А я все жду тебя на диване

1945 год. Во всех газетах и на всех радио говорят о завершении четырёхлетней войны. В дома и квартиры начинают возвращаться те кто ушёл на фронт. Кто-то плакал, кто-то смеялся. Но плакали от счастья, а смеялись от безвыходности и от тронувшегося ума. Всем было кого ждать и Стив не был исключением. Стивен Грант Роджерс. Худощавый парнишка, уличный художник, который живёт один, не получал никаких писем о возвращении или о скором прибытии. Он не получал письма последние несколько месяцев, и не передать словами, как это беспокоило его. Ведь тогда, в 1941 на перроне, он буквально расплакался, когда провожал Баки на поезд. Он долго не мог отпустить его, но знал, что удержать всё равно не получится. Баки был призван и выбора у него не было. Он успокаивал его, гладил по голове, говорил, что это всего на пару месяцев и он снова будет лечить его от простуды, вытягивать из ненужных уличных драк. Тогда Стив улыбался и понимал, насколько ему это дорого. Но вот уже раздался гудок поезда, и он начал постепенно исчезать из вида Стива. Долго же он не мог успокоится, ведь он был уверен, что теперь точно всё потерял в своей жизни. Мать умерла, отец тоже, близких родных у него не было, и только Баки оставался с ним до недавнего времени. Стив думал, что война сломает доброе сердце Барнса, или он просто нещадно будет застрелен. Но когда начали приходить письма, он будто ожил. Он отвечал на каждое без исключения, и если Баки писал одно письмо, то Стив отправлял ему три. В них не было особого смысла просто он умел растягивать слова и предложения. Но сейчас он один в квартире, на диване, на том диване, который они с Барнсом притащили с барахолки, на котором играли в карты и нередко дурачились, и на этом диване Баки обрабатывал его раны после уличных драк. Теперь на нём простые и незамысловатые рисунки, которые разбросаны вокруг него, возможно даже какие то краски лежат рядом, а он всё думает о нём. А как не думать? Ведь на рисунках он и в рамке на тумбочке, рядом с диваном тоже он. Маленькие слезинки начинают катиться по его худому лицу. И что теперь будет? Считать ли его без вести пропавшим или просто ждать? Стив не знает и от дурных мыслей нехорошо, его тянет в сон. Уж лучше темнота, чем звенящая тишина в полупустой и серой квартире. Тихая ночь на улицах Бруклина. Больше не слышен гул сирен и вой самолётов. И по этим тихим улицам идёт молодой парень с бутылкой недопитого виски в руках. Он только вернулся в родной город и направятся в не менее родной дом. В дверном замке тихо проворачивается ключ и с негромким скрипом дверь открывается «Надо бы смазать», — думает Баки. У него всегда был ключ от дома Стива, тот просто мог заболеть по щелчку пальца, и Джеймс нередко приходил к нему с лекарствами и упрёками что-то вроде «Ты же знаешь себя, почему же так безответственно поступаешь? Да если просто на улице ветерок дунет, тебя уже снесёт». Хоть Баки и делал вид, что зол на него, Стив знал, тот просто выпендривается и скандировал ему «Да-да, прости меня, дорогой, я больше так не буду». И сейчас он вновь видит его съёжившимся на диванчике с разбросанными рисунками вокруг него и каких-то даже на нём. Баки усмехается, ведь из года в год ничего не меняется. Он накрывает его своим кителем и начинает тихо убирать эскизы. Он видит на них себя и улыбается, похоже, Роджерс не забыл, как он выглядит за последние четыре года, хотя на самом деле изменения были. Он стал более подтянутым, щёки осунулись и стали видны скулы, волосы отросли так, что их можно было собрать в маленькой пучок и, конечно же, он зарос, не сильно конечно, но все же. Он сложил рисунки рядом с диваном и оставил бутылку с виски там же, а сам отправился на кухню. Скоро рассвет и Стив наверняка захочет кофе. Стив просыпается от шума или возни слышимой из кухни. Первая же мысль, которая посещает его, что это грабитель или вор, ну, или что то в этом роде. Тихо садится и замечает, как с его плеч что-то спадает. Это китель, но Стив никогда не был в армии. Начинает вертеть его и на глаза ему попадается нашивка Джеймс Бьюкенен Барнс Стив просто втыкает в пустоту пару минут. Откуда тут китель Баки? Кто принёс его? Смотрит на пол, а там недопитая бутылка алкоголя и сложенные рисунки. Стив тихо поднимается и идёт на звуки исходящие из комнаты. За маленьким столом сидит человек и разглядывает письма которые Стив обычно перечитывал. Стив не верит. Половицы скрипят и мужчина поворачивает голову. Ох, эти синие глаза, которые чудились Стиву во сне, теперь смотрят на него. — Привет маленький Придурок, — он встаёт и идёт к нему. — Сейчас довольно прохладный май, почему, ты так легко одет? — Баки, — он тихо шепчет не веря своим глазам Он здесь прямо перед ним Но все же немного другой Не похожий на того, кого Стив провожал в 1941 — ? — Баки — Что, Стив? Я слушаю Стив подходит в плотную и просто прижимается к нему. Сначала просто тюкается лбом ему в грудь и зависает так на пару секунд, и затем уже обнимает его настолько сильно, насколько мог. Он слышит, как бьётся его сердце, он чувствует, как сильные руки прижимают его к себе в ответ. — Ты не писал мне несколько месяцев — Я… извини, на то правда были причины — Ты довольно зарос — Теперь будешь мне косички плести Макушка Стива щекочет Барнсу нос и он чувствует знакомый аромат пшеницы, ведь они часто спали со Стивом в одной кровати когда у того был жар и он прижимал его к себе — Ты сейчас стоишь на носочках? — Нет — Ай-ай-ай, примерному гражданину врать нехорошо — Господи, просто помолчи Стив улыбается, ведь они часто подкалывали друг друга А Баки молчит Возможно, позже он расскажет, как был в плену, и как его освободили воюющие командорсс, как видел в действии непробиваемый щит, или как чуть не свалился с поезда, но ему пришли на помощь, но это подождёт, потому что сейчас ему важно только размеренное дыхание человека напротив него