Хён, я хочу..

Нежно-голубое небо уже давно затянулось вуалью тьмы. Маленькие бриллианты висели на чёрном покрывале, весело мерцая, будто зазывали поиграть. Но люди, не слыша их звонкого смеха, продолжали спешить по своим делам; кто-то хотел поскорее очутиться дома, а кто-то, наоборот, только что вышел на вечернюю прогулку. Ночной Сеул горел огнями многоэтажных домов, разноцветными вывесками магазинов и фарами проезжающих автомобилей. Ночью раскрывается совсем иная сторона города. Затихает однотонная, размеренная дневная жизнь, и просыпается красочная, спонтанная, полная разврата и похоти — ночная. Под покровом темноты проявляются самые сокровенные желания, которые при свете дня прячутся глубоко внутри, дожидаясь часа, когда солнце скроется за горизонтом. Комната отеля окрашена преимущественно в тёмные тона. Эбеновая древесина мебели отражает яркие огни ночного города. Они падают на гладкую поверхность, пробегаясь по ней, стекая на постель, зарываясь в тёмный шёлк постельного белья. Дверь в номер отворяется с тихим скрипом, пропуская двух молодых парней в комнату. Один из них проходит вглубь, а второй так и остаётся стоять у двери, нервно прикусывая губу и чуть хмуря брови. — Сегодня было весьма весело, твои друзья действительно классные. Голос звучит приглушенно, чуть низко и хрипловато. Парень стягивает с плеч кожаную куртку, вешая её на кресло. Он бы и дальше продолжил говорить совершенно обыденные вещи, если бы не тихий голос за спиной. — Чунмён-хён.. С губ слетает его имя, тон мягкий и нежный, но в тоже время какой-то чересчур тягучий, горячий. И хоть это и было сказано тихо, гранича с шёпотом, Чунмёну показалось, что его имя прогремело похлеще грома, отлетая от стен номера и отдаваясь лёгким звоном в ушах. Ким повернулся, встречаясь взглядом с тёмными безднами, которые тут же начали затягивать. — Что не так, Сэхунни? Он спрашивает скорее на автомате, ибо в горле начинает першить от одного лишь взгляда. Сэхун подходит к нему не спеша, не разрывая при этом зрительного контакта. Останавливается рядом и тянется руками к Мёну, накрывая плечи вечно холодными ладонями, чуть потирая. Чунмён смотрит снизу вверх, щурит глаза, словно кот, смотрит выжидающе. Сэхун закусывает губу. Задевает виднеющуюся из-под слишком растянутого ворота свитера острую ключицу, как бы невзначай очерчивая её контур лишь подушечкой пальца, почти невесомо касаясь, пристально наблюдая за реакцией. Он открыто соблазняет, провоцирует, зная наперёд, что его хён долго не продержится. Но и Чунмён за всё то время, что они вместе, научился противостоять чарам младшего. Он лишь ухмыляется, понимая игру и перехватывая её в свои руки. Поддаётся вперёд, легонько ведя носом по тонкой шее, позволяя рукам пробраться под одежду Сэ, собственнически оглаживая рёбра, пересчитывая их пальцами. Он ведёт с нажимом по спине, чуть царапает ногтями, заставляя Сэхуна прижаться к нему, рвано выдыхая куда-то на ухо. — Что такое, Сэхунни? Неужели мой мальчик настолько сильно соскучился по своему хёну? Голос звучит наравне с шёпотом, но даже так О улавливает в нём изменения. Он стал ниже, пропуская через себя отголоски рычания. Сэхуну не надо заглядывать в лицо Мёна, чтобы понять, как именно выглядит старший сейчас. Прищуренные глаза, а на губах играет самодовольная ухмылка, Сэхун уверен на сто процентов. Но он всё же отстраняется, заглядывает в лицо, убеждается, а затем целует, ощущая привкус табака с ментолом. Порывисто и спешно. Сэхун молод, Сэхуну хочется прямо здесь и сейчас. Но Мён сдерживает его порыв, быстро перехватывая инициативу, ставя на место и задавая свой собственный темп — тягуче-медленный и развязный. Сэхун плавится в его руках, готовясь растечься, словно воск горящей свечи. У него крышу сносит, да колени подкашиваются от одного лишь поцелуя. Чунмён отстраняется и тут же