Крепче кровных

      Хикари раскрыл рот, сделал шумный вздох и спрятался за спиной Юкико. Клаудия замерла, пристально вглядываясь в мрачную фигуру парня. Юкико сжала губы. Она ждала от Ями нападения, атаки, приказов не лезть, но этого не последовало. Он опустил взгляд, отвёл его в сторону, сжал тонкие губы в линию. На его скуле багровела ссадина.       — Кто это тебя так? – спросила Юкико, когда испуг прошёл.       – ...упал.       — Помочь?       — ...да.       Он нахмурил низкие брови. Просить о помощи было для него совершенно не свойственно, и, похоже, этим он занимался впервые.       — Это Амата, — ответил Хикари. – Я всё видел!       – Не видел!       – Видел-видел! Ты и я – одно целое!       – Я не желаю быть с тобой одним целым.       Хикари надулся, скрестил на груди руки, отвернулся, взмахнув полами плаща.       — Между прочим, я тоже не хочу быть частью тебя.       — Так, – вздохнула Юкико. – Не ссоримся в моей комнате. Ями, не стой на пороге.       — Ты создал короля, который лечит людей, – проворчал Хикари. – И не можешь вылечить сам себя.       – Это не физическая рана. Ты и сам это понял.       — А какая? — Юкико бросила сумку на свою кровать. – Неужели психологическая?       Ями помрачнел только больше. Кожа на его фарфоровом лице натянулась, и на ссадине набухли пунцовые кристаллы крови. Как и слёзы Хикари, кровь Ями не имела ничего общего с жидкостью. Это были кроваво-красные драгоценные камни, весело поблёскивавшие в свете вечернего солнца.       — То есть, – вздохнула Юкико. – Тебе от удара больно не физически, а морально. Ну надо же... вроде, злодей, а чувствуешь боль глубже доброй версии себя.       – Я не чувствую боль, – огрызнулся Ями.       — А я чувствую! Очень и очень глубоко! Глубже, чем он!       Ями скосил взгляд на Хикари, и Хикари, черпавший силы от злобы и ревности, ответил ему с не меньшей злобой. Юкико перевела взгляд на Клаудию, стоявшую в дверном проходе и внимательно наблюдавшую за происходящим. Обычно Юкико чувствовала себя сумасшедшей, когда общалась и взаимодействовала с Хикари, но сейчас сумасшедшей себя чувствовала одна из самых умных женщин на планете. Клаудия внимательно вглядывалась в то место, где стоял Хикари, и куда были направлены взгляды Ями и Юкико, но увидеть ничего не могла.       — Может, — вздохнула Клаудия. – Он состоит из тёмной материи, и потому его нельзя увидеть?..       — Он состоит из моей глупости, — ответил Ями.       – А ты состоишь из зла! И дружить с тобой точно никто не захочет!       — Хикари, — Юкико потёрла шею. — Есть хочешь?       — Он не чувствует го...       — Хочу!       — Тогда замолчи свой рот и поставь чайник. А я займусь раной.       Хикари энергично кивнул, и сам наполнил водой электрический чайник, сам включил его и стал терпеливо ждать, подпирая руками голову. Юкико взяла ватный диск и смочила его обычной водой. Раз рана Ями была психологического характера, значит бессмысленно обрабатывать её перекисью водорода, спиртом или йодом. У него ранено не тело, а душа. И душу нужно лечить теплом и заботой, которых у Юкико к Ями не было.       Он без конца создаёт королей. Он бредит своей мечтой всего человечества. Он способен превратить Шидзуме в руины. Ему плевать на жизни людей, на королей, на город — решительно на всё. Он довёл до комы Миву Ичигена и Мияту Мираи, он грозится добраться и до других королев, если те рискнут ему помешать. И это существо пришло за помощью к Юкико.       Думая об этом, Юкико жалела, что Амата вломил Ями недостаточно сильно. Впрочем, слепой агрессией тоже ничего не решить. Нет смысла злиться на того, кто не понимает причин злобы.       — Давай-ка остановим кровь, – произнесла она, подойдя к Ями. — Потерпи, если будет щипать, хорошо?       — ...да.       