Дождь

      Густое покрывало дымчатых облаков закрыло собою небесное светило, так что уже почти полдня было не так жарко, как обычно. Ветер стих, стал отчётливее запах влаги в воздухе: приближается дождь. Вроде бы неприятная новость, но после нескольких дней жары за тридцать градусов прохлада и предстоящая непогода казались Божьей благодатью. Если говорить честно, то Джесси никогда особо не любил дождь. Ему нравилась ясная погода с легким ветерком, не позволяющим температуре превысить отметку в двадцать пять градусов, а дождь и слякоть он не признавал. Конечно, он понимал необходимость периодических осадков, но всё-таки они ему были не по нраву. Что приятного в грязи, холоде и сырости?       Улицы Маяков потонули в шуме и криках, перебивающих стук капель о крыши домов. Счастливые жители города встречали своих героев, — Джесси и Петру — только вернувшихся из похода. Пара хоть и была готова к восторженным воплям горожан, но не ожидала, что они настолько обрадуются их возвращению. Их не было всего месяц, так чего они так верещат? Герои были нарасхват: люди радостно здоровались, задавали вопросы, перебивая друг дружку. Голоса сливались в страшную какофонию, из которой чёрт разберёшь хоть одно слово, и весь этот галдёж бил по ушам тяжёлой кувалдой. Возникло даже ощущение, что пара уйдёт отсюда с лопнувшими перепонками. Джесси наскоро отмахивался от людишек краткими ответами, попутно щемясь между ними в сторону мэрии. Мокрая рука воительницы была на удивление крепко сжата его пальцами, так что всё остальное туловище оглушенной воплями Петры просто плыло следом за Джесси меж телами зевак.       Кое-как пара прошла через толпу зевак, облепивших героев плотными рядами, после чего, наконец, попала в мэрию. Шум стих, и они с облегчением вздохнули.       — Могу я сделать кое-что странное? — приглушенным эхом прошелся по помещению вопрос Петры. Джесси пристально оглядел подругу и кратко кивнул. Кашлянув пару раз в кулак, воительница повернулась в другую сторону и, запрокинув голову, глубоко вдохнула. Послышался её томный, усталый рёв. — А-а-а-а-а-а-а-агрх!       Джесси заливисто захохотал.       — Понимаю, понимаю, — улыбаясь, ответил он, ведь сам также устал от чрезмерного внимания народа. Опустив глаза, он внимательно осмотрел свою мокрую одежду, затем взглянул на Петру. Она также промокла насквозь. — Думаю, нам надо переодеться.       — Тут даже думать нечего, нам точно надо переодеться, — перебила его воительница, возмущённо махнув руками. Герой усмехнулся.       — Иди в гостиную, я зайду в комнаты: там должна быть запасная одежда.       Спорить не было смысла. Петра послушно направилась в огромную комнату, Джесси же двинулся (умом… простите) в спальни. Неприятное ощущение прилипшей к телу футболки заставляло его то и дело поддевать холодную ткань пальцами и оттягивать от тела, однако это не помогало. Мысленно парень желал поскорее добраться до «запаски» и нормально согреться.       Вернувшись с найденной одеждой в гостиную, Джесси наблюдал, как воительница старательно разводит огонь в камине на другом конце комнаты, где расположены диваны. Издалека было понятно, что из-за холода руки Петры тряслись, так что нормально справиться с задачей не получалось. Глава Ордена невольно улыбнулся, глядя на это милое, по его мнению, зрелище, после чего решил, что стоит подойти и помочь девушке.       — Похоже, для тебя разжечь огонь стало непосильной задачей, — с улыбкой произнёс он, аккуратно забрав из рук кремень и кресало. Петра лишь демонстративно фыркнула и подняла подбородок, делая вид, что её это оскорбило. В ответ очередная усмешка. За тихим лязгом кремня о металл россыпью мелькнули искры и осели на растопку. В комках пожелтевшей бумаги появились пробоины с почерневшими, тлеющими краями, что постепенно росли и расширялись языками ещё слабого пламени. В конце концов они окутали собой остатки растопки и жадно поползли на дрова. Пропитанные жидким розжигом бревна остались беззащитны перед вечно голодным и немилосердным пеклом, и оставалось им лишь смиренно увядать в его когтях. Жестокое, но до чего завораживающее действо.       