Во время зимы

Ветер развесил над городом белые простыни снега и теперь с силой встряхивал их. Иногда ради забавы он опускался к крышам, чтобы свистнуть в трубы или отодрать плохо закрепленную черепицу и пробежать с ней по улице, в лучшем случае – ударив ей в стенку, в худшем – засветив какому-нибудь бедняге в голову. Впрочем, сейчас на улице почти никого не было. Большинство людей прятались по домам. Ах нет, подождите! В одном из зданий на мгновение открылась дверь, выпуская золотистый свет, звуки шумной забегаловки, почти полной в такую погоду, и тощую фигуру. Дверь немедленно захлопнулась, и ветер обрадованно взвыл, узнав своего давнего знакомца. Сержант Сэм Ваймс стоял, слегка покачиваясь и вглядываясь в белесую пелену, которую даже метелью назвать было трудновато - в двух шагах ничего не было видно. Он шагнул вперед и чуть не упал, поскользнувшись на гладком льду, что так коварно скрывался под снежными заносами. Иногда стертые подошвы ботинок оборачивались настоящей проблемой, вот как сейчас. «Надо бы купить новые» - пронеслась мысль и сгинула, ухнув, как в болото, в ячменное виски, которое, кажется, плескалось у него не только в желудке, но и в голове. Хотя вполне возможно это было та настойка, которую Грэм притащил на кладбище… Ваймс поежился, заворачиваясь в старый плащ. Сегодня они хоронили сержанта Стрелку – которого на самом деле звали Дугом Доннерби, но узнал об этом Ваймс только на кладбище, когда промерзшая земля уже скатывалась крупными комьями на крышку гроба… Зима в этом году выдалась на удивление холодная, земля промерзла до самого низа, и когда они пришли, яма была готова только наполовину. Старичок-могильщик ковырял ее изо всех сил, но земля откалывалась по тонким пластинкам. Понаблюдав за его мучениями минуты две, Сэм молча отобрал у него лопату и налег сам, не обращая внимания на остающиеся на руках красные мозоли и впивающиеся занозы. Он рыл, и рыл, и рыл, а потом сбоку появилась еще одна лопата… Стрелка не был приверженцем какой-либо религии, так что они просто постояли минуту молча, выпили настойки и разошлись. А вечером запыхавшийся посыльный из дворца передал, что раз уж они остались без обоих сержантов за два месяца, то надо непременно произвести кого-нибудь… И капитан Грымза посмотрел на него своими маленькими слезящимися глазками и сказал «Вот ты и сержант, Ваймс» -признавая, наконец, что больше никто не назовет его малышом даже по-дружески. И, конечно, нельзя было не отметить… Его мысли прервал задушенный крик, донесшийся с узкой Рыбной улицы. Сэм тормознул, неуверенно глядя в темноту. По Рыбной было удобнее всего добираться домой, но все его инстинкты вопили (точнее, булькали) держаться подальше от темных улочек, особенно если там кричат. Возможно, все было бы по-другому, будь он чуть менее пьян и чуть более тепло одет. Возможно, он пожал бы плечами и отправился кружным путем. Возможно, он пришел бы домой, рухнул на кровать и наутро забыл бы обо всем, что случилось сегодня. Но в ботинках у него хлюпал растаявший снег, его сегодня произвели в сержанты, а ячменное виски придавало храбрости. Так что он зачем-то набрал воздуху, как перед прыжком в воду и ринулся в темноту аллеи, пошатываясь и оскальзываясь на бегу. Здесь снежные заносы были еще выше, но хотя бы ветер стих, позволив ему разглядеть старушку, упорно вцепившуюся в свою котомку и молодого человека, отчаянно тянувшего его к себе. Увидев мчавшего на него со всех ног Ваймса, он от неожиданности выпустил сумку. Старушка, проявив недюжинное благоразумие и совершенно не старушечью