Между бесконечными противоречиями

      Он всё же верил, что между всеми этими бесконечными противоречиями, которые происходят практически каждый день на его глазах, осталась та самая капелька нескончаемых и необычных чувств, от которых, как говорят, бабочки в животе появляются, а голова слегка кружится от радости и приятного волнения, что переполняет всё тело. Верил в то, что это действительно так, и всё, что вокруг него сейчас происходит, лишь страшный сон, ведь стоит ему только проснуться, открыть глаза, он снова окажется в кровати рядом с любимым человеком, слабо улыбнётся и слегка наклонившись, нежно поцелует в щёку с такой до жути щекотной щетиной на ней. Но, ни в это время, ни в этот день, ни в этот час.       Резко открывая глаза после очередного громкого раската грома за окном, юноша садится на кровати и спросонья, почти что в полной темноте, сразу пытается разобрать, где он. Но после яркой вспышки молнии всё-таки понял по очертаниям помещения, которые возникли перед ним буквально на секунду, что это всё ещё его комната, и облегченно выдохнул, пытаясь до сих пор прийти в себя, прикладывая руку к груди, опять же, машинально. Тяжело вздыхая, тот нервно вздрагивает, и его голубые глаза вдруг устремляются на пустующее место рядом с собой, а та же рука невольно отлипает от тяжело вздымающейся грудной клетки и проходится по ещё тёплой и чуть смятой простыне на кровати, где ещё совсем недавно лежал он.       В голове резко всплывают не очень хорошие воспоминания с тем самым человеком, который по идее сейчас должен был находиться рядом с шатеном, прямо на этой кровати, поэтому он слегка нервно отдёрнул руку от ткани, будто обжигаясь об те самые мысли, что так внезапно появились перед ним, складываясь в не особо приятную картину.       Этого же не повторится, так ведь? Всё теперь будет хорошо? По крайней мере, он действительно хотел верить в то, что всё будет хорошо, пытаясь не обращать внимания на реальность и закрывать глаза на поступки человека, который действительно ему дорог. Даже после всего, что случилось, до сих пор.       Фильченков снова кладёт голову на подушку, укутывается как можно сильнее в тёплое одеяло, которое теперь было полностью в его распоряжении, и закрывает глаза с надеждой, что он сможет быстро заснуть в этот раз. Без лишних часов накручивания себя и нервных передёргиваний всего тела, которые потом чуть ли не перерастают в паническую атаку.       И так почти каждый гребаный раз, когда он пытается просто провалиться в небытие, с надеждой покинуть этот бренный мир и не видеть ничего, кроме пустоты.       И всё бы ничего, если бы не снова эта странная и нарастающая тревога, которая из-за негативных мыслей и воспоминаний появилась так внезапно, что стала душить парня. Причём почти в прямом смысле этого слова. Шатен вновь резко поднимается с кровати, как только чувствует непонятную панику и эти фантомные руки у себя на шее, которые так сильно сжимают её и давят, чтобы опустить ещё ниже, ещё, в такую прозрачную, страшную на тот момент, и противную воду.       Картина не вылезала из головы даже после того, как он окончательно проснулся, сел на кровати и крепко вцепился пальцами в свои собственные волосы, сильно сжимая и оттягивая, пытаясь таким образом отвлечь себя хоть какой-то физической болью. И слава богу, в которого Рома давно перестал верить после того, как не получил ни единой помощи в его отношениях и исправлении человека, который ему дорог, он успокоился, и все мерзкие мысли вперемешку с прошлым отошли на задний план, а после вовсе исчезли. И наконец-то парень смог облегченно выдохнуть.       Спуская тонкие, что были все в синяках, ноги, он медленно встаёт с кровати, поначалу чуть ли не упав на пол, настолько неважно он себя чувствовал после всего этого эмоционального истощения. Приняв решение добраться до кухни и найти там хоть какое-то снотворное, на донельзя ватных ногах, юноша направился куда-то вглубь квартиры, которая уже давно успела стать ему чуждой, по пути стараясь опираться на все дверные косяки, тумбы и всякие вешалки, настолько сильно его шатало из стороны в сторону и в целом просто ужасно лихорадило.       И как только он добрался до нужной ему комнаты, то голубоглазый сразу ринулся к одному из многочисленных шкафчиков на кухне, резко открывая его дверцу и доставая небольшую коробочку, где лежали всякие лекарства.       Но он настолько неаккуратно это сделал, что невольно задел локтём чашку, которая стояла на столешнице подле него, в последствии чего она полетела быстро вниз, на пол, громко разбиваясь и заставляя неожиданно вздрогнуть и даже отшатнуться от того места, куда она упала.       — Чёрт, чёрт, чёрт, — тихо, словно в горячке, прошептал Рома, отставляя коробку с лекарствами на ту же столешницу и, наклоняясь, судорожно попытался собрать все крупные осколки кружки, ориентируясь только по внезапным вспышкам молнии, которые иногда появлялись. Это была одна из самых любимых его кружек, и голубоглазый даже боялся представить, насколько разозлится он, когда узнает, что именно сам шатен взял и разбил её.       