***
— Проверю гараж. Сехун, прикрой меня, — не терпящим возражения голосом требует Кай, и Сехун с готовностью щёлкает предохранителем пистолета, молясь про себя, чтобы чёртова крыша на Кая не рухнула — тогда никакое сехуново прикрытие ему уже не поможет. Секунды тянутся медленно, как резиновые, и до заветного «чисто» тихим бархатистым голосом Сехун, кажется, успевает трижды облизать губы и дважды поседеть. Впрочем, это уже даже почти привычно — с тех пор, как его поставили четвёртым в это чёртово крыло под командованием всё того же Кая, седеть он, кажется, привык — и каждый раз удивлялся, видя в грязном отражении какой-нибудь витрины или ложки, что волосы у него всё ещё чёрные. — Смотри-ка, даже не трясёшься, — посмеивается Кибом, подмигивая единственным уцелевшим глазом. Сехун, не глядя, показывает ему язык. — Брось, малыш, здесь нет никого. Кай просто перестраховщик. — Сам знаешь, что благодаря этому ты потерял только глаз, а не голову, — хмыкает Исин, поправляя пояс, настолько обвешанный взрывчаткой, что Сехун бы на месте Исина его вообще не трогал — а тот, зараза, усмехается и только называет бесконечные лимонки и самодельные мешочки с фитилями своими детками. — Я просто выбрал вилку, — тянет Кибом, но чисто для проформы — за перепалкой особо никто уже не следит, высматривая гнездо, которое, судя по отчётам, должно быть где-то здесь.***
— Не пойдёт, — отрезает Кибом, когда ему представляют Сехуна и говорят, что они теперь будут работать вместе. — Сам знаешь, чувак, Кай тебя на капусту порубит. — Да мне-то что, — устало тянет Чунмён, который, собственно, только исполняет приказ. — Я — просто секретарь, сам знаешь. А мальчонку два раза выбросили за стену, покоцали и решили, что хуже не будет. Сказали — отправить к вам. У вас в крыле одного не хватает, а Сехун показал себя неплохо. Сехун хмуро молчит, стараясь не тревожить левую руку. На прошлой вылазке его позорно чуть не оставили без неё, но ещё двое из их группы вообще погибли, и Сехуна, как самого, кхм, перспективного, решили перевести из группы в настоящее крыло. Единственное увечное крыло, в котором было не четыре, а три человека. Ким Кай, Ким Кибом и Чжан Исин. — Слушай, уговаривать я тебя не буду, — хмурится Чунмён. — Сами разберетесь, не маленькие. Другие бы на вашем месте спасибо сказали за нормального четвертого, а вы… Особенные, блин, на всю голову. На него полный паёк начальный дают, хоть об этом бы подумал. Резон в словах Чунмёна был. Обычно Отступников просто выпускали за Стену группами, особо не заботясь, выживет там кто или нет. Самые умелые и прошаренные уже собирались в небольшие группы по четыре-пять человек — крылья — и предпочитали совершать вылазки именно в таком составе. И всем обычно было плевать, но иногда какому-нибудь крылу предлагали взять новичка. Предлагали… Убедительно. Хотя бы потому, что таким новичкам давали немного патронов, припасов и даже медикаментов — которые могли здорово помочь остальному крылу. — Так же будешь говорить, если малыша прикопают свои же? — усмехается Кибом, глядя на Сехуна почти в упор. Грубая кожаная повязка на чужом глазу заставляет Сехуна нервничать, но взгляд он выдерживает. — Зря сразу всё рассказал, приставят кого-нибудь похуже и с пайком поменьше, — ершится Сехун, а Кибом только смеётся. Чунмён вздыхает, поднимает руки в бессильном жесте и просто уходит, а Кибом мрачнеет, качает головой и бесконечно устало смотрит на Сехуна. — Не нуди, малыш. Я против тебя ничего не имею, просто ты… не в тему. Пошли.***