живость ног, порскнула в сторону перекрестка с Зыбывчивой, но Ваймс этого уже не увидел - поскользнувшись на уходящих вниз замерзших булыжниках, он со всего маху врезался в стену и упал как подкошенный. Юный вор застыл, не зная, что предпринять. Осторожно потыкав кончиком сапога лежащую ничком фигуру, и не получив никакого ответа, он пожал плечами и решив, что нечего бросать хорошие вещи на дороге, начал расстегивать пряжки. Очнувшись, Ваймс сразу понял, что дело плохо. Снег под щекой растаял и снова замерз. Когда Ваймс попытался резко дернуть головой, лед поддался, и по щеке потекло что-то теплое. От резкого рывка в голове словно что-то сжалось, и Ваймс замер, глубоко дыша и переглатывая. Когда его немного отпустило, он попытался приподняться на локтях – и замер, почувствовав, что двигается слишком легко. В ушах стоял тоненький звон, но он все же смог усесться, прислонившись к стене и жадно вдыхая морозный воздух. Быстрая инспекция подтвердила, что этот мерзавец стащил с него нагрудник и шлем, а также забрал меч, хотя кому могло понадобиться это старье, Ваймс даже не представлял. Было жалко не столько их, сколько значка, привинченного к нагруднику. На темечке у него была шишка размером с гусиное яйцо, и от холода он не чувствовал пальцев рук. Мрачно выругавшись, и не узнав свой собственный хриплый голос, он попытался опереться на ступню и вскрикнул, когда снизу ударили тонкие иглы боли. Стиснув зубы, он выпрямил вторую ногу и, хромая, попытался сделать шаг - и упал, добавив к боли в ногах еще и боль в локте, которым ударился о лед. «В таком состоянии я никуда не доползу» - произнес внутренний голос очень-очень спокойно. Даже если он сумеет выбраться из аллеи, до дома еще два квартала. А в такую погоду он замерзнет раньше, чем доберется туда. Замерзнет насмерть. В его крови, должно быть, еще гуляло немного виски, которое не смогли выветрить ни холод, ни угроза смерти. Иначе почему эта новость вызвала у него неконтролируемый приступ смеха? Он лежал на спине и хохотал в темное небо. «Вот, значит, как…» - сидела в голове дурацкая мысль, и сквозь смех он никак не мог понять, что же «вот» и как же «как» - только смеялся, пока от смеха не потекли слезы. Одна из них докатилась до ссадины, оставленной льдом, и он зашипел от боли. Это немного привело Ваймса в чувство. Он сжал зубы. Перевернулся на живот, потом встал на четвереньки - в голове словно свинцовый шарик перекатился – и пополз. Назад, тем же путем что пришел, надеясь на то, что пивная еще не закрыта, и у него получится хотя бы доползти до порога. Улица шла вверх совсем незаметно, в хорошем состоянии он бы просто взбежал наверх, но сейчас, покрытая снегом на локоть, а под снегом – льдом, она была такой же неприступной как Кори Челести. Голову приходилось держать высоко, иначе бы он захлебнулся снегом. Работая коленками, Ваймс карабкался по замерзшей улице. Изо рта вырывались облачка пара. На улице не было ни души, а кричать «Помогите…» было так же опасно, как прыгать в реку с пираньями. Ваймс не знал кто такие пираньи, но они казались ему чем-то похожими на крыс, только с плавниками. Они выпрыгивали из снега, на мгновение застывали в воздухе черными точками и так же беззвучно падали вниз. Зачарованный их бесшумными скачками, Ваймс не сразу понял, что выбрался с Рыбной, и теперь лежит на боку, хватая ртом воздух. Слева через квартал была та пивная, в которой они, кажется, столетье назад праздновали его повышение… Ваймс прищурился: светлая искорка горела около дверей. Фонарь, точно, это был фонарь! Грэм еще стукнулся