Он зажмурился, подставив Юкико раненную щёку. Всего лишь ссадина, подобные ранки заживают за пару дней, но для Ями, видимо, было в новинку чувствовать боль. К тому же, эту боль причинил ему человек, с которым ни Ями, ни Хикари не расставались, по меньшей мере, семьдесят лет. И, раз Ями действительно травмировал удар, значит ли это, что Расу Амата ему по-настоящему дорог?..       Юкико осторожно провела ваткой по ссадине. Ями с облегчением выдохнул, расслабился.       — Такой сильный, – усмехнулась Юкико. — А испугался царапинки.       Ями сжал губы в линию.       – Тебя обидела драка? Или расстроила?       — Я... был так зол, – он опустил голову. — Амата... смотрел на меня таким взглядом, когда падал...       — Падал? — включилась Клаудия. – Откуда?       – С неба. Он сам меня туда выманил.       – Тебе стыдно за свою злобу? – продолжала Юкико.       – Я... не знаю. Мне больно.       Юкико убрала руку.       – Не от тебя.       — Кровь остановилась, — она опустила взгляд на ватку, на которой алели самые красивые драгоценные камни из всех, что Юкико доводилось видеть. Кровь Ями, кровь самого Сланца. Интересно, сколько за них заплатят в ювелирном?..       – Спа... сибо.       — Можно взять на анализ? – Клаудия ткнула пальцем в ватку.       Юкико кивнула, и Клаудия, мурлыкая себе под нос Гимн Люфтваффе, забрала ватку и поместила её в герметичный пакет. Ями старался не смотреть на неё, как и Хикари. Судя по дневнику Аматы, Вайсманны отказались от дальнейшего исследования Сланца, а значит, покинули его. Ями и Хикари справедливо злились на них. Нет поступка более ужасного, чем предательство близкого, тем более такого доброго и наивного существа, только-только пришедшего в этот мир. Об этом говорил ещё Данте в своей Божественной комедии. Неужели Клаудия не читала этой книги?..       – Ями, – шепнула Юкико. – А ты есть будешь?       – Мне не нужна еда.       – Сегодня лапша быстрого приготовления. Пожирак. Она становится ещё вкуснее, если добавить в неё мяса, тёртого сыра, сырой яичный желток…       Юкико улыбнулась, по взгляду Ями увидев, как ему тяжело сопротивляться её предложению. Приняв человеческий облик, Ями и Хикари непроизвольно скопировали всё то, что свойственно обычному человеку, в том числе и органы чувств. Оба могли познавать мир через прикосновения, оба чувствовали запахи, всё слышали, всё видели и могли чувствовать вкус. Для них это довольно бесполезная способность, но безусловно роднящая их с человеческим видом. Осталось только выяснить, нет ли у Ями с Хикари пищевой аллергии.       Единственное, чего у студента всегда в достатке — это дешёвой, вредной, но при этом невероятно вкусной пищи. Конечно, в общежитии была столовая, куда Юкико могла прийти в любое время дня, но порой полезная пища ей надоедала, и она разбавляла её вредной. Сегодня был как раз такой случай. И, добавляя необходимые ингредиенты в горячую лапшу, Юкико невольно вернулась мыслями к Микото. Наверное, ему бы понравились её кулинарные изыски.       В комнате витали запахи специй и горячих сосисок. Хикари, порой забывая моргать, внимательно наблюдал за каждым действием Юкико. Ями, хмурясь и отводя взгляд, был занят тем же. Он был слишком горд, чтобы признать, насколько ему интересны подобные мелочи простой человеческой жизни, бредил слишком возвышенными целями, чтобы позволять себе быть человечным. И, рассуждая об этом, Юкико пришла к мысли, что Ями – ещё подросток. Мальчишка с неокрепшей психикой и нестабильным эмоциональным фоном.       Она поставила еду на котацу, принесла чай, в который добавила пару капель персикового сока. Ями смотрел на сидящих за низким столом людей, крепко сжав кулаки.       – Если хочешь, чтобы рана зажила – присоединяйся, — Юкико разлепила палочки.       – Как это мне поможет?       – Не знаю. Но и других идей у меня нет.       