Не соперники

       – Она похожа на луну, правда?       Всю дорогу к дворцу она, как обычно, ни на чём не могла сосредоточиться. Подпрыгивала, вертелась на месте, восторженно тараторила о каких-то пустяках, которые вроде бы и помнить давно не было смысла. А тут вдруг застыла, запрокинув голову, и завороженно смотрит на огромную круглую жемчужину, висящую над крышей.        – Н-наверное, похожа... А в чем дело, Ваданохара?        – А просто... Красиво. И страшно чуть-чуть, если вспомнить, что там внутри. Но всё равно – луна же. Красиво!       И она подскочила и закружилась на месте, а потом снова обернулась:        – Эй, ты чего такой грустный?        – Я? Я не грустный, я просто... ничего подобного, в общем. Пошли, нас давно ждут.       Она ещё такая маленькая. Говори, не говори – не поймет. А жемчужина... да, и вправду похожа на луну.       Самекичи сидел на скале и отчаянно пытался не думать. Не знать, не помнить, не любить. Море отсвечивало желто-огненным от заката. Скоро вылезет луна. Точь-в-точь похожая на эту треклятую жемчужину – такая же белая, круглая и тупая. Хоть бы она снова потекла, что ли – и то веселее будет... Самекичи откинулся на спину. Ему хотелось выть. Непослушной рукой он потрогал повязку – рана всё ещё болела, и от этого становилось немного легче. Боль заглушала другую боль, ту, которую ничто не излечит.       ...Так. А это ещё как понимать?       Кто-то карабкался вверх по камню – Самекичи слышал скрип и тяжелое дыхание. Кому это вдруг понадобилось его беспокоить? Никого из жителей моря он давно к себе не подпускал, только Некояма по старой дружбе регулярно прилетал к нему с чем-нибудь съестным. Неужели на этот раз прислал кого-то взамен? Странно.       Самекичи повернул голову. Он уже почти свыкся со слепым пятном справа, а с места, где он лежал, разглядеть непрошеного гостя было сложно. Вскоре над краем показалась макушка с прилизанными голубыми волосами, потом пара глаз цвета морской глубины, от взгляда которых ему так часто становилось не по себе. Фуками. Единственный из товарищей Ваданохары, к которому он так и не смог привыкнуть. Уж на что Самекичи готов был лезть в любое пекло – а этот как посмотрит иногда, так хочется в угол забиться.       Фуками тем временем неторопливо вылез на камень и молча уселся рядом с Самекичи, глядя куда-то вдаль. Самекичи, уже привыкший, что жители моря уважают его личные границы, так удивился, что даже не огрызнулся, а просто отвернулся и продолжил разглядывать небо и плывущие по нему облака, ещё пылающие огнем по краям. Он уже почти забыл про сидящего над душой чужака, когда Фуками всё-таки нарушил молчание.        – Можно? – Голос его звучал так же ровно и невозмутимо, как обычно.       Не очень понимая, что именно от него нужно, Самекичи нехотя поднялся и сел напротив. Нет, если присмотреться, Фуками сам выглядел немного потерянным. Его даже было чуть-чуть жалко и уже не так хотелось надавать по лицу, как вначале. И всё-таки – что этому умнику надо?        – Её не вернуть.        – Знаю, – буркнул Самекичи. Такого начала разговора он точно не ожидал. Он думал, этому осьминожке реально какая-то помощь нужна – а он, выходит, явился в сто первый раз повторять очевидные вещи, лучше от которых явно не становится?        – Она тебя любила.        – Знаю, – автоматически повторил Самекичи, а потом вздрогнул. – Погоди-ка, что?        – Любила тебя. – Фуками запнулся, но в лице не изменился. – А я любил её.       Самекичи был так сбит с толку его предыдущим заявлением, что смысл сказанного дошел до него не сразу. Ах вот как, значит? Рот Самекичи растянулся в насмешливом оскале.        – И ты пришел свести со мной старые счеты? Учти, я тебя уложу одной левой и не получу от этого ни малейшего удовольствия.       Но глаза цвета моря оставались непроницаемыми.        – Какие счеты? Успокойся.        – Тогда зачем ты сюда приперся? – Терпение Самекичи заканчивалось. – Поплакать? Знаешь что – иди и плачь где-нибудь в другом месте. Подальше от меня. Понял?        – Плакать? Зачем? Это очень глупо.        – Ну и для чего ты пришел?        – Чтобы ты знал. Потому что я видел. А ты – нет. – Кажется, если бы Фуками не был Фуками, он бы сейчас улыбнулся.       «Не разговор, а игра в угадайку», – обиженно думал Самекичи. Но в конце концов и ему стало понятно. Всё это время Фуками следил за Ваданохарой, прокручивал в памяти каждый её шаг, ища в нём скрытые намеки – так же, как раньше он сам. И ясно видел, что всё бесполезно, что она вопреки здравому смыслу по-прежнему вспоминает другого. Да, наверняка она тосковала – в конце концов, Самекичи и сам мог заметить, даже вот так, издали. И на своей окарине по-прежнему играла. И неужели он – слепая, бесчувственная рыбешка – в самом деле верил, что это она просто настолько любит музыку? Между прочим, и за него заступалась – примерно после того, как он грозился её побить. Но он ничего не понял. А этот голубоволосый зануда – понял.        – Всё было не зря. Поэтому не сдавайся.       Самекичи затрясло от беззвучного нервного смеха. Эти слова были бы хороши, просто прекрасны, если бы не... Какая теперь разница, любила ли она его, какая вообще разница, что будет, если её всё равно уже нет? И зачем он снова об этом напоминает, мешает, сбивает с толку? Но Самекичи отчего-то спросил совсем другое.        – Как мне... не сдаваться? Всё равно уже поздно.        – Не поздно, – твёрдо ответил Фуками. – Ты нужен Морю.        – Далось мне это море... – Самекичи снова тянуло крушить всё кругом, – без неё оно не имеет смысла...       Фуками придвинулся поближе и вкрадчиво проговорил:        – Вспомни, за что она боролась. Для чего она это сделала.       «Дурак я, дурак...» – цедил Самекичи, вцепляясь руками в холодный камень. Хорошо хоть, оставался ещё в королевстве кто-то с головой на плечах, а то загубил бы он всё её дело своей дурацкой апатией... Нет, конечно, ему-то лучше не станет, да и то, чем медленно разваливаться здесь, лучше топить тоску в потоке ужасно важных чужих дел, а однажды, когда дела пойдут совсем скверно (а это непременно когда-то случится), бесстрашно отдать свою жизнь ради всеобщего блага, как когда-то смогла она, и где-нибудь там, над небом, или под морем, увидеться с ней снова.        – Ну... пожалуй, убедил, – ответил он как можно небрежнее. – Давай попробуем.       Фуками промолчал, но лицо его как будто сделалось более доброжелательным.        – Слушай, а ты просто так с ценными советами пришел, или... – Как бы его самого это ни удивляло, продолжать он стеснялся.        – «Или». Тацумия просит помощи. Много поручений, иногда опасных. Вплоть до королевства Тосуца.        – Э-э, она что, послом меня решила сделать? – Он снова рассмеялся, теперь уже вполне искренне. – Да из меня знаешь какой дипломат? Никакой! Из Тарако и то лучше бы вышел! Если только ей нужно, чтобы я избивал всех подряд...        – Не послом, – абсолютно серьезно возразил Фуками. – Патруль. Или что-то подобное. Лучше сам спроси.       В город Самекичи спустился ночью – не хотел привлекать внимания. От Фуками он узнал, что стал этаким героем второго разряда: помог великой Ваданохаре в её великом деле, а значит, тоже немножко всех спас. Но ему страшно было бы отвечать на вопросы наивных морских жителей, которые произносят дежурное «поздравляю», а за ним такое же дежурное «мне очень жаль» – и еще страшнее смотреть в глаза тем, кто сам кого-то потерял.       Тацумия не спала. Она сновала туда-сюда по коридорам, координируя прислугу, занятую перетаскиванием каких-то ящиков с верхнего этажа на нижний. А вернувшись к неожиданному посетителю, ещё полчаса кряду жаловалась ему на медлительность и непонятливость работников. «Чопорная старая аристократка», – чуть было не ляпнул ей в лицо Самекичи. Но пригляделся и заметил, как осунулось её лицо, заметил нездоровый блеск в янтарных глазах. «Она была как мать моей Ваданохаре... И она ещё неплохо держится».       Смысл его работы оказался проще, чем он ожидал, но отнюдь не таким отчетливым. Самекичи полагалось рассекать по морю от одной границы до другой, следить, не случилось ли чего, а заодно доставлять письма и посылки в такие дальние уголки, до которых не добраться его приятелю Некояме. Задача казалась даже чересчур легкой. Но когда он уже собирался вежливо попрощаться и идти приниматься за дело, Тацумия его ошарашила:        – Теперь вам осталось только выбрать себе напарника.        – Какого ещё напарника? – возмутился Самекичи. – Не нужен мне никакой напарник, я и один справлюсь!       Он только с тем расчетом и согласился на эту работу, что сможет почти целыми днями оставаться в полном одиночестве – без всех этих невежливых созданий, которые слишком громко шумят и задают вопросы, на которые ему совершенно не хочется отвечать. А если чьё-то общество придется терпеть вообще круглые сутки, он ведь физически этого не вынесет...        – Я понимаю ваше недовольство, Самекичи, но таковы правила. В целях безопасности вам положен напарник.       Хотя... есть кое-кто на примете. Лишь бы сам согласился.       Фуками оказался отличным напарником: с душеспасительными разговорами больше не лез, на трудности не жаловался и всегда помнил, куда отправляться в следующую очередь. Когда они отгоняли домой заблудившихся мальков, возили пожилым русалкам ящики со звездными фруктами и даже усмиряли отряд взбесившихся кроликов, по недоразумению не знавших, что война давно окончена, он всё больше молчал, пока Самекичи язвил и нервно сжимал кулаки. Самому Самекичи он невольно подавал пример: рядом с таким товарищем тот старался тоже держаться и не терять лицо.       Но однажды и Самекичи сил не хватило. Они возвращались домой, сильно припозднившись на задании, как назло – ясной лунной ночью, и проплывали мимо одинокого черного дерева – того самого, под которым он наконец признался в любви Ваданохаре и не смог понять её ответ. Он не заплакал. Но когда к нему подошел Фуками и поинтересовался о его самочувствии, Самекичи смог только обернуться и заставить себя не зажмуриться. В первый раз он промолчал. И в первый раз Фуками понял его без слов.        – А я в Море звезд собирался. Только всё ждал чего-то. И правильно.       Вместо ответа Самекичи полез за пазуху. Вынул оттуда что-то белое и округлое и, прежде чем напарник успел что-то спросить, размахнулся и швырнул загадочный предмет в море, почти у подножия дерева.        – Что это было? – в кои-то веки хваленая реакция Фуками его подвела.        – Её окарина. – Самекичи ответил так, как будто это было само собой разумеющимся.        – Зачем? – Фуками выглядел всерьез встревоженным.        – По-хорошему, – он криво усмехнулся, – я должен был в последний раз сыграть для неё. Но играть я не умею. А потом я всё равно бы её выбросил. Поэтому какая разница?        – Никакой, – уже спокойнее согласился Фуками.