о него шлемом. Они еще не закрыты! Он втянул воздух сквозь зубы - ну же, он почти спасен, еще немного! – и пополз дальше. Когда пальцы его наткнулись на каменные ступени, он почти заплакал от облегчения – остановило его только то, что после последней попытки щека еще болела. Собравшись с силами, он сумел взобраться до третьей ступеньки, неловко подогнув под себя ноги, и потянул дверь на себя. Та не поддалась, и тогда Ваймс догадался взглянуть на крохотное окошко, проделанное в двери. Свет не горел. Видимо, кто-то из работников просто забыл потушить лампу. Налетевший порыв яростного ветра принес мелкую снежную порошу, хлестнувшую по глазам. Фонарь над головой резко закачался, разбрасывая тени, но не погас. Улица была пустынна. Ваймс поежился и попытался сунуть озябшие и почти ничего не чувствующие пальцы под мышки, ругнулся и вытащил их оттуда немедля, наткнувшись на ледяной металл кольчуги. Сил двигаться больше не было. Он свернулся на крыльце, опершись спиной на деревянную и чуть более теплую дверь и согревая пальцы дыханием. Ветер стих и было почти уютно. Может быть, ему удастся дотерпеть до рассвета? Он не заметил, как глаза его закрылись. Как наяву, он увидел свой старый двор. Он стоял посередине с миской молока, утащенной из кухни. Ему было немного стыдно – ох и выдерет его мама, если узнает! – но он убеждал себя, что это для благого дела. Под кустом старая собака недавно ощенилась и ревниво оберегала свой выводок. Сэм надеялся, что если он будет регулярно приносить ей еду, она подобреет и позволит забрать одного. Он даже присмотрел, какого: маленького совсем черного щенка. Мама, конечно, вздохнет – им и на двоих с трудом хватает еды – но если он пообещает сам кормить его, согласится. Согласится же, правда? Грэм сказал, что это терьер. Они хорошо ловят крыс. Он аккуратно поставил миску на землю и отступил за поленницу, чтобы не нервировать собаку. Первым из дыры показался чуткий черный нос, внимательно обнюхавший все вокруг. Затем нос скрылся, и на волю высыпали шесть разноцветных комочков меха. И только затем из-под куста важно выступила старая псина, по дороге успев разнять двух не поделивших старую кость щенят и отвесив оплеуху третьему, чуть не опрокинувшему миску с молоком. Она внимательно посмотрела в глаза Сэму, как будто говоря: «Ну-ну, старайся, а я еще подумаю». Где-то вблизи зацокали копыта, и Сэм испугался, что сейчас щенков затопчут. Он рванулся вперед, попытавшись схватить троих разом и унести подальше от грохочущих все ближе колес, но собака неожиданно оскалилась ему прямо в лицо. «Что ты делаешь, спасайся!» - хотелось закричать ему, но вместо этого изо рта вырвался только хрип. Ваймс зашелся долгим непрекращающимся кашлем, постепенно приходя в себя. Прямо в глаза ему уставились другие - пронзительно-голубые. Даже под желтым светом фонаря кожа незнакомца казалась бледной, а темный воротник одежды еще и подчеркивал это. Взметнулся ветер, очертив за спиной незнакомца два огромных белых крыла, сложенных из сотен снежинок. «О», - подумал Ваймс без удивления. – «Так это Смерть. Красивый». - Сэмюель Ваймс? – требовательно спросил незнакомец. «Значит, за мной». - Да, - прохрипел Ваймс. Вместо «да» получился какой-то невнятный звук, но незнакомец удовлетворенно кивнул и бросил кому-то сзади «В карету его». Сэму это неприятно напомнило тюремную клетку, но сил бороться у него не было, да и в карете было теплее, чем на улице, так что ему было все равно, куда – лишь бы подольше не кончалось. В карете было темно, и незнакомец, легко запрыгнувший на сиденье