Он сдался. Сел на твёрдую подушку, и Хикари демонстративно отодвинул свою лапшу подальше от Ями. Клаудия, моргнув дважды, внимательно смотрела, как тарелка сама по себе двигается по блестящей поверхности котацу.       — Какое... уникальное явление.       – Я с ней не разговариваю, — буркнул Хикари, проткнув палочкой сырой яичный желток.       — Я тоже.       Ями неуклюже подцепил палочками кусочек сосиски, поднёс к носу, закрыл глаза, всунул в рот и проглотил.       — Горячо.       — ...подуй, – ответила Юкико. — И жуй хоть иногда.       Он нахмурился, его лицо стало пунцовым из-за постигшей его неудачи. И в то же время, такой мелочи было недостаточно, чтобы его сломить. Собрав в кулак всё своё мужество, Ями так сильно сосредоточился на процессе употребления пищи, что у него лбу проступил пот. Пот, как заметила Юкико, тоже состоял из драгоценных камней. Если быть точнее — из опалов. Ями дул осторожно, но до того сосредоточенно, что его аура приобрела розовый цвет. Он прожевал кусок, проглотил.       — Холодно.       — Не так активно дуй.       Ями учился, в то время как Хикари сидел с самодовольным выражением лица и поглощал лапшу, делая каждый свой жест размашистым, выразительным. Вскоре Ями приноровился.       — Вкусно! — он не сдержал возгласа, его бледные щёки зарделись.       — Ты ещё не пробовал чипсы, – усмехнулась Юкико. – И не был в МакДаке.       — Если подумать, то я тоже, – произнесла Клаудия.       Ями ускорился, и Хикари, не желая ни в чём ему уступать, тоже набросился на свой ужин, будто бы умирал от голода. Он победил только потому, что в какой-то момент Ями поперхнулся.       От раны на его щеке осталось только красное пятно.       — Есть ещё? — спросил он, пряча взгляд.       – Ещё получишь, если поговорим, – ответила Юкико.       Он наклонил голову набок, глядя в сторону. Клаудия, решив, что разговор будет не для её ушей, поспешила отправиться в магазин за вознаграждением для Ями.       — Пожалуйста, не сделай в моё отсутствие ничего грандиозного, — хихикнула она. — Амата не простит мне, если я проморгаю великое открытие.       Ями моргнул, когда дверь за Клаудией закрылась.       – Слушай, – вздохнула Юкико. – Необязательно создавать новых королей, когда ссоришься с батей.       — ...он первый начал.       – Тебе же тысячи лет. А оправдываешься, как ребёнок.       — Как ребёнок! – кивнул Хикари.       — До того, как появился первый красный король, я был спокойнее.       Юкико моргнула.       — Как это произошло? И когда?       – Восемь лет назад, – ответил Хикари, сжимая в руках чашку с чаем и персиковым соком.       – Его хотели убить, — Ями опустил взгляд. – И он... не хотел сопротивляться.       — Мне было так жаль его, – продолжил Хикари.       – Я долго наблюдал за ним, — продолжил Ями. – Как и за всеми королями. Амата долго и терпеливо освобождал моё сознание. Он приводил ко мне людей, я сосредотачивался на них через него, впитывал их знания, их чувства, мысли. К инициации Кагуцу Амата не имеет никакого отношения.       — Я пришёл к нему вместе с тобой, – Хикари поднял взгляд на Юкико.       – И через тебя смотрел на Кагуцу. Ты уже была частью меня. Я не понимал, почему ты отказалась от моих сил — сил стрейн. Я тебя терпеть не мог, как и всех отказавшихся.       – А я мог!       – Не мог! Ты тоже следил только за Кагуцу, как и я!       — Следил, но не знал, как ему помочь!       — А я знал. Силой, — Ями тоже взял кружку чая. — И... Кагуцу обрёл мои силы в тот момент, когда потерял надежду, когда смирился со смертью. Он умер, как человек, но возродился, как король. И его душа стала одним целым с моей душой.       