With you (С тобой)

Пальцы Стайлз слегка дрожат, когда она набирает номер Питера. Она не утруждает себя любезностями, когда он отвечает. — Результат отрицательный. Слышен его выдох. — О, дорогая, я так рад за тебя. — И это так, она знает. Он рад за нее. Однако где-то в глубине души она замечает, что он не говорит, что рад за них. И почему-то она не испытывает того облегчения, какого ожидала. Когда месячные не пришли в срок, она была заморожена из-за возможных последствий и игнорировала это в течение недели, говоря себе, что это просто стресс, или погода, или что-нибудь еще, кроме того, чем это может быть на самом деле. Но в конце концов ей пришлось признать, что все могло быть именно так, как выглядело. Она целый день плакала и ела мороженое, проклиная Питера за его беспечность и называя его эгоистичным беспородным ублюдком, хотя было совершенно несправедливо обвинять его. Она знает, что это полностью на ее совести. В конце концов, когда коробка из-под презервативов опустела, именно она всхлипнула: — все равно, трахни меня. Пожалуйста? Я хочу этого, — выгибая спину и скуля, намеренно обнажая горло и зная, что Питер не может отказать, когда она так делает. И конечно же, он не отказал. А потом, на одну горячую минуту, показалось, что все эти подростковые драмы были правы. Одного раза было действительно слишком много. Однако сегодня утром, проигнорировав тест на беременность, который уже несколько дней лежал на стойке в ванной, она провела рукой по своему плоскому животу и решила, что с нее хватит. Ей нужно было знать, чтобы она могла позаботиться об этом. И теперь, когда ей не о чем заботиться, она должна быть в восторге, верно? У нее должна была закружиться голова от облегчения. Ребенок был бы катастрофой, уровнем обязательств, к которому они даже отдаленно не готовы. Разве не так? Она, должно быть, слишком долго не отвечает, и Питер понимает, конечно он понимает. — Милая? Это хорошая новость, верно? И в этом, по ее мнению, вся суть дела. Стайлз в этом не уверена. Когда Стайлз впервые подумала, что может быть беременна, её первой реакцией был ужас, но по мере того, как проходили дни, пока она набиралась смелости, чтобы сделать тест, эта мысль постепенно стала менее ужасной. Мысль о том, что Питер и она могли создать совершенно нового человека, была... возможно, почти захватывающей? И сейчас, когда оказалось, что это ложная тревога, она не знает, почему так разочарована. В этом нет никакого смысла. — Приедешь ко мне? — спрашивает она, и в ее голосе слышится едва заметная дрожь. — Я сейчас буду. — Прежде чем повесить трубку, Питер добавляет: — Я скучал по тебе. Эти слова заставляют ее улыбаться больше, чем они, вероятно, должны. Несмотря на то, что Питер известен как мудак, он удивительно мягок, когда это только они. Прошло всего два дня с тех пор, как они виделись в последний раз, но Стайлз почувствовала его отсутствие, хотя именно она намеренно избегала его, пытаясь разобраться в том, что происходит. Она сворачивается калачиком на диване и ждет, стараясь не думать слишком сильно о своем пустом чреве. Она терпит неудачу. *** Одна из вещей, которые она любит в Питере (и она действительно любит его, во всей его саркастической славе – она не отрицает этого ни на секунду), заключается в том, что в те дни, когда она не в себе, он не чувствует необходимости пытаться исправить это. Поэтому, когда он вошел в ее квартиру (она дала ему ключ? Или он просто сделал его? Она честно не помнит) и находит ее свернувшейся калачиком на диване, руками крепко обхватившей подтянутые колени, он просто затягивает ее к себе на колени и гладит по волосам, позволяя ей впитывать его силу и его присутствие без единого слова. А когда она начинает тихонько всхлипывать без всякой на то причины, он не спрашивает, в чем дело, не говорит банальностей, но и не отпускает, ни на секунду. Она безмолвно плачет, прижимаясь к твердой поверхности его груди, и когда слезы прекращаются, она остается на месте, слушая биение его сердца, ровное, твердое и успокаивающее, как и он сам. Когда она наконец поднимает голову, он просто нежно проводит большим пальцем по ее щеке, вытирая влагу. — Лучше? Она кивает. Питер ничего не говорит, просто ждет, пока она соберется с мыслями, но она может прочитать замешательство, написанное на его лице. — Я даже не знаю, из-за чего это, — бормочет она. Питер задумчиво хмыкает. — Милая, если бы тест был положительным, что бы ты делала? Стайлз снова опускает голову, не желая встречаться с ним взглядом. Они были вместе достаточно долго, чтобы она не чувствовала себя застенчивой, но это не то, что они когда-либо обсуждали до ее безумного телефонного звонка Питеру ранее на этой неделе. — Я думала ... — она замолкает в нерешительности. Она только сейчас поняла, что это то, чего она хочет. А что, если он не чувствует того же самого? Она меняет тактику. — А что бы ты хотел, чтобы я делала? Выражение его лица разглаживается, становится совершенно пустым. Стайлз узнает этот взгляд - это его мне-всё-равно-но-не-всё-равно лицо. — Мы оба знаем, что это не мой выбор. — И то, что он не говорит, говорит ей все, что ей нужно знать, дает ей искру мужества. Она решительно вздергивает подбородок. Скажи правду и посрами дьявола, разве не так говорят? — Я думала, что не хочу этого, — и вот оно, крошечное опускание уголка его рта, — но теперь, когда нет ничего, чего можно было бы не хотеть, я не уверена. — Питер поднимает бровь. — Я думаю...я думаю, что, возможно, это может быть хорошей вещью для нас. Иметь семью. Она задерживает дыхание на мгновение. — Я не думал, что ты захочешь этого. Ты никогда не упоминала об этом, — осторожно говорит Питер, но Стайлз чувствует скрытое волнение. — А я и не думала, что хочу. Но почти обрести это, а потом потерять? Это заставило меня задуматься. И мне бы этого хотелось. Питер на секунду замолкает, но руки вокруг нее сжимаются, притягивая ее ближе. Они крепкие и сильные, и она представляет себе, как чувствовал бы себя ребенок, которого держал бы Питер. Так надежно, так любимо. Он был бы в восторге, она просто знает это. Наконец, он выдыхает. — Ты сделаешь это для меня? — С тобой, — поправляет она и улыбается, почему она улыбается? Это, возможно, самая худшая идея на свете, но ей все равно, она хочет этого. — Когда мы делаем это, мы делаем это вместе. Питер нежно целует ее в лоб. — Даже если вероятность рождения ребенка-оборотня высока? — Особенно если велика вероятность рождения ребенка-оборотня. Если я его уроню, он по крайней мере будет устойчив к этому, верно? Питер утыкается лицом в изгиб ее шеи и громко смеется. — Пожалуйста, не роняй нашего ребенка, Стайлз. Наш ребенок. Он еще даже не существует. Может быть, через какое-то время. Но он будет.