напротив, молчал, внимательно его изучая. От тепла Ваймс начал было проваливаться куда-то, но его разбудила хлесткая пощечина – удар пришелся как раз по той щеке, где была ссадина. Он резко втянул воздух и почувствовал, что по щеке снова побежала теплая капля. - Не спите, скоро приедем, - его спутник зачем-то посмотрел на свою темную перчатку и сжал руку в кулак. Все-таки его спутник был человеком. Даже сквозь тонкую перчатку чувствовалось сухое тепло ладони. Карета, мягко качнувшись, остановилась. Внутри у Ваймса, немного отогревшегося дорогой, и от пощечины начавшего соображать яснее, зашевелились подозрения. Конечно, сейчас были не те времена, когда человека могли схватить на улице и никто его больше не видел, но… В холодном подвале в доме Стражи лежало три трупа. Если он исчезнет – кто забеспокоится? И когда? Дверца слева открылась, явив взгляду двух людей с абсолютно незапоминающимися лицами и в темной одежде. За ними Ваймс разглядел старинную дверь из темного дерева и кусок стены, казавшийся желтым в свете фонаря. - В Синюю гостиную, - отозвался незнакомец, кивая на Ваймса. – А также таз теплой воды, бинт и пару одеял. Я скоро буду. Парни подхватили Ваймса под локти и, нырнув в темноту здания, шустро взбежали по лестнице, почти неся его. Судя по звуку, лестница была как минимум мраморной. Свернув в левый коридор, они прошли через первую дверь и оказались, видимо, в пресловутой Синей гостиной. Сгрузив его в дальнее от камина кресло, парни ушли. Некоторое время Ваймс зачарованно пялился на рыбками скользившие по стенам отсветы, но затем рывком сбросил накатившее оцепенение. Что он делает здесь? В своих старых башмаках и ржавой кольчуге, полузамерзший и с шишкой на затылке? Он, конечно, слышал, что некоторые лорды любят… странные вещи. Вещи, о которых перешептывались возмущенным шепотом. Возможно, привезший его сюда незнакомец – один из таких? Или из тех, которые оставляют после себя три трупа за десять дней? Он знал его по имени. Искал ли он именно его, или просто узнал на улице? Они почти наступали на пятки этому типу. Возможно, его труп послужит хорошим напоминанием о том, что нельзя совать нос в дела благородных. Ваймс поежился и попытался оценить возможность удрать через окно. Может, если ему повезет, внизу окажутся кусты или сугроб… А может быть, он ошибается. Может быть, ему просто надо, чтобы стражники смотрели в сторону, пока он что-то делает – скажем, тайком вывозит людей с испуганными взглядами и согнутыми спинами. В дверь прошмыгнул мальчик с мехами и принялся деловито раздувать угли. Ваймса он не заметил – или сделал вид, что не заметил. Отлично, наконец-то можно не мучиться, гадая, что понадобилось его хозяину от замерзшего стражника. А что-то точно понадобилось – в этом городе люди ничего не делали просто так. Уж это Ваймс успел выучить за свою жизнь. Он прокашлялся (вышло задушено) и негромко окликнул: -Эй! Мальчик испуганно подскочил, чуть не выронив мехи. Взглянул на него через плечо, увидев заляпанную грязью и растаявшим снегом кольчугу, штаны с дырами и расхлябанные ботинки – и вылетел из комнаты со всех ног. Ваймс с досадой вздохнул. Судя по реакции, он либо работал недавно, либо он первый, кого хозяин привел в дом. В дверях показался круглолицый парень со вздернутым носом и завитыми светлыми кудрями, несший таз. От таза поднимался пар и пахло травами. Смерив его взглядом – и Ваймс как никогда ощутил каждую дыру на своей рубашке и каждое грязное пятно - он поставил таз у его ног и удалился. Спрашивать у него что-либо было бесполезно, Ваймс