Юкико слушала, опустив взгляд. На самом деле, что-то подобное она уже предполагала. Генджи пропал сразу после того, как стал королём. Никому ничего не сказав, не оставив записки, не инсценировав самоубийства. Исчез. Не потому что боялся кого-либо ранить своими способностями, а потому что чувствовал, что был никому не нужен.       — Микото тоже говорил, что его пытались убить, — Юкико подняла взгляд на Ями. – Получается... ты спасал жизни всем королям.       — Это было только началом пути.       — А что будет в конце, Ями? После того, как упадут Дамокловы Мечи.       Он наклонил голову набок.       – Разрушение рано или поздно остановится, – продолжала Юкико. – Пыль от взрыва уляжется. И никого не останется.       Ями открыл было рот, чтобы возразить, но так ничего и не ответил.       – Пустота, не так ли, Ями? Ни силы, ни короля. И даже его душа ускользнёт от тебя.       Он долго вглядывался в лицо Юкико, после чего сощурил взгляд.       – До тебя Хикари был моим отражением. Безвольной тенью моих сомнений. Теперь же он со мной спорит, – Ями скосил взгляд на Хикари, Хикари в ответ показал ему язык. — Знаешь, почему мы с ним не похожи? Он принял облик малолетнего Аматы. А я... не хотел быть похожим ни на одного из трёх озимандий.       – Они нас покинули, – пробурчал Хикари. – Сначала Вайсманны, потом и Амата. К нам пришёл золотой король и попытался нас сдержать.       – А... почему Амата ушёл? — Юкико наклонила голову. – Он же бредил теориями.       — Он устал, — Хикари опустил голову на стол. — И... ушёл из Михаширы сразу после смерти старшего брата. Я ещё не пробудился на тот момент, теория о королевах, в которую он так верил, не подтверждалась. Он ушёл, решив, что исчерпал себя.       – А потом стёр мне память о себе и большей части исследований, – нахмурился Ями.       — Он не знал, что у него это получится, – надулся Хикари. — Поэтому ослепил нас и ушёл.       — С тех пор прошло пять лет. Ну а дальше ты в курсе.       — Хреново, – тяжело вздохнула Юкико. — Когда взрослым плохо, в первую очередь страдают дети.       — Я не ребёнок.       — Хорошо бы, если так, — она пожала плечами. — Думаю, я поняла суть твоей мечты всего человечества.       — ...да?       — Человек хочет силы, это факт. Но по-настоящему в силе нуждаешься именно ты, Ями, — она сделала паузу, ожидая возражений, но их не последовало. — Ты... перерос себя. Ты рано понял, что такое предательство, что такое скорбь, страх, ненависть... Ты понял боль, Ями.       Он коснулся пальцами своей зажившей щеки.       — Нет, – улыбнулась Юкико. – Не здесь, — она указала на своё сердце. — А здесь.       Ями нахмурился, явно не понимая, к чему клонила Юкико. Хикари ткнул пальцем ему в область сердца.       – Опыты Аматы были бесчеловечны, – продолжила она. — И твоё пробуждение сопровождалось смертью, страданием, скорбью. Это неправильно. Но... если бы ты этого не увидел, в тебе бы никогда не зародилось сочувствия. Разве не так?       Ями опустил взгляд.       – Ты боишься, что те, кого ты любишь, вновь решат отказаться от тебя? – Юкико вздохнула. — Или ты боишься, что они вновь окажутся такими же слабыми, как в последнюю секунду перед инициацией? Боишься, что этот мир отберёт у тебя тех, кто тебе дорог? Потому хочешь его уничтожить?       — Они хотят силы, — произнёс Ями. – Я даю им её.       – Ями, – она протянула руки и сжала в объятиях тощее, жилистое тело парня. — Ты и сам не знаешь, сколько в тебе доброты.       — Я всё знаю.       И всё же, он сжал губы и низко опустил голову. Чем больше королей появлялось, тем больше чувств просыпалось в древней душе Ями, но их значение он был не в состоянии объяснить. Он жил, не понимая и не зная себя, бродил по свету, не думая о себе и существуя за счёт эмоций других людей. Он не считал себя ни злым, ни добрым, ни плохим, ни хорошим. Он был инструментом. Инструментом, который должен безропотно служить людям, который явился из ниоткуда и уйдёт в никуда. Он не мог чувствовать.       