Задняя стена гаража частично обрушилась — прямо на какой-то древний, ещё бензиновый, автомобиль. На земле помимо следов Кая и идущего за ним Исина только мелкие четырёхпалые следы — всего в половину человеческой ладони, крысы, наверное. А их интересуют твари покрупнее. — Нахер мы взялись за заказ Альянса? — хрипло шипит Кибом. — Могли бы сейчас спокойно таскать пробки из старых щитков и менять их на какие-нибудь гроши… Исин на него шикает — чем меньше звуков, особенно жалоб на жизнь, тем лучше. Тем более… все знали, для чего они за это взялись. Да, в основном Отступники просто таскали всякий хлам и выменивали на деньги и еду, но некоторым крыльям давали… не задания, конечно — как будет Альянс официально якшаться с Отступниками? — скорее советы. Например, советовали проверить, зачистить, украсть, принести что-то особенное — а потом советовали заглянуть в какой-нибудь сундук или сказать на корте выдачи какую-нибудь фразу. Чаще всего фраза волшебным образом растапливала сердечко выдающего и он отваливал хорошенькую сумму — или тонкий рулончик талонов на что-то необходимое, к всеобщему удовольствию. Гнездо гулей должно быть где-то здесь. На это красноречиво указывали все следы, включая валяющиеся по округе подгнившие конечности и органы незадачливых путешественников (которые хер знает, что забыли за Стеной) или Отступников — не так уж это и важно. Вот только, собственно, следов гулей не было и в помине — а смесь пыли и песка, покрывающая почти все полы и поверхности в этой местности, прекрасно эти следы бы сохранили. Разве что только… Сехун поднимает глаза и видит именно то, что они искали. — Сверху! — гаркает Кай, и именно тогда тварь, ощерившись гнилыми зубами и выставив вперед когти, прыгает на Кибома.***
Первая встреча с Каем случается даже раньше, чем Сехун планирует — практически на пороге центра, в котором Отступников кооперируют (весьма лениво, надо сказать) и обменивают ценности из-за Стены на патроны, припасы и лёгкие наркотики, без которых не спать по несколько суток было почти невозможно. — Кто, мать вашу, об этом распорядился? — шипит парень с грязно-зелеными волосами, сжимая пальцы на лямке потрёпанного рюкзака почти до белизны. Сехун просто не спорит — весь удар принимает на себя Кибом, причём, судя по всему, не особо-то по этому поводу и волнуясь. — Понятия не имею. Но это ожидаемо. Мы и так год в таком составе танцевали, Белоснежка. Странно, что нам ещё раньше кого-то не подсунули. Увечное крыло ведь. — Ты же знаешь, что всем плевать на это, — фыркает Кай, неодобрительно разглядывая Сехуна. — Мы же не армия, чтобы за нами со слюнявчиками бегали и смотрели на количество рыл. — Теперь забегали, — равнодушно заявляет Кибом, поднимая руку и забираясь двумя пальцами под повязку на глазу. Кай отводит глаза — видимо, привычно — а Сехун смотрит на это со смесью интереса, брезгливости и ужаса. — Кибом, твою налево, это мерзко, — дежурно замечает Кай, даже не обращая внимания на то, что там делает Кибом, и разглядывая Сехуна. Сам Сехун нет-нет да поглядывает на Кибома, но ничего особенного не происходит — тот просто плавно водит кончиками пальцев где-то под повязкой. — Я виноват, что у меня шрам чешется? — усмехается Кибом, на что Кай только возводит глаза к потолку, отворачивается и быстрым шагом уходит в сторону центра снабжения — наверняка выменивать на что-то полезное то, что болтается у него в заплечной сумке. — Я ему не нравлюсь, — мрачно подытоживает Сехун, а Кибом только ухмыляется. — Не в этом дело. Говорю же, малыш: ты просто не в тему.***
Выстрел почти оглушает. Кибом реагирует быстро, стреляя сразу из двух пистолетов, и пинком отправляет агонизирующую тварь в полёт. Тёмная, почти чёрная кровь на одежде почти не видна, зато заливает половину его лица, и Сехун точно знает, что Кибом бы сейчас отборно матерился, если бы не боялся, что мерзкая маслянистая кровь твари попадёт на язык. — Цел? — бегло спрашивает Сехун, на что Кибом кивает и недовольно смотрит на Кая. — Чисто, говоришь? — мрачно переводит с молчаливо-кибомовского языка Исин, глядя на Кая с укоризной. — Было чисто, — почти невозмутимо произносит тот, откидывая всё такие же грязно-зеленые волосы