знал таких людей. Он скорее съел бы хозяйские тапочки, чем выдал хоть какой-то секрет. Ваймс с сомнением покосился на таз с водой. Это же не ему? Однако сомнительно, чтобы слуга перепутал комнаты. Его подобрали, о нем… заботились? Происходящее все сильнее напоминало ловушку. Ваймс сглотнул и понял, что в горле у него пересохло. - Можете идти, Кваренги, об остальном я позабочусь сам, – донесся голос от дверей, и вскинув глаза, Ваймс понял, что в дверях стоял странный незнакомец. Завитый блондин, у которого тот только что отобрал поднос, нахмурился, но возразить не решился. Кажется, незнакомец успел где-то переодеться и теперь был в длинном халате (тоже черном, но с тонкой красной оторочкой). Вот оно. Начинается. Он сглотнул и начал: - Я не… - Раздевайтесь. Ваймс обомлел. Что, вот так сразу? Даже без прелюдии? Да с какой стати этот решил… Он будет драться!.. - Это окно выходит на крышу конюшен, - продолжал его собеседник тем же тоном. – Вы, конечно, можете попытаться выпрыгнуть, но, боюсь, на своих двоих вы недалеко уйдете, а в конюшне после последних двух попыток устроить пожар спят чутко. Значит, мальчик-каминный просто притворялся, а сам подмечал все вокруг. Умно. - У вас переохлаждение, сотрясение мозга и ссадина на щеке, - он замолчал, пробежавшись взглядом по нахохлившемуся Ваймсу, которого била дрожь, - а чтобы согреться, следует снять всю одежду. Доводы незнакомца звучали логично. Но снять с себя одежду - значит оказаться в еще более уязвимом положении, чем сейчас. Впрочем, Ваймс не сомневался, что если он будет упрямиться… Труп не обязательно должен быть узнаваемым. Так что лучше пока соглашаться на все требования. Но пусть незнакомец только попробует… - Отвернитесь, - буркнул Ваймс. На большее его не хватило. Хозяин кивнул и отошел к окну, заложив руки за спину. Спеша и царапая пальцы о разогнувшиеся звенья, Ваймс стащил с себя кольчугу и рубашку. На кожу сразу пахнуло жаром из камина. Оглянувшись, он осторожно положил и то и другое на ручку кресла. Класть рубашку на пол как-то не хотелось, даже если она была грязнее половой тряпки. Шнурки на ботинках были мокрыми от растаявшего снега, и затянутые особо крепко узлы разбухли и не поддавались. Пальцы слушались плохо, и после третьей неудачи Ваймс плюнул и попытался стянуть наполовину расшнурованный ботинок. И зашипел от боли, внезапно отдавшейся во всей ступне. Разогнувшись, он увидел, что незнакомец внимательно наблюдает за ним, приподняв бровь. Может, это был отблеск камина, а может, ему почудилась усмешка в уголке губ? Захотелось прикрыться, и он привычно переработал это в злость: «Ну? Чего уставился?» - Вам не нужна помощь со шнурками? – осведомился тот. Ваймс хотел было ответить «нет», но взглянул на второй ботинок и задумался. Там узел свалялся еще сильнее. - Да, - буркнул он так тихо, что его услышал бы только стоящий у него за спиной, но незнакомец кивнул, и в два шага преодолев комнату, чиркнул чем-то острым по ботинку, распарывая шнурок. Ваймс готов был поклясться, что мгновение назад у него в руке ничего не было. - Эй, это были мои единственные шнурки! - возмутился Ваймс, но, наткнувшись на взгляд хозяина дома, резко вспомнил, что его, возможно, вытащат из этого дома в мешке. По частям. И ему больше никогда не придется беспокоиться о том, чтобы зашнуровать ботинки. - Теперь штаны, - напомнил незнакомец, отворачиваясь без подсказок, но не отходя. Ваймс завозился, мысленно радуясь, что сегодня сменил «светло-серое-со-штопкой» на «почти-совсем-не-серое» белье. Штаны он положил туда же, куда рубашку и