переходит ниже, выцеловывая сначала линию челюсти, а затем спускаясь и к шее, следуя яремным венам, по которым течёт горячая кровь, доходя прямо до сердца, которое бьётся слишком быстро, норовя пробить грудную клетку. Бьётся лишь для него. Сэхуну так туманит разум от умелых ласк, что он даже на несколько секунд забывает зачем именно начал весь этот цирк. Но вовремя вспоминает, чуть оттягивая Мёна за волосы, заставляя того недовольно шикнуть. — Хён.. я давно хотел спросить тебя.. вернее, я давно хотел попробовать.. хотел сделать тебе приятно... можно? Сэхун вдруг теряет весь свой начальный пыл. Скулы заливает румянец, а голос предательски дрожит. Он опускает глаза, нервно закусывая нижнюю губу. Чунмён молчит долгих несколько секунд, а затем обхватывает пальцами подбородок Хуна, заставляя того смотреть ему в глаза. — Сэхун, тебе не нужно этого делать. Ты ведь не готов, я же вижу. Я не прошу тебя, никогда не просил. Знаешь ведь, что мне доставляет намного больше удовольствия наблюдать за тем, как ты извиваешься подо мной, прося большего. Вновь эта ухмылка и слова, которые заставляют Сэхуна краснеть. Он отводит взгляд лишь на мгновение, но потом снова встречается с глазами напротив. Смотрит уверенно, решительно. — Но хён, я хочу. Хочу сделать тебе приятно. Чунмён улыбается нежно, с щемящей любовью. Проводит по выбеленным волосам, заправляя выбившуюся прядь, и качает головой. — Нет Хунни, не надо. Я не- Но Сэхун не слушается, не даёт закончить начатую фразу — лишь толкает старшего к небольшому столу, заставляя того опереться о него поясницей, а сам опускается на колени. Бледные руки с тонкими запястьями и выпирающими косточками тянутся к пряжке джинс. Чунмён затихает, наблюдая, словно заворожённый, за действиями младшего. Вроде и хочется поднять его, наругав несносного мальчишку за непослушание, а вроде и интересно, насколько далеко тот сможет зайти. Сэхун тянет собачку вниз, и тишину комнаты нарушает характерный звук разъезжающейся молнии. Он приспускает с Мёна джинсы, затем колеблется немного, но понимая, что пути назад уже нет (да и ему самому как-то не хочется), спускает и нижнее бельё, слыша тихий вздох сверху. Сэхун поднимает глаза, оглаживает бёдра, смотрит покорно, с всемирным обожанием. Смотрит так, что у Мёна внутри всё скручивает возбуждением, разливаясь жаром по венам, стекая вниз. Сэхун целует, проходясь по всей длине, заставляя старшего вцепиться пальцами в край стола. Несмело берёт в рот, пытается водить, но тут же давится. Чунмён улыбается, запускает пальцы в белёсую шевелюру, гладит. — Расслабь горло, малыш. Не бери так глубоко. Ты должен сам получать от этого удовольствие. Голос Мёна хриплый, и Сэхуну ещё пуще кружит голову. Он кивает, пробует ещё раз, теперь уже следуя советам своего хёна. Выходит лучше, а вскоре дискомфорт и вовсе пропадает. Сэхун пробует водить быстрее, слыша судорожный выдох, который граничит со стоном, и чувствуя, как чужие пальцы сильнее сжимаются в волосах. Он победно ухмыляется у себя в мыслях, чувствуя уверенность в своих действиях. — Подними глаза, Сэхун. Смотри на меня. Приказной тон заставляет повиноваться, поднимая взгляд. Его собственное возбуждение больно упирается в ширинку, и Сэхун неосознанно ёрзает на коленях, пытаясь найти более удобную позицию. На затылок чуть нажимают, заставляя брать глубже, но не настолько, чтобы давиться. Сэхун и тут подчиняется, расслабляя горло, разрешая проникать чуть глубже. — Хороший мальчик. Простая, на вид, похвала, сказанная низким голосом, расплывается томной негой по венам. Сэхун стонет, посылая вибрации по чужому телу. Чунмён не выдерживает, резко тянет за волосы, отстраняя, а затем так же резко поднимает ничего не понимающего Сэхуна на ноги. Толкает назад и чуть приподнимает за бёдра, помогая сесть на тёмную поверхность стола, устраиваясь между разведённых