со лба, — Он явно не отсюда. Гнездо неподалёку, но не здесь. Тварь у стены хрипло и мерзко визжит, когда Кибом в очередной деловито заносит ногу в тяжелом ботинке с хреново приделанными шипами на пятке. Сехун не смотрит — знает, что будет дальше. Кибом просто забьёт эту тварь, чтобы не шевелилась и точно не ударила в спину. Никакой жестокости — просто суровая необходимость, ведь ножом с первого раза хрен пробьёшь, за и за кисть цапнуть может, а патроны дороги, и всё такое — но от этого Сехуну всё равно не по себе. — Пойдём по часовой, чтобы точно ничего не упустить, — распоряжается Кай, крепче сжимая автомат, — разделяться не будем, не прогуливаемся. Сехун и Исин молча кивают, а Кибом слишком занят — пытается оттереть рукавом с лица гнилостную кровь. Сехуну кажется, конечно, что он больше размазывает, чем вытирает, но больше ничего не остается — не тратить же на это драгоценную чистую воду. Они идут четвёркой — впереди Кай, прислушивающийся к каждому шороху, за ним — Исин и Сехун, поглядывающие по сторонам и в любой момент готовые открыть огонь, последним — Кибом, который выглядит увлечённым исключительно своим лицом — но Сехун прекрасно знает, что это не так. За полгода в крыле он узнал этих троих лучше, пожалуй, чем свою семью. Справа из-за полуразрушенной стены слышится мерзкий протяжный визг. Сехун только краем глаза замечает какое-то движение, как всё заканчивается: короткая очередь из автомата — и здоровая, почти полуметровая крыса, коротко взбулькнув, захлебывается своей кровью. Кай же только коротко ругается, жалея, видимо, что потратил патроны и поднял шум, и просто идет дальше, даже не оглядываясь — верит, что с остальными всё хорошо и доверяет спину. Так же молча идёт к ближайшему зданию, бросает «стойте, проверю» и скрывается в тенях. Сехун в эти моменты, кажется, даже завидовал Каю. Он был похож на человека, которому нечего терять — ни за что особо не держался, ничего не боялся… Так не похож на того же Исина. Или на него, Сехуна. Даже, наверное, завидно. Впрочем, если вспомнить, из-за чего он пошёл в Отступники…***
— Я за Каем сюда пришел, — пожимает плечами Исин. — Он мой единственный друг всё-таки. А он — из-за брата. Вытаскивал его из… мест не столь приятных. Сехун вздергивает бровь. Он раньше слышал про брата Кая, конечно, но… — Я не знал, что Тэмин такой… сложный. — Мы не говорим об этом, — негромко произносит Исин, а Кай кивает. — У нас тут есть свой Тот-Кого-Нельзя-Называть. Он… Можно сказать, сделал его таким. — Тэмин сам таким сделался, — фыркает Кай, снова прижимая к губам бутылку пива — они только что вернулись из пункта выдачи и могли позволить себе и такую роскошь. Впрочем, кое-кто (не будем показывать пальцами на Кибома) предпочитал отсыпаться, а не целенаправленно накачиваться дерьмовым алкоголем. — Но ты не будешь спорить с тем, что это из-за него. — Не буду. Но винить его ещё и в этом… — Тэмина бросили? — попытал удачи Сехун, и Кай коротко хохотнул. — Вот уж точно. Бросили! — Тише, — серьёзно одёргивает Исин, — он всех нас бросил. Просто Тэмин… На нём это сказалось больше всего. — Тогда не очень понимаю, — хмурится Сехун. — А что тут понимать? — раздражается Кай. — Тэмин любил его. А потом, после этого всего, он как с цепи сорвался. Плакал так, что мне казалось, что он сдохнет, если остановится. Он облизывает губы. Исин только качает головой, но не перебивает, позволяя ему продолжить. — Он начал курить. Нюхать. Один раз чуть не разбился — угнал машину и, видимо, словил паническую атаку. Я даже не знаю, кому тогда было хуже. — Тэмину, — жёстко произносит Исин, — Тэмину было хуже. Смерть сводит с ума, знаешь ли. Даже если эта смерть — не твоя. Они оба замолчали, глядя на свои бутылки. — Так что… — несмело заговаривает было Сехун, но его перебивают. — В общем, так я потерял своего брата тоже, — хрипло говорит Кай и