кольчугу, ботинки аккуратно поставив вниз. Разогнулся и мысленно понадеялся, что его вид вызовет скорее отвращение, чем желание. А красные пятна на щеках можно списать на жар от камина. Если бы его еще так не трясло… Ваймс обхватил себя руками. Когда он осмелился поднять глаза, он обнаружил, что незнакомец смотрит на него прямо. Губы у него скривились, и он резко отвернулся, протягивая сложенное покрывало. - Завернитесь, - сказал он, и если бы Ваймс не прислушивался, не услышал бы как дрогнул голос на середине слова. «Не понравился, - понял Ваймс с облегчением, и одновременно с ужасом, - теперь стоит ждать бокала с ядом – и этот плед как раз сгодится на саван…» Саван был на удивление теплым. И мягким. Ваймс не удержался, провел рукой по краю. - Опустите ноги в таз – будет еще лучше, - прозвучал совсем рядом голос незнакомца. Ваймс почти подскочил на диване, только сейчас обнаружив, что незнакомец сел рядом - настолько рядом, насколько хватило длины дивана – и осторожно пододвинул забытый таз носком туфли. Вода оказалась ровно той температуры, чтобы согреть замерзшие ноги, но при этом не обжечь. От наслаждения Ваймс немного поплыл. «Очевидно, это значит «будем работать с тем, что есть»? Ну да, непросто, наверное, найти среди бродяг и заблудившихся мужчину, который бы тебе понравился». Ваймс почти пожалел незнакомца. Почти. Если бы не был уверен, что сейчас у него два выбора: либо принять игру, либо отказаться и выпить яд. Яд, скорее всего… вон в том бокале, который остался на столике вместе с какой-то коробочкой. Оттуда вкусно пахло корицей. Но незнакомец потянулся именно за коробочкой. В ней оказались баночка какой-то прозрачной жидкости и свернутый бинт. Это стало последней каплей. Ваймс поймал потянувшуюся в его сторону руку и сжал. Незнакомец посмотрел с интересом, но попытки вырваться не сделал. - Зачем? – горло у него перехватило. Тратить на бродягу дрова, воду, даже одеяло – это было понятно, ведь никто не захочет напряженного и холодного как ледышка партнера в постели. Но тратить на него лекарство, даже всего лишь на царапину… это рушило всю теорию о напыщенном аристократе, который подбирал бродяг только чтобы поразвлечься с ними. Незнакомец легко вздохнул. - Я знаю вас, - наконец сказал он. – У нас был… скажем так, общий знакомый, которому я должен. Ваймс моргнул, ослабляя хватку, но не отпуская руку. Кого он знал из тех, что близко общался с аристократами? Пожалуй, только одного. - Сержант Киль, - утвердительно сказал он. - Да. Как странно, сержант умудрился помочь ему даже мертвым. И ради него… о, пожалуй он сделал бы что угодно, если бы чувствовал, что в самом деле ему должен. Ваймс закусил губу, вдруг со стыдом осознав, что и в самом деле ему должен. Он научил мальчишку с границы Теней быть чем-то большим, чем просто стражник – а он едва не позабыл этот урок. Внезапно он понял, что давно отпустил руку незнакомца и тот осторожно, почти ласково, обрабатывал края ссадины. А потом марля прижалась к содранной коже, и Ваймс зашипел, отшатываясь и вытирая выступившие слезы. Слез было слишком много для одной царапины, но оба промолчали. Золотые отблески камина плясали за закрытыми глазами. Теперь, когда он согрелся, его тянуло в сон - он предположил бы, что сейчас около пяти часов, время, когда их сменяют на посту. - Не спите, - его легко потрясли за плечо. – Мне еще надо обработать вашу гематому. Ваймс неохотно повернулся боком, поплотнее натягивая плед. Теперь он смотрел на незнакомца сбоку – его профиль выделялся на фоне освещенной камином стены. Его можно