228 230

Сначала все было прекрасно: новые знакомства, прилив сил, яркие краски и эмоции и (самое главное!) безграничное вдохновение. Глеб мог писать сутками, отрываясь только для того, чтобы устроить себе перекус, а затем он снова нырял с головой в творчество. Но это происходило лишь на «чистую» голову. В противном случае он проводил свои будни немного иначе. В эти дни неизменно рядом был один человек — брат. Хоть у него все было по-другому, двадцать четыре часа в сутки Самойловы все же проводили вместе. У старшего уже давно прошла та стадия эйфории от происходящего, все чаще его кидало в депрессивные эпизоды, все чаще он становился отрешенным и чрезмерно холодным. От творчества остались лишь песни, написанные им в каком-то лохматом году и умение играть на музыкальных инструментах. На такое состояние повлияли две определённо сумасшедшие и разрушительные вещи: зависимость и безответная любовь. Вадим совершенно не помнил, как наступил в это дерьмо, но он точно знал, что ещё ни разу не пытался очистить от зловонной лепёшки свои кеды. Зато он прекрасно помнил, как специально наступил одним ботинком на ногу Глебу, что его заинтересовало и заставило на время мыслить позитивно. В тот день их группа отыграла какой-то важный концерт, перед которым братья не успели от суеты обмолвиться и парой слов. Слова были и не нужны: Глеб снова увидел нездоровый блеск в глаза старшего и после этого не собирался к нему подходить. Вадим подошёл сам уже в гримерке и, ухмыльнувшись, прижал младшего к себе за талию. — Я же просил тебя не крутить задницей передо мной на концертах, — мужчина тихо шмыгнул носом, а после облизнулся. — А я просил тебя не заниматься этой хуйней, — Глеб оттолкнул старшего, нахмурился сильнее, обиженно поджав губы, и продолжил собирать свои вещи в рюкзак. — Но ты опять вмазался. Ладно, хуй с тобой. Меня вот только трогать не надо. Веди себя как человек, а не как животное. — А ты из себя жертву не строй, — Вадим плюхнулся в кресло, а затем потёр впалую щеку. — Заябывает твой бубнеж. Дальше разговор вести не было смысла, поэтому Глеб, закрыв свой старый и местами протертый рюкзак, поспешил к выходу, не глядя при этом на старшего. Сейчас он был обдолбанным, а значит — не адекватным. Когда действие его любимого кокса закончится, тогда Глеб сам ему позвонит, спросит о самочувствии, предложит посильную помощь и даже возможно приедет. Ему конечно не было все равно на Вадима, это же самый близкий человек, однако обида говорила сама за себя. Глеб уже тянулся к ручке двери, как его остановил слегка сиплый голос Вадика. — Глеб, у тебя есть капли какие? С носа течёт, — источник шума посмотрел на младшего так невинно и мягко, что Глеб вздохнул и сразу же ответил: — Я не ношу с собой. У меня дома все лежит. Там аптека через дорогу, сгоняй по-быстрому. Вадим подпер голову рукой, посмотрев на брата, как на глупого ребёнка. — И куда же я с такими глазами пойду, Глебка? Мне бы до машины дойти без проблем, а ты — аптека. — Сейчас такси вызову значит, — молодой человек отпустил ручку двери, подошёл к столу с телефоном и позвонил на заученный номер. Вадим, снова шмыгнув, подхватил свой рюкзак и быстрым шагом покинул гримерку, затем — здание. Остановился он уже на крыльце, когда тонкими пальцами доставал сигарету из пачки и прикуривал её, слегка опалив свои волосы. Глеб вышел следом лишь через пару минут. К тому времени Вадим закурил вторую. — Тебе дать каких-нибудь таблеток от простуды? Не нравится мне твой насморк, — спросил младший и перевёл задумчивый взгляд на брата. Тот едва заметно пожал плечами. — Если не жалко, — мужчина улыбнулся. — Прикинь, я вчера ночью случайно на балкон соседа сигу уронил. Пришлось устроить ему дождь из ведра, чтобы не загорелось. Он утром нихуя не понимал, конечно, но его лицо стоило видеть. Вадим начал лепетать что-то дальше. Лепетал он и в такси, и в подъезде, и в квартире, и за столом, отпивая маленькими глотками горячий чай. Глеб уже не слушал: кивал изредка головой, тихо смеялся и соглашался, роясь между тем в аптечке. Выложив все нужное из неё, он подвинул упаковки с таблетками и несколько пузырьков к старшему, взглянув на него. Вадик все же заткнулся, шмыгнул носом, потянулся в карман и достал небольшой пакетик с белым веществом, убрал препараты в карман, а пакетик заныкал под черную ткань носков. — И это ты притащил ко мне домой. — Глеб понимал, что срываться на крик бессмысленно, однако сейчас ему очень хотелось разбить этому придурку морду, да так, чтобы ещё две недели он носил чёрные очки. — Спасибо, Глебушка, — Вадик отставил пустую кружку дальше и с азартом и тем же блеском глянул на Глеба. — А слабо попробовать? — Сдурел? Привыкание и ломки — перспектива так себе, — молодой человек усмехнулся, сел за стол и снова посмотрел на Вадима. Да, он хотел понять, что старшего привлекает в этой дряни, но страх был пока что сильнее. — Брось, — Вадик как обычно усмехнулся, дав понять, что он прошарен и знает больше, чем Глеб, что обычно успокаивало младшего. — Это чистый продукт. От него этого не будет. У меня же нет ничего, вот и у тебя не будет. Ты просто попробуй, а если не понравится, то больше я даже предлагать не буду. Что происходило в этой квартире дальше, говорить, наверное, не стоит, ибо это слишком очевидные вещи. Сначала неуверенность, потом восторг, потом возбуждение, а затем выход. Последнего Глеб не помнил. Знал только, что проснулся с болью в пояснице и Вадимом в своей кровати, ведь утро по традиции начинается не с кофе. И все же Глеб втянулся очень быстро, даже быстрее, чем Вадим. Втянулся и в зависимость, и в больные отношения, и в другую компанию, и в омут творчества. Вернее, он был втянут, хотя оба этого не понимали. Глеб не понимал, что уже давно заработал зависимость, а Вадим — что подарил эту зависимость Глебу. Вадим понял это позже, когда тело цвета старой тусклой простыни с синими губами и холодными конечностями без дыханья лежало у него на руках, пока тот пытался сделать хоть что-то, чтобы вернуть все обратно. Но об этом позже. Младшему казалось, что в приёме кокаина достаточно плюсов. Это тебе и творчество, что значило деньги, которые Самойловы очень любили, и чудесный мир, полный красок и необычных эмоций, и регулярный секс. Что ещё нужно? Да, в общем-то, ничего. Вскоре Глеб перебрался жить к Вадиму, прихватив с собой гитару и небольшую сумку с вещами. Вещей там было определённо мало, ведь таскать шмотки Вадика было куда прикольнее. Маму радовал тот факт, что её сыновья наконец-то стали счастливыми и жизнерадостными. Да, она была медиком и знала все симптомы зависимости, но братья были слишком осторожны, чтобы спалиться перед ней. В таком темпе и прошли пару лет: Глеб подсел, Вадим не слез, насморк не пропал, вес не набирался. Все, казалось бы, было отлично, но в какой-то момент что-то пошло не так. Тогда Вадим вмазался слишком сильно и не проследил за тем, сколько принял Глеб. Да, обычно Вадик все контролировал: младшему всегда доставалось мало, не каждый день и только с братом. Ибо все же волнение за Глеба было. И именно в тот день все пошло не по плану. Младшему тоже нужно было больше, ибо не торкало уже. Вот его и торкнуло. Торкнуло так, что тот потерял создание, а после впал в стадию клинической смерти. Вадим понял это не сразу, а лишь после того, как, поцеловав Глеба, отметил, что у того слишком холодные губы. Осознание пришло через пару секунд. — Черт, черт, черт, — в панике затвердил мужчина, расстегивая рубашку брата и прощупывая его пульс, который был, к слову, еле ощутимым и редким. Быстро приподнявшись и схватив домашний телефон, Вадим одной рукой набирал телефон Саши, а второй укладывал голову младшего на колени и поворачивал её на бок. — Глеб передознулся, вызывай скорую, приезжай сюда с деньгами, я не дам ему сдохнуть, — рычание смешалось с комом тревоги в голосе, получилось что-то злое и нечеткое. Вадим откинул телефон, слова прикладывая пальцы к артерии Глеба. Пульса не было. — Твою же мать.Дальше все действия были на автомате. Сначала массаж сердца, потом воздух, потом снова массаж. Вадим не понял, как приехал Саша, как бросился к нему в лужу рвоты, как пытался оказать помощь. Не помнил и того, как приехала скорая. Пришёл в себя он только на улице, когда тело грузили в машину. К нему тогда подошёл какой-то врач и что-то начал говорить. — Че? — Вадим поднял на него безжизненные глаза и затянулся. — Че тебе? — Я спрашиваю: кто поедет в больницу с ним? Нам документы нужны и вещи его. — Зачем? — Самойлов поступил взгляд на машине скорой. — Молодой человек, хватит время тянуть. Когда его в обычное отделение переведут, не будет же он в чем мать родила лежать. Собирайте необходимое и приезжайте в районку. В реанимацию Вас не пустят, можете просто вещи оставить. — Он жив? — Вадим резко вскочил и вцепился в плечи мужчины, уронив сигарету. — Только благодаря Вам. Кажется, в этот момент Самойлов заново родился. Заново родился и Глеб, изменив свое отношение ко всему, что его окружало. Когда старший забирал его из больницы, тот посмотрел ему в глаза и тихо попросил: — Вадь, давай слезем. Вадим мягко улыбнулся, погладил щеку младшего, убрал прядь его волос за ухо и так же тихо ответил: — Давай. И с этого дня все вернулось на свои места. Братья как могли поддерживали друг друга: каждую ломку вдвоём, не давая друг другу сорваться, вдвоём проводили время без наркотиков и той компании, оба старались поднять друг другу настроение, оба друг друга хвалили, вдвоём очистили квартиру от всей дряни, начали вместе писать песни. Теперь Саша был очень частым гостем у них. В случае чего, он помогал препаратами и приятным обществом. И все шло ровно и гладко, если бы не одно но. — Я соскучился, — Вадим забрался руками под футболку Глеба, прижал его к себе, поглаживая ребра. Его нос тем временем уткнулся в волосы младшего, вдыхая такой знакомый больничный запах. Это был день выписки Глеба, только уже вечер. Вадим, кстати, сразу почувствовал, что брат напрягся. — Что-то не так? — Как бы тебе сказать… — Глеб отстранился и посмотрел на Вадима слегка виновато. — Я не думаю, что стоит продолжать всё это. Ну, понимаешь, тогда мы неадекватными были, не понимали, что творили. Сейчас на чистую голову это кажется мне ошибкой. И на чистую голову я бы никогда не переспал с собственным братом. Да и с мужчиной вообще. Ты же хочешь нормальную жизнь? Тогда давай просто об этом забудем. Вадим, как и полагалось, встал в ступор. Все это время он считал что его чувства к брату взаимны, а теперь младший говорит, что это всего лишь ошибка. После ступора пришла острая боль, сжимаюшая сердце. И дело не в сексе вовсе, а в чувствах. Которых, к сожалению, у Глеба для Вадима не нашлось. — Всё нормально, Вадик? Ты какой-то бледный стал. Может, давление опять упало? — Глеб с волнением оглядел старшего. А Вадиму стало слишком противно. Противно, что это волнение лишь как за близкого родственника. — Всё нормально, я пойду лягу. Ты, кстати, спишь в гостиной. Тогда Глеб ничего не понял, да и не поймёт потом. В его голове это выглядело примерно так: трахались, когда хотелось, а тёлок рядом не было, а что такого, мы же братья. Поэтому для него жизнь продолжала идти своим чередом. И ломки постепенно ослабли. Как и ломки у Вадима. Но в силу вступила другая напасть — депрессия. Если Глебу это состояние было свойственным, то для Вадима — немного странным. И вскоре Вадим выпал из реальности, в то время как у Глеба начался роман с какой-то особой, которую он часто таскал в их общий дом. На это время старший всегда уходил из квартиры, чтобы не мешать и не чувствовать сильную боль, а сам шёл к Саше. В один из таких дней особа не пришла, а Глеб от скуки решил прибраться в доме, пока Вадима нет и его кислой мины тоже. Уборка проходила достаточно быстро. Глеб решил помыть полы ещё и за небольшим шкафом, поэтому его пришлось отодвинуть. Уже когда он хотел его задвигать обратно, в самом низу он увидел закладку. Нахмурившись и достав её, он понял что это был не кокс, а нечто другое. Хмыкнув, Глеб выбросил пакет в мусорку. Одно ему показалось странным: брат торкался только кокаином и ничем другим. Однако молодой человек решил забить на это и продолжил уборку. Уже утром Глеб застал на балконе Вадима. — Надо же, ты даже дошёл до балкона, а не закурил в комнате. Неужели тебе стало лучше? — он улыбнулся. — Намного, братец, — Вадик словно расцвел. Он усмехнулся и выкинул сигарету. — Я пошел, у меня дела, девушке привет. — Удачи. На самом деле Глеб был действительно рад, что у старшего наконец-то поднялось настроение и он встал с кровати и даже немного с ним поговорил. Только младшему было очень любопытно, какие там у Вадика дела в девять утра. Но скорее всего это было по работе, так что Глеб решил уточнить об этом вечером. Но разговора вечером не было, а тихая и привычная жизнь в одну минуту разрушилась. — Глеб, Глеб, Глеб, — залетевший в квартиру Вадим приятнул к себе брата и потащил за руку к входной двери. — Поехали на озеро, Глеб, там природа, птички-хуички, красота-хуета… — Вадик, какое озеро, десять вечера уже, птички-хуички спят и мы должны, — Глеб улыбнулся, спотыкаясь обо что-то в темноте. — Да твою же… — рука потянулась к выключателю, зажегся свет в коридоре. — Да нормально там, поехали уже, — нетерпеливо затараторил Вадим. — Откуда столько энергии, Вадик? Ты только недавно с кровати вставать начал и есть захотел, — Глеб посмотрел на брата и... — стоп. Белок глаз Вадима был налитым кровью, а сам зрачок стал почти полностью чёрным, вытесняя чёрным цветом такой красивый карий. Вадим сразу же опустил глаза и нахмурился, крепче сжимая запястье брата. Сейчас не было ничего, кроме эйфории, которую никто не мог прервать. — Это что блять такое? — в квартире эхом пронёсся громкий голос Глеба. — Я тебя спрашиваю: какого хуя ты вмазался? Идиот, какой же ты идиот. Младший вырвал свою руку из ладони Вадима и с ненавистью на него посмотрел. — Пошёл нахуй, наркоман ебаный, я из-за тебя чуть не сдох, но даже это на тебя не подействовало, — отчеканил Глеб, а после рванул в комнату собирать свои вещи, по пути обкладывая матами брата. Вадим сел на какую-то старую и обшарпанную табуретку в коридоре и звонко засмеялся. Он смеялся так громко и так ему было смешно, что вскоре из его глаз брызнули слезы, а белки полностью стали алыми. В это время Глеб стоял уже на пороге. — Я думал, ты тоже хочешь бросить, а ты на самом деле сторчаться хочешь. Мне незачем здесь больше жить, тебя я вытаскивать не собираюсь, у меня своя жизнь, а ты сдыхай здесь в одиночестве. Вадим поднял на него болезненный взгляд, откидывая голову на стену. — Ты мне нужен, Глебка, — сказал он, сглотнул и продолжил: — Ты мне нужен не как брат. Иначе я загнусь. — Пошёл ты к черту. Хлопнула входная дверь, за ней послышалось удаляющиеся шаги. Глеб не захочет ничего понимать, будет жить в страхе за жизнь старшего, прикрывая все обидой, Вадим… А с Вадимом все и так понятно.