Полымя наполнило комнату теплом. Джесси понял это, когда оно ласково погладило его скулы, затем любезно потекло по шее к плечам и повело касания дальше, вдоль всего тела, вызывая удовольственную дрожь. Краем глаза парень наблюдал, как воительница переживает тоже, что и он, расслабленно поглаживая собственные плечи, и улыбнулся. Он пододвинулся к ней и протянул руки, чтобы вскоре нежно обнять. Противиться Петра не стала: она лишь повернулась и в ответ обхватила широкую спину руками, рыжая макушка осоловело легла на плечо мэра. Лёгкое, ненавязчивое косновение губ ощущается у виска — Петра сладко улыбнулась. Благодать…       И всё же не давало покоя это липкое, докучливое ощущение сырости на теле. Петра взглянула на лежащуюю поодаль стопку чистой одежды: возникло настойчивое желание дотянуться до неё и поскорее переодеться. Девушка отпустила Джесси и, взяв в руки одежду, отошла к дивану и ласково попросила подождать, пока она её сменит. Минуты не прошло, любопытство одержало верх: парень повернул голову так, чтобы видеть силуэт Петры краем глаза. Крепкое тело без большей части привычной одежды выглядело по-своему хрупко — вернее полагать, беззащитно. Отведенные назад сильные плечи создавали очертания правильной осанки, натренированной за годы, точёная шея придавала образу воительницы благородства и царственности. Из-под волос на затылке вдоль по спине тонкой древообразной струйкой растекался давний рубец, полученный от удара током красного камня — пережиток приключения в мире ПАМЫ. Конечно, это не единственный шрам, их множество по всему телу: от мелких царапин до глубоких увечий. Джесси восхищали её раны, ведь они напоминали о силе духа Петры. Движения обыкновенно смелы и резки даже сейчас, однако стоит вглядеться, как станет в них заметна особенная, неповторимая грация и шарм.       Убийца Бури уже и позабыл о скрытности, продолжая бессовестно рассматривать фигуру горячо любимой девушки и восторгаться её красотой. Она, к большому сожалению, так быстро спряталась за ткань одежонки, что насладиться толком не удалось. Расстроенный кавалер хотел ещё чуток полюбоваться возлюбленной. Как ответ на вопрос, возникла хитрая мысль: Джесси неслышно поднялся с места и на цыпочках направился в сторону Петры. Ближе, ближе, ближе…! Легким движением крупные пальцы приподняли край серой футболки и коснулись кожи на талии…       …и также ловко Петра перехватила и заломила его руки, следом за тем парень оказался повален на спинку дивана в полусогнутом положении. На лице его мелькнула кривая усмешка.       — Ха-ха. И так всегда, — наигранно смеётся он, втайне ощущая гордость за воительницу. Не потеряла навык! да и хватку тоже…       — А что же ты хотел? Не подходи ко мне так со спины, — торжествующе произнесла она, крепко сжимая локти парня. На минуту они затихли. Жаркое дыхание с каждым выдохом проносилось около шеи экс-мэра, вызывая у него волну мурашек. Петра уловила эту дрожь. Неловкая тишина тянулась думами, в кои погрузилась воительница, и слышалось лишь скромное потрескивание брёвен, поедаемых пламенем в камине. Джесси это не нравилось: он в неудобном и уязвимом положении, за его спиной о чем-то явно недобром размышляет Петра. Пока он гадал, что задумала девушка, по его груди под футболкой побежало что-то мелкое и грубое на ощупь. Кончики пальцев оробело гуляли по коже, намереваясь пойти через кубики пресса. До него быстро дошло, что происходит, однако тело сопротивляться не хотело: замерев, парень мелко дрожал, ощущая прикосновения воительницы, нетерпеливо приближающиеся к низу живота.       Они моментально оборвались, стоило аккуратным ноготкам дойти до последней пары мышц пресса. Очередь Петры побыть заложником злосчастного дивана. Джесси её пожалел, не заставил также простаивать в прогнутом положении, напоминающем известную позу из камасутры. Заместо этого он властно нависал над ней, сжимая в ладонях запястья.       — Не-е, так не пойдёт, куколка, — насмешливо протянул он, чуть склонив голову вбок. — Ты главная где угодно, но только не со мной.       Петра сердито фыркнула, поджав тонкие губы, но вырываться не стала. Грудь тихо вздымается, дыхание тяжко срывается с уст, в глазах мелькают огоньки, подобные тем, что в камине. Ни тени сомнений во взгляде — руки сгибаются в локтях, Джесси решительно наклоняется к лицу. Губы её горчат, точно папироса, но это только соблазняет. Он отпускает одно запястье, чтобы погладить шею и запустить пальцы в рыжие волосы — ершистые и рассыпчатые.       Свободная ручонка тянется к широким скулам, щекоча нежную кожу огрубелыми подушечками пальцев. Затем приятное ощущение стало плавной линией спускаться вдоль по шее, минуя кадык, к пуговицам рубашки. Ловким движением пальцы расстёгивают одну, потом вторую, третью… Джесси приподнимает кисть руки и выпускает из хватки второе запястье возлюбленной, ибо двумя руками работать легче и быстрее. Охваченный страстью парень безжалостно впивается в кожу около шеи, оставляя дорожку из тройки засосов. Петра шипит и негромко стонет, жмурясь от удовольствия.       Слышится характерный треск: мэр ненарочно рвёт ворот старой футболки на воительнице, но обоим всё равно. Воздух вокруг разгорячился, расстёгнутая рубашка назойливо липнет к вспотевшей спине. Убийца Бури на секунду отрывается от ласок, рывками снимая с себя рубашонку и бросая куда-то в сторону. Мгновенье передышки — и вот опять слышатся стоны любимой — услада для его ушей! Кисти рук несдержанно поднимают края футболки и гладят живот, талию. Петра помогает: скрестив руки, хватается за ткань и снимает с себя одеяние.       — До чего жарко тут стало… — лукаво улыбается она, без зазрения совести демонстрируя обнаженную грудь. Пока парень любовался открывшейся красотой, воительница отпихнула его на спинку дивана и нагло уселась сверху. — Говоришь, не буду главной? — губы расплываются в усмешке. Она наклоняется к его лицу втягивает в сладкий поцелуй. Гордость велела Джесси вновь сменить позу в свою угоду, но он её не слышал: слишком шумен и широк пожар в его сердце. Уста тянутся к ключицам, пока пальцы небрежно касаются талии и опускаются ниже.       Осыпая поцелуями кожу, Джесси нежданно ощутил нечто странное, трудно поддающееся объяснению. Отчего-то воину стало не по себе, воздух в лёгких набух и отяжелел, а комната словно стала уменьшаться, вызывая тесноту. В коктейль сладких чувств подлили нечто острое, пусть и мало, но различимо на вкус. Страх. Неужели сейчас, когда все уголки души раскрыты, его может что-то напугать? Единственное, что приходило в опьянённый чувствами рассудок — боязнь оплошать. Однако его чутьё било тревогу совсем не о том…       Поодаль от влюблённых, на пороге, ведущим из гостиной в коридор, застыла щуплая фигура. Держа кружку горького напитка в руках, Радар затих в шоке, не в силах оторвать глаз от происходящего. В голове образовалось ассорти из тонны возникших вопросов, заправленное соусом из животного страха (автор голоден, покормите его уже). За его спиной послышались тихие-тихие, кажется, несвойственные для крупного телосложения шаги: Лукас оторвался от чтения свежей газеты и поднялся с места, чтобы посмотреть, что так ошарашило его друга. Взглянув в ту же сторону, что и помощник мэра, архитектор сперва ничего не понял, но как только до него дошло, согнулся пополам, подавившись воздухом. Вдох-выдох… секундой спустя он выпрямился. Мельком Радар разглядел на губах ухмылку и чёртиков в глазах. Что пришло в голову Лукасу? Что он собирается делать? Ответы на эти вопросы пришли сами собой, стоило уловить направление взгляда голубых глаз. Душа парнишки потихоньку поползла в пятки.       — Самоубийца… — еле слышно шепчет он с ужасом на лице. Писатель махнул ладошкой, вслед за тем беззвучно, ощутимо злобно захохотал. Словно сам не свой, он хищно наблюдал, как Убийца Бури неторопливо стягивает с Петры остатки одежонки, и потирал вспотевшие ладошки, ловя момент, который вызовет ярчайший всплеск адреналина. Радар же мысленно представлял скорые похороны своего друга.       