Ями моргнул. Из уголка его глаза выпал и упал на стол сверкающий в свете солнца алмаз.       Доброта.       — Что дальше? – спросил он. Его голос заметно дрогнул. — Хочешь, чтобы я отказался от мечты всего человечества?       — Если тебе легче жить с этой мечтой – живи, – ответила Юкико, не выпуская его из объятий. — Всё-таки, твоя сила не только убивает, но и спасает жизни.       — Почему ты меня не отговариваешь? Ты же хочешь этого.       — А это сработает?       Ями не ответил.       — Хочешь разрушения — пожалуйста, — продолжила Юкико. — Но будь готов к последствиям. И к тому, что тебя явно захотят остановить.       — Будешь убивать королей и мешать нам, – вставил слово Хикари. – Лапши больше не получишь.       — Ты сравнил мою мечту всего человечества с лапшой?       — Да, сравнил! Твоя мечта невкусная и убивает всех, кто мне дорог.       Ями задумался. С такими аргументами он не мог спорить. Вскоре вернулась Клаудия, принеся в комнату, помимо лапши, полезную пищу, которую еле удалось поместить в мини-холодильник. Разговор завершился: Хикари плюхнулся на кровать, читая одну из книг Юкико, Клаудия заняла душевую, Ями ел вторую порцию медленно, не торопясь, о чём-то напряжённо рассуждая.       — Я не могу остановить разрушение, — произнёс он, когда лапша была уничтожена. Его слова звучали, как извинение. — Оно происходит против моей воли. И... Амата уже пытался остановить меня. Он хотел создать четвёртого озимандию, который вобрал бы в себя излишки моей энергии.       — Четвёртого...       — А, если бы не сработало с ним, сработало бы с императорами и тузами. Непременно.       — Почему он не продолжил эксперимент?       — ...потому что врезал мне прошлой ночью.       Юкико тяжело вздохнула.       – И... – Ями поднял на неё взгляд. – Я думаю, тебе нужно знать больше о силах королей.       — ...а? С чего это?       — Он только что увидел будущее, – пробурчал Хикари. — В котором ты не успела помочь королю.       Ями кивнул и протянул руку Юкико. Она сжала его ладонь после секундного раздумия. Верить Ями было определённо плохой идеей, и в то же время Юкико не думала, что он причинит ей вред. Ями – невероятно могущественное существо, самое сильное из всех, живущих на Земле. И, если бы он хотел убить Юкико, он бы давно это сделал. Ему бы не пришлось даже прилагать усилий – достаточно просто атаковать её любой способностью, отличной от красной.       — Спать будешь на полу, — пробурчал Хикари, глядя на Ями.       – Мне не нужен сон.       – Ты просто никогда не пытался выспаться.       Хикари поднялся, сжал свободную руку Юкико. Вместе они поднялись на крышу общежития, на двадцать первый этаж. У Юкико закружилась голова от высоты, перехватило дыхание от резкого, холодного ветра.       — Один из самых опасных королей – мандариновый. Он изменяет атмосферное давление и может как разорвать что угодно, так и раздавить. Но тебе повезло, что его нет. По крайней мере, пока нет.       Ями наглядно показывал, как действуют способности каждого короля. Цвет его ауры менялся: белый, фиолетовый, прозрачный...       — Какой король умеет лечить людей?       – Перламутровый, — Ями потёр шею. – Он же жемчужный. Но она... сопротивляется.       Когда аура Ями стала чёрной, в голове Юкико зародилась идея. Идея, которая могла и не сработать, но рискнуть и попробовать стоило. По её просьбе Ями использовал чёрную силу снова, снова и снова, терпеливо отвечая на вопросы. И казалось, ему даже нравилось, когда кто-то интересовался им, его силами и возможностями.       — Чёрный король увидел во мне выгоду, — на лице Юкико появилась хищническая улыбка. — Но он не учёл, что и я начну видеть выгоду в нём.       Юкико закрыла глаза, предвкушая самое опасное и самое приятное сотрудничество в своей жизни.