зло выкидывает бутылку куда-то в угол, после чего бессильно закрывает лицо руками. Ещё пару минут они молчат, даже не шевелятся — каждый думает о своём. Кай наверняка о брате, Сехун — о бедном юноше, который осмелился полюбить Тэмина, а Исин… Да кто знает. — Но почему Тэмин просто не сказал ему? — тихо спрашивает Сехун. — Этого всего могло бы и не быть, если бы он… — Потому что он трус, — жёстко отрезает Кай, не отнимая ладони от лица — будто боится, что его кто-нибудь увидит. Или что его увидят. — Потому что разрешение на любовь кому попало не выдают, — серьёзно заявляет Исин. — А Тэмин не из тех, кто пытался вырвать своё зубами. В отличие от… — Хватит, — прерывает его Кай. Больше они не говорили. Сехуна очень подмывало спросить, почему же Тэмин и этот парень не ушли в Отступники, но, впрочем, он и сам прекрасно всё понимал. Во-первых, вероятность потерять здесь конечности или жизнь неоправданно высока. Во-вторых — даже Отступникам не дают разрешение на любовь. А Кай… своим уходом он вытащил Тэмина оттуда, куда попадают такие проблемные, как он. И Сехуну оставалось только надеяться, что Тэмин хоть чему-то после этого научится.***
Местность Сехуну, если честно, не нравится. Слишком много мест для засады — даже безмозглые полусгнившие твари справятся с тем, чтобы свалиться на человека из узкого проулка. А уж если этих тварей целая кодла… — Нервничаешь, малыш? — усмехается Кибом, когда Исин сдвигается ближе к Каю, чтобы что-то сказать. — Разумно опасаюсь, — фыркает Сехун, и Кибом довольно кивает. — Правильно. Мерзкое место. Боюсь, что будет жарко. Они говорят шепотом, чтобы их не услышали ни свои, ни чужие. Вряд ли это поможет, конечно, но всё же. — Когда я в таких местах оказываюсь, я обещаю себе что-нибудь, — произносит Кибом, — помогает. Хорошо помогает. Держишься за будущее, будто ты уже там. Попробуй, если всё станет плохо. Сехун глубоко вдыхает и благодарно кивает. Пока непонятно, будет всё плохо или нет… Но если они отсюда выберутся целыми, он… признается. Попробует признаться, по крайней мере. Не как в прошлый раз.***
— Переживаешь из-за разрешения? — негромко спрашивает Сехун, когда приходит его очередь сменять Исина на дежурстве. Кибом и Кай спят, поэтому он наконец-то может пристать к Исину с вопросами. — Из-за разрешения? — приподнимает брови тот, и Сехун вздыхает. Ну конечно. Чтобы этот любитель взрывчатки и молчаливых страданий в чём-нибудь признался… — Я же вижу, Исин. Не слепой, — пожимает плечами Сехун, — и не Кай. Так почему?.. — Не поэтому, Сехуни, — мягко улыбается Исин. — Дело не в разрешении. Мне не нужно разрешение, чтобы любить. Просто… не всем это надо. Мне не нужно разрешение и взаимность, а ему просто не нужны мои чувства. — Здесь ему лучше, чем по ту сторону Стены, — всё с той же мягкой улыбкой произносит Исин, — Он активный. Боевой. Хочет сделать мир лучше… Или изменить хоть что-то. Всегда чешет туда, где опасно, и совсем не думает о себе. Сехун медлит пару секунд, прежде чем кивнуть. Он об этом не задумывался, конечно, но сейчас понимает, что Исин прав. Кай… Действительно такой. Правда, Сехуну с трудом верится, что кто-то в здравом уме и трезвой памяти может просто игнорировать такие светлые и пронзительные чувства, но… Если кто-то сможет, то, действительно, только Кай. — А я просто буду прикрывать его спину, — пожимает плечами Исин. — Для меня этого будет достаточно. И это странно, но Сехуну хочется кричать. Потому что понимает, что шансов у него на самом деле не так много. Потому что если Исин настолько предан тому, кто умышленно его не замечает — настолько предан, что жертвует собой, уйдя в Отступники и прикрывая его спину — то у него, Сехуна, нет ни единого шанса. Ни единого шанса на то, что Исин когда-нибудь посмотрит не на Кая, а на него.***