Минуты шли, как часы. Становилось всё труднее и труднее ждать, когда эти двое дойдут до самого процесса. Тишина гостиной прерывалась лишь их стонами, отчего Лукасу и особенно Радару становилось дурно. Последний даже предпринял попытку побега обратно на кухню, да только был замечен и пойман за плечо писателем. По губам он прочитал: «Я не хочу посрамляться один, так что ты будешь посрамляться вместе со мной». Очередной стон отвлёк их, заставив повернуться в сторону голубков. Вся их некогда промокшая одежда — да и сухая «сменка» тоже — валялась на полу: для Лукаса это точно зеленый свет. Уловивший это Радар начал крутиться в его руках в попытке избежать той же участи, что ждала архитектора, но тщетно. Крепко держа паренька за плечо, писатель глубоко втянул воздух и суетливо подобрал слова.       — Ребят, ну без защиты как-то некруто, — с наигранным разочарованием выдал Лукас, так что его голос прямо-таки заполнил комнату. Реакция не заставила себя ждать: влюблённые с криком отпрыгнули друг от друга, хватая вещи, какими можно было прикрыться. Послышался хриплый предсмертный вдох: сердце Радара сорвалось и рухнуло куда-то вниз, по бледному, точно поганка, лицу потекли капли холодного пота. Лукас же безмятежно улыбнулся и ласково так, с заботой добавил. — Может, одолжить?       Первым, что полетело в шутника, была лампа и книга Лукаса, находившиеся на столике рядом. Писатель моментально оттолкнул Радара и нырнул за спинку рядом стоящего кресла. Следом пронзил воздух вострый клинок, — Мисс Маслица, — за которым хвостиком неслась волна матов его владелицы. Джесси не отставал: повысив тон голоса до несколько хриплого и визгливого крика, он словестно перемыл косточки горе-юмориста, — все до последней! — пока в сторону того летела горстка журналов со столика. Только если мэр Маяков в порыве гнева промахивался по цели, то воительница с сокрушительной точностью запускала мелкие предметы интерьера, лишь чудом не задевая мечущегося туда-сюда писателя. Давно отпущенный на свободу Радар отошел на безопасное расстояние и стал наблюдать за всем этим цирком, нервно потягивая кофе из кружки и втайне сочувствуя положению Лукаса.       — Прости-и-ите-е! — жалобно тянул архитектор, со смехом и слезами на ресницах уворачиваясь от очередной атаки. Снова выпрямившись, чтобы глянуть, что полетит в него на этот раз, он едва успел закрыть руками голову и отвернуться, прежде чем словил плечом забытую кем-то на столе кружку. Она тут же упала на пол и со звоном раскололась, осколки расползлись в разные стороны. Повернувшись, Лукас с ужасом обнаружил, что наступил новый этап: Джесси с Петрой резво, резкими движениями натягивали на себя одежду, не особо волнуясь о том, как она сидит на теле. Стоило только убийце Бури шелохнуться с места в его сторону, писатель вскрикнул и, запинаясь о собственные ноги, дал дёру. Джесси, точно зверь, среагировал на движение и помчался вслед за ним, пытаясь на ходу застегнуть молнию джинс и выкрикивая вдогонку писателю всё, что приходило в разгоряченную голову.       Поняв, что к другу подключилась воительница, Лукас на ходу стал сочинять себе способ спастись: ничего лучше, чем нырнуть рыбкой в открытое окошко, он придумать не смог. С воплями, напоминающими Тарзана, подбитого в полёте на лиане, бедолага плюхнулся в какие-то декоративные кусты. Горожане, пребывавшие на улице, обернулись на его дикий крик, наблюдая, как секундой спустя из-за блестящей от влаги листвы выглянула светлая макушка. Не дожидаясь, пока два разъярённых хищника выйдут и обнаружат его, красный то ли от смеха, то ли от стыда за содеянное Лукас вырвался из плена ветвей и листьев и помчался вдоль по улице, ощущая на себе ошарашенные взгляды прохожих.       А дождь всё шел, оставляя мокрые, сливающиеся друг с другом сырые следы на земле и листьях деревьев, величественно украшавших улицы вечно счастливого городишки…