Раня и пачкая собственные руки в крови, он совсем не задумывался насчёт себя, ведь мысли заняты были сейчас только им. И лицо шатена никак не переменилось даже в тот момент, когда он практически на автомате поднимал разбитое стекло с пола, настолько часто посуда билась в этом доме. Сложив всё в мусорку, он ещё раз провёл руками по полу, собирая все крошки, только после чего наконец-то вставая с колен, посмотрел при свете вспышек, насколько он изранил свои трясущиеся ладони.       И только он было повернулся, чтобы забрать свои лекарства и выпить нужные, как вдруг уткнулся прямо в чужую широкую грудь, после чего вдруг резко упёрся руками в неё, отталкивая неожиданного гостя, а сам отпрянул, закрылся руками и забился в угол комнаты, тяжело дыша и слегка судорожно всхлипывая, настолько Фильченков боялся его, любого действия, любого слова и даже просто немого взгляда.       И вдруг воцарилась гнетущая тишина, порой прерываемая всё тем же громом, что до сих пор бушевал за окном вместе с сильным ливнем и молниями. Никто из них не сказал не единого слова друг другу, лишь были слышны тихие чужие всхлипывания в углу кухни и тяжелое порывистое дыхание.       — Ром, — тихо протянул старший, оставляя коробку с медикаментами на столе, и, даже особо не обращая внимания на то, что шатен успел испачкать его в собственной же крови, медленно подошёл ко всему забившемуся в угол юноше и присел на корточки прямо напротив него.       Ничего не произошло. Младший до сих пор боялся даже просто посмотреть тому в глаза, ибо вдруг он получит очередное осуждение в ответ? Или опять услышит громкие крики, а потом тот ударит его, опять, причём сильно, несколько раз, а затем лишь скажет, насколько он жалок, и снова уйдёт.       — Ром, посмотри на меня, — сказал брюнет, пытаясь заглянуть в чужие глаза, которые так трепетно прятал от него Фильченков, боясь, что он полностью прочитает его через них. Но в ответ опять же ничего. Никакого действия в его сторону, ни единого слова, ни-че-го. Полное бездействие. Русоволосый действительно боялся сказать хоть слово, сделать любое действие в его сторону. Он хотел, но не мог. В глубине души он понимал, чем это чревато, чем это закончится, в конце концов.       И боже, как он сильно вздрогнул, когда чужие руки снова потянулись к нему, но на этот раз уже не с целью его ударить. Противореча самому себе, Джонни поднял бедного парнишку на руки, прижал к своей груди и понёс обратно в спальню, откуда тот и пришёл.       Он осторожно положил его на кровать, пару раз провёл по волосам рукой, а потом удалился на кухню, откуда принёс то, что хотел сам Рома.       — Я не хочу, — соврал младший, вдруг внезапно осмелившись произнести эту фразу. Сердце его болезненно дрогнуло, и он весь сжался, боясь, что опять сделал что-то неправильно, что ему вновь сейчас достанется.       Но чужие грубые и чуть сухие руки аккуратно дотронулись до его собственных, бережно протерли их салфеткой со спиртом. При этом в комнате до сих пор царила мертвая тишина, а сам голубоглазый покорно замер на месте, не смея двинуться. Казалось, что все сейчас остановилось в этом мире, и Рома даже смог услышать своё ускоренное сердцебиение. Он признался себе, что боится сделать неосторожное движение, боится громко дышать в присутствии черноволосого, который сейчас вот так вот своеобразно помогает ему. Совершив все нужные действия, брюнет откинул салфетку на тумбочку, а затем резко схватил голубоглазого за подбородок своими цепкими пальцами и потянул на себя, наконец заставив того посмотреть в свои глаза. Рома весь побледнел и задрожал, хотя до этого он и так совсем неважно себя чувствовал, а уж теперь, глядя в эти пугающие и тёмные, как ночь, глаза, в которых он видел лишь пустоту, он затрясся ещё сильнее. «Ну все, сейчас ударит» — мысль, как мимолетное дуновение ветерка, пронеслась в голове у него. Но ничего не произошло.       — Не ври мне, — сухо бросил в ответ Колбая через некоторое время, а затем убрал свою руку от лица голубоглазого, потянулся к тумбочке, где находились таблетки и стакан воды. Он передал все нужное Роме, и лишь после того, как шатен всё принял из его рук, осторожно встал с характерным кряхтением со своего места и медленно прошёл к выходу.       И только там, около двери в комнату, он слабо усмехнулся, и произнёс:       — И да, насчёт кружки, я не обижаюсь.       После этих слов темноволосый словно испарился из комнаты, и теперь уже ничего не напоминало о том, что он вообще здесь присутствовал, лишь только своеобразный запах, который шатен мог узнать из многих других, все ещё царил в воздухе. В течение долгих минут голубоглазый все ещё внимательно смотрел на дверной проем, не смея двинуться и моргнуть. Он вновь ощущал чужое резкое прикосновение к его лицу, такое грубое и болезненное, а затем шатен вспомнил то, как аккуратно чужие руки касались его собственных, когда протирали их салфеткой. В комнате больше никто не появился, в квартире опять воцарилась мертвая тишина, такая пугающая, хотя может даже и дарящая спокойствие. Он все ещё не мог точно расшифровать ее тайные посылы. Наконец Рома отвёл взгляд от пустого дверного проема и посмотрел на свои до сих пор дрожащие руки. И вот он опять один, опять ничего не понимает, опять.