На гнездо они натыкаются через полчаса и один неполный круг. Первой об этом оповещает округу знакомая короткая очередь и злой визг, оповещающий о том, что Кай, как обычно, не промахнулся. Гулей в зале, который, видимо, раньше был какой-то шикарной приёмной или холлом — чем может быть здоровенный зал прямо у входа? — действительно до хрена. Дальше, у лестниц, разворочанная груда тряпья (Сехун очень надеется, что тряпья), пахнущая гнилью, кровью и отходами — видимо, то самое гнездо, ради которого они и здесь. Стрелять в такую толпу — милое дело. Сехун почти не целится, стреляя в практически бросающихся на него тварей с двух рук. Поначалу это ему даже нравится, но подходит меньше минуты, как из гнезда вылезает тварь побольше — с пеной у рта и грязными и обломанными шипами вдоль хребта — и тут же кидается к Сехуну, который тут же пробивает ей пузо в двух местах. Отвратительно воняет кровью и гнилью; тварь по инерции летит чуть дальше и врезается боком Сехуну в бедро. Больно! Сехун сдавленно ругается и на всякий случай стреляет твари в череп ещё раз — не время беречь пули. Ногу прошивает болью от паха до пятки, но Сехун терпит — больше ничего не остаётся. — Ты уверен, что это хорошая идея? — кричит Кибом, и это наверняка единственное цензурное, что он может сейчас выдать. Кай с ним, видимо, согласен — судя по короткой, но очень эмоциональной и ёмкой тираде. — Исин, дубль бомб в гнездо и назад! — кричит Кай, и его еле слышно из-за грохота выстрелов и визгов гулей — но Исин, разумеется, слышит. Бросок, пара секунд ожидания, грохот — слишком сильный грохот, чёрт побери, такого быть не должно! Вместе с большей частью гнезда разносится и пол под залом. По старым стенам бегут трещины, пол дрожит — как раз перед тем, как из дыры в полу на месте гнезда выскакивают сразу трое — и две из них, чёрт побери, шипастые… — Там ещё одно! — кричит Кибом, тут же недовольно вскрикивая. Вряд ли что-то серьезное — по крайней мере, будем на это надеяться… — Блять. Валим! — кричит Кай, не спеша подавать пример. Он лидер, и в таких ситуациях замыкающий — поэтому первым из зала вылетает Кибом, простреливая морду твари, которая решила подкрасться сзади, за ним к проёму подбегает прихрамывающий Сехун, а потом — пауза, неестественно долгая и неправильная… Настолько, что Сехун мнется у выхода, не решаясь бежать дальше. — Я прикрою, валите, ну! — зло кричит Кай, короткими очередями заставляя гулей держаться подальше. Помогало это мало — твари шипели и урчали, шарахались назад, но наступали. Парочка ползла даже по стенам, отчего буквально весь зал выглядел, как воспаленная гнилостная рана. Кай об этом, кажется, не думал — отстреливался до последнего… …и, кажется, и не думал бежать, будто не думая о том, что, пока он выигрывает время для своей команды, он теряет своё. Исин сдавленно ругается и, недолго думает, срывает с себя весь пояс, выдергивая чеки как минимум из двух гранат — и кидает их в середину комнаты, к развороченному гнезду. — ИСИН! — орёт Сехун вместе с Каем, но Кибом не даёт ему остановиться и рвануть обратно — грубо хватает за шкирку и с отборным матом тянет за собой, подальше от шаткого прохода. Последнее, что он видит — это Исин, который рывком утаскивает Кая за собой к двери, но не успевает — поэтому просто валит его на пол, буквально закрывая собой, и… И грохот, который закладывает уши. Грохот, пыль, дрожащая земля, визг заживо погребенных тварей и только груда камней на месте, где только что был живой и дышащий Исин.***
