Единая доля секунды

Бакуго впервые касается волос Тодороки на арене в день спортивного фестиваля. Будучи главными соперниками, борющимися за право подняться на пьедестал номером один, они заняты лишь тем, что стараются вбить соперника в цемент. Множество камер, тысячи безымянных зрителей. От Бакуго тогда требовалось лишь обезвредить, да ударить побольнее, ничего более. Рывок вперед, обманный маневр и внезапно мягкие двухцветные пряди, зажатые в его кулаке. Единая доля секунды. Именно на такое время опешил Кацуки, теряясь в странных мыслях и незнакомых чувствах. Мир будто бы остановился на секунду, позволяя наблюдать за мгновением чуть дольше. Волосы Тодороки были чертовски приятны на ощупь и пахли наверняка каким-нибудь яблочным или, может быть, лавандовым шампунем. Зарыться бы носом и узнать... Табун мурашек прошёлся по коже и Бакуго почувствовал прилив злости, такой же как и всегда, впрочем. Не мешкая более, он яростно сжал пряди в крючковатых пальцах и, перевернувшись в воздухе над двумордым, впечатал его в землю по приземлении. Со стороны смотрелось эффектно, красиво даже. Затем удар, блок, взрыв и лед. Половинчатый отказался использовать весь имеющийся потенциал и трепетное касание ладони Бакуго к его двуцветной голове тут же забылось. А потом вновь вспомнилось, стоило только увидеть половинчатого посреди ночи на кухне общежития. Тодороки тогда бесстрастно взглянул на него и, отвернувшись, снова продолжил выискивать что-то в шкафчике. Кацуки лишь фыркнул, но от чего-то не ушёл. Много воды утекло со спортивного фестиваля, но что-то внутри то и дело тянет и ноет от воспоминаний о коротком прикосновении. Пару раз Кацуки ловил себя на том, что долго рассматривал собственную ладонь, попеременно сжимая и разжимая ее, представляя нечто мягкое и удивительно шелковистое меж пальцев. Думать о чём-то другом стало проблематично. Как правило, он тут же одергивал самого себя, громко матерясь и уходя на пробежку даже посреди ночи, лишь бы избавиться от, мельтешивших перед глазами, красного и белого. А теперь, после очередной пробежки, Тодороки Шото чуть ли не самолично встречает его на кухне. Захотелось припечатать его лицом в столешницу. Что он почти и сделал, подойдя вплотную. — Ай, — безэмоционально протянул Тодороки, почувствовав холодные пальцы на затылке. — Что ты делаешь, Бакуго? А Бакуго молчал. Вместо того чтобы обеспечить половинчатой морде свидание с твёрдой поверхностью, он сильнее сжал чужие волосы, задержавшись при этом на секунду другую, и с силой оттолкнул от себя. Огрызнулся затем и ретировался в свою комнату, пока двумордый не заметил покрасневших ушей. Это было тупо, думал Кацуки, смотря на отражение Тодороки в окне. Это было очень и очень тупо. После случившегося, подходить к половинчатому стало неловко. Бакуго не знал даже, что способен испытывать что-то похожее на противную неловкость, которая заставляла прятать смущенный взгляд в окне, и вспотевшие ладони в карманах. Бакуго просто продолжал делать вид, что ничего тогда не произошло и вообще, о чем ты мямлишь, Тодороки? Не трогал тебя никто. Убедить Тодороки было просто, убедить самого себя – практически невозможно. И пока Бакуго упорно игнорировал внезапно вспыхнувшие чувства, желание потрогать разноцветные волосы никуда не исчезло. — Обменяемся телефончиками? — говорит подбежавшая к ним девушка во время тренировки на геройскую лицензию. Бакуго хочет взорвать ее телефончик прямо у нее на глазах, но вместо этого раздраженно поводит плечами и следит краем глаза за застывшим посреди коридора Тодороки. — А? — тот