Крепче кровных

      Этого человека с полной уверенностью можно было описать всего одним словом.       Жалкий.       У него не было ничего. Ни дома, ни семьи, ни осознанных мыслей, ни воспоминаний, ни даже тела. По крайней мере, таким впервые предстал этот человек перед крошечным, но уже набиравшим силу бесцветным кланом. Бессильный, лишённый даже самого себя, он, напрягая последние силы, пытался вонзить острые клыки в протянутую ему руку помощи.       – Относитесь к нему с почтением, — это были первые слова, которые произнёс Мива Ичиген, когда уложил лисицу под тёплое одеяло. — Это не домашний питомец. Это король.       Эту ночь крошечный бесцветный клан провёл практически без сна. Это были дети, ученики Мивы Ичигена, его воспитанники и подопечные. Всего четверо: два мальчика и две девочки. Так сложилась судьба, что каждый из них лишился настоящих родителей, и так вышло, что каждый, идя своей тропой жизни, в конце концов пришёл под крыло бесцветного короля. Самому старшему было четырнадцать, самому младшему — семь, девочкам было по одиннадцать лет. Старшего звали Мишакуджи Юкари, младшего – Ятогами Куро. Девочек-сестёр — Амено Мияби и Амено Увахару. Мияби за её способность превращаться в кошку ласково прозвали Неко, Увахару прозвали Увахару.       Ичиген не звал их с собой в тот холодный зимний сумрак. Детям нужно было с утра отправляться в школу, да и зима в тот год выдалась холодной, снежной – нечего ученикам простужаться на крепком морозе. В тот вечер он, сидя в комнате с детьми и читая им вслух Повесть о Гэндзи, вдруг остановился посреди текста. Он смотрел перед собой взглядом, потерявшим всякое выражение.       — Кажется, – он грустно улыбнулся, поднявшись с кресла. – К нам забрела лисица.       — Лисица? – вздохнул Юкари, прекратив грызть карандаш. — Наверняка, чтобы разорвать какую-нибудь наглую кошку, которая снова спёрла у меня духи, – он перевёл взгляд на Неко. – У лисиц острый нюх и особое чутьё на воров. Они выпускают когти, вонзают клыки в шею, рвут, пока кошка не признается в воровстве!       — Кья! — пискнула Неко, зажав руками уши и зажмурившись.       — Злой, злой Юкари! — воскликнула Увахару, схватив подушку и угрожая ею парню. – Твои духи валяются по всему дому! Ты сам их потерял!       – Не валяются, а расставлены эстетически красиво, – поправил он. — Это и мой дом тоже, и я хочу, чтобы он был полон гармонии и умиротворяющих ароматов. А... Мива-сенсей, куда это вы?       Ичиген едва заметно улыбнулся, надев на голову шляпу.       – Даже лисице с острыми когтями и клыками не помешает немного тепла. Думаю, она вас научит большему, чем смогу научить я...       – Неправда! – с жаром воскликнул до этого притихший Куро. – Никто не сравнится с Ичигеном-сама!       – Даже мне есть чему поучиться у злого духа лисы, а ему есть чему поучиться у меня.       Это туманное объяснение заинтересовало учеников, и, несмотря на протесты со стороны Ичигена, они быстро оделись в зимнюю одежду и отправились следом за учителем на поиски загадочного хищника. Они шли по сугробам, по колено утопая в глубоком снегу. Фонари в руках Ичигена и Юкари едва рассеивали густой мрак дикого зимнего леса. Скрипели ветки деревьев, свистел ветер, и в этом пустом, холодном мире не существовало самого понятия тепла. Сердца детишек трепетали. Неко и Увахару шли, прижавшись друг к другу, трясясь то ли от холода, то ли от страха, то ли от охватившего их кошачьего любопытства. Ичиген запрещал девочкам превращаться в кошек вне стен его дома. Он опасался, что таким образом сёстры могут совсем утратить своё человеческое начало. Куро, сурово хмурясь и надуваясь от натуги, шёл, закутанный в тёплую одежду, точно маленький неуклюжий медвежонок. Ему тоже было любопытно посмотреть на лису, но перед своим учителем, перед девчонками, да и перед Юкари он не мог выдать страха. Ученик Ичигена-самы должен всегда оставаться бесстрашным и смелым! Юкари же ворчал: ему здесь не нравилось, здесь было некрасиво и не на чем было остановить взгляд.       Снег хрустел под ногами, дыхание вырывалось облачками пара, лес мирно спал, объятый чернильной тьмой. В этой звенящей тишине даже самое чуткое ухо не смогло бы услышать хриплого дыхания лишённого сил животного.       — Совсем замёрз, – Ичиген снял с себя куртку, укутал в неё лису. – До последнего не позволял мне увидеть себя...       – Сенсей, – произнёс Юкари, глядя на чёрный, хрипло дышащий свёрток. — А... не крупновато ли для лисы? Это не лиса, это уже целая лошадь!       — О. Он может стать и крупнее лошади! — в голосе Ичигена звучал неподдельный восторг. – И даже меньше нашего маленького Куро. Ты не замёрз?       – Я хотя бы в куртке, — буркнул мальчик.       — Ня? — подойдя, Неко долго вглядывалась в лисью морду. — Это же кровь...       — Не волнуйся, Неко. Это не его кровь.       Ичиген обвёл глазами округу, прижимая лисицу к груди. Неко проследила за его взглядом и, дёрнувшись, пискнула и спряталась за спину Увахару. Даже в таком мрачном месте, освещаемом только светом пары фонарей, кровь на снегу всё ещё оставалась нестерпимо яркой. И её было до того много, что к горлу подступала удушающая тошнота. Лис боролся, лис рвал, лис побеждал. Но ни победа, ни пролитая кровь не приносили ему успокоения. Он нападал, сам не зная, зачем. Он убивал, потому что чувствовал, будто бы это было правильно, будто бы так на самом деле и должен поступать дикий зверь. Вот только зверем лис не был. И кровь ему была не нужна.       – Он упал от бессилия, — произнёс Ичиген, уводя своих учеников от страшной сцены. – Идём. Надо привести его в чувства.       – И... чиген-сама, — произнёс, отворачиваясь от вида крови, Куро. – Какой урок мы должны из этого вынести?       — Самая тёмная ночь – перед рассветом.       Он не думал, что до семилетнего мальчика дойдёт такая непростая метафора. Но Куро глубоко задумался. Юкари шёпотом повторил сказанные учителем слова, в этот раз воздержавшись от саркастических комментариев. Неко насупилась.       – А если рассвет всё не наступает? – спросила Увахару.       – Нужно подождать, — улыбнулся Ичиген. – Либо пойти ему навстречу.       Дома Юкари разжёг огонь в хибати, и в комнатах вскоре стало жарко. Ичиген, сидя рядом с лисом, растирал его окоченевшие лапы, уши, хвост. Только сейчас, при нормальном освещении, стало заметно, что лисье тело светилось. Оно было осязаемым, материальным, плотным, но светилось, будто бы животное окатили фосфором. На его шкуре ярко алела чужая кровь.       — Следующей будешь ты, Неко, – Юкари указал на окровавленную морду лиса.       — Юкари злой! — зажмурившись, девочка сжала кулаки и била ими парня в грудь. — Злой! Злой! Злой!       Их привычные для обитателей дома перепалки оказались слишком громкими для лиса. Его веки дрогнули, глаза слабо открылись. Он зарычал, скосив взгляд на Ичигена, но сейчас не мог даже подняться, чтобы защитить себя.       — Тебя так измотала собственная ярость, – произнёс Ичиген, без страха глядя в свирепые глаза хищника. — Но... нашёл ли ты в ней себя?       Зверь моргнул. Его глаза казались странно разумными для обыкновенного животного.       — Ты зря злишься на себя, — продолжал он. – Зря мечтаешь о чужой силе. Ты и сам не знаешь, насколько силён, – он помедлил. – Токетсу Озоре.       Зверь подскочил, оскалил окровавленную пасть, его густая шерсть встала дыбом, из горла шёл низкий утробный рык. Неко, всегда эмоциональная и шумная, схватила Юкари за руку и вышла вперёд, будто бы стремясь защитить того человека, которого секундой ранее избивала. Куро замер, Увахару, сжав его плечо, потянула его подальше от взбесившегося животного.       — Значит, ты всё ещё не забыл своё имя, – продолжал безо всякой враждебности в голосе Ичиген. – В том будущем, которое я видел, ты сам мне его назвал.       Лиса трясло. Он не мог стоять на ногах, мышцы сводило от изнурения и холода, но он всё-таки находил в себе силы на бессмысленную ярость. Именно в этот момент в голове Куро и возникло слово "жалкий". Наверное, существо, которое с яростью реагирует на спасение собственной жизни, можно только пожалеть.       – Не пугай детей, Озоре, — Ичиген улыбнулся. – Разве они сравнятся с теми, кого ты загрыз?       Лис оглядел учеников внимательным, настороженным взглядом, не оставляя ни у кого из присутствующих сомнений в своей разумности. Слова Ичигена успокоили его, но ненадолго. Лис продолжал глухо рычать и скалить окровавленную пасть.       — Ты заплутал, Озоре, – продолжил Ичиген. – Столько тел, столько мыслей. Каждый раз, вселяясь в новое тело, ты слишком глубоко проникал в чужую душу, заражался чужими мыслями, тревогами, проблемами. Ты растратил всего себя. В твоей голове всегда было так много других людей, что в итоге в ней не осталось места для тебя самого. Скажи, зачем ты проливал кровь? Ты хотел, чтобы тебя больше вообще не было? – Ичиген грустно улыбнулся. – Но в итоге, даже среди дикого зверья, ты не нашёл никого, кто смог бы тебя убить.       Лис притих. Его разумные глаза вглядывались в лицо бесцветного короля и, казалось, меняли цвет. С густого красного на светлый, голубой. Он замер в напряжённой позе, но больше не рычал и не скалил пасть, внимая каждому слову Ичигена.       – Если ты так этого хочешь, я приведу твой смертный приговор в исполнение, – продолжал Ичиген. – Но при одном условии. "Я хочу умереть" мне скажет бесцветный король, а не дикое животное. Взрослый человек, а не потерявшийся ребёнок. Прежде чем желать смерти, Озоре, убей в себе мальчика и позволь мужчине родиться.       Лис опустил голову.       — Вот это уже похоже на общение, – подытожил Ичиген.       Он поднялся, без страха или опаски подошёл к лису и пальцем, заряженным энергией, колеблющей жаркий воздух комнаты, коснулся лба хищника. Лис вздрогнул, вновь оскалил пасть, но очертания его тела стали меняться, расплываться, преображаться. Серебристая шерсть пропала, вместо неё остались чёрные волосы на голове и бледная кожа. Лапы превратились в руки и ноги, хвост исчез, лисья морда превратилась в лицо молодого парня. Хмурые низкие брови, жёсткая линия рта, прямой нос, высокие скулы и холодные, словно лёд, голубые глаза. Его клыки стали нормальными человеческими зубами, его когти – чуть отросшими ногтями. Вот только чужая кровь никуда не исчезла. Так и осталась блестеть запёкшимися пятнами на его теле.       – Ты... – прохрипел Токетсу Озоре.       – Как и ты, я – бесцветный король, – улыбнулся Мива Ичиген. – Выражаясь твоими же словами: самый слабый из королей.       Куро задохнулся от возмущения.       – Ичиген-сама невероятно силён! – воскликнул он, без опаски подходя к Озоре. – Его сила творит невероятные чудеса!       – И ему не надо никого рвать на части! – поддержала Неко. — Он же не такой дурак, как ты!       Озоре смотрел на детей непонимающим взглядом. Шум голосов в его голове впервые за целую вечность смолк. Он коснулся своего лица, ощутил до боли знакомые, свои черты и громко простонал. Стон вышел до того измученный, до того полный боли и усталости, что дети вновь попятились назад от второго бесцветного короля.       Это тело... Озоре забыл его, потерял надежду обрести его вновь, и потому метался бесплотным духом от оболочки к оболочке, лишь бы избавиться от роя преследовавших его голосов и, впервые за долгое время, спокойно заснуть. Он забыл это чувство. Он так давно не имел чего-то по-настоящему своего, что уже перестал считать себя человеком. А был ли он им? Наверное.       — Идём, — произнёс Ичиген, обращаясь к своим ученикам. — Озоре нужно отдохнуть.       — Подожди, — полурыча, полукрича произнёс Озоре. — Как..?       — Мы разбудим тебя к завтраку, – не стал ничего объяснять Ичиген. – Спокойной ночи, Токетсу Озоре.       Он вышел, следом — ученики. Куро, постояв в дверях и сжав губы в линию, всё же обернулся и, насупившись, произнёс:       – Приятных снов, Озоре-сан.       Утро выдалось морозным, снежным. Куро проснулся, когда его лица коснулся яркий луч ленивого зимнего солнца. Мальчик потянулся, зевнул, перевернулся на другой бок.       И осознал, что безнадёжно проспал школу.       В панике он вскочил с кровати, на бегу оделся, схватил сумку и вылетел так быстро, как только мог, из своей комнаты. Миву Ичигена он нашёл на кухне. Бесцветный король, стоя в фартуке и убрав отросшие волосы в длинный хвост, готовил пирог с апельсинами.       – Ичиген-сама! Я проспал, простите меня, пожалуйста!       – Доброе утро, Куро, — Ичиген улыбнулся. — Я позвонил в школу, сказал, что вы сегодня не придёте.       — ...а?       – После вчерашней прогулки вы все заслужили небольшой отдых. К тому же, вы так замучились и испугались, что я не стал вас будить.       Куро промолчал. Он поставил сумку на пол и подошёл к столу, наблюдая за тем, как ловко и быстро Ичиген нарезал кружочками свежие, очищенные апельсины.       — Как Озоре-сан?       — Он так тихо спит, что даже не слышно его дыхания, — Ичиген улыбнулся. – И ещё одеялом накрылся с головой.       – А он не сбежал? Может, он положил подушек под одеяло, а сам...       — Нет.       Куро не стал спорить. Ичиген отправил пирог в духовку и, задумавшись о чём-то, достал миксер.       — У меня остались яичные белки. Хочешь знать, как превратить их в произведение искусства?       – Конечно, Ичиген-сама! – отозвался Куро.       – Правда, сейчас они похожи на чьи-то сопли, но это ненадолго.       Он добавил к белкам сахар и стал взбивать, пока не появилась густая пенка. Повторил и ещё раз повторил, пока пенка не стала воздушной, пышной. Десерт готовился так просто, но выглядел до того аппетитно и нежно, что действительно был похож на произведение искусства. Больше Ичиген ничего добавлять не стал. Он набрал полный стакан пенки и протянул его Куро вместе с ложкой.       — Говорят, он ещё и лечит больное горло. Самое то на утро после долгой зимней прогулки.       – Ичиген-сама, – Куро подвинул стакан обратно к учителю. – Не я вчера ходил без куртки по морозу.       — Я ценю твою заботу, Куро, но мой дар говорит мне, что я не заболею в ближайшие месяцы.       – А твой дар... насколько точен?       Куро вздрогнул и обернулся. Озоре стоял в дверях кухни. Двигался он совершенно бесшумно, так что, если бы он хотел убить Куро в данный момент, ему бы это, скорее всего, удалось. Сон в помещении сказался на нём хорошо: лицо не было таким безжизненным, как прошлой ночью, под глазами не было серых мешков. Озоре был широким в плечах, жилистым, высоким и по-мужски красивым. В его внешности не было ничего лисьего. Разве что... разрезом глаз он отдалённо напоминал лису. От него пахло душистым мылом, и одет он был в одежду Ичигена.       – Будущее в любой момент можно исправить или изменить, – ответил Ичиген. – Оно всегда зависит от нас самих.       – Ну и... что будет, если я вселюсь в тебя?       Куро напрягся, подскочил со стула.       – Во-первых, этого не произойдёт, Озоре. Во-вторых, я просто заключу тебя внутри своего тела. Я от этого ничего не потеряю, а у тебя впервые появится интересный собеседник.       Озоре сощурил взгляд. Куро невольно пошатнулся. Должно быть, впервые он видел на лице человека настолько злые, настолько холодные глаза.       – Не веришь, – Ичиген усмехнулся. – Но я действительно начитанный и образованный человек!       Озоре не оценил шутки.       — Я видел худший вариант твоего будущего, Озоре, – вздохнул Ичиген. – И это будущее – не более чем тропа боли и бед. Ты думаешь, раз ты бесцветный, то можешь принять любой цвет, но это не так. Ты так же несовместим с другим цветом, как и я.       Озоре скосил взгляд в сторону.       – И всё-таки, ты силён, хотя и не хочешь верить в это, – Ичиген наполнил второй стакан белковой пенкой, добавил в неё апельсиновой цедры.       – Я с этой силой лишился тела и рассудка, – ответил Озоре, потирая затылок. – Ты можешь меня от неё избавить?       – Боюсь, это не в моих силах, – он протянул Озоре стакан с ложкой. – Но мне нравится твой вопрос. Он означает, что сила больше не властна над тобой, а ты властен над силой.       – А что... – Озоре ложкой набрал пенку и погрузил её в рот. – В худшем варианте будущего меня убьют?       Ичиген какое-то время смотрел на Озоре безо всякого выражения.       – Там тебя не ждёт ничего, кроме отчаяния. Разве так ты хочешь провести остаток своих дней?       — Я не знаю, чего я хочу, — вздохнув, Озоре отодвинул стул и сел рядом с Куро. – Вот ты, малец, чего хочешь?       – Быть похожим на Ичигена-сама!       Ичиген смущённо улыбнулся, когда Озоре поднял на него крайне выразительный взгляд.       – Мой младший ученик. Ятогами Куро.       – Ученик, – повторил Озоре, помешивая пенку в стакане.       На запах свежей выпечки из комнаты пришла Неко. За её здоровый аппетит и бездонный желудок её иногда звали проглотом, а Увахару, кстати, звали Увахару.       В то же утро и определилась последующая жизнь Озоре в доме Мивы Ичигена.       – Раз ты король, обучать я тебя буду по-королевски строго. Как обучал меня самого мой дед. Согласен?       – Да.       