ног. С нажимом ведёт рукой вверх по бёдрам, заставляя Сэхуна закатить глаза в удовольствии. Чунмён в два счёта расстёгивает ремень Сэхуновских джинс и стягивает их, оставляя того лишь в нижнем белье. Но дальше он не спешит заходить, лишь смотрит с ухмылкой и прищуром. — Так сильно хочешь меня, что уже весь мокрый? Шепчет, склоняясь к уху, задевая мочку губами, а рукой накрывая возбуждение младшего. — Хён.. Выдыхает Сэхун, теряясь в ощущениях. Мён ведёт носом по изящной шее, изредка прикусывая молочную кожу. — Чего ты хочешь, малыш? О закусывает губу, слегка прогибаясь навстречу Чунмёну, хватаясь за его плечи в попытке не потерять самого себя от таких ласк. — Тебя. Ким хмыкает в кожу, а Сэхуну кажется, что по его телу пустили ток. — Попроси правильно и, возможно, я исполню твою просьбу. Издевается. В наглую. Сэхун дышит рвано, загнано, но откровенно кайфует. — Господин, пожалуйста, я хочу вас. Сделайте меня своим. Возьмите меня так, чтобы я завтра и ходить не смог. Чунмёна ведёт, кроет, будто гигантской волной. И он тонет, тонет в этом парне раз за разом, забывается в нём, растворяясь. Он стаскивает с него белье, слыша вздох облегчения. Сам снимает с себя свитер, помогает и младшему избавиться от совершенно ненужного в данной ситуации предмета гардероба. Не отказывает себе и в том, чтобы припасть губами к оголённой груди, целуя. Позволяет себе кусать и засасывать бледную кожу, оставляя после себя яркие отметины. Сэхун дышит глубоко, иногда с его губ срываются и краткие стоны, которые он всё же глушит, прикусывая губу. Чунмён растягивает нежно и не спеша, доводя буквально до исступления, довольно наблюдая, как Сэхун мечется по тёмной поверхности, которая ярко контрастирует с его кожей даже в приглушённом свете комнаты. Мечется и просит взять его. Сделать своим. Чунмён всё же сжаливается над бедным парнишкой и входит. Сразу до основания. Протяжный стон приятно лижет уши, рикошетя от стен. Ким действительно исполняет все желания своего мальчика. Берёт его резко и грубо, так как он знает, что Сэхун любит. Он метит его, несдержанно кусая, чувствуя вкус О Сэхуна на своём языке. Позволяет пальцам сомкнутся на изящной шее, несильно сдавливая. Чунмён прекрасно знает, насколько Сэхуну это нравится. Второй рукой он придерживает талию Сэ, не давая свободу движения, лишая контроля и не позволяя младшему лишний раз подмахнуть бёдрами в такт. А Сэхун плавится, просто теряет голову от таких властных, от таких подчиняющих себе прикосновений. Он смотрит из-под полуприкрытых век — вновь эта покорность во взгляде. Он разрешает брать себя, как нравится старшему. Разрешает полностью вести и также полностью подчиняется. Он вновь порывается самостоятельно толкуться бёдрами навстречу, но его останавливает властная хватка. — Лежать, Сэхун. От тона Сэхуна ведёт, и эйфория окончательно накрывает его с головой. Он выстанывает имя Чунмёна, закрывая глаза, резко царапая спину своего хёна. Чунмён не заставляет себя долго ждать, толкаясь последний раз в податливое после разрядки тело, и сам стонет гортанно. Он заботливо помогает Сэхуну дойти до ванной, где самостоятельно смывает с него все доказательства того, что было этой ночью. Сам он быстро ополаскивается и также помогает младшему дойти до кровати, удобно устраивая его голову у себя на груди, привычно зарываясь ладонью в растрёпанные, чуть влажные от пота, высветленные волосы. — Я люблю тебя, хён. Шепчет Сэхун, утыкаясь носом в шею Чунмёна. Ким с щемящей нежностью целует парня в висок, притягивая ближе. — И я тебя люблю, малыш. Сэхун слышит эту фразу лишь отголоском, ведь усталость быстро берёт своё, погружая его в пучину снов, окутывая своей паутиной и затягивая в бездну. Там, где он непременно встретится с Чунмёном ещё раз и будет также самозабвенно целовать его губы, прижимаясь ближе, теряясь в нём окончательно.