недоуменно моргает, но практически тут же тянется в карман за сотовым. — Давай. Теперь Бакуго хочет взорвать и его к чертям собачьим, потому что нехер обмениваться номерами с грудастыми блондинками прямо у него на глазах. Руки потеют даже больше обычного и если девка не прекратит хлопать ресницами рядом с двумордым, он точно взорвёт обоих, а потом еще и себя за то, что ему не пофиг. Бакуго вообще не думал, что способен разозлиться из-за обычных, ни в чем не повинных девчонок. Девчонок, мило щебечущих с Тодороки и диктующих ему номер своего телефона. — Этой женщины здесь раньше не было, — сквозь зубы цедит он, обращаясь к лысому из Шикецу. Не так уж и внезапно захотелось, чтобы тот забрал свою подружку подальше от двумордого. Скопившийся за день гнев волшебным образом перенаправляется на мясного из того же Шикецу, но из-за него же Кацуки не замечает заинтересованного взгляда из под разноцветной челки. А потом происходит так, что Тодороки использует левую половину, будучи в обычной гражданской одежде. Нападение парочки злодеев на ювелирный магазин недалеко от фастфуда, где расселся их геройский класс. Ничего особенного, если не считать сгоревшую рубашку на левой стороне половинчатого. Всего лишь куча тряпок, еле прикрывающих его пресс. Его каменный, черт побери пресс, на который все поголовно пялятся. На плечи Тодороки опускается черная джинсовка. Сначала он ничего не понимает, но стоит повернуть голову вправо и столкнуться с взглядом алых глаз все сразу становится ясно. — Прикройся, — бурчит Кацуки, безбожно краснея и стремительно отворачиваясь. Целую секунду Шото не знает, куда себя деть и как вообще реагировать, но на сердце ему почему-то делается тепло. Он сильнее кутается в джинсовку Бакуго и улыбается, вдыхая едва уловимый сладковатый запах. — Спасибо, — прилетает Кацуки в спину. Желтое солнце медленно заходит за горизонт. Один из последних лучей его прячется в пшеничных волосах, подсвечивая нежно и очень красиво, пока ветер ласкает кожу на щеках и приносит с собой аромат цветов. Обстановка в парке красива, Бакуго Кацуки напротив него - тоже. Тот, сложив одну руку в кармане, небрежно протягивает Тодороки букет сирени. Будто тетрадь передаёт, ей богу. Вокруг ни души, только они вдвоём, да чей-то пес, громко гавкающий вдалеке. — Если ты сейчас же не заберешь этот веник, то клянусь, он окажется на твоей чертовой могиле. — Спасибо? — Тодороки, отвлекшись на разглядывание красных щек, не сразу понимает чего от него хотят и немного тормозит. Вскоре букет оказывается у него в руках и он тут же спешит спрятать в нем залившееся краской лицо. Со стороны Бакуго слышится раздраженный вздох. — А теперь шевелись, фильм скоро начнётся. Шото вскидывает неверящий взгляд. Кацуки стоит сгорбившись и спрятав руки в карманах свободных брюк, да и в целом выглядит недовольным и смущенным одновременно. Слишком мило. — Это свидание? — Называй как хочешь, — отрезает он резко, краснея еще больше. Бурчание Бакуго тоже звучит слишком мило. По сердцу Тодороки разливается приятное тепло и губы сами по себе растягиваются в улыбке. Шото прячет взгляд в пурпурных лепестках и произносит так нежно-нежно: – Ты пинком вытащил меня из общежития, чтобы пригласить на свидание. Бакуго давится воздухом, а Тодороки коротко смеется, обнажая ряд ровных зубов. – Ну так ты идешь или мне и до кинотеатра тебя пинком довести? Шото мягко улыбается, пытаясь взять дернувшегося Бакуго за руку. У него даже получается переплести их пальцы, в то время как румянец быстро расползается по шее Кацуки. – Лучше вот так.