— Ну что, малыш, тебя можно поздравить? — хмыкает Кибом, когда подходит его очередь дежурить. До рассвета всего ничего, но Сехун очень хочет это всего ничего поспать, так что откладывает палку, которой он бездумно тыкал в костер, и отряхивает руки. — Было бы, с чем, — хмыкает Сехун, потягиваясь и отчаянно зевая. — Хотя бы с прозрением, — пожимает плечами Кибом, потирая единственный глаз и зевает вслед за Сехуном. — Надеюсь, хотя бы тебе здесь что-то светит. Сехун молчит. Сомневается, если честно. В конце концов, как он может состязаться с Каем? Да и… зачем? — А сам-то ты почему здесь? — невпопад и неожиданно сам для себя спрашивает Сехун, имея в виду совсем не пятачок дежурного около костра. Кибом усмехается, подбирая палку и разламывая её на несколько частей. — Меня зовут Ким Кибом, — неожиданно ровным голосом произносит тот. — И я тоже потерял брата. Чуть раньше, чем Кай. И прежде, чем Сехун успевает что-нибудь спросить, усмехается и кидает в огонь то, что осталось от несчастной палки. — Когда Тэмин его в последний раз отшил.***
Пальцы цепляются за камни. Сехун пытается расчистить завал голыми руками, но безуспешно — ногти кровоточат, правое запястье болит, и вместе с ними, кажется, кровоточит и болит что-то глубоко внутри Сехуна. — Бесполезно, малой, — качает головой Кибом — посеревший, осунувшийся и будто постаревший сразу на несколько лет. Его руки в ссадинах по локоть, ногти неровно обломаны — он пытался, видит бог, пытался, но он не настолько отчаянный, чтобы, подобно Сехуну, перелопатить голыми руками эти чёртовы руины. Они оба мертвы, Кибом знает это — и Сехун тоже знает, но Сехуну нужно во что-то верить, а Кибому, кажется, уже нет. — Мы тут сдохнем, если не уйдем в ближайшее время, — продолжает Кибом, — воды почти нет. Скоро стемнеет и сюда наползут те, кого взрывом не накрыло. Их мало, но на нас хватит. Пойдём. — Нет, — как во сне отвечает Сехун, оттягивая в сторону камень за камнем. — Иди, если хочешь. Я их не брошу. Их ведь не крупными камнями придавило, так ведь? Они почти добежали до выхода, Исин должен быть совсем рядом, нужно откопать Исина, он точно живой, Сехун знает, Исин ведь не может умереть, он справится, он совсем близко, вот сейчас… — Им уже всё равно, придурок, — резко произносит Кибом. — И их не спасёшь, и себя погубишь! Сехун молчит, откидывая в сторону небольшой булыжник и прерывисто выдыхая. — Пойдём! Кибом тянет его за шкирку, пытается как-то встряхнуть — и наверняка зарядил бы в морду, чтобы образумить, если бы Сехун не упал на колени, как подкошенный, и не вцепился в что-то, в чем Кибом с бесконечной усталостью опознал человеческую ладонь. — Боже, — хрипит Сехун, одной рукой сжимая холодные пальцы, протянутые в его сторону будто в молчаливой мольбе, а другой отчаянно отбрасывая пыль и камни в сторону. — Блять, — шипит Кибом и вытирает рукой лицо. Сехун откопал их тела, и теперь будет тяжелее… Всё. Тяжелее уйти, ведь одно дело — знать, что друзья умерли, а другое — оставить позади их искалеченные тела. Тяжелее спать по ночам после того, как увидишь, что стало с людьми, которые делили с тобой еду и ночлег всё это время. Тяжелее жить — потому что знаешь, что на их месте мог быть ты, и испытываешь облегчение и жгучий стыд… Кибом тянется за рюкзаком. Он ещё может просто взять его и уйти, оставить позади всё это безумие — которое началось ещё тогда, когда он решил уйти из Альянса — вслед за теми, чья жизнь тоже пошатнулась из-за одного чёртового непонимания… — Исин, пожалуйста, — шепчет Сехун сквозь слёзы и держит холодную руку, будто надеется, что его тепло как-то согреет обладателя этих пальцев. Сехун верит, что это Исин — такие тонкие и светлые пальцы именно у него, и то, что он хочет в это верить, совсем не при чём, это Исин, точно Исин… Кибом сдавленно матерится и опускается на колени рядом с Сехуном, оттягивая в сторону очередной камень. Да, прошло уже несколько часов, да, их завалило камнями, но он, чёрт возьми, не простит себя, если просто так уйдёт… Хотя бы не удостоверившись. — Пожалуйста, держись, — хрипит Сехун, не обращая внимания на Кибома, и, почти ничего не видя из-за слёз, пытается расчистить завал хоть как-то, главное — быстрее… …и чужие пальцы, слабо дрогнув, нерешительно сжимаются на его ладони в ответ.