Живущий под столом

      Нет, человеком он не был, пришлось это признать, как жутко бы это для нее ни звучало. Будь он человеком, он не стал бы жить под столом, людям всегда нужно больше пространства. Да, и будь этот тип все же представителем Homo sapiens, было бы понятно, как он оказался в ее квартире. Она бы точно обратила внимание, если кто-нибудь человеческого происхождения вдруг взломал бы дверь её квартиры, не говоря уж о том, что она наверняка заметила, если нежданный вор, разоблаченный внезапно включенным светом, от испуга решил бы сныкаться под столом. Комната маленькая все-таки, да и в остроте зрения ей не откажешь. Но никто не ломал дверей — просто ЭТО вдруг оказалось именно у нее под столом, существо, до жути напоминавшее человека, а именно парня лет двадцати пяти, что удивительно, вполне себе одетого. Однако кое-что выдавало в нем явно нечеловеческую природу — зеленые глаза, с каким-то тоскливо-безнадежным выражением, как у побитой собаки. У людей таких не бывает. Когда она впервые услышала странные скулящие звуки с тихим скрежетом и нагнулась под стол, чтобы выявить их источник, то нос к носу столкнулась с этим созданием. Существо лихорадочно отпрянуло в самый угол, к стене, и завыло — видимо, это было выражением испуга. То, что она сама в мгновение ока оказалась на подоконнике, было все тем же выражением, но уже на женский лад — испокон веков девушки, заметившие на полу, к примеру, крысу, стремились оказаться на каком-нибудь возвышении от предполагаемой опасности, наивно полагая, что прыгать та, конечно, не умеет. Обнаружив у себя под столом человека, который ни при каких условиях не мог оказаться там так внезапно — а следовательно, это никакой и не человек — она вдруг подумала, как жутко теперь ходить по полу, когда этот страннейший индивидуум тут, под столом — а вдруг выскочит и вцепится зубами в ногу?! Вот только если этот тип и мог вцепиться, так лишь от животного страха, как дикий щенок, напуганный людским обществом.       Однако она просидела на подоконнике четыре долгих, неподвижных часа, пока окончательно не стемнело за окном и не начало противно колоть в пятках. Тогда она аккуратно спрыгнула, на максимальной скорости долетела до дивана и укуталась с головой в плед, тщетно пытаясь не слышать жалобный скулеж из-под стола. Первая ночь с неведомым прошла в обстановке взаимного испуга.       К утру он стих. У нее появилась слабая надежда, что существо убралось восвояси, но под стол заглядывать она все же опасалась. Ушла на работу, где особо не пригодилась — в голове весь день навязчиво распевал мужской разудалый голос, настойчиво советовавший «лей виски через край» и какие-то типично фраевские мысли вроде «рано или поздно, так или иначе». С грехом пополам отработала у заказчиков - она была дизайнером - и вернулась в родные пенаты. Подогрела курицу гриль, оставшуюся с вечера в холодильнике, и устроилась с тарелкой на диване. Тут внезапно раздались знакомые жалобные звуки. Она вздрогнула и подняла глаза. Странный парень стоял на четвереньках, высунувшись из-под стола, и кидал многозначительные взгляды на курицу. Разумно рассудив, что раз незваный гость по натуре хищник, то уж лучше пусть от этого пострадает ее ужин, а не, допустим, шея, она отломила большую часть курятины и бросила существу. Парень с громким ворчанием схватил внезапно обломившийся кусок и уволок под стол, где довольно быстро его уговорил.       Этой ночью скуление было куда тише — видимо, на сытый желудок воется не так охотно.       С тех пор у нее появилось традиция оставлять около стола немного какой-нибудь еды — будь то кусок пиццы, сырное печенье или просто миска с молоком. Все это охотно съедалось существом, однако ночью он все же выл, хоть и совсем немного, но не так пронзительно, чтобы на утро от этого болела голова, так что она даже привыкла засыпать под этот своеобразный аккомпанемент. А однажды она подумала, что неплохо было бы его приручить. С домашним зверем все-таки легче жить, чем с диким.       Начинала с малого: каждый день она клала еду все дальше и дальше, так что созданию приходилось с каждым новым разом вылезать из своего укрытия все дальше и дальше. И вот, однажды он осмелился подползти совсем близко к ней — уж очень вкусно пах бутерброд с колбасой, который она приготовила себе на ночь. Радуясь тому, что даже вредная привычка трескать что попало после шести помогает ей в ее задумке, она аккуратно, одной рукой протянула ему заветный бутерброд, а когда он осмелился взять эту подачу, быстрым торопливым движением погладила зверя по голове. Парень испуганно фыркнул, подавившись колбасой, и немного оскалился, но в зеленых глазах отражалось больше удивление, чем страх — он не ожидал, что к нему относятся настолько хорошо. В эту ночь обе стороны хранили задумчивое молчание, видно, прикидывая что-то для себя.       Уже завтра парень без особых помех ел прямо у нее из рук, и, спустя какое-то время, научился не вздрагивать, когда она к нему прикасалась. Прошла еще одна интересная неделя — и он ясно дал понять, что ему нравится, когда его гладят. На такую ласку существо отвечало довольно приятными звуками, чем-то напоминающими кошачье мурлыкание. Вскоре он начал выползать не только для очередной порции еды, но для того, чтобы ткнуться носом в ее ладонь, прося, чтобы она почесала у него за ушком. Она, затеявшая все это вначале лишь для того, чтобы существо не перекусило ей горло в одну из ночей, теперь вдруг начала по-настоящему к нему привязываться, даже куда больше, чем полагается привязываться к домашнему любимцу — все-таки он очень напоминал человека. А однажды случилось то, чего она совсем не ожидала: во время бессонных ночных раздумий парень аккуратно стянул ее с дивана, и когда она уже попрощалась с жизнью, чувствуя теплое дыхание где-то наравне с шеей, он вдруг как-то очень по-человечески вздохнул, положив голову ей на плечо.       Шокированная этим, она даже вырываться не стала, а он внезапно начал нежно ее укачивать, издавая звуки, тоже напоминающие человеческие, те, которые действуют вполне умиротворяюще и призваны убаюкивать — может, парень где-то слышал, как поют колыбельные? Успокоенная столь трогательным появлением теплоты, она мгновенно уснула.       На утро он, как и всегда, молчал. Однако ее что-то взволновало на интуитивном уровне. Заглянув под стол, она поняла причину тревожного звоночка: там было пусто. Ушел. Вопреки ожиданиям ее не обрадовало исчезновение странного создания — напротив, в глазах противно так защипало, будто они онемели, как когда-то пятки. Она даже почти собралась расплакаться, как вдруг дверь комнаты распахнулась, и возник он — на двух ногах, а не на четвереньках, с вполне осмысленным, любящим выражением в глазах, а не щенячьей тоской, и подносом в руках. Он сказал ей: — Прости, я спросить хотел, ты какой кофе больше любишь: со сливками или черный?