На заре

Рассвет прибитый на голову и неправильный, не по картинкам и не по эстетике с пинтереста, не по правилам — Торфинн так не играет, потому что холодный рассеяный свет лижет щиколотку, и от этого как-то дурацки-зябко, хочется клацать зубами и сердито вязать шнуровку на берцах, но пока можно выполнить только первый желаемый пункт, а вместо берцев натянуть ссохшиеся после стирки и сушки носки — зелёные в жёлтую уточку, детские, но почему-то продающиеся задорого во всяких там эйчэндэмах — Торфинн понимает, что буквально косплеит мем «я снаружи, я внутри» этими своими пресловутыми берцами и этими своими пресловутыми носками, и улыбается — пока можно, лишь бы старуха не увидела, и не сделала бы из её нелепого мышечного спазма какую-то шутку-хуютку, типа самодовольного «красиво» — будто бы скульпторша доморощенная, которая эту улыбку и вылепила — не сказать, что в, некотором смысле, это не так, но бля всё равно же бесит. Тупая старуха училка-мучилка, язык бы ей показать, но жест этот будет тут же воспринят неправильно, и ну его в пизду (да что за колламбурчики), Торфинн нужно ещё много сегодня сделать, она ж не какая-то там писательница от слова хуёво, которой, очевидно, платят за то, что она на перекуры ходит и малолетку поёбывает, ведя с ней беседы о рабской природе хомо сапиенсов, Торфинн это Это, короче. Занятая. Очень. Вот так. Она злится на то, что приходится ходить на цыпочках, чтобы не рассеять чужой сон, как это нищеёбское серо-синее зарево-хуярево рассеивает свой холодок по паркету и всему, что плохо на нём лежит, сидит, или вон, на цыпочках как раз таки ходит, но вся её злоба и хуёвые навыки ниндзя-куноичи тщетны, потому что за спиной хмыкают — театрально, естественно театрально, как иначе, /Она/, со своей этой лесбо-стрижкой и в лесбо-рубашке, с длинным мундштуком в цепкой ладони, меж двумя пальцами, стоит и смотрит в лопатки, выжидательно смотрит так, будто сейчас начнётся что-то очень интересное, типа крылья из этих лопаток прорвутся, разбрызгивая кровь-мясо — дьявольские ли крылья, ангельские ли крылья, один хрен, может, как шампунька, два в одном, эти дрянные писаки ж любят тупые контрасты. Поэтому, наверное, умная да хитровыебанная лощёная Аскеблядь («ну и на что ты способна, помимо того, чтобы изголяться над моим псевдонимом, а, малыш?») держит подле себя стереотипно-тупую, стереотипно-дерзкую пиздушку — ну, а ещё Аскебляди прикольно, наверно, вскрывать пиздушичье поднаготное, кишки да мозги выворачивать, а потом всю эту кашу структурывать да описывать, чёркать по распечаткам рукописей не то красной ручкой, не то девической кровью. Поглядите, типа, я ж такая модная-молодёжная дохуя психотерапевтка, хатьфу те на ебало бля. — В красное и белое потом зайди. Деньги на карте у тебя. Это за консультацию по поводу книжек. — Это за блядство, разврат и голые сиськи. — Ну и за них тоже, если так хочешь. Пока, малыш. Пф. Рассвет такой же прибитый на голову, как и Аскеблядина, на улице дубарь, ебучий случай, но Торфинн так горит с полной Аскесучевской уверенности в том, что никуда она от неё не уйдёт, не сбежит и не денется, что потратит деньги с карты на вино и сигареты, что всё под контролем и в ежовой руковице, и что всё это правда, в конце-концов — вон, новый роман на подходе, что-то то ли остросюжетное, то ли остросоциальные, то ли и на пиковом, и на хуёвом стуле сидящее, два в одном, опять же, как шампунька, и Торфинн — снова главный консультант по всем подростковым заёбам тире источник вдохновения. И деньги нужны. И винишко вкусное. И мемы Аскеблядь травит смешные — но Торфинн ни капельки не улыбается, разве что под струями душа, с тупым лицом вспоминая все остроумные смехуёчки. «Катитесь вы, бля, к чёрту, и Аскесука, и погода ебучая» думает Торфинн, греясь о свою подгоревшую жопу и праведный огонь негодования, взбираясь в маршрутку полупустую, только бабки рябые-платочные, церковные, по углам, включает потом трэклист свой говнарский и, претя себе, смиряется-успокаивается, потому что ну да. Ну да, она вернётся. Ну да, и вино прихватит. И роман скоро выйдет, с кринжево-узнаваемой, по понятной причине, гг. Ну и ладно. Ладно. Там, глядишь, Распогодится.