Не дрейфь, Джун!

Джун хотелось повеситься. Хотя... Нет. Сначала пойти и навернуть целую тарелку пасты с соусом "Болоньезе", запить её холодной колой, а потом преспокойненько нацепить на шею петлю, предварительно написав Эви записку с просьбой не трогать смартфон старшей сестрёнки. Зачем? Джун сама не знала. Но была уверена, что Эвелин ни в коем случае не послушается и полезет разгадывать пароль от телефона Джун, чтоб откопать в закромах гаджета побольше компромата на любимую сестрицу. У Сандерсон, вообще-то, очень редко возникало желание покончить с собой, только когда Лаура включала заботливую мамашу и начинала активно разглагольствовать о том, что, цитирую: "было бы неплохо скинуть пару десятков килограммов и привести в порядок свой внешний вид: волосики жиденькие помыть специальной шампунькой, личико прыщавое вымыть, да и депиляцию не помешало бы сделать, ты ж на йети похожа!" В такие моменты Джун мечтала вскрыться, или, на худой конец, наглотаться таблеток. Правда, позже девушка узнала, что последний способ покончить с жизнью был не очень-то и рабочий: вместо желанных предсмертных конвульсий и пены изо рта можно было заполучить ночь в компании белоснежного принца и тазика. М-да. Перспектива прочувствовать на себе всю силу и мощь дорогущих лекарственных препаратов оказалась вовсе не красочной. Любые замечания по поводу неряшливого внешнего вида Джун всегда игнорировала. Ей, по сути, было абсолютно всё равно, что о ней думают незнакомые ей люди. Но когда Лаура начинала упрекать девушку за то, что та весит на пятнадцать килограмм больше, чем её любимая матушка, Джун впадала в состояние глубокой печали. Вся радость словно испарялась, жизнь становилась мучительным кошмаром и оставалось только сидеть и молча пялиться в стену, думая о том, насколько сильно она запачкает своими мозгами парковку, если спрыгнет с крыши какой-нибудь многоэтажки. Уезжая во Францию, Джун думала, что этот ужас, наконец, закончился. Во Франции нет душной Лауры, любящей только себя и относящейся к девушкам, чьи параметры выходят за рамки признанных обществом "девяносто-шестьдесят-девяносто" как к людям второго сорта. Во Франции есть только любящая бабушка и добрая сестрёнка, которые не только не будут пилить за полноту, но и поддержат в трудную минуту. Так думала Джун. До того момента, как нежданно-негаданно раздался телефонный звонок и на дисплее мобильного высветилась надпись "Лаура". Сначала Джун очень обрадовалась. Мама не звонила ей с тех пор, как девушка переехала в Париж, и Сандерсон была приятно удивлена тому, что женщина вспомнила про свою непутёвую дочку. Джун приложила телефон к уху и поприветствовала Лауру на чистом английском. - Привет, заинька! Как давно я не слышала тебя, дорогуша! Так соскучилась по своей любимой девочке! - проворковала женщина в ответ. Джун сморщилась от этого приторно-сладкого голоса, от этой наигранной радости и фальшивых слов о любви, но решила подыграть матери. Ссориться с Лаурой в очередной раз вовсе не хотелось. Лаура начала задавать девушке разные вопросы. Просила рассказать про коллеж, про предметы, которые там изучают, про оценки. Джун прекрасно знала, что её мать не волнуют ни отметки девушки, ни её мнение по поводу новой школы. Лаура спрашивала дочку об этом, просто потому, что до того, как ребёнок сможет самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, у него нужно поддерживать иллюзию, что мама его любит и ей действительно интересно, что происходит в жизни её чада. Джун неоднозначно махнула рукой и сказала, что всё хорошо. А какой смысл распинаться, если женщина её даже слушать не будет, а просто отложит телефон в сторону и будет листать журнал, изредка поддакивая? Лаура спросила, как себя чувствует Эви. Джун ответила, что пусть она сама позвонит своей младшей дочери и спросит, раз ей так интересно. Женщина только хмыкнула. Конечно же, она этого не сделает. Зачем тратить время, если можно просто попросить старшенькую передать привет от мамы сестре? - Мне Клэр рассказала, что у тебя мальчик появился. Красивый такой, высокий, - промурлыкала Лаура. Джун напряглась. Клэр рассказала её матери придуманную Куффеном историю о том, что он её парень? Зачем? Клэр ведь терпеть не может Лауру и практически не общается с ней! Почему она вдруг решила рассказать о лже-бойфренде своей племянницы? - Его зовут Лука. - Да, я помню, что имя у него какое-то невзрачное. Ну, розочка моя, ты же понимаешь, что не можешь нравиться ему? Началось. - Ну и почему? - прошипела Джун, раздражённо выдыхая. Её мать действительно считает, что девушку можно любить только из-за модельной внешности? - Джун, ну ты же не глупая, правда? Ты себя в зеркало видела? - Лаура, кажется, тоже