Глядя на покорность Озоре и вспоминая глухо рычащего лиса, Куро гордился мастером Ичигеном. За один день он смог перевоспитать дикого бесцветного короля, превратить его в своего ученика, сделать его покорным и безобидным. Но, на сияющую улыбку Куро, Ичиген позже ответил:       — Не дай Озоре себя обмануть, – он указательным пальцем коснулся лба мальчика. — Это актёр. Притворщик. Лицедей. Даже сейчас для него имеет значение только сила, и остался он здесь, чтобы либо превзойти меня, либо украсть силы у меня.       Куро задохнулся от возмущения. Он хотел было подняться и настоять, чтобы Ичиген выгнал Озоре из дома, но тот лишь невесело улыбнулся в ответ.       — Не волнуйся обо мне, Куро. Наблюдай за ним. Учись у него. Всё-таки, даже такой горький опыт – тоже опыт.       С первого же дня Ичиген составил для Озоре расписание. Озоре был уже слишком взрослым, чтобы ходить в школу, и потому Ичиген достаточно плотно забил график второго бесцветного короля, не оставляя ему времени на передышку. После завтрака в шесть утра начиналась разминка: десять километров бега, сто отжиманий, сто приседаний, сто раз пресс. Потом тренировка на деревянных мечах в додзё с самим Ичигеном. Обед. После этого домашние дела: помощь в готовке, в уборке, с уроками детям. Прогулка, ужин. После ужина должно следовать самообразование в библиотеке.       Расписание Озоре Ичиген вывел каллиграфическим почерком на дощечке и прибил её к стене в прихожей, чтобы все, даже Неко с Увахару, следили за Озоре и за тем, как он исполнял свои обязанности. У него не было выходных, не было каникул или отпусков.       — Всё ясно, – улыбнулся Юкари, взглянув на расписание. — Мастер Ичиген настолько не терпит конкуренции, что решил как можно быстрее избавиться от второго бесцветного короля.       – Тренировки укрепят связь сознания Озоре с его телом, помогут обрести внутреннюю гармонию, дисциплину. Между прочим, таким же способом меня тренировал мой дед.       – А... можно мне тоже?.. – спросил Куро.       – Для начала тебе нужно стать старше, — ответил Ичиген. — К тому же, с этим распорядком дня мы тренируем не только тело Озоре, но и его разум и сердце.       С тех пор учеников у Ичигена стало пять. На свой распорядок дня Озоре не жаловался, хотя мрачное выражение его лица и сверкавшие бешенством глаза говорили о том, как сильно он недоволен. Часть работы он считал недостойной короля, синяки и ссадины, появлявшиеся на теле после занятий с Ичигеном, стыдили его, и даже самая вкусная еда, которую готовили в этом доме, заставляла его давиться. И всё же, Озоре ни с кем не делился тем, как ему тяжело, как изнывала от напряжения каждая клеточка тела, как душила его собственная гордость.       – Тебе некуда идти, – повторял он, как мантру, сидя в библиотеке и стучась тяжёлой головой о стол. Он устал. Ему хотелось спать, ему было больно и до того гадко на душе от осознания собственного бессилия, что хотелось выть. Ичиген звал его сильным, но с каждым днём Озоре всё больше воспринимал это, как издёвку. Сильный, да? Лишившийся тела, прошлого, без будущего, без денег, без семьи и сидящий на шее неизвестно у кого. – Ты никто. Ты ничто. Ты не имеешь права призывать Меч. Даже твоя сила отвернулась от тебя.       От этих слов не становилось легче, но они разжигали в его чёрном сердце злобу. И, злясь на себя, стискивая зубы, как бы тяжело и больно ни было, Озоре продолжал своё нелёгкое обучение. Он не знал, что сильнее толкало его вперёд: ощущение собственной никчёмности, желание стать сильнее или же удушающая пустота, подступавшая к сердцу всякий раз, стоило Озоре остановиться и задуматься. Он не помнил своего прошлого. Как только пришла сила, он вселялся из тела в тело, в каждом разуме оставляя часть себя, и вбирая в себя воспоминания других людей. В итоге, в его разуме зазвучали посторонние голоса, никогда ему не принадлежавшие, но такие настойчивые, такие громкие и такие назойливые. С ними Озоре никогда оставался в одиночестве, а сейчас, когда его разум был чист, одиночество резало сердце, точно ржавый нож.       