***

      Фиолетовый король Куваета Омояши поздней ночью прибыл в тюрьму оранжевого клана не один. Этим он одновременно и привлёк внимание членов Алькатраса и заставил их покрепче сжать рукояти мечей в руках. Оранжевый клан знал, чем жил и на что зарабатывал Омояши. Омояши, используя свои силы, содержал приют для животных-стрейн, заботился о своих подопечных, сдерживал их силы, либо позволял им дичиться. Резиденция Омояши занимала целый остров, и этого пока что было достаточно для всех животных-стрейн, выловленных в Японии. Каждому животному Омояши старательно обустраивал новое жильё, оказывал ветеринарную помощь и откармливал так щедро, что звери бродили/летали/ползали/плавали по территории острова спокойные, довольные и жирные. Омояши, к счастью или нет, принадлежал к тому типу людей, который любил откармливать всё своё окружение. Клан разбегался по территории острова, как только Омояши приходил на кухню. Он готовил невероятно вкусно и не выпускал клан из кухни, пока им не становилось физически больно есть.       И, судя по размерам енота, его постигла та же участь. Но оранжевый клан напрягала не фигура зверя, а его скрытые способности. Это стрейн, определённо. Обычные питомцы Омояши не интересуют.       Оранжевый король Хорицу Осаму кивком поприветствовал Омояши. Рядом с ним стоял переводчик, понимавший язык глухонемых и внимательно следивший за жестами Осаму.       — Есть ли причина, по которой вы привезли с собой животное?       — Конечно, — Омояши погладил енота по голове, спине. Зверь вцепился в его плащ, крепко прижался к груди. — Он разволновался, когда я собирался сюда, тянул меня обратно в приют. Он беспокоится обо мне, а я не хочу разбивать его сердце. Его, кстати, зовут Рикардо.       Осаму моргнул. Его руки не двигались, но по лицу было видно, как он относился к излишней заботливости Омояши.       — Рикардо-сан, поздоровайся.       Енот не пошевелился.       — Если он не побеспокоит бронзового, – проговорил переводчик, глядя на Осаму. — То я превращусь в картофель.       Осаму влепил ему подзатыльник.       – Виноват, Хорицу-сан! — от королевского подзатыльника у переводчика потемнело в глазах.       — Не побеспокоит, — улыбнулся Омояши. – Я хорошо его воспитывал.       Осаму кивнул и, круто повернувшись на пятках, прошёл в главный тюремный корпус. Омояши был здесь уже не в первый раз, как и в Скипетре 4, но им гораздо реже требовалась его помощь. Всё-таки, в Скипетре было целых два короля, и им легче было справляться с преступниками-стрейн. Осаму же был один. Он единолично правил своей тюрьмой, никого не желал пускать в свои владения, и о помощи просил только в самых крайних случаях. Нередко это бывало, когда Осаму харкал кровью и рукой зажимал свежую рану. Это гордый человек, злой, неприступный. И, как следствие, страшно одинокий.       Енот заворчал на руках у Омояши, зарылся носом в его длинные чёрные волосы. Омояши пробормотал что-то неопределённое, что-то убаюкивающее, пытаясь успокоить животное, но Рикардо фыркал, ворочался и лапками теребил пуговицы плаща. Он замер лишь когда Омояши вошёл в камеру заключения бронзового короля.       Тело бронзового было погружено в капсулу с прозрачной янтарной жидкостью. К капсуле были подсоединены толстые трубы, датчики движения и приборы, отслеживающие уровень Вайсманна. И всё. Никто не следил за состоянием бронзового короля, потому что в этом не было нужды. Он мёртв. В капсулу не поступало воздуха, но он и не был нужен бронзовому королю для того, чтобы существовать.       Мальчишка. Семнадцать лет. Тощий настолько, что у Омояши от жалости к этой тщедушной фигуре болезненно сжалось сердце. Его волосы и ногти сильно отросли, с тонких губ поднялся к макушке пузырёк воздуха. Его застывшие глаза были широко открыты, и, сколько бы Омояши ни смотрел на него, бронзовый ни разу не моргнул.       – Почему он открыл глаза?       — Прошлой ночью нас атаковал Кагуцу Генджи, — произнёс переводчик. — Бронзовый среагировал на изменение уровня Вайсманна.       – Если так, то его лучше не тревожить. Он может и на мои силы среагировать...       – Куваета, – голос переводчика изменился, стал каким-то глубоким, пронзительным. — Выполняй свою работу.       Омояши тяжело вздохнул и закрыл глаза. Его силы прекрасно соответствовали его миролюбивому, спокойному характеру и предназначались не для сражения, а для защиты, сдерживания. Абсолютная защита. И, чем больше король или стрейн атаковали щиты Омояши, тем прочнее они становились. Щиты поглощали энергию, становились крепче и твёрже. Щиты Омояши постоянно требовали энергии, и, если соприкасались с чьим-нибудь телом, то мгновенно высасывали из него все силы. Атакованный мгновенно успокаивался и крепко засыпал.       Тёмная, фиолетовая аура мягко окутала бронзового короля, точно тёплое одеяло. Его веки дрогнули и медленно опустились. С губ сорвался ещё один пузырёк.       Енот беспокойно заёрзал на руках Омоящи, зарычал, укусил его руку. Омояши попытался его успокоить, но зверёк спрыгнул с рук, зарычал громче. Его пушистая шерсть встала дыбом.       — Рикардо-сан,– Омояши вскинул брови. — Это всего лишь мои силы...       Зверёк не смотрел на Омояши. Он прижался боком к стене, громко рычал и его золотистые, перепуганные глаза, не отрываясь смотрели на капсулу бронзового короля.       — Хорицу, – Омояши сжал губы в линию. – Всё плохо. Призывай Меч.       Но прежде, чем Осаму успел хотя бы пошевелиться, раздался треск. Глаза бронзового короля оставались закрыты, но лицо исказила зловещая, страшная улыбка. Толстое, пуленепробиваемое стекло взорвалось, янтарная жидкость выплеснулась на пол. Осаму и переводчик спаслись от взрыва янтарными щитами, перед Омояши в воздухе возник плотный фиолетовый экран, поглотивший ударную волу и остановивший летящие осколки стекла.       Бронзовый закашлялся, когда его лёгкие вдохнули холодный воздух комнаты, выплюнул остатки янтарной жидкости. Он поднял взгляд на Омояши, и экран, разделявший бронзового короля и фиолетового, заметно задрожал, завибрировал. Невидимая бронзовая энергия атаковала его, пыталась разорвать, но сталкивалась с диаметрально противоположной силой.       Омояши ошибся, решив, что бронзовый король заинтересовался им. Он не отрывал пристального взгляда от Рикардо.       — Если не успокоишься, – громко произнёс Омояши. — Я не разрешу тебе гладить Рикардо!       Бронзовый король наклонил голову набок. Воздействие сил прекратилось.       — А если уснёшь, — вновь ненормально глубоким голосом проговорил переводчик. — Мы отвезём тебя на экскурсию к фиолетовым. У них целый зверинец.       — Ложь.       Должно быть, это было первое слово, которое произнёс бронзовый король за целые шесть лет с момента своей инициации. Он поднялся на ноги. Неуклюже, шатаясь, но вполне уверенно.       Больше он не сказал ни слова. От его сил оранжевые щиты взорвались, фиолетовый экран задрожал и пошёл трещинами, стены разорвались, точно бумажные листы. Бронзовый зажмурился, кожей ощутив ворвавшийся в его одиночную камеру ветер. Но, когда же он открыл глаза, в них появились искорки истинного веселья.       Он посмотрел на переводчика, и с него исчезла чёрная форма оранжевого клана. Исчезла и оказалась на тощем теле бронзового короля. Вся, вплоть до трусов. Единственное, что не присвоил себе бронзовый король – это оранжевый шлем.       И, прежде чем щит вновь окутал тщедушное тело парня, он исчез, распавшись на атомы. Но на атомы не распался его тяжёлый и грозный Дамоклов Меч.