было назвать красивым, как красив парящий орел, прежде чем падет на свою добычу. Потом все это очень быстро станет кровавым и грязным. Ваймс сердито нахмурился. Когда это его начал настолько волновать человек, которого он видел первый раз в жизни? Наверно, когда он упомянул того, о котором было больно думать даже спустя десять лет. Незнакомец - хотя какой он теперь незнакомец, ведь они знали одного человека и это делало его не-чужим – осторожно обрабатывал его лоб. Затем послышалось звяканье ножниц, и от затылка на лоб пошел первый моток бинта. - Зачем… - Ваймс попытался повернуться, но прохладные, несмотря на горящий в камине огонь, пальцы осторожно повернули его голову назад. - Вы уже спрашивали это, - напомнил ему собеседник. - И все-таки? – упрямо продолжил Ваймс. На некоторые вопросы ответить бывает легче, если не смотришь в глаза собеседнику. Незнакомец так долго молчал, что показалось, он не ответит вовсе. - Когда мне было восемь, я решил завести себе щенка. Я присмотрел его у старой собаки, живущей за конюшней. Но пока я решался, ударили морозы и щенки... не выжили. Я помню, как мать тыкала их носом, а они катались как... ветки. И я решил, что не дам никому больше замерзнуть. Вот, пейте. Справа показался бокал с плеснувшей темно-алой жидкостью, вкусно пахнувшей корицей и чем-то еще - Ваймс так и не смог понять, чем. Теплое стекло согрело пальцы. Глотнув, он ощутил на языке кислый вкус. - Кажется, глинтвейн полагается делать с алкоголем, - задумчиво произнес он. - Полагается. Но учитывая вашу травму, я счел это неразумным. На виске осторожно затянули узел. - Не слишком туго? Повязка сидела немного криво, почти скрывая правый глаз. Но в остальном у незнакомца были удивление хорошие врачебные навыки. Ваймс решил не спрашивать, почему. - Нет, - он слегка повернул голову. - О, - тихо сказал незнакомец. Его глаза расширились. Он встал. - Отдыхайте, Ваймс. Утро вечера… Уже засыпая, Ваймс вспомнил кое-что. - Вы так и не сказали… своего имени, – произнес он полусонно. Его собеседник усмехнулся, прикрывая дверь. - О, не беспокойтесь. Вы узнаете его утром. В окно били золотистые лучи полуденного солнца. Ваймс натянул одеяло до носа. На несколько блаженных минут он очутился в полной темноте. Голова болела как-то не так, как обычно – вот было его первое ощущение. То есть обычное там тоже было, и неслабо, но еще было такое чувство, будто он врезался в стену… Стоп. Он же правда врезался в стену. А потом полз по ледяной горке вверх… А еще… Ваймс откинул одеяло и вскочил. Его повело, голова закружилась, и ему пришлось опереться на спинку дивана, на котором он провел ночь. Но в остальном он чувствовал себя намного лучше, чем должен был, и ступни почти не кололо. Щурясь на свет, он проковылял к окну. За окном расстилалась знакомая панорама города. Внизу серела крыша какого-то здания, наверное, тех самых конюшен. Судя по высоте, он был всего лишь на втором этаже, что радовало. Теперь хорошо бы определить, где он находится… Так, опера прямо и чуть слева, соседнее здание – довольно далеко, но, кажется это пекарня Хвостонога, башня Университета… слева. И очень близко. Он во дворце патриция. И значит тот незнакомец в черном… О черт. Дверь скрипнула. На пороге показался вчерашний слуга с белыми кудряшками. При свете его физиономия показалась Ваймсу еще противней. - Вас ожидает патриций, сэр, - произнес он. «Сэр» в его устах прозвучало как уменьшительное от «мусор». Ваймс метнул отчаянный взгляд на кресло, уже прошлым вечером оставил свою одежду. Она по-прежнему лежала там. - Надеюсь, патриций подождет, пока я надеваю штаны? Слуга еще сильнее поджал губы, хотя это казалось невозможным. - А еще он просил передать вам это. Он чуть отступил в сторону, позволяя увидеть довольно большой мешок. Сверху лежала записка. «Я взял на себя смелость решить небольшое недоразумение с доспехами.

