — почти пропел Квай-Гон. Судя по голосу, он был очень рад новому дегустатору. Оби-Ван взял свой кекс и откусил: — Он никогда не давал мне другого ответа, — сказал он, сглотнув. — Я уже перестал спрашивать. — Как они? — спросил Квай-Гон. — Вкусные. Может быть, немного суховаты. Текстура довольно, ну, песочная? Энакин, собравшийся только-только откусить свой кекс, побледнел. Очень осторожно он положил его назад: — Я не очень голоден, — сказал он, стараясь держаться как можно дальше от выпечки, пока она наконец не исчезла. Квай-Гон настаивал, что он не зол, просто разочарован. . — Ты задаешь слишком много вопросов. — Знаю. Ты отлично отвечаешь на них. — Полагаю, что это немного похоже на прежние времена, не так ли? — Не совсем, — сказал Энакин. — Теперь я действительно слушаю, что ты говоришь. Оби-Ван рассмеялся так сильно, что чуть не пролил свой чай. . Технически призраки Силы не нуждались в пище или отдыхе. Оби-Вану, однако, нравилось наслаждаться обеими этими вещами, что было прекрасно, за исключением тех моментов, когда он просыпался от очень приятного сна и почти сразу убеждался, что, наверное, все еще спит. — Чем занимаешься, Энакин? Энакин, сидя на одноколесном велосипеде и с удивительным мастерством жонглируя активированными световыми мечами, даже не взглянул в его сторону: — Привожу в Силу равновесие. — Хорошо, — сказал Оби-Ван и тут же снова заснул. Когда он вновь проснулся, Энакин собирал сэндвич. Об одноколесном велосипеде больше никто не вспоминал. . Впервые за все время, проведенное здесь, Энакину казалось, что он мог бы выиграть Оби-Вана в шахматы. Волна несправедливости захлестнула их. Он посмотрел на Оби-Вана. — Ты ведь тоже почувствовал? Он глубокомысленно кивнул и подвинул одного из своих коней: — Возмущение в Силе. — Квай-Гон должен научиться устанавливать таймер, — рука Энакина зависла над уцелевшим слоном, прежде чем двинуть своего коня. — Это уже третий раз на этой неделе, когда он угробил все свои кексы. — Здесь нет никаких понятий о времени. — Знаю, но мне кажется, что прошла неделя. — Если у вас есть жалобы на мои навыки выпечки, — прервал его голос Квай-Гона, — прошу высказать их мне в лицо. Последовала мертвая тишина, через некоторое время прерванная Энакином, который больше не мог сдерживать свой смех: — Интересный набор слов. Послышался громкий вздох. . — Есть одна вещь, которую я все еще не понимаю. — Звучит как вранье, — мягко сказал Оби-Ван. Энакин не клюнул на приманку. На этот раз он выглядел странно серьезным: — Как я здесь очутился? — Ты всегда был особенным. Возможно, Сила была столь мощна в тебе, что ты не нуждался в дополнительной подготовке. — Да, — сказал Энакин, но все еще выглядел обеспокоенным. Оби-Ван терпеливо ждал. — Но я же был ситхом, — наконец сказал он, впервые с момента смерти признав этот факт вслух. — Это не самая светлая сторона Силы. — Ты изменился. Выбор есть всегда. — Ты прав, — Энакин кивнул. — Да. Люк спас меня. Не нужно было быть чувствительным к Силе, чтобы уловить тяжелую атмосферу, витающую в воздухе. Оби-Ван глубоко вздохнул, успокаивая нервы: — Должен признаться, я несколько раз задавался вопросом, не связано ли это с моим желанием снова увидеть тебя. После этого Энакин долго смотрел на него: — Спасибо тебе. Оби-Ван открыл рот, чтобы сказать, что неразумно предполагать, что присутствие Энакина в этом месте было действительно обусловлено его желанием, но затем он снова закрыл его. Может быть, это и не имело значения. Возможно, Энакин был благодарен ему, так же как Оби-Ван благодарен Силе за то, что она вернула ему Энакина. . — Знаешь, что может быть интереснее шахмат? — спросил Энакин однажды, когда они сидели на чем-то, похожем на траву, даже если она была фиолетовой; плечом к плечу, их колени почти соприкасались, и эта близость была, вероятно, излишней, но казалось, что из-за нее открывалось второе дыхание. Оби-Ван улыбнулся, просто так: — Трехмерные шахматы? — Нет, — ответил Энакин и поцеловал его. Он был прав. Это было определенно интереснее, чем шахматы в любом измерении. . Оби-Ван, Энакин, Йода и Квай-Гон собрались вокруг голографического устройства. В воздухе над кофейным столиком человек во всем черном с угрожающе выглядящей маской размахивал красным световым мечом. — Я все еще не могу поверить, что они назвали его Беном, — сказал Оби-Ван, по его собственным подсчетам, в четвертый раз. Он, возможно, пропустил несколько чисто из-за своего радостного удивления. Энакин воспользовался тем, что Оби-Ван отвлекся, чтобы подобраться к нему поближе. Рука Оби-Вана небрежно покоилась на спинке дивана. — Я все еще не могу поверить, что он поклоняется моему шлему. У него была такая умная мать. — Похоже, в некоторых отношениях он пошел в деда, — задумчиво произнес Квай-Гон. — Без обид. На коленях у Оби-Вана материализовалась миска попкорна. Энакин взял горсть, запихнул немного в рот, а затем передумал и бросил остальное в экран, когда Бен сделал что-то особенно драматичное: — Бу, ты идиот! Есть причина, по которой тебя не назвали в мою честь. Даже Оби-Ван начал обращать внимание на то, что происходило на самом деле, выглядя слегка обеспокоенным. — Может быть, кому-нибудь из нас стоит спуститься туда и вразумить его? — Время должен ты дать юному падавану, — сказал Йода. — Свой собственный путь найти должен он. Минутой позже Кайло Рен пронзил своего отца световым мечом. Энакин повернулся, чтобы посмотреть на Йоду, который мудро, но смущенно пошевелил ушами. — Однако путь он нашел. — Ну, — философски заметил Энакин, — по крайней мере, смерть не так уж плоха.