В какой-то момент, задумавшись об этом, Озоре остановился посреди своей, предназначенной для бега, дороги. Уличные фонари золотили проезжую часть, снег, касаясь асфальта, таял. Озоре поднял голову, выдыхая облачка пара, глядя на чёрное, необъятное небо, на котором не было звёзд. Тихо. Спокойно. Холодно. Никого и ничего ни вокруг, ни в самом Озоре. Он один. Один в своей никчёмной жизни, один у себя в голове. Что будет, если он украдёт чужой цвет? Ничего. Либо разум другого короля окончательно раздавит Озоре, либо Озоре останется Озоре — пустым, одиноким человеком, без воспоминаний, без прошлого и будущего, без своего тела. Для чего ему вообще такая сила?! Какой садист выдумал такие способности, которые вредят их обладателю?!       И всё же... кроме сил короля, у него ничего не осталось. Принял бы его Ичиген к себе под крышу, если бы он был обычным человеком?       Озоре задумался. Он не мог однозначно сказать "нет". Крысят Ичиген принял, а из них только две девчонки обладают сверхъестественными способностями. Может быть, в будущем он видел эту мелочь великой или талантливой?..       Или же, был таким человеком, который просто не мог закрыть глаза на чужую трагедию. Озоре это показалось до боли знакомым. Кто-то в его прошлом тоже был таким же идиотом, как Ичиген? Может быть, сам Озоре?       Глупости. Для такого великодушия нужно обладать терпением, чтобы воспитать детей, силой, чтобы наделить их ею, и разумом, чтобы сразу осознать, насколько это неблагодарный труд. Озоре был лишён таких качеств. Дети выводили его из себя, путались под ногами, их любопытные взгляды только раздражали. Он терпеть не мог детей.       – Потому что сам — ещё ребёнок, – сделал вывод он.       В это утро он решил, что, каким бы человеком он раньше ни был, что бы ни совершил в своей прошлой жизни, жертвовать собой он больше не будет. Сила, другие люди, эта погоня за могуществом разорвали его на части, измочалили, уничтожили. И из всех этих недостающих частей спасти удалось всего один крохотный кусочек – пустой, без прошлого и будущего, безо всякого желания, чтобы его спасали. Никто из тех людей, в которых он вселялся, не ощутил ни его безумия, ни боли, ни ужаса. Среди этой одноликой толпы не было никого, кто смог бы помочь ему, не было никого, кто поверил бы в него, не было никого, кто последовал бы за ним.       – Не король я, – выдохнул он, глядя на светлую полосу рассвета.       После того утра жить с таким плотным графиком стало легче. Тело начало привыкать к нагрузке, становиться крепче, сильнее, твёрже. К деревянному мечу Озоре тоже начал привыкать, и с каждым днём у него всё лучше получалось избегать удара Ичигена и даже блокировать его. С домашними делами он тоже смирился: убирался старательнее, готовил, экспериментируя со вкусом блюд, объяснял домашнее задание до тех пор, пока до кого-нибудь из "крысят" не доходило. Литература неожиданно стала интереснее. Жить стало значительно легче, стоило только утратить надежду.       Как-то раз он засиделся за книгами до поздней ночи. Это было "Троецарствие". От обилия имён и сюжета голова пухла, глаза устали от чтения, но оторваться Озоре не мог.       – Озоре, – произнёс Ичиген, войдя в библиотеку. — Уже полпятого утра.       – Да-да, – произнёс он, отмахиваясь. — Завтра посплю, ничего страшного. Скоро всё равно на разминку...       – Вообще-то, сегодня у тебя выходной.       – ...а?       – Неко позавчера чихала, – он вздохнул. — А сегодня затемпературили все. Я поеду в город за лекарствами.       – Ты что, заранее не мог предвидеть простуду? — он не стал дожидаться ответа. – Езжай. Я посижу с крысятами. Ничего страшного с ними не случится. Накормлю, приготовлю чай, проломлю Неко голову, если высунется на улицу...       Ичиген сдержано улыбнулся. Эта улыбка всякий раз раздражала Озоре. Вот и сейчас он, сощурив взгляд, вновь уткнулся в книгу, намекая, что разговор закончен.       – Ты здесь уже почти год, Озоре.       — Разве?.. Я и не заметил.       – Дети волнуются за тебя. Куро хочет быть твоим помощником, но не знает, как к тебе подступиться. Увахару хочет устроить тебе День рождения. Неко вышивает подушку, чтобы тебе больше не снились кошмары. Даже Юкари опасается, что ты однажды рухнешь от усталости.       Озоре не ответил.       – Ты вспомнил себя, Озоре?       – Нет.       — Я заметил кое-что, когда наблюдал за тобой. Ты часто стучишь пальцами по столу так, будто перебираешь клавиши.       Озоре поднял на Ичигена вопрошающий взгляд. Этот жест казался ему самому обыденным и естественным, и, постукивая пальцами по столу, он никогда не задумывался об игре на пианино.       – Ерунда, – Озоре пожал плечами, откинувшись на спинку кресла.       – На самом деле, есть ещё кое-что, что я хотел бы обсудить.       – Что же?       – Когда в будущем моя сила подведёт меня – возьми мой меч и сделай то, что должен, – он смотрел на свои руки. – Мой дом, и всё моё состояние достанется тебе.       На мгновение воцарилось молчание.       – Так. Стой! – Озоре потёр пальцами виски, крепко сжав челюсти.       – Выслушай, Озоре. Что-то происходит с нашим источником сил, и из-за этого энергии выделяется огромное количество. За эти три года королей станет гораздо больше, но и их жизни быстро оборвутся. Моя – тоже. Странно, но я не могу видеть будущее дальше своей смерти. Похоже, энергии от падения моего Меча вырвется столько, что это трудно даже представить...       – Говоришь, силы королей выйдут из-под контроля.       — Твой Меч будет в порядке. По крайней мере, до момента моей смерти.       Озоре стал постукивать пальцами по столу.       – Я обращаюсь к тебе за помощью, потому что из-за своих сил могу впасть в бессознательное состояние. Тело будет сковано сонным параличом, и я не смогу ничего с этим поделать. Мой разум будет блуждать в будущем, а Меч – разрушаться, – он помедлил. — Если я успею лишить себя жизни сам – сделай так, чтобы дети не увидели моё тело. Если же не успею – не позволь моему Мечу упасть.       Озоре не стал спорить, не стал огрызаться или язвить. С того дня, лишённый надежды на хоть какое-то счастье, он был связан тягостным обещанием. Ему предстояло убить человека. Опять. Почему-то Озоре казалось, что это уже с ним происходило. В нос ударил фантомный аромат свежей человеческой крови, добравшийся до него из давно забытого прошлого.       Утро он провёл в размышлениях. Он даже не помнил, как сварил сырный суп, как сделал горячий шоколад с корицей. Дети, сопливые и вялые, ели завтрак, в то время как Озоре замер с ложкой в руке и смотрел в окно на хлопья падающего снега. Действительно, прошёл год. Его нашли прошлой зимой.       — Озоре, — прогундосил Куро. — Бочему ды не ежь?       – Не хочу.       – Заболеежь.       – Вряд ли.       Он разжёг огонь в хибати, и в комнатах стало ещё теплее, чем было раньше. Лбы детей горели, они мёрзли, и потому, собрав их всех в комнате с хибати, Озоре заставил их лечь на диване и укрыл всеми одеялами, которые смог найти в доме. Смотреть спокойно на чихающих крысят он не мог, и потому, порывшись в аптечке, он всё-таки нашёл аспирин, леденцы от горла, сироп от кашля и даже средство от заложенности в носу.       — Не понимаю, – произнёс он, заставляя детей пить лекарства. – За чем отправился Ичиген, если дома всё есть?..       — Озоре, – прохрипела Неко. – Неко плохо. Неко хочет, чтоб её обняли.       – Юкари обними.       Неко не заспорила, как это обычно бывало, а тихо, почти неслышно всхлипнула. Озоре долго смотрел на свернувшийся под одеялами комочек. Неко раздражала его сильнее всех. Даже Увахару, которую, кстати, звали Увахару, не бесила его так, как Неко.       Вздохнув, он лёг на одеяла и обнял дрожавшую от лихорадки девочку. Он думал какое-то время поспать, но этого ему тоже не удалось. Куро хотел пить, но был слишком слаб, чтобы попросить об этом – пришлось подняться, принести ему подогретой воды и осторожно влить в горло мальчишки. Юкари понадобился холодный компресс. Увахару нужно было в туалет – пришлось её отнести. Дети стеснялись попросить Озоре о помощи, но их просьбы ясно звучали у него в голове, а удивлённые и благодарные взгляды говорили, что он угадал их просьбы.       Он уснул только когда уснули дети. И проснулся, когда биологические часы подсказали ему, что пора обедать. Так и прошёл день где-то между сном, явью, мыслями об обещании и кашлями крысят.       А утром Озоре разбудили яркие огни новогодних гирлянд. Дети, всё ещё больные, но уже выглядевшие лучше, чем вчера, сидели под ёлкой и с удивлением рассматривали большие, обёрнутые яркой фольгой, коробки с подарками.       – Не сидеть на полу! – рявкнул на них Озоре.       – Ой, Озо-сан проснулся, – вздрогнула Увахару.       – Оказывается, мы проспали Новый год, – улыбнулся Юкари, наконец-то найдя свой подарок. – Тут и для тебя что-то есть, Озоре-сан.       Озоре проворчал что-то невнятное, поднимаясь с дивана. Тело ныло, в горле саднило, голова гудела. Похоже, Куро всё-таки был прав, и он действительно подхватил крысиный грипп.       Под ёлкой его ждал новый, чёрный, блестящий от чистоты и элегантности синтезатор.       С тех пор Озоре играл каждый вечер, вдохновенно перебирая клавиши. Он изредка поглядывал в нотные тетради, чаще либо играл по интуиции, либо импровизировал. По вечерам дом полнился его лёгкими, как кружащиеся снежинки на ветру, мелодиями. До появления в доме инструмента, Озоре и не знал, какие на самом деле ловкие у него пальцы. Дети, во главе с Ичигеном, внимательно наблюдали за его игрой. Озоре не хотел их учить играть на пианино, но всё-таки делал это, объяснял нотную грамоту и наблюдал за тем, как крысята радовались, когда им удавались простенькие, детские мелодии.       Под одну из таких мелодий Мива Ичиген заснул и больше не приходил в сознание.       Прошло три года с того момента, как он связал Озоре обещанием. Значит, началось великое разрушение. Так Озоре про себя прозвал всё, что происходило с королями и Сланцем. Значит, пришло время...       – Три года назад он велел мне убить его, – произнёс Озоре, стоя у больничной койки Ичигена. Рядом были подросшие крысята. — Его Дамоклов Меч скоро рухнет. Я должен это предотвратить.       – Н... нет! – воскликнула Неко. – Озо-сан не может! Озо-сан не такой!       – Я хуже, Неко, – он невесело хмыкнул. – Я держу в руках его меч, готов убить его, и не чувствую ни жалости, ни страха.       – Ичиген-сама, – всхлипнул Куро.       – Погоди, Озо-сан, – произнёс Юкари. – Неужели у нас нет никакого выхода?       – Вряд ли, – он пожал плечами. – Разрушение Меча необратимо. Нет никакой надежды.       И всё же...       В последнее время в голове Ичигена крутилась одна навязчивая мысль. Мысль о ревущем пламени, уничтожавшем всё на своём пути, и о зависшем высоко в небе Дамокловом Мече. Меч падал, но потом, когда до столкновения с поверхностью оставалась всего пара мгновений, что-то произошло. Пламя исчезло, его будто бы силой заставили успокоиться, исчезнуть. И после этого в воздухе на пару секунд показались уже два Дамокловых Меча.       Ичиген полагал, что второй Дамоклов Меч мог принадлежать некоей... королеве. Но, стоило ему задуматься о королеве, как он тут же замечал вторжение в свой разум и не позволял себе мысли о спасении. Идиот. Решил умереть, лишь бы не обременять какую-то там королеву своим существованием!       – Ичиген велел мне убить его, – Озоре вызволил Котовари из ножен. — Его же мечом.       Дети нахмурились, насторожились, глядя на него почти так же враждебно, как и при первой встрече – на лиса. Почти. Всё же, теперь в их глазах было что-то иное, что-то, что перекрывало всю враждебность и подозрения. Они сомневались. Они прожили четыре года под одной крышей с Токетсу Озоре. Они видели его злым, уставшим, измученным, угрюмым, воодушевлённым, внимательным и, наверное, даже заботливым. И потому они не верили, что он действительно мог убить Миву Ичигена. А мог ли он убить его? Что ж, этого не знал и сам Озоре.       – Да шучу я, – он закатил глаза, убрав меч. – Ладно. Мне нужно кое-что проверить. Я отправлюсь к другим королям, но никаких надежд на это мероприятие не возлагаю. Вы же...       – Мы идём с Озо-сан! – решительно произнесла Неко.       – ...э?       – Ещё до нашей встречи, – всхлипнул Куро. – Ичиген-сама сказал... что мы будем учиться у тебя...       – Тебе же потребуется помощь, Озо-сан! – поддержала Увахару. – А мы кое-что умеем! Мы учились у сенсея с детства!       – Да и в нашем доме, – Юкари отвёл взгляд. – Будет пусто без вас двоих.       Озоре смотрел на крысят и чувствовал, что на самом деле готов был прибить каждого в отдельности. Но ничего не поделаешь. Как оставить их одних дома? Он же свихнётся. За крысят он не переживал, но они ведь могли поджечь дом, могли затопить его или даже взорвать…       Озоре закатил глаза.       – Забросите учёбу – лично каждого в окно выкину, – произнёс он. – Пошли. Пока Меч не рухнул на ваши пустые головы.       Он выгнал детей из палаты, но, прежде чем выйти самому, обернулся к лежащему без сознания Миве Ичигену.       — Эй, в прошлом, — произнёс он. — Меня зовут Токетсу Озоре.