Х. В.»

Развязывая мешок, Ваймс уже знал, что там увидит, но сердце все равно замерло, как будто он открывал подарок. Его доспехи и значок. Только ремешки заменены. Надев их, и взяв шлем под мышку, он почувствовал себя немного уверенней. Правый ботинок, на котором… патриций?... вчера разрезал шнурок, конечно, спадал, но шарканье ногой позволяло забыть о вчерашнем вечере. Если он вообще был. Потому что, конечно же, это был не патриций. У него слишком много дел, чтобы разъезжать по улицам и спасать попавших в беду стражников. Слуга развернулся и прошествовал вниз по лестнице – видимо, кабинет располагался в другом крыле дворца. Всю дорогу Ваймс пытался вспомнить, как зовут нынешнего патриция. Он только неделю занимал свою должность, так что его фамилия еще не уложилась в памяти. «Вэ, Вэ… Что-то такое… Водари? Вителиус? Ваймс? Так, стоп, он не мой однофамилец…» Дверь кабинета оказалась перед ним слишком быстро. - Сержант Ваймс, сэр, - объявил слуга. - А, отлично. Заходите. И Ваймс шагнул через порог. Напротив него было окно, и пришлось проморгаться, прежде чем он смог разглядеть темный силуэт незнакомца. То есть патриция. Думать так было… странно. - Как спалось? – патриций не улыбался. - Прекрасно, сэр, – он уставился на противоположную стену. Какая там интересная трещинка… Точь-в-точь профиль тетушки Амелии… или дядюшки Томаса? - Итак… Ваймс сглотнул и продолжил гипнотизировать стену взглядом, словно надеясь, что от его взгляда она развалится на куски и он сможет избежать этого разговора. - Что вы делали вчера вечером на крыльце пивной в таком виде? Думай, Ваймс, думай! И неважно, что от этого взгляда у тебя мозги превращаются в кашу! - Я… ловил преступника, сэр. - Вот как, - патриций вздернул брови. - В последнее время мы нашли как минимум три трупа… в неподобающем виде, сэр. Бродяги. Все трое были отравлены. В последний раз свидетель заметил отъезжающую карету. - И вы решили схватить преступника на горячем. - Сэр. - Без подмоги. Без оружия. - Сэр. - Какая храбрость. - Сэр? - За храбрость полагается награда, правда? Можете задать тот вопрос, который вертится у вас на языке. - Вам нравятся мужчины, сэр? «Что я несу?! Даже если ответ «нет» - вспомни, что он всего неделю в должности! С пыточными камерами за неделю ничего не случилось!» - А вы бы хотели, чтобы я сказал «да»? Ваймс вспомнил уверенные пальцы…отблески камина.. и почувствовал как заливается краской. - Что ж… я узнал все, что хотел. Не позволяйте более мне вас задерживать. - Сэр. Ваймс повернулся, чуть не споткнувшись на месте. - Ах да, как я мог забыть. Возьмите, - патриций протянул ему тонкий красный шнурок. - Если уж по моей вине вы лишились единственной пары шнурков, будет неправильно не возместить ущерб? Вряд ли он знал, что означает красный шнурок в Гильдии Белошвеек. Но сейчас Ваймсу очень хотелось удавить его этим самым шнурком. С трудом кивнув, он почти выскочил из кабинета, чувствуя, как загорается не только лицо, но даже уши. Стыд, гнев, беспомощность – все это надо было куда-то выплеснуть, и он двинул кулаком в стену, оставляя на ней первую, но далеко не последнюю отметину. Внутри кабинета патриций легко улыбнулся, услышав глухой стук. Он непременно поинтересуется судьбой подарка… в следующий раз.