начала закипать. Она старалась спрятать раздражение за мягким голоском и ласковыми словами. - Вот похудеешь - тогда, быть может, он на тебя посмотрит, как на девочку. А сейчас ему даже находиться с тобой рядом стыдно. Хотелось в ту же минуту бросить трубку и заблокировать номер этой женщины, чтобы она больше не могла бить по самому больному. Но нельзя, нужно срочно что-то ответить. Что-то такое, чтобы заткнуть Лауру. Чтобы показать, что у неё нет права оскорблять девушку. - Почему тогда, по твоему мнению, он встречается со мной? - спросила Джун, приподнимая брови. Она чувствовала, что вот-вот расплачется, потому что в глубине души верила каждому слову Лауры. Её постоянно терзали сомнения насчёт чувств Луки, и теперь, когда её мать озвучила все самые страшные опасения девушки, она начала сомневаться ещё сильнее. - Ему просто тебя жаль, - хохотнула женщина. - Как и всем твоим мнимым друзьям. В мире очень много лицемерных людей. Прости, зайка, в это не хочется верить, но это горькая правда. Толстых никто не любит. Тебе нужно похудеть, Джун. Сейчас с тобой наверняка дружат только из-за того, что ты по доброте душевной даёшь списывать на уроках. Или... Джун мысленно пыталась убедить себя, что это неправда. Что Лаура просто пытается самоутвердиться засчёт своей дочери, намеренно втаптывая её лицом в грязь. Но внутренний голос тихонько поддакивал женщине и говорил, что стоит посмотреть правде в глаза и принять то, что пока Джун не изменится, она не может и мечтать об отношениях с Куффеном. - Мам, ну хватит. - Не перебивай меня, пожалуйста. Тебе нужно заняться собой и перестать тратить время на свои несуществующие отношения. Если хочешь добиться того, чтобы бедного мальчика от тебя тошнило и он даже из жалости не подходил к тебе, то пожалуйста, не буду мешать. Передай привет миссис Сандерсон и Эви. Всего хорошего. Мать года, что ещё сказать. Джун молча положила телефон на кровать рядом с собой. Всё было похоже на абсурдный сон, в котором бежишь - и не можешь сдвинуться с места. Хотелось плакать. Но Джун собрала всю свою волю в кулак и пошла погулять. Джун медленно шагала по людной улице, сунув руки в карманы растянутой чёрной толстовки. Она думала о прошедшем разговоре с Лаурой и невольно вспоминала тысячу точно таких же разговоров, которые преследовали её на протяжении пяти лет. Память сохранила все звуки и образы, словно каждый подобный диалог был записан на видеокамеру. Единственное, чего Джун никак не могла вспомнить, так это то, с чего всё началось. В какой момент Лаура стала такой злобной? Когда она стала так ненавидеть свою старшую дочь? То ли это произошло в тот день, когда на медосмотре в школе медсестра громогласно объявила, что Джун весит намного больше, чем девочки её возраста, то ли ещё раньше, когда маленькая Сандерсон только появилась на свет. Джун этого не знала. Знала лишь то, что по-другому быть не может и что ей ещё долго придётся терпеть упрёки со стороны Лауры. Девушка уже не могла сдерживать вырывающиеся наружу крики боли и обиды, не могла не плакать. Она почти что сдалась, но внезапно увидела знакомую двухцветную шевелюру, которая сильно выделялась на фоне серых причёсок остальных парижан, плывущих куда-то по своим делам. Куффен стоял около высокого тополя и смотрел вниз, на свою обувь, кивая в такт музыке в наушниках. Джун заморгала быстро-быстро, чтобы слёзы укатились назад, внутрь, и вдохнула полной грудью, чтобы немного успокоиться. Ноги сами понесли её к долговязому парню. Ей была необходима поддержка, и Джун знала, что Лука сможет дать девушке то, в чём она нуждается. Куффен заметил свою подругу только тогда, когда она оказалась в трёх шагах от него и, улыбнувшись, вынул из ушей беспроводные наушники. Для Джун это был зелёный свет. Один шаг, второй, третий, и вот она уткнулась носом в его грудь и крепко обняла за шею. Ей в нос тут же ударил его запах: аромат какого-то недешёвого шампуня и апельсинов. Бедная Джун, совсем забыла, что обещала себе не плакать. Глаза застелила мутная пелена слёз и по её щекам начали одна за другой стекать крупные капли. Они не падали на землю, а впитывались в футболку Луки вместе с чёрной тушью с ресниц девушки. Она прижалась к нему ещё сильнее и заскулила, словно побитый щенок. Она представила, как это выглядит со стороны - жалко, по-детски. Джун тяжело вздохнула. Лука был растерян. Его переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, он был безумно рад видеть Джун. А то, что она впервые сама его обняла, вообще выбило парня из колеи. Обниматься с Джун было очень приятно: она пахла чем-то сладким и так и манила, прижималась к нему, словно пушистая кошка - вот-вот замурлычет! Но когда парень услышал прерывистое дыхание Сандерсон, её громкие всхлипы и скулёж, он тут же отогнал от себя все неподходящие к этой ситуации мысли и взял себя в руки. Куффен приобнял подругу за талию одной рукой, а второй начал гладить по бордовым волосам, шепча на ухо успокаивающие слова и всякие ласковые глупости. Он не хотел, чтобы Джун перестала плакать, - Лука считал, что если человек плачет, то ни в коем случае нельзя его успокаивать, ведь тогда он не сможет выплеснуть все негативные эмоции, накопившиеся внутри него - но чувствовал, что должен, нет, обязан оказать девушке моральную поддержку. - Она... Она уже достала меня...- Куффен понимал Джун через слово, - из-за непрекращающихся рыданий разобрать её речь было очень сложно - ещё крепче обнимал, сильнее прижимал к себе и перебирал меж пальцев пряди крашенных волос. Он чувствовал, как бьётся её сердце, как дрожат руки и слышал, как сильно охрип от плача некогда звонкий голос Джун. Больше всего на свете ему хотелось узнать, кто довёл до слёз девушку, которая весь последний месяц не давала ему покоя. "На его месте, я бы уже писал завещание и составлял список гостей на похоронах". Джун начала потихоньку успокаиваться. Она уже не плакала, но всё ещё тихо всхлипывала. - Давай дойдём до скамейки, и ты расскажешь мне, что произошло, - тихо, так, чтобы услышала только Джун, сказал Лука. Девушка отстранилась от него и кивнула. Всё её лицо было опухшим и красным от слёз, волосы растрёпаны, а некогда белоснежная футболка парня покрылась безобразными чёрными пятнами от туши. Куффен не обратил на них никакого внимания. Усевшись на скамейку и позволив девушке прижаться щекой к своему плечу, Лука взял мокрую ладонь Джун в свою и крепко сжал её в знак поддержки. - Рассказывай, - это было произнесено так тихо и интимно, что Сандерсон покраснела. - Мама... Я говорила уже, что она постоянно недовольна мной, - Джун опустила голову и зажмурилась, чтобы снова не заплакать - вторую волну Куффен явно не выдержал бы. - Она звонила мне утром. Снова начала говорить, какая я ужасная... - стыдно. Очень стыдно. - Тётя рассказала ей про нас с тобой. Ну, всмысле, ты же ей тогда сказал, что мы, типа, встречаемся... - чтобы продолжить, девушке пришлось прочистить горло. - Мама сказала мне, что тебе меня просто жалко... И всем остальным тоже. Джулеке, Алье, Маринетт... Лука слушал и свои замечания не вставлял. Но на его лице отражались все его чувства: гнев, раздражение, отвращение и обида. Обида за девушку, которая так осторожно прижималась к нему и без слов просила защитить от самого близкого человека. Впрочем, самым близким человеком для Джун уже давно была явно не Лаура. - Я не понимаю, за что она меня так ненавидит! Зачем она мне постоянно говорит о моих недостатках? Я прекрасно знаю, кто я! И мне больно и обидно! - О каких недостатках ты говоришь, Джун? - тихо отозвался Куффен, заглядывая ей прямо в глаза. - Лишний вес - это не недостаток, это... - Это недостаток. Ты так говоришь, потому что не хочешь меня обидеть. Лука отвернулся в сторону, обдумывая сказанную девушкой фразу. Она действительно считает, что он водится с ней из-за, мать её, жалости? - Лука... - хрипло позвала Джун. Её глаза вновь наполнились слезами, но она старательно скрывала это. - Я, конечно, некрасивая... - Перестань! - парень вздрогнул от собственного неожиданно-громкого вскрика. Он вцепился пальцами в плечи перепуганной резкой сменой настроения Куффена девушки и снова посмотрел в изумрудные глаза, готовые в очередной раз залиться солёными слезами. - Хватит называть себя некрасивой! Ты красивая, Джун! Слышишь?! Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал! Твоя полнота - это не недостаток, а особенность, и она идёт тебе как ни кому другому. А ты в упор не видишь этого, потому что тебе навязали, что ты некрасивая! Лука хотел говорить ещё и ещё, но не мог найти подходящих слов. Он наклонился ближе к лицу Джун, так, что кончики их носов соприкоснулись. Вблизи оказалось, что веснушек у девушки намного больше, чем кажется на первый взгляд, и что в глазах её есть не только оттенки зелёного, но и бирюзового, и коричневого оттенков. Сандерсон смотрела на парня широко открытыми не то от удивления, не то от страха глазами. Тот факт, что их губы находились в нескольких сантиметрах друг от друга, её безумно смущал. Не менее смущало и то, что Куффен беззастенчиво рассматривал её пунцовое лицо, и то, что этот самый Куффен крепко сжимал её правую руку своей. Но всё это было настолько приятно, как во сне, что Джун решила не отстраняться от парня из-за страха перед неизвестным. Где-то неподалёку раздался оглушительный взрыв